Георг издалека увидел Эдвина верхом с запасной лошадью рядом. Эдвин сразу же двинулся навстречу. Они обменялись понимающими взглядами, даже не поприветствовали друг друга. Эдвин попытался выдавить: «Мне жаль», но посчитал, что это будет слишком сентиментально, как-то по–женски. Заметив взгляд Георга, брошенный через поле, как бы пытаясь охватить расстояние отсюда да железнодорожного вокзала, произнес:
- Должен успеть, лошадь свежая, рвется прогуляться.
Не удержался, хлопну Георга по руке, но как-то неловко, желая поддержать и понимая, что никакими поддержками здесь не поможешь.
Георг успел. Основная масса пассажиров уже разместилась по вагонам, провожающие толпились у входов.
Коляску Энн Георг выделил среди экипажей сразу, словно она в этот момент была на перроне одна. Не сбавляя хода, подлетел и только тогда, резко осадив лошадь, спрыгнул. Элизы видно не было, Энн разговаривала с незнакомым мужчиной.
У Георга не было времени на приветствие, он бросил сразу:
- Где Элиза?
Энн отшатнулась и побледнела, бросила неосторожный взгляд в сторону окна. Она еще только пыталась взять себя в руки, когда Георг повернулся к вагону и крикнул:
- Элиза!
Он увидел растерянное лицо в окне, потом в верхнюю открытую часть выглянула она. Как менялось ее лицо! Вместо обреченности в глазах появилась жизнь, они заполыхали так, словно внутри нее резко вспыхнул яркий свет, осветив округу.
- Приехал.
Это все, что Элиза сказала. Она смотрела на него, сияя, от этого более счастливого лица представить было невозможно.
- Элиза,- Георг тянул к ней руки,- Я за тобой. Быстрее выходи, мы уезжаем ко мне.
Энн не знала, что предпринять. Вмешаться, привлекая внимание? Благо, поверенный от Мигеля моментально оценил ситуацию, дал Энн взглядом понять, что ему все ясно, и спокойно сказал:
- Поезд сейчас трогается. Не беспокойтесь, уведомление о приезде я вышлю сразу, как доберемся до места.
И отвернулся в сторону.
- Ты приехал,- Элиза уже плакала, прижав руки к лицу.- Я увидела тебя и теперь буду самой счастливой на свете.
Поезд дал гудок к отправлению.
- Элиза, быстрее, иди к выходу, я подхвачу тебя. Элиза!
- Нет, Георг, нет. Я должна делать то, что от меня требуется. Мне больше ничего не нужно в жизни, только вот этот момент – твое лицо перед разлукой.
- Я люблю тебя, Элиза! Я не смогу без тебя. Ты не должна рушить нашу жизнь. Зачем ты это делаешь?
Поезд уже тронулся.
Элиза ничего не говорил, все так же плакала, не спуская с него глаз – слезы от счастья и горя одновременно.
-Нет!- Георг вскочил на лошадь, некоторое время скакал вровень с окном.
- Элиза, не уезжай! Почему ты смеешься? Ответь хоть что-то.
А она смеялась от счастья даже тогда, когда Георга почти не стало видно, и уже только в ее мечтах он все мчался за их поездом. Это ли не счастье: знать, что тебя любит самый лучший человек на свете? Это ли не радость, когда исполняется самая главная надежда: увидеть любимое лицо перед тем, как шагнуть в другую, не нужную ей жизнь. Теперь она знала: в ее жизни все будет хорошо, потому что ничего не будет иметь значения. Она не будет вспоминать потухшие глаза любимого, его отчаянного крика, растягивающуюся и, наконец, порвавшуюся нить его пути за увозившим ее поездом. Она не будет обращать внимание на боль, которая появилась уже сейчас, а название боли «никогда!». Все это можно отдать за миг, когда в тающую надежду ворвался его голос: «Элиза!». Не бросил, приехал, не понятно, как успел. Приехал… Не бросил…
* * *
Роберт и Дженни все же спешили. Понимали, что можно не гнать лошадей, это ничего не изменит, коре всего, все случилось или не случилось. Они не стали заезжать к Эдвину, двинулись мимо, в сторону города. Иногда бросали друг на друга взгляды, словно вопрошали: что мы делаем, зачем? Не находили ответа, поэтому не отвечали.
У Дженни разрывалась душа, ей казалось: если бы она была вместе с Георгом и Элизой, то смогла бы как-то помочь, настолько близки ей были ощущения влюбленных – отчаяние и надежда. Она поглядывала на Роберта, и тревога уступала место покою: рядом такой надежный человек, сопереживающий, ставший родным за последние несколько дней. Она не могла разобраться, как воспринимала его. Почему позволяла целовать себя? В его объятиях было спокойно. Когда обнимал Эдвин, было страшно, неуютно, хотелось оглядываться по сторонам: вдруг кто увидит.. Артур… С ним вообще не понятно. Идеал, которого она достигла, не принес ожидаемого удовлетворения. Всегда казалось: его поцелуи – это временно, торопливо, словно делали это потому, что так положено. Или она все это наговаривает? Нет, скорее всего, сравнивает. И сравнение не в пользу Эдвина и Артура. Вот оказалось, бывает и по-другому, совсем иначе, и именно это подходит ей больше всего. Да, подходит… Элиза и Георг тоже подходят друг другу…
Зачем сталкиваются двое, которым нельзя быть вместе? Кто назначает такой путь друг к другу, скрещивает дорожки, которые потом непременно под действием закона расходятся в разные стороны? А когда не скрещиваются, идут параллельно, то и встреча может не состояться. Ждем, смутно понимаем, чего хочется, а обрести не получается. Вот и с Робертом так. Его судьба уже написана обществом, в котором родился. То, что они с ним соприкоснулись не имеет никакого значения. Поэтому Дженни не строит планов, не позволяет себе ухватиться за мысль о Роберте, уверена: то, что между ними происходит – дань нежной дружбе. Это не на долго. Роберт женится, а что такое иметь дело с женатым Дженни знает. Так что ее сегодняшняя прогулка с ним, скорее всего, лебединая песня. Такой и запомнится: покой, поддержка, похожие мысли в тревоге за других.
Роберт старался не думать ни о чем. Он не переживал за Элизу и Георга. Узнай это, Дженни, наверное, очень бы удивилась. Скорее всего, они ничего не смогут изменить, это знала и Элиза. Смирилась, согласилась не быть паршивой овцой в стаде. Что ж, это ее выбор, он не может ее винить или оправдывать. Не винить же себя, что собирается жениться на Ларисе. Так надо. И только потому, что ему не предназначена Дженни. Опоздал, не попытался отвоевать у судьбы эту девушку. В том, что она будет несчастна с Артуром, он не сомневался. Слишком они разные. Артур – приземленный, ему не оценить плещущей из Дженни жизненно энергии. Он так и будет относиться к ней, как к шалившему ребенку, не понимая, что ее смех, действия – не ребячество, а восприятие жизни в любой ситуации, в любом настроении. Это его она всю жизнь будет оберегать, успокаивать, взваливая на свои плечи груз морального благополучия в семье. Быть стойкой, не гнуться, а Артур будет все чаще пользоваться ее сильным плечом, привыкнет и забудет, что ей так хочется спрятаться за мужскую спину, стать слабой, не приспособленной ни к чему. Чтобы ее берегли, баловали, говорили: «я сам» и «не женское дело». Этого хочется любой женщине, какой бы сильной она себя не считала. Просто прийти, уткнуться в плечо мужа и рыдать, ничего не объясняя. С Артуром так не получится. Чем в такой ситуации может помочь он, Роберт? Изложить свои мысли Дженни? Но разве слова могут объяснить, что он имеет ввиду. Это – его ощущения. Возможно, он даже не прав, а пытается оправдаться, почему считает, что лучше подходит Дженни, обманываясь. Да и она поймет это спустя годы, когда жизнь пройдет, и однажды станет горько и откроется истина. Но ничего нельзя будет вернуть назад.
«Что-то я слишком умно рассуждаю, по – стариковски»,- усмехнулся про себя Роберт. Потом одернул себя:- Это я пошел в дядю Фреда. Вот кто кладезь жизненной мудрости».
Роберт уцепился за эту мысль, не подумав, что дядя пришел к мудрости или разбудил ее через удары судьбы, сумев выискать для себя ценное зерно, позволившее возродиться к жизни и принять ее в новом виде.
- Далеко еще?- Прервала его размышления Дженни.
- Сейчас поднимемся на пригорок, останется только спуститься с него и пересечь поле. Но я даже не знаю, есть ли смысл направляться туда. Поезд давно ушел, по пути мы никого не встретили или разминулись, времени прошло много. Давай остановимся и подумаем, что нам делать.
Вид с пригорка открывался замечательный – бескрайнее поле с небольшим леском невдалеке.
- Я ведь однажды проезжала здесь, когда вместе с Элизой направлялась на вечер к Артуру. Только тогда я ничего этого не замечала, хотя, казалось, старалась охватить взглядом и запомнить все сразу. Ой, Роберт, смотри, там, возле леса, двое на лошадях. Боже, неужели это Элиза с Георгом? Да, да, они, я уверена! Ура, все получилось! Я верила в это!
- Я никого не вижу, тебе показалось.
- Они были, точно, въехали в лес. Давай поскачем к ним. Роберт, вперед! Простите, лошадки, но потерпите еще немного, у нас сегодня судьбы решаются!
Дженни рванула с места, чуть позже присоединился Роберт. С горки, по невысокой траве, с подъемом в душе скакалось легко. От быстрой скачки ветер обдувал лицо, Дженни что-то напевала, и ветерок относил незатейливый мотив к Роберту, державшемуся позади. Он улыбался, и ему так хотелось догнать Дженни, свалиться с ней с лошадей в траву и целоваться там бесконечно, забыв про время и то важное дело, которым они сейчас заняты. Ну, хорошо, сейчас они, если найдут, поздравят Элизу и Георга, порадуются вместе с ними, а потом оставят их одних, им есть что сказать друг другу в этот день. А он и Дженни…
«Украду, увезу или сойду с ума»,- шептал Роберт навстречу ласкающей лицо мелодии.
- Они в лесу недалеко, вон лошади пасутся,- повернула Дженни к Роберту разгоряченное лицо и счастливо засмеялась.- Догоняйте, сэр, или силенок не осталось?
Какие у Роберта глаза! Наверное, стоит опасаться пылающего внутри огня, слишком он неприкрытый. Поэтому и не нагоняет, сдерживается, борется. Дженни тряхнула головой: ну и мысли. Что вы, девушка, о себе возомнили?
Вдруг Дженни резко осадила лошадь, Роберт по инерции пролетел далеко вперед. Развернулся, подъехал.
- Дженни, что за фокусы? Демонстрируешь выездку по высшему разряду?
- Лошади…- Дженни указала в сторону леса.- Там лошади…Это не Георг…
Бледное лицо, растерянный взгляд.
- Подъедим ближе, ты можешь ошибаться, не расстраивайся.- Он подался вперед.- Дженни, ну же. Да что с тобой?
- Это Артур, его лошадь… А еще Алисии…У нее очень красивый скакун…
Роберт резко обернулся в сторону леса, вгляделся.
Дженни сидела, закрыв лицо руками.
- Я так и знала…Я чувствовала…
- Все может быть не так, как ты думаешь. Они объезжали поля или возвращались из города, дали лошадям отдых. Мы же с тобой вдвоем весь день и что? Давай вернемся, Артур приедет и сам все расскажет.
- Зачем долго ждать?
Она сжала губы и тронулась в сторону леса.
- Дженни, зачем ты это делаешь? Нехорошо, словно подглядывать. Недостойно.
- У меня свои соображения о достоинстве, отличные от вашего общества, где все можно, лишь бы не говорить в открытую!
- Не наделай глупостей, подумай.
- Ты меня плохо знаешь. Я не истеричная барышня, не буду царапать лицо сопернице.
Дженни спокойно слезла с лошади, чуть задержалась, погладив ее по морде, успокаивая или успокаиваясь, оглянулась на Роберта. Твердый взгляд, сухие глаза, ободряющая его, Роберта, улыбка.
- Останься с лошадьми, пожалуйста.
Артур и Алисия были на поляне. Распущенные волосы, расшнурованный корсет, губы, дрожащие от поцелуя, трепет на его лице.
Дженни специально с силой хрустнула сломанной веткой. Двое вздрогнули, растерянно смотрели на нее, выходившую на поляну.
- Добрый день,- улыбнулась Дженни,- как отдыхается? Простите, что беспокою, завернула сюда проездом, но уже ухожу.
Она помахала рукой и развернулась.
- Дженни,- Артур вскочил и подбежал к ней,- ты как здесь оказалась? Ко мне ездила? Не застала? А почему едешь с этой стороны?
Он попытался взять ее за руку.
Дженни отстранилась.
- Тише, тише, Ваша дама смотрит, как Вы можете при ней прикасаться к другой? Это неприлично.
- Дженни, какие глупости ты говоришь.
- Лучше говорить, чем совершать. Впрочем, Вам виднее, что считать глупостью. Прощайте.- Она сделала шаг, но остановилась: - И, учтите, навсегда.
Артур перекрыл ей путь
- Зачем ты бросаешься такими словами? Что я сделал? Я все объясню.
- Что?- Дженни смотрела на него, как на больного.- Мне не нужно объяснений, никогда и никаких. – Дженни бросила взгляд на поляну. Алисия сидела, отвернувшись.- Артур, я всегда утверждала: любовь – это превыше всего, ее не решишь умом. Хоть там не отказывайся, куда тянет сердце.
- Да не тянет…
Артур не договорил, взорвалась Дженни.
- А что тогда толкает тебя на такое? Любовь – я бы поняла! Ничего другого не принимаю! Я буду верить, что это любовь. Не хочу думать о тебе плохо, иначе пожалею обо всем, что между нами было. Столько искренности потрачено… Люби, ничего больше не завещаю на прощание.
Она побежала сквозь кусты, не обращая внимания на хлеставшие по лицу ветки. Не глядя на Роберта, вскочила на лошадь, пришпорила ее и рванула по полю, низко пригнувшись к холке. Дженни мчалась долго, не оглядываясь, не видя, как пытается догнать ее Роберт. Приблизившись, Роберт чуть придержал лошадь, не подъезжая ближе: пусть будет одна, если считает, что сейчас ей это надо. Дженни скакала долго, потом постепенно отпустила повод, давая возможность уставшей лошади сбавить темп, а потом совсем остановиться. Дженни соскользнула в траву. Села, обхватив ноги, уставилась за заходившее солнце. Роберт сел недалеко, все так же не решаясь трогать ее, ожидая, когда она сама изъявить желание общаться. Дженни сидела с каменным лицом. Ей казалось, что все чувства замерли, она не могла выйти из состояния окаменения. В чем искать смысл жизни? Вот сейчас пред глазами красивейший закат, а ей все равно, смотрит, как на стену, красота не волнует, не трогает. Что, если это навсегда? Потеряла Артура? От этого боль? Нет, нет, просто не понятно, как любить, не ошибаться, быть уверенной, что чувства не будут преданы. Все предают. Даже Эдвин, казавшийся ей идеальным. У него есть Анетта, а он целовал ее, Дженни. И она принимала его поцелуи, предавая сестру. Чем же она лучше Алисии? И у нее крала Артура, думала, что искренними чувствами можно что-то изменить, привязать, что человек поймет, кто есть кто. Нет, никто ничего не понимает, все идут на поводу своих желаний, не думая об окружающих и последствиях. Выходит, что любви нет?
«Не хочу без нее, не хочу,- зашептала Дженни.- Иначе больше никогда не увижу вот такой красоты, которая манит сейчас и остается незамеченной. Не верю, что любви нет. Любовь, я верю в тебя! Я здесь! Найди меня, я очень жду, не проходи мимо, найди!»
Дженни начала плакать. Потихоньку, потом все сильнее, закрыв лицо и рыдая во весь голос. Роберт понял: теперь он может вмешаться, поддержать, протянуть руку помощи.
- Дженни, иди сюда, моя девочка,- Роберт протянул руки.
Дженни доверчиво уткнулась ему в грудь. Роберт некоторое время не мешал ей, давая возможность выплеснуть горе со слезами. Он просто прижал ее к себе, обвил руками, словно оберегая от обидевшего ее мира. И только уловив почти незаметную перемену в рыданиях, расслабился и ласково провел по ее волосам.
- Не плач, успокаивайся. Это хорошо, что все случилось до свадьбы. Больно, обидно, страшно, но пережить можно. Ты такая молодая, красивая, чудесная девочка. Счастье ждет тебя, вы не разминетесь. Все будет хорошо. Или ты не хочешь терять Артура?
- Мне больно за любовь,- всхлипывала Дженни,- за мечты, за первые чувства. Ничего нет, никого нет. Я никому не нужна.
- Это ты зря, моя хорошая. Жизнь не закончена, ты еще познаешь, что такое настоящая любовь, а не мечты о ней.
- Да, я хорошая, расчудесная, но оказывается, что тон задают Алисии, они идут на расхват. Красиво говорить умеют все, а как до дела…Вот ты бы женился на мне, такой красивой, прекрасной?
- Без раздумий.
Дженни не спускала с него заплаканных глаз.
- Успокаиваешь?
- Я говорю правду. Одно твое слово – и хоть сегодня.
- Ну, почему, Роберт? Зачем ты так говоришь? Ладно, если нарушать закон вашего общества по большой любви, но из жалости или в порыве благородства – это опасный путь.
- Глупенькая неверящая Дженни, думающая, что только она умеет любить. С первой минуты нашей встречи я понял, что ты создана для меня. Настолько уверовал в это, не мыслил, что может обернуться по-другому. Видел, что тебе спокойно и уютно со мной, но ты не придавала этому значение, а я ждал, когда сама заметишь это. Перестарался, не досмотрел, потому что не сомневался. А у тебя появился другой, мой друг, вы оба запылали страстью. Что я мог сделать? Только рассуждать о долге перед обществом, потому что не мог обрести единственную любовь.
- Твою маму хватит удар.
- Почему ты так говоришь, Дженни? Как о свершившимся? Что ты хочешь сказать?
- Я хочу сказать да. Не говори ничего, просто обними меня.
Дженни закрыла глаза и прижалась к плечу Роберта. Да, спокойно, надежно, как она и чувствовала. Наигралась в пылающую любовь, нарезвилась. Кто мог подставить ей надежное плечо? Эдвин, который будет всю жизнь носиться с ней, как с образом своей Музы? Артур, дающий взаимоисключающие друг друга клятвы на каждом шагу?
Дженни прислушалась к ощущениям внутри. Не бежит ли она от себя, не хочет ли доказать кому-нибудь что-то?
Нет, как хорошо, когда так ясно на душе!
Она освободила руки и обвила шею Роберта. Внимательно всмотрелась в глаза и все больше и больше постигала истину: он ей нужен! Какие сильные руки! Какое затаенное ожидание в глазах! А еще – чувство, неожиданно глубокое и яркое для такого уравновешенного мужчины. А что он увидел в ее взгляде?
- Боже мой, Дженни, - прошептал Роберт,- родная, единственная!
- Ты правда мой?- дрожащим голосов спросила Дженни.- Роберт, миленький, как же я не разглядела сразу. Я же могла испортить себе жизнь.
Они обнялись теперь ни как друзья, как долго жаждущие встречи люди. А каким трепетным был поцелуй, два слившихся воедино существа, принадлежащих друг другу до последнего вдоха. Не так, как с Эдвином и Артуром, не так, как урывками, обманывая друг друга, что это только по-дружески, а по-другому, по-настоящему!
- Дженни,- шептал Роберт прямо в ее мягкие податливые губы,- не хочу спрашивать, но скажи: это правда, это не порыв?
- Никогда не отпущу,- отвечала она вместе с поцелуем, - только мой, навсегда, на всю жизнь.
- Я все ждал…ждал…Я был спокоен… Грустил, но не падал духом, верил, поэтому ждал…ждал…
- Не хочу никому говорить, не хочу вопросов, ответов.
- Тогда обвенчаемся сегодня? Поедем прямо сейчас.
- Сейчас же. Я не хочу больше без тебя. И уедем. Я скажу, что к тете в Америку.
- Я отбуду из дома по срочным служебным делам. Вернемся через время с кучей ребятишек. Любимая, как долго я тебя ждал.
- Как долго я рисовала любовь, ошибочно выбирая ни ту натуру, ни те краски, ни ту тему. Неважный художник, постоянно упускающий главное.
- А что у нас главное?
- Роберт.
- И Дженни.
- И моя любовь к нему.
- И моя жизнь, которая в ней.
- Не будем терять времени.
- Ни минуты.
- Вдвоем.
- Навсегда.
- Ты.
- И я.
- Мы.
- И любовь, которая нашла нас!