Продолжение повести "Мафия" . Начало см. гл. 2. Кто я?
Мне было заметно, что женщина хочет выговориться, излить душу. По срокам событий я заметила, что моя соседка по купе гораздо меня старше, а выглядит куда моложе. Как кто-то изящно сказал «женщина вокруг сорока». И не утерпела спросить о секрете её молодости.
- Да какой там секрет? – снова смутилась она. Просто любовь ко всему сущему. Я такая всеядная, что всё-все и всех на свете люблю А во-вторых, вы тоже помолодеете, если будете делать такую маску для сухой кожи, какую делаю я уже много лет: 4 ст.л. крупы гречки, 2 ст.л. соли смолоть на кофемолке, добавить 4 ст.л. мёда, размешать, затем влить 4 ст.л. горячих сливок, ложку горячего постного масла. Размешать и тёплую накладывать на лицо и декольте 2-3 раза в неделю и- вам 17 лет! – снова улыбнулась симпатичными ямочками на щеках моя добрая попутчица.
На границе с Казахстаном мы часа два стояли в ожидании таможенников. К нам то и дело заглядывали немые продавцы картин, газет, бижутерии. То на тележках подвозили печенье, бананы, то забегали продавцы книг, то нам «почти даром» навязывали пуховые платки и хрусталь… Пирожки, рыба, горячая картошечка – в общем, было нескучно и сытно. От этого изобилия мы просто закрылись. А Дарья Петровна своим рассказом повела меня в свою юность - в пору любви…
- Теперь расскажу вам о любви и ненависти – с сияющими глазами начала она свои интересные воспоминания.- Замуж я вышла сразу же по получении диплома. Коля мой был стройный, красивый брюнет с лукавым взглядом карих глаз и шикарной волнистой шевелюрой. Тонкие черты лица, тонкие, длинные пальцы с ногтями – капельками розового рассвета. Он покорил меня своими талантами: был такой эрудит, просто ходячая энциклопедия- что ни спросят, он всё знает. А ещё Коля пел лучше Николая Гнатюка, танцевал как бог, а уж стихи до чего проникновенно читал! Особенно о любви. Все девчонки в общежитии мне просто обзавидовались! Столько соперниц заслушивалось его песнями под окном моей комнаты, мечтали о моём Коле, а он достался только мне! Правда, его друзья мне говорили о нём другое, чего я не знала: к нему, мол, замужние бабы ночами ходят, он за их счёт живёт; он нигде не работает, всем должен. Но ослеплённая Колиной красотой и песнями, моя душа не могла в эту чушь поверить.
Однажды при мне Коля подрался со своим другом Вовкой, который мне всё про Колины похождения докладывал. Вовка на голову выше Коли, а Коля снял свой ботинок, да и накостылял вруну. Мол, ты сам мою Даринку любишь, вот и наговариваешь, чтоб она меня бросила. Но у Вовки была своя зазноба, - моя соседка по комнате – неуклюжая, угловатая Нинка. Вовка, конечно, от такого напора и наглости сбежал, - парень честный, он не стал связываться с тем, кто на голову его выше по вранью и речивости, и на голову ниже по росту. Зато мой Коля гоголем ходил – такого верзилу победил на глазах любимой девушки и всех зевак – шутка ли?!. Его сразу многие зауважали. О девчонках в общежитии я уж и не говорю: они просто визжали от восторга.
В ЗАГС мы пошли 15 апреля. Пробуждалась весна. С крыш капали слёзки таявшего снега, тонко стекая по прозрачным сосулькам, словно бы оплакивая моё девичество.
Был будний день. ЗАГС заканчивал работу через 5 минут и нас не захотели регистрировать - "Приходите завтра",- сказали. Коля тут применил всё свое красноречие, чтобы убедить их нас расписать.
И только по прошествии времени я поняла - это был Знак с неба: подумай, Даринка, а надо ли тебе идти замуж за ЭТОГО человека?.. Ведь если в такой важный момент нашей жизни возникают некие препятствия, ЧП, это всегда неспроста! И надо понять правильно эти Знаки и поступить по-другому. Но мы были молодые, многого тогда не знали,- всякие там приметы, глупые обряды, Знаки, Бог были нам смешны и излишни. Любовь- вот что выше всего!
Мы обменялись дешёвенькими медными колечками, поцеловались. Никаких цветов, никаких свидетелей, как это принято сейчас. Даже никакой музыки - всё торопливо, без торжественности и напутствий. Обычный Советский бюрократизм, как у Фамусова в "Горе от ума" Грибоедова:
"У меня что дело, что ни дело,
Обычай мой такой:
Подписано, так с плеч долой!"
Коля настаивал сегодня же устроить первую брачную ночь, но я твёрдо сказала ему, что за свадебный стол сяду только девушкой! И уехала на электричке в свой барак, к своим многочисленным родителям. Через неделю они в складчину устроили нам скромную свадьбу. Гармонист-горбун Витя играл вяло, неохотно, т. к. давно имел на меня виды, а я вот взяла да "изменила ему"...
Накануне мои родители собрали для Коли денег на свадебный костюм. Коля через неделю приехал с "Москвичкой" - тёплым полупальто. Сказал, что попалось по дешёвке, и купил. Я, мол, парень хозяйственный. А зарплату задержали и костюм не купил. Вторично ему собрали денег на костюм. Привёз явно не по размеру. Пришлось укорачивать штанины, от чего костюм выглядел нелепо. Но что ж делать? И в таком жених был красив и обаятелен.
В отличии от нас, многие мои родители были верующими и просто заставили нас обвенчаться в церкви. Мы долго протестовали: какое ещё венчание? Мы же комсомольцы! Это позор! В наше время такие пережитки прошлого! Но верх взяли старшие: иначе свадьбы не будет! И мы подчинились...
Нам надарили всё необходимое: железную кровать и постель, тумбочку и старенький столик, 2 облезлых стула, покрывало и 2 подушки, посуду и плетёный половичок. Комнату в семейном общежитии уступил нам мой давний почитатель, влюблённый в меня ещё со студенчества, Артём.
На третий день нашего супружества к нам зачастили друзья Коли. Все загадочно ему подмигивали, вызывая в коридор. Коля возвращался хмурым и брал из тумбочки свадебные деньги: мол, просят друзья взаймы, как отказать? То у кого-то свадьба, то похороны... Взаймы попросили и Колин костюм на свадьбу...
Я всё это принимала за чистую монету, лишь потом выяснилось- Коля просто раздавал холостяцкие долги, в том числе и костюм - его брал у друга. В нём остались и наши свадебные медные колечки. Это тоже было знаком свыше. Одна из моих мам так и сказала
- Не к добру это, Дарёнка! Чую,не судьба тебе этот лощёный хлыщ...
- Пустобрёх! - определил и дядь Саша.-У нас в шахте таких "скрипачами" называют. Как проходчик Васька: мы уголек рубим, штрек гоним, подпорки в 70 кг на коленях таскаем, надрываемся, а он сидит и анекдоты нам травит...
Но деньги, что дважды собирали ему на костюм, тоже ушли кредиторам...
Через месяц от свадебных денег не осталось ни рубля, ещё и моя получка туда же ушла.
Да, я забыла вам сказать, что параллельно с учёбой в техникуме я заочно в университете искусств (на двух факультетах сразу) получила право вести кружки художественной самодеятельности, что как раз было специальностью и моего Коли. Мы вместе готовили концерты, ездили с ними по клубам, по полям и сёлам. Он – режиссёр, составлял программы, вёл конферанс, а я выступала в оригинальном жанре подражания. Мои подопечные выступали в сценках, с юмором, которые мы с мужем сами вдохновенно сочиняли. Коля задушевно пел песни сам и со своими парнями. У нас был успех и могли бы быть деньги. Если бы не послеконцертные застолья, когда все напивались, и от денег ничего не оставалось... Расстрату покрывала своей получкой, ибо его денег ни разу в руках не держала - тоже на застолья уходили...
Коля пьяный вёл себя дико: ревновал меня даже к телеграфному столбу, а придя домой избивал до полусмерти только за то, что я улыбалась своим кружковцам и зрителям… Но ведь не улыбаться зрителям нельзя, ты же сам артист, и ты всем улыбаешься своей ослепительной улыбкой. Я же не настолько глупа, чтобы видеть в этом флирт или измену. А с кружковцами мне работать и надо иметь с ними хороший контакт, чтоб они не разбежались. Нужно быть приветливой, внимательной к каждому. Кружки - мой хлеб.
Я очень обижалась на своего Колю, но он потом так искренне раскаивался и клялся в любви, был так ласков, что я всё прощала. У меня просто сердце заходилось от счастья, мурашки по спине бегали от его бережных прикосновений, от безумно ласковых слов, от того, что я его вижу. Коля был моей первой любовью. Никогда, никто меня не целовал, не обнимал, не садил на колени. Меня только одна учительница в школе иногда гладила по голове и хвалила. А Коля шептал такие сладкие слова, что я просто теряла голову.
Ещё мне не нравилось, что Коля считал меня дикаркой, отсталой и немодной за то, что не пью с ними вино и не курю. Но я терпеть не могла табак и отказывалась. Да Коля придумал гадкий аргумент: если я с ним не выкурю сигарету, значит, я его не люблю. Как ни отказывалась, а он просто требовал подтверждения любви на практике. Однажды терпение его лопнуло и он, пьяный, со всего маху разбил мне губы, заставив-таки тянуть противный табак. В страхе зуботычин, далее я уже не сопротивлялась.
- Вот теперь вижу, как ты меня любишь!- довольно резюмировал свой урок насилия муж. – Ты же видишь, что в зарубежных фильмах все дамы так красиво курят. Не отставай от моды, звёздочка моя! Будь современной, чтобы мне не было за тебя стыдно.
Он был рад, что покорил дикарку. Однако пить вино так и не приучил – от спиртного мне всегда было так плохо, что Коля перестал угощать. Зато сам пил с кружковцами ежедневно.
Конечно, за недостачу концертных денег отвечала я, кассир по совместительству, и от моих получек мне причиталось шиш да маленько. А Колину зарплату за три года я вообще ни разу не видела. Мне приходилось вести кружки в трёх клубах и в школе, а по выходным дням на овощной базе- разгружать машины и вагоны, чтобы приносить домой овощи и фрукты – дома ждал голодный муж и маленький сынок. За сыном бесплатно присматривала любезная хозяйка квартиры, что милостиво согласилась нас приютить за чисто символическую плату. Наше ложе было на полу, головы –под столом, а ноги упирались в стену под кроватью хозяйки.
Забыла сказать, что через 2 года после свадьбы муж увёз меня и сына на свою Родину в Украину. Мы долго скатались в поисках жилья и работы- без прописки на работу не принимали, а прописку найти в Европейском городе было весьма сложно. В поисках жилья и прописки мы до того истоптали обувь, что по брусчатым улицам ходили с видимостью сандалей, в самом деле, наши голые ступни лизали камни мостовых и асфальтов, от чего ночами ныли, саднили раны от потёртостей.
Нам приходилось ночевать в пыльным и грязных подвалах, даже на скамейке в парке, прикрывшись кое-какой одежонкой. Без денег было голодно. Мы с Колей потихоньку забирались в чужие сады и воровали кислые, незрелые яблоки, дёргали редиску и лук. Потом в темноте торопливо поедали эту немытую пищу...
Пришлось обращаться к своим родителям за помощью. Нам присылали денежные переводы, но Коля у меня их выцыганивал: куплю, мол, продукты. А сам пропивал всё до копейки, оправдываясь тем, что пришлось угощать в ресторане нужного человека, обещавшего ему хорошую работу.
- Не жалей, ягодка моя, всё вернётся, как стану работать!- и снова зацеловывал он все мои сомнения.
Я, глупая, верила во все эти сказки, и тянула семью на 2-3 работах, в то время, как муж был в вечном поиске хлебного места.
Чтобы выступать на сцене с концертами, нужно и одеваться соответственно. И я старалась одеть Колю как можно эффектнее. О себе думать было некогда. Но сам Коля не думал о семье: возвращался с поисков работы под утро пьяным, изводил меня ревностью, бил ни за что. Потом плакал, просил прощения, рвал на себе рубаху, клялся в любви и верности, заласкивал до такой степени, что я, молодая и по уши влюблённая, всё забывала и бесконечно прощала.
Со временем я узнала, что мой Коля пел то в церковном хоре, то в ресторанах, заработанное пропивал. Хозяйка квартиры, добрейшая тётя Шура, видела все эти перипетии и сочувствовала мне, откликаясь материнской заботой: бывало у нас не было ничего на столе, и она наливала мне тарелку супа. (Сынок в это время находился у дедушки и бабушки, Колиных родителях, в далёкой деревне). Но я без Коли есть этот суп не могла. Я ждала его до глубокой ночи и мы вместе хлебали хозяйкин супчик. Тётя Шура качала головою и корила моего Колю:
- Какое же сокровище тебе в жёны Бог послал! Цени, антихрист!
- Ценю, теть Шур, ценю! - белозубо улыбался мой красавец и целовал меня так, что у меня замирало сердце, а волна нежности захлёстывала все неприятности. Я счастливо смеялась и летала, как бабочка, с работы на работу, с работы - домой, в магазин, снова на работу. Дома -стирка, глажка Колиных вещей, один запах которых сводил меня с ума. Просто какое-то наваждение: я всё в нём любила!
Наконец, Коля нашёл работу- четверть ставки во Дворце бракосочетаний. Семнадцать с половиной рублей! Целое состояние, которое тетя Шура назвала насмешкой... В субботу и воскресенье от него только и требовалось поставить на проигрыватель марш Мендельсона при росписи молодожёнов. Работа не пыльная, с пятью выходными в неделю.
Тётя Шура в качестве оплаты за жильё попросила топливо для русской печки. Коля первую и вторую зарплату на это отдал. Третья ушла на запасы к зиме овощей.
- Коллектив Дворца едет в колхоз заготавливать овощи, собирай, жена, и меня.
А сам кладёт в чемодан единственный шикарный костюм, новые туфли, белое кашне с белоснежными рубашками, новый замечательный плащ - все те вещи, которые я купила ненаглядному, чтобы он выглядел прилично при поисках работы.
- А зачем это нужно при заготовке овощей? - усмехалась тетя Шура.
- Буду выступать на концертах и заработаю не только овощи, но с гастролей привезу своей рыбке ещё и кучу денег! А топливо обещали подвезти недельки через две. Вы уж тут без меня как-нибудь разгрузите, а я приеду и все сложу в сарай.
Такая хозяйственная хватка мужа мне понравилась. Я охотно напекла пирожков и пирогов, сварила яиц, купила ещё кучу всего, чтобы мой милый там не голодал.
С клятвами, слезами и поцелуями мы с Колей еле расстались у крыльца. Сердце болело от предстоящей разлуки. Я села у окна и горько заплакала. Подлила масла в огонь хозяйка:
- Ой, горемычная ты моя! И ты веришь этому брехуну? Это ж цыган, бесстыдно тебя обманывающий! Я ни одному его словечку не верю!- гневно причитала она. - Чует моё серденько - останемся мы к зиме и без топлива, и без картошки с капустой, и без морковки точно, что он наобещал. И уж, безусловно, без свёклы...- ехидненько усмехнулась старушка.
- Да что вы такое говорите, теть Шур?- горько возмутилась я.- Коля не такой! Вы его просто не знаете! Он меня любит, он не обманет! Он... - я просто захлебнулась слезами обиды за оскорбление любимого.
- Святая наивность! - покачала головою мудрая женщина. - За эти три года, что, кроме клятв в любви, ты от него получила? Глупые ревности? Зуботычины? Маты? И ни копейки денег в семью! Милая моя, разве это любовь?- Добрая тётя Шура села со мною рядышком, пригорнула меня к своей груди. - Сиротинушка ты моя, вот у тебя любовь! Любовь святая и бескорыстная, просто безграничная! Я всю жизнь прожила, всякое на веку видела, но такой святости не встречала! - и заплакала.
Своей мудростью и прозорливостью тетя Шура открывала мне глаза. Она убеждала меня:
- Такие пьяницы, лядащие и драчуны, как Коля, неисправимы! Они так и будут жить за чужой счёт, как альфонсы, пойми это, наконец! Пока он тебя всю не выжал, как лимон, пока не сделал тебя, голубушка, калекой, беги. Ты для него - кукла, наиграется и бросит за ненужностью, найдя другой объект для доения. Беги от него скорее, сердешная, беги!
И добила меня последним аргументом:- Ты думаешь, он в колхоз и на гастроли направился? А я думаю, он уже другую жертву подыскал...
Её подозрения и пророчества вскоре подтвердились.
Через неделю после отъезда Коли к нам прибежала, вся запыхавшись, работница Дворца бракосочетаний:
- Здрассьте! - выпалила она с порога.- Что с Николаем Семёнычем? Где он? У нас сегодня семнадцать пар, нужна музыка, а он не явился! Скажите, пусть немедленно идёт на работу!- тараторила возбуждённая женщина.
- Он же уехал с вашим коллективом в колхоз за овощами!- невозмутимо парировала я.
- Какой колхоз? Какие овощи? Вы с ума сошли? Мы никуда не ездили и не собирались! У нас семнадцать пар! Нам нужен Николай Семёныч!
И тут меня осенило:
- Ну, может, он к родителям в деревню уехал?
- Адрес мне, адрес деревни немедленно! Завтра восемнадцать пар! Мы без него захлёбываемся! У нас в штате нет ему замены, понимаете? Сегодня обойдемся, я буду звонить, искать его... Мы пропадаем! - С этими словами пышная женщина выскочила из дома.
И тогда я посмотрела на Колю и на себя как бы со стороны –и с ужасом сделала вывод: как же старушка права! Тётя Шура - большой психолог влюблённой женской души. Коля чувствовал влияние на меня хозяйки и звал сменить квартиру. И я всё вспомнила. Он заговаривал мне зубы сказками о поисках работы, строил грандиозные планы, клялся в любви, и ласкал, и зацеловывал до пальчиков на ногах. Но я уже воспринимала это всё холоднее и насторожённее. Особенно убивало меня его равнодушное отношение к сыну – он даже мог на него наорать, когда малыш болел и плакал, не давая папе ночью спать. Папе завтра надо хорошо выглядеть, чтобы найти достойную работу, а этот паршивец не даёт. Коля в ярости топал ногами и матерился. Мой материнский инстинкт брал верх, я яростно защищала свою болеющую крошку. Он зло кричал:
- Ты любишь только этого орущего щенка, а на меня тебе наплевать!
И мы ссорились, но все мои аргументы натыкались на его кулаки... Он не мог простить, что я делю любовь к нему с сыном. Такая вот дикая ревность эгоиста.
Когда через две недели отлучки Коля вернулся домой в чьих-то рваных ботинках, в чужой грязной одежде, без нового плаща и шляпы, и без дорогого концертного костюма, -эти вещи я с таким трудом заработала! Я взорвалась и впервые посмела высказать мужу всё. В том числе и намерение уехать. Последствия такой решительности оказались печальными: три месяца меня спасали врачи от верной гибели. Кровь из меня текла со всех отверстий, какие есть на теле. Мало того, что муж избил меня до полусмерти, он убил во мне 13 недельного ребёнка.
Это было последней каплей, переполнившей чашу моего безграничного терпения. После выписки из больницы он устроил мне такую позорную сцену унижения с ножом, с пьяным, явно нанятым милиционером, с угрозами и пр. низкими процедурами, как изъятие от меня справки, что «я с ним не сплю уже три месяца, и если рожу ещё ребёнка, то от алиментов отказываюсь»… И тут же умолял остаться, не бросать его, ведь он так меня любит. Он же без меня пропадёт!
- И ты, ты будешь виновата! Ты, бессердечная, безжалостная! Ты, не любящая меня!– кричал он в бешенстве, бегая вокруг меня с ножом. Но я была непоколебима. Тогда Коля снова свирепел, угрожал отобрать сына, другими карами... А через минуту он уже бухался на колени, рыдал в моих ногах и умолял простить дурака… Это была игра, достойного великого артиста, но я уже ему не верила - он выбил из меня всё. Но продолжал добивать насилием.
Он не давал мне есть и пить три дня. Под ножом водил на улицу в туалет, угрожая зарезать и меня, и себя, если я надумаю убежать, если я не соглашусь с ним жить и далее. И всё это под ножом, представляете? А нож огромный и острый, - это был резак для забоя крупного скота. Стращно так вот, ни за что пасть от руки этого маньяка, как я его тогда назвала.
Я была на грани. Слабая после больницы от перенесённых ран и операций, плюс за эти дни заморенная голодом и психологическим давлением, решила бежать, спасаться от этого дикого деспота и явно ненормального типа. Я решительно кинулась в сени. Лихорадочно искала в темноте щеколду, шаря по двери трясущимися руками. Тиран вылетел вслед и со всего размаха воткнул резак в дверь, думая, что попал в меня. Резак попал в щель меж досок и попал в руку возвратившейся хозяйки, что в тот момент открывала дверь. Она дико вскрикнула от боли и яростно влетела в сени.
-Этто еще что такое? - закричала раненая женщина. Кровь из пропоротой насквозь руки так и хлестала на её платье.- Ах, ты сволочь! Я тебя в тюрьме сгною, цыган проклятый! Вон из моего дома!
Мы не на шутку испугались. Особенно Коля. Он весь дрожал. Но нашёл в себе силы пасть на колени перед хозяйкой, умоляя простить его.
- Тетушка Шурочка, простите меня, ради Бога! Я нечаянно... я не знаю, как это вышло. Это Даринка виноватая. Она меня довела. Тётушка Шурочка, вы представляете, она решила меня бросить! Я же её безумно люблю! Я без неё дышать не могу! Я пропаду без моей касаточки! - заливаясь правдашними слезами, лепетал он. - Простите, тётушка Шурочка! Простите ради моей больной мамочки! Я сам уйду, не заявляйте в милицию! Мамочка этого не переживёт! Я нечаянно от отчаяния... Не убивайте мою больную мамулечку!- ползал он на коленях вокруг хазяйки, хватая её за ноги и целуя подол платья.- Не губите мою молодость!
Тётя Шура была на голову выше Коли, большая и дородная русская женщина. Она брезгливо отшвырнула его от себя с такой силой, что покаянник отлетел к стене с полками, давно мечтавшими о более устойчивом креплении. И на него посыпались вёдра и тазы, мука и банки с заготовками. Часть разбилась друг о друга на лету и облила его рассолами и салатами, щедро присыпая мукою.
Этот шум я услышала из комнаты, куда побежала искать бинт и йод для помощи невинно пострадавшей тётушки.
Зажав рану рукою, побелевшая раненая женщина отчаянно и зло кричала на квартиранта:
- Вон! Вон из моего дома немедленно! Сейчас же выметайся, подлец и убивец! И чтоб я тебя за километр у моего дома не видела, иначе плевать мне на твою мать, вырастившую такого непутёвого отщепенца и подонка! Посажу пиявку!- уже заверещала гневная женщина.
- Я уйду, уйду, тётечка Шурочка! - лепетал Коля.- Спасибо вам! Век не забуду вашу доброту! Я за вас всю жизнь молиться буду! Вы добрее всех на свете! Вы...
- Вон, подлец, пшёл вон, я сказала! Вооон!- топнула ногою хозяйка.- Мне твои молитвы не нужны! Молись вот этой святой душе, что тебя, гниду, почти четыре года терпела! - Она кивнула на меня, бинтовавшую ей руку. - Вот только ради неё я прощаю! Но засвидетельствую!- вдруг пригрозила она.- Если надумаешь возвернуться, я тебя посажу, клоп вонючий! - Рассвирепевшая женщина смачно плюнула мужчине в лицо. Он покорно стёр плевок и поплёлся вон из дома. Понурый, весь грязный от салатов, что прилипли к нему всему, присыпанный мукою, он продолжал лепетать что-то о Боге, о людской доброте и всепрощении.
- Правильно, тетёчка Шурочка, так мне, сволочу, и надо!.. Спасибо, тётечка...
А тетечка еще долго кричала ему вслед:
- Чтоб духу твоего здесь не было, псих ненормальный! - сыпала и сыпала она разные оскорбления. - Больше не позволю над сиротою измываться, зародыш ты недоразвитый, запомни, тиран проклятый! Посажу, так и знай, чёрт рогатый!
Прошло несколько минут. Мы бурно обсуждали инцидент, когда тихо открылась дверь и Коля, крадучись, хотел прошмыгнуть к умывальнику.
_Ах, ты падаль! Ты опять здесь? Ну держись!
- Я только бритву во..воо...
Фразу он закончить не успел. Тетя Шура со всего размаху огрела его тяжёлым медным половником. Да Прямо в нос... Кровь так и брызнула вокруг и Коля шмякнулся на пол без чувств. Но вы еще не видели такой разъярённой женщины! Она с досадой пнула его в бок. Коля не шевелился. Тогда мстительница схватила его за ногу и выволокла за порог, как нашкодившего котёнка. Одной рукой! И в сердцах захлопнула за ним дверь сенцев.
Последнее, что я помню, это истекающего кровью Колю и злые слова хозяйки квартиры:
- Не сдохнет! Такие упыри не сдыхают!
Очнулась в палате, вокруг меня белые халаты. Руки мои схвачены медиками и в них шприцами вливают спасительные лекарства...
Там-то и было мне время всё проанализировать.
Как же этот артист низок и гадок! Боже мой! И это ничтожество я могла так самоотверженно любить?! Мне захотелось немедленно прыгнуть в речку, чтобы смыть с себя все его прикосновения и ласки, снять с ушей всю его "лапшу", вымыть свои руки, которые не только его бережно ласкали, но и три года на него работали. Но он сам прочистил мои мозги, уши и глаза. В тот миг я его просто возненавидела и уехала без колебаний! Уехала в тот шахтёрский посёлок, где начиналось моё счастье, что вдруг так внезапно рухнуло. Уехала туда, куда еду и сейчас. Уехала оттуда, где это счастье так печально, но кончилось, освободив меня от паразита, от пиявки, присосавшейся к душе. Он её опустошил. Призывы и мольбы на вокзале простить его в «последний раз и вернуться» я уже не слушала.
Но это ещё не все, милая. На автобусе мы отъехали км восемьдесят, когда нас перегнало такси. Отчаянно сигналя, таксист заехал вперед и остановился поперёк дороги. Пассажиры перепугались и от резкого торможения набили себе шишек. Водители встретились и стали выяснять отношения, и тут я всё поняла: из такси вышел мой ненаглядный Коля... Сердце моё заколотилось: что ещё придумал этот мерзавец? Какую месть?
- Простите, что вынуждены прибегнуть к экстремальной мере, - учтиво извинился Коля. - Но в вашем автобусе едет аферистка и воровка. Я её проводил на автобус, а пришёл домой и увидел голые стены и пустой шифоньер. Она обворовала меня.
- Ну, раз такое дело... -пробормотал наш водитель и повёл мужчин в салон.
Но я, услышав Колино враньё, тоже рассвирепела. Мигом оценила ситуацию и тут же достала из чемодана все медицинские свидетельства о зверском избиении. Показала вещи из чемодана, вывалив их прямо на пол для пущего ознакомления - там были лишь скудные мои наряды и детская одежда, которую я купила сыну, за которым сейчас еду в деревню. Ни одной мужской тряпки у меня не нашли.
- Да по нему тюрьма плачет!- зароптали пассажиры.
- Ты сам аферист!- посыпались на Колю обвинения.
- Сволочь, избил женщину еще и преследует!..
Рассерженная толпа чуть было не поколотила Колю. Лицо его было опухшим, с синяком во всё лицо. Одет он был тоже скверно. Его уже никто не слушал. Гвалт толпы прервал водитель:
- Всё ясно! Ты, мужик, давай, мотай отсюда, пока тебе не показали Кузькину мать. Пассажиры, успокоились! Все по местам! Поехали!
И вытолкнув незваных гостей, сел на своё место. Закрыв дверь салона, тут же набрал скорость. Мы с любопытством смотрели в окна. Мелькнула последняя картинка неудавшейся эпопеи отомстить мне или попытаться вернуть хотя бы таким путём: таксист, яростно жестикулируя, видно, что в досаде к безденежному пассажиру, быстро сел в машину и удалился. Понурый Коля остался стоять на дороге...
А я всю дорогу размышляла о человеческой подлости, и до какой степени нужно опуститься, чтобы пойти на такой постыдный шаг...
Я смеялась с себя: как же он так ловко меня дурачил почти четыре года! Где же были мои глаза и рассудок? Как же я не разглядела в нём обыкновенного тирана, шизофреника и альфонса? В тот момент, и еще много лет потом, я презирала себя за эту самую большую глупость в своей жизни. Мне было бесконечно стыдно и за свою близорукость.
Но к ещё большему своему стыду, я продолжала о нём страдать, скучала без его нежности, без его ласковых слов. Я встречалась с ним только во сне и всегда плакала. Оказывается можно, любя, ненавидеть… Кто бы только понял это моё смешанное чувство...
Радовал только мой ненаглядный сынок, моё любимейшее сокровище. Тогда я поклялась перед ним и Богом: сделаю всё, чтобы мой сынок вырос достойным человеком. И я свою клятву сдержала.
Продолжение см. гл. 4. Какая она, любовь?
http://www.proza.ru/2010/12/20/1720