-Ну , здравствуй, страна!- громкий дикторский голос Михаила Яковлевича Плетнева, преподавателя физики, слышен даже в коридоре. Страна-это двадцать шмыгающих носами мальчишек, доставшихся ему в нагрузку в качестве кураторства.
Куратор-это даже не мама с папой. Это все родственники и милиция в одном лице. Помимо многочисленных планов, отчетов о проделанной работе, куратор должен знать : где скрывается его курируемый, с кем, в какую минуту он замышляет очередную пакость. А на выдумку его мальчишки сильны- кого-то избили, где-то украли, кто-то уже получил условное наказание, а кого только –только поставили на учет… Покой куратору даже не снится…
-Та-а-к,- усталым голосом протягивает Михаил Яковлевич,- Снова Мухина нет. А Чурилов где ?
-Так вчера же было воскресенье!- вся группа понимающе ржет.- Устал, наверное!
Чурилову уже двадцать , но из-за физического недостатка, в армии не служил, на работу никто не брал, девчонки не любили. Вот он и пристрастился пить. Причем, по черному. Куратору приходилось его отлавливать в каком-нибудь подвале, Приведет в училище, заведет в класс, даст ручку и тетрадку:
-Учись, Вася!
-Угу,- раздается в ответ. Через мгновение Вася уже спит на парте, подложив под голову так и не раскрытую тетрадку.
-С сегодняшнего дня экономим электричество,- продолжая перекличку, говорит учитель, едва взглянув на Лешку Пташкина.- Фонарь отменный, светить будет долго… Все покатились со смеху, глядя на перекошенную Лешкину физиономию, украшенную лилово-синим кровоподтеком. И поделом. Вредный пацан, задиристый. К тому же матершинник. Кого хочешь выведет из себя. Даже сейчас, хоть и битый, а все равно кулаком из-под парты машет: покажу я еще вам всем!
-А ты, Костя. Где два дня пропадал?- невысокого роста парнишка улыбается, на щеках появляются ямочки, что соврать- не успел придумать, мычит под нос что-то нечленораздельное .
- Не слышу, включи звук громче…
И так каждый день. Михаилу Яковлевичу уже за шестьдесят, за это время он научился, как говорит сам, видеть сквозь землю на полметра. А уж все отговорки и выдумки парней были ему ясны как божий день. Свои дети, а у него было две дочки, уже выросли, обзавелись семьями. С женой разошелся. Жил со старенькой матерью. Поэтому этих мальчишек, данных ему в кураторство, он жалел, по-своему любил. Бывало, захочет кто-нибудь сфилонить, повалять дурака на уроке, сославшись на то, что тетрадь забыл дома или ручку, но учителя не проведешь- в ящике стола у него всегда лежит кипа новеньких тетрадок, десятки ручек.
-На, дорогой, все для тебя , только работай,,, Сконфузившись, парнишка начинает писать…
Каждый день после занятий он садится в свою старенькую «тачку» и кругами колесит по городу и окрестным деревням в поисках своих непутевых воспитанников. Иногда вместе с ним на поиски отправляется милиция или работники инспекции по делам несовершеннолетних. Сегодня к нему подключилась молоденькая инспекторша. Худенькая, в коротком форменном пальто, в сапожках на высоких каблуках, прижав к груди папку с документами, она сосредоточенно всматривается большими серыми глазами в мелькающие за окном милицейского уазика улицы. «Партизанскими тропами», буквально крадучись, пробираются они к полуразвалившемуся дому на самой окраине города. Здесь, по словам, милиционеров, находится, известный на всю округу, бомжатник. «Комарик на воздушном шарике», как окрестил про себя Михаил Яковлевич свою юную спутницу, решительно направляется к дому. Он едва поспевает за ней.
-Вы хоть за ручки не беритесь,- повернувшись к Плетневу, говорит она.- подцепите заразу какую-нибудь.
Рукой в кожаной перчатке она тянет на себя разбитую дверь, когда-то обитую ватным одеялом. Сейчас от него остались грязные лохмотья , прихваченные кое-где гвоздями. В лицо ударил запах сырой гнили, тошнотворный сладковатый запах давно немытых тел.
-Эй, есть тут кто?- громко спрашивает Плетнев, опасливо переступая высокий порог. Он вглядывается в смрадную темноту, и замечает, наконец, вдоль стен не то лавки, не то кровати, покрытые горой тряпья. Молодая инспекторша без опаски, видимо, дело привычное, подходит к одной из них. Только протянула руку, как гора зашевелилась и из-под нее, потряхивая большими ушами, вылезла собака. Деловито встав на все четыре лапы, она затрясла впалыми боками.
-Блохи,- брезгливо определила девушка.
-Че нада?- неожиданно из угла раздался хриплый голос. Михаил Яковлевич подошел поближе.
- Мальчишка , Мухин Сережка, здесь не появлялся? В ответ тишина.
-Мелкий такой. У нас в училище учится… Кровать заскрипела, лежащее на ней тело повернулось вполоборота, бросило недобрый взгляд на непрошенных гостей, закашлялось. Плетнев с девушкой терпеливо ждали, когда перестанет булькать, хрипеть, сипеть и харкать это странное подобие человека, в котором трудно было определить с первого взгляда пол и возраст.
-А те зачем?- наконец прохрипело лицо, заросшее черной щетиной .
-Пацан неделю не появлялся на занятиях. Может, опять влип куда?
-Та че ему сделается…К деду он побежал…
Гости недоуменно переглянулись и почти в один голос вскрикнули:
- К какому деду? Он- сирота!
Бомж бросил свирепый взгляд на Плетнева:
-Да пошли вы…Сирота!…Дед у него есть, в Коноплянке…
Отвернулся, нырнул с головой в нагретое собственным дыханьем тряпье и затих.
Трясясь всю дорогу на ухабах до самой деревни, Михаил Яковлевич никак не мог отделаться от тяжелого гнетущего чувства, сдавившего его сердце, он снова переживал минуты, проведенные в грязном подвале полуразвалившегося дома.
Говорят же, если не везет, то не везет во всем. В круговорот невезения Сережку затянуло сразу же, как только он появился на свет. Когда его в первый раз принесли на кормление, хорошенького, в новой пеленке, разрисованной синими сливами в цвет его глазок, Наташа- его несовершеннолетняя мать, спрятала руки под одеяло, равнодушно скользнула взглядом по медсестре, державшей ее сына, закрыла глаза и отвернулась к стене.. Махнула рукой, чтобы ребенка унесли. История ее любви к руководителю секции фехтования в их школе закончилась…
В доме малютки Сережа прожил два года. Нянечки любили его. Это был настоящий ангел -,доверчивые в пол-лица васильковые глаза, голова- в золотых колечках кудрей. Добрый ласковый мальчик с ямочками на щечках.
Каким образом Галке- парикмахерше удалось убедить всех в отделе опеки, но мальчишку усыновила именно она - женщина пьющая, курящая, любвеобильная. Детей только не было. Сережке снова не повезло с матерью. Несколько месяцев, действительно, Галка души не чаяла в своем сынишке. Перестала пить, посветлела лицом, принарядилась, вечерами гордо катила коляску по городскому парку, с тихой улыбкой отвечала на поздравления знакомых. А потом вернулся из мест заключения один из ее бывших сожителей. Подумав, что до нормального семейного счастья осталось совсем немного- найти сыну отца, она решила сочетаться законным браком.
И пошла-поехала пьяная круговерть. Галке с новоявленным мужем было не до Сережи- они отмечали медовый месяц .Мальчишка ползал по грязному полу, собирал бычки и набивал ими полный рот. Хотел есть…
Михаил Яковлевич вспомнил свое первое знакомство с Мухиным.
Он тогда впервые делал перекличку в группе, спрашивал , кто где живет, где работают родители, записывал номера телефонов.
Дошла очередь до Мухина.
-А твои родители ,Сережа?- спросил куратор.
-Нету. Папка сидит. Он мамку топором убил,- с готовностью привычной скороговоркой ответил мальчишка. В классе наступила тишина.
-Когда пьяный- как зверь был. Все разбивал, . Меня головой об стенку бил, а мамку, вот, топором…Я сам видел… - он повернулся к притихшим мальчишкам и лихо подмигнул..
Никто даже не хмыкнул,- отметил про себя Михаил Яковлевич.- А вот проблем с этим героем, пожалуй, будет немало…
Опасения его оправдались в день получения первой стипендии. За ним прибежала раскрасневшаяся, худая, как спица, воспитательница общежития:
-Идите! Ваш беспризорник! Что творит, паршивец!- запыхавшись , она не могла связно говорить.
-Разберемся,- спокойно сказал Михаил Яковлевич и, захватив куртку, вышел из кабинета. Картина, представшая перед ним в общежитии, очень напоминала какой-то давно виденный фильм. С одной стороны коридора- перепуганные воспитатели, с другой- группа подвыпивших ребят (как –никак первую стипендию получили, обмыть надо было) с наглыми ухмылками и циничными выкриками. Перед толпой- Сережка Мухин- на полусогнутых ногах, пальцы врастопырку. Лицо потное, красное, челочка слиплась на мокром лбу.
-А ты думала, старая вешалка, -тягучая струя слюны летит на только что вымытый пол,- будешь здесь права качать? Старенькая уборщица тетя Катя испуганно трясет головой.
-Да ты знаешь, кто я такой?- Сережка с победным видом оглядывается на своих корешей, учитесь, мол, как надо разговаривать…
-Знаю, знаю! Сопля ты еще зеленая, вот ты кто!- раздался вдруг громкий дикторский голос куратора. Сережка от неожиданности присел. Михаил Яковлевич подошел к Мухину, схватил за шиворот, встряхнул хорошенько, да так, что у того лязгнули зубы, и потащил наверх в комнату. Там прямо от порога швырнул на кровать.
-Врезать бы тебе сейчас, - в сердцах произнес куратор ,- чтоб на задницу дня три сесть не смог, чтоб… Тут он осекся.
Сережка лежал на кровати маленький, жалкий, поджав под себя ноги, спрятав руки в коленках. Он смотрел на разъяренного преподавателя и дрожал мелкой дрожью. В глазах метался дикий животный страх. Николай Яковлевич смешался.
-Ладно, завтра поговорим,- сказал он, укрывая одеялом мальчишку до самого подбородка.- А сейчас - спи. Договорились?- Сережка закивал головой. В дверях Плетнев оглянулся- вслед ему смотрели блестевшие от слез глаза.
С того дня какая-то невидимая ниточка протянулась между куратором и его воспитанником. Михаил Яковлевич никаким образом не выделял его из общего коллектива, так же, как и всем, читал мораль, если тот получал двойку или бастовал вместе со всеми, не желая идти в котельную разгружать уголь, что бывало довольно часто. Сергей же старался крутиться возле куратора, задерживался после занятий в кабинете физики, получив ключи от машины, с готовностью, улыбаясь во весь рот, бежал разогревать двигатель. Как от ненужной шелухи, мальчишка постепенно избавлялся от хамства, напускной грубости.
Но бывали дни, когда, по каким-то неведомым законам природы, Мухиным овладевало беспокойство, его тянуло на приключения, он срывался и исчезал на несколько дней.
Вот почему Михаил Яковлевич сразу направился в тот заброшенный дом на окраине города. Он однажды уже вытаскивал оттуда Сережку. А дело было так. Заместитель директора по воспитательной работе Тамара Ивановна, в рыжем парике и с громким смехом, однажды на уроке просунула кудрявую голову в дверь и как всегда, весело , сказала:
-Сиротки есть?
Михаил Яковлевич указал на Мухина.
-Пойдем, тебе, как сироте, дополнительный завтрак положен. Сережка уже встал, готовый идти в столовую.- Сегодня у вас блинчики со сметаной,- улыбаясь, добавила она.
-Гы-ы-ы,- раздался вдруг с задней парты противный смех Лешки Пташкина,- блинчики ему, сиротинушке…
С тех пор Сережка возненавидел слово «сирота». Пусть называют беспризорником, безотцовщиной, хулиганом, но только не сироткой. Ему казалось, что сиротка-это что-то слабое, хилое, сопливое, а ему хотелось быть крутым, сильным и независимым. Тогда их с Лешкой разняли, успокоили. Через несколько дней снова пришла Тамара Ивановна.
-Михаил Яковлевич, - пропела она,- в бухгалтерии деньги выдают. Идите с вашим сироткой на рынок, купите, что надо, а чеки не забудьте сдать для отчета.… Куратор нахмурил брови, заметив, как побагровело лицо парня.
На рынке Мухин , с видом обреченной жертвы , терпеливо позволял Николаю Яковлевичу надевать на себя свитера, куртки, поднимал то одну ногу, то другую, примеривая обувь.
-Ну как тебе, нравится? Берем?- спрашивал куратор,
-Угу,- отвечал Сережка и лениво оглядывал сновавших вокруг людей. Мешок с вещами получился внушительный, Мухин, как заправский мужичок, закинул его на плечо, а когда учитель отошел выписывать чеки, нырнул в толпу и поминай, как звали. Весь день Михаил Яковлевич искал своего воспитанника. Был на вокзале, на рынке, даже по дачам проехался, там тоже иногда ночевали сбежавшие из дома подростки. Когда уже совсем устал, издергался, хотел плюнуть на все это кураторство вместе с непутевым Мухиным, свет фар вырвал из темноты полуразвалившийся барак.
Не без опаски спустившись по разбитым ступеням в подвал, он увидел жуткую картину: его Сережка стоял коленями на грязном столе среди остатков еды и пустых бутылок, пьяно раскачивался и жестом фокусника доставал из мешка вещи :
-Берите, берите. Какой я сирота? Вон сколько у меня добра, берите. У меня его - завались!- Михаил Яковлевич с грустью наблюдал, как несло бедного Мухина, как новая куртка, спортивный костюм и белый свитер исчезали в грязных руках бомжей.
Так мальчишка остался без новых вещей, а Плетнев получил первый выговор.
Последний раз Мухина поймали в торговом ларьке, стоящем возле автовокзала. Когда утром пожилая продавщица пришла на работу, стеклянное окошечко ларька было разбито, из него доносился богатырский храп. Две шоколадки и банка пива сразили наповал проголодавшего мальчишку. Он так и уснул, сидя на полу, привалившись головой к полке с продуктами.
-Ну, вот что с ним делать?- пожимала плечами женщина, кивая подоспевшим милиционерам на спящего Сережку. – Дрыхнет, как ни в чем не бывало…
Из-за малого ущерба, а скорее из жалости, Мухина просто поставили на учет.
-Что случилось на этот раз?- мучился вопросом Плетнев.- То никого из родственников не было, а тут дед нарисовался….
Синие туманы сумерек уже почти затопили старинное село, растянувшееся вдоль небольшой речушки Коноплянки, и только отдельные дома перемигивались друг с другом расплывчатым светом окон. К одному такому дому, скорее, землянке, подъехал Плетнев. Над трубой вился дымок, по шторке, закрывающей маленькое оконце, двигались тени.
-Еще не спят,- подумал Михаил Яковлевич и решительно толкнул калитку. Залаяла собачонка.
-Бегу, бегу!- из дома ,тяжело опираясь на тросточку, вышел невысокого роста полноватый пожилой человек.- Дня что - ли не хватило? Обязательно по ночам шататься?
-Говорят, здесь мальчишка беспризорный живет…-начал неуверенно Плетнев.
-Ну почему же –беспризорный, -резко прервал его старик.- Очень даже призорный. Ощупал гостя взглядом прищуренных глаз, кивнул:- Проходи в дом.
Нагнув голову, чтобы не зацепиться за низенький потолок, Плетнев прошел вслед за хозяином. В маленькой кухоньке было тепло, в углу раскраснелась печь, на ней , пуская кудрявую струю пара, пыхтел кипящий чайник. Сережка, вытаращив глаза от неожиданности, стоял столбом посреди комнаты с ковшиком, полным только что сварившейся картошки. В его мозгу лихорадочно мешались мысли: Откуда этот … свалился? Надо бежать! Куда? Ночь на дворе…В дверь не выскочишь, собой все загородил…
Дед уже нес гостю табуретку :
-Садись. Ужинать будем.
Сережка сидел, не решаясь поднять глаза на куратора.
-Неделю назад слышу, скребется кто-то в дверь. Открываю- Сережка,- без всякого вступления начал рассказывать старик, раскладывая при этом горячую картошку по тарелкам..- Вот огурчики еще… Я ведь его не видел с тех пор , как в детдом отправили…Вырос…
-Вы- родственники?
-Да какой там. У меня все уже взрослые. Разъехались кто куда. А этот…Не повезло пацану…- Старик задумался. Сережка сосредоточенно провожал глазами парок, поднимавшийся от ароматной рассыпчатой картошки, Михаил Яковлевич ждал продолжения рассказа. Тихо тикали на стенке старые часы .
-И кукушка, наверное, есть- подумал он. Было тепло, уютно, покойно. И показалось Плетневу, что это не Сережка сидит под крылышком у деда, а он сам, маленький и жалкий , прибежал сюда, ища защиты от житейских проблем.
- Их дом неподалеку от нашего,- после недолгого молчания продолжил старик.- Как жили- не скажу. Никогда не интересовался. Однажды иду в магазин, а из-за угла этот выскакивает, морда в крови, рубашка разорвана , ревет благим матом. И со всего размаху на меня. Чуть с ног не сбил.
-Стой,- говорю. -Кто приложил?
-Папка мамку лупит, я хотел разнять, а он меня табуреткой…Ревет, аж душа стынет. И норовит , паршивец, из моих рук вырваться и дать деру.
-Нет ,- говорю, -сейчас ко мне пойдем, сопли вытрем, успокоишься, а там видно будет…Дома он помылся, я чайку поставил, А там и ночь наступает. Думали, кто-нибудь искать пацана будет. Куда там! Никто и не вспомнил. Так мы с ним вдвоем и проспали до утра. С тех пор он частенько заходил ко мне . Стали мы , как говорится, друганами, да?
Михаил Яковлевич незаметно бросил взгляд на мальчишку. Тот, казалось, застыл и, не моргая, смотрел на деда, , словно старался впитать в себя каждое его слово, каждое движение.
- А потом случилась эта история… -Старик покачал седой головой.- Не повело Сережке, не повезло. Несколько лет не было, а тут пришел. В училище, говорит, учусь. Ну, думаю, пусть поживет, учеба никуда не денется, правда?- обратился он к Плетневу.
Тот кивнул головой, думая о чем-то своем.
-А все-таки, почему ты именно сюда пришел? –задал он, наконец, мучивший его вопрос.
Парень помолчал, а потом решился , и, глядя хозяину дома прямо в глаза , неожиданно дерзко , почти с вызовом, ответил:
- За орденами пришел.
В маленькой натопленной комнатке повисла тишина, только дровишки иногда весело стреляли в печи, да ходики по давней привычке отсчитывали -тик-так…
-Ах ты, сукин сын,! Так ты грабить меня надумал, щенок ?- перешел на шепот старик, привставая из-за стола. Седые брови его встопорщились, шея вытянулась, раненая на фронте рука с трудом удерживала танцующую кружку. Посерев лицом, так и не встав, он без сил плюхнулся на табуретку, кружка ударилась о стол и, мокрое пятно стало медленно подбираться в чашке с огурцами.
-Так, давай все по порядку,- прокашлялся , наконец, Михаил Яковлевич ,с тревогой поглядывая на пожилого человека. –И без вранья,- жестко предупредил он Мухина.
Это только на первый взгляд кажется, что училищная жизнь однообразна –все учащиеся на одно лицо, у всех одни и те же уроки, отметки, собрания. Слушая рассказ Сережки, Плетнев сделал для себя невеселое открытие : как же мало мы знаем своих воспитанников. Всякий раз, учиняя разгон за какой-нибудь проступок, взывая к совести, грозя всевозможными карами, мы даже не задумываемся, какие мысли роятся в ту минуту в непутевых головах подростков, какие тайные страсти мешают им спать по ночам, какой страшный червь грызет изнутри неокрепшие души.
А во всем виноватым опять оказался этот противный Лешка Пташкин! Как-то на уроке истории преподаватель повел их в училищный музей. Музей только что организовался, экспонатов было маловато. С черно-белых фотографий в деревянных рамочках смотрели выпускники прошлых лет- в одинаковых комбинезонах, со смешными косыми чубчиками. Сережке показалось, что выглядят они намного старше сегодняшних мальчишек. Вот они собирают картошку, вот на спортивных соревнованиях, в мастерских, на КВНе.
А вот этот парень в военной форме , прямо-таки притягивал Мухина, он спиной чувствовал, как тот с фотографии провожает его взглядом.
-Это наш выпускник,- сказала молодая преподавательница, отвечающая за работу музея.- Погиб в Чечне. Это его орден. Посмертно ему присвоили.
Дальше шли стенды , где под стеклянными крышками лежали монеты, открытки, значки, даже коллекция зажигалок.
-Посмотрите ,какой старинный детский свисток нашла наша Валентина Ивановна, когда осенью копала картошку на огороде.,- сказала руководительница музея.- Представляете, с этой игрушкой сто лет назад играл ребенок. Потом он стал взрослым, прожил жизнь, умер, а свистулька - жива, и до сих пор свистит!- Она поднесла к губам глиняную птичку и свистнула. Все засмеялись и разом заговорили:
-А у меня дома есть старинный чугунный утюг!
-У нас от дедушки осталась старая шахтерская лампа!
-А можно принести марки, их отец собирал еще в школе…
Директорша музея развела руками:
-Да, конечно же, приносите все. Нам все сгодится.
Мухин сосредоточенно наморщил лоб. Прикидывал в уме, что же ему принести в музей и как ни старался, а получалось ,что нести -то ему нечего. Да и откуда? У него дома даже нет. У всех есть , что нести, а у него –нет. Вдруг ему показалось, что парень, погибший в Чечне, смотрит сейчас со стены на Сергея как-то по –особенному.
-Вспомнил!- звонко хлопнул себя ладошкой по лбу Мухин.- Я ордена принесу!
Все дружно повернули к нему головы. А этот противный Пташкин спросил презрительно:
-Украдешь, что ли? Кто-то захихикал.
-Ордена деда моего , он на войне воевал!
-Он у тебя, с Луны свалился, что- ли ?- продолжал издеваться Пташкин.- Ты ж у нас сироти-и-нушка…,- протянул он гнусавым голосом.
-А я сказал- есть у меня дед… И ордена есть! Взгляд у Мухина стал жестким, голос слегка задрожал. Набычившись, ни на кого не глядя, двумя руками он ударил обидчика в живот, расчищая себе путь к выходу. Тот закатил глаза и согнулся пополам. Слетая по перилам вниз, Мухин злорадно улыбался. За его спиной все еще раздавался противный вой Пташкина.
-Ну ты, Мухин, замутил,- удивленно покрутил головой Плетнев, когда тот умолк .Старик сидел, скрестив руки на животе, и о чем-то сосредоточенно думал. Потом ,тяжело опираясь на стол, встал, кряхтя, и ,хлопая задниками стоптанных тапочек, поплелся в спальню. Было слышно, как там он что-то выдвигал, задвигал, шуршал бумагой, наконец, вышел, неся в руке зеленую
тряпочку. Плетнев с Мухиным быстро убрали посуду, освободив место в центре стола. Руки у старого солдата по-стариковски дрожали, и он долго не мог развязать затянувшийся узел. Наконец, вырвавшиеся на свободу награды, застенчиво звеня ,улеглись золотым полем перед восхищенными взглядами мужчин.
-Да ты , деда, герой!- нарочито громким голосом сказал Сережка. Он оживился, глаза его заблестели, как будто перед ним открылся сундучок с сокровищами пиратов.
-А ну-ка, цыц, сопляк,- оборвал его ветеран. Мухин сник, бросив смущенный взгляд на куратора. Тот выжидающе смотрел на старика .
-Это для вас сейчас ордена и медали - просто побрякушки. Можете ими меняться, продавать на рынке…Война для вас -пустой звук.- он бережно трогал рукой то одну, то другую медаль, согревал пальцами , сметал невидимые пылинки.- А мы жизни отдавали. Сколько молодых парней погибло! Сильных, здоровых!
-Я на Волховском фронте воевал,- обращаясь к Плетневу, продолжил он. -Под Ленинградом. Сам знаешь, болота, грязь, туман. Немец летит, звучит команда: «Ложись».Мы все плюхаемся в полном снаряжении.. Шинель водой наберется, тяжелая-тяжелая, в сапогах вода хлюпает. Ни костра развести, ни папиросу закурить -немец дымок заметит. Промокшие, зуб на зуб не попадает, голодные. Все могли пережить- ранения , бомбежки.. А вот детей из блокадного Ленинграда до сих пор не могу забыть. - Глаза старика наполнились слезами.- Они пробирались к нам на линию фронта, чистые скелеты , глаза во все лицо, тянут худенькие ручонки:
-Дядя, дай сухарик…- И солдаты отдавали последнее. Не дай Бог, такое пережить… Он замолчал, долгим-долгим взглядом оглядел лежащие перед ним награды- молчаливые свидетельства пережитого. Вздохнул, развел руками:
-Забирай, раз тебе нужно, забирай,- Мухин растерялся. Рассказ деда спутал все его мысли, В сердце как- будто кольнули иголкой. Так было жалко этого старого, в общем-то, чужого человека, что хотелось плакать. Да пошел он, этот Пташкин , вместе с музеем…-решил Сережка. Но старик уже завязал большим узлом зеленую тряпицу.
-Езжайте домой, а то совсем уже поздно…-сказал он. Плетнев протянул руку на прощанье.
-Спасибо вам за Сергея…
Каждую весну , перед окончанием учебного года, в училище проводится День открытых дверей. Из всех школ города сюда приходят те , кто хотел бы получить у нас рабочие профессии. Обычно это мальчишки и девчонки, представляющие население «Камчатки»- последних парт, где обычно сидят отстающие или хулиганы. В училище к этому привыкли, рады всем. (А как потом они отличаются от себя, первокурсников, когда заканчивают учебу через три года!)
После концерта и похода в мастерские и общежитие гостям было предложено познакомиться с историей училища. Веселой галдящей толпой они ввалились в музей.
-Здравствуйте, меня зовут Мухин Сергей, я расскажу вам об истории нашего учебного заведения ,- все остолбенели. Перед ними стоял в наглаженном костюме , светлой рубашке, с указкой в руке тот самый Мухин, о подвигах которого знали все мальчишки в округе .
-Я покажу вам новую экспозицию, открывшуюся совсем недавно. Она посвящена моему дедушке-герою Великой Отечественной войны