Г л а в а 30
Ровно 4 января я поехал в госпиталь. Но любезный м-р Магеза, встретивший меня, как родного брата, вновь огорчил меня тем, что неделя уже перевалила за свою середину, а к медконсулу лучше всего ехать в понедельник. И только 8-го января, на 24-й день после моего прибытия в Танзанию, сдвинулись с мертвой точки мои дела. О таком «отпуске» я никого не просил.
В коридоре у двери офиса медконсула собралась огромная очередь страждущих попасть на прием. Она двигалась очень медленно, а время его работы подходило к концу. М-р Магеза напряг все свое обаяние, поразвлекал кого-то из очереди своими мемуарами на суахили, и мы, хоть и ближе к ее «хвосту», но все же вошли в кабинет этого, судя по ажиотажу, очень популярного человека, когда он уже запирал сейф.
Медконсул Танзании, мистер Люэна, оказался молодым человеком с прекрасным английским и не менее прекрасным суахили. Он был сама любезность. Внимательно выслушав нас, он объяснил что нам следует сделать и какие документы нужно подготовить и принести.
- Поскольку вы уже поработали в южной Африке, интервью для вас не обязательно, - пояснил он. - Но в ваших документах должно быть письмо от медконула России или Узбекистана с обязательным упоминанием о том, что у вас не было там никаких криминальных проступков.
- Извините, мистер Люэна, - сказал я, - но это невозможно по двум веским причинам. Во-первых, ни в России, ни в Узбекистане нет такой должности – «медконсул», а во-вторых, если бы...
- Как нет? - перебил он меня, наморщив лоб. - А кто же выдает вам сертификат на право медицинской практики?
- Никто. Нашим сертификатом является диплом, копия которого вместе с другими документами лежит перед вами. Наша система здравоохранения в этом отличается от вашей.
- И этого достаточно, чтобы вас принимали на работу? – его брови взлетели почти до уровня, где начинают расти волосы.
- Да, без всяких затруднений. Вопрос приема на работу у нас решается непосредственно в том учреждении, в которое мы по этому поводу обращаемся.
- Но это же неразумно. Как они смогут узнать, нет ли за вами чего-то противозаконного?
- А вот это как раз и есть вторая причина. О наших проступках, если они достаточно серьезны, прежде всего узнают правоохранительные органы. Если бы я совершил что-нибудь в нарушение закона, я просто не смог бы оказаться на свободе.
- Но может быть, вы уже на свободе? - он внимательно и с любопытством разглядывал выражение моего лица.
Я замолчал, лихорадочно выискивая вразумительный ответ, а потом сказал:
- Людей с криминальным прошлым у нас из страны не выпускают. Кроме того, у нас существует еще один документ, название которого в смысловом переводе звучит как «послужной список». Там записаны все места, где я работал. Туда же вписываются все мои выдающиеся заслуги или проступки, если таковые имели место. Без этого документа прием на работу исключен. При приеме он изымается, и весь период работы хранится в администрации. Получить его на руки никакой возможности нет вплоть до момента увольнения. Все, что записывается в него, от нас никак не зависит, и повлиять на это нет ни малейшего шанса. У меня есть нотариально заверенная копия этого документа. Если вас это устраивает, я могу принести ее вам не позднее завтрашнего утра.
Мистер Люэна в глубокой задумчивости продолжал молча меня разглядывать. В его глазах было отчетливое сомнение.
- В перечне документов, которые нужны нам, такой документ не значится, - в конце концов сказал он.
- Других у меня нет, - обреченно сказал я. - Что же делать?
Я снова замолчал, потому что мои идеи кончились, а его еще не созрели.
Пауза несколько затянулась, поэтому я продолжил:
- Вам придется поверить мне на слово, что я не вор и не убийца. Даже если бы мне удалось законодательно утвердить должность медконсула в обеих странах – и в России, и в Узбекистане - для меня лично это уже ничего бы не изменило. Единственное, что я могу сделать, это связать вас с российским посольством, чтобы они подтвердили все, что я сказал вам о нашей системе здравоохранения.
- Хорошо. Я проконсультируюсь. Готовьте остальные документы, - поднялся медконсул из своего кресла.
Я покинул его кабинет со смутным, еще только зарождавшимся чувством, что меня затягивает в очередной африканский «омут».
На следующий день я поехал в посольство России. Кроме обещанного медконсулу, у меня были и свои собственные задачи. Среди моих бумаг не хватало двух, переведенных и нотариально заверенных документов. Были только их ксерокопии. Оригиналы остались в медконсульстве Замбии, несмотря на отсутствие логики. На мою просьбу вернуть их мне и заменить копиями они ответили отказом. Им нужны были только оригиналы. Я спросил их перед отъездом - зачем они им нужны, если я покидаю страну? Они ответили, что я могу ехать куда моей душе угодно, но документы останутся у них пожизненно. На мой вопрос: «для чего?», ответа не нашлось. Таковы у них правила.
Впрочем, такое мне в жизни тоже встречалось не раз: выдуманное кем-то идиотское правило свято соблюдают, совершенно не задумываясь над его абсурдностью.
Сидела как-то в одном из министерств здравоохранения мира «мелкая сошка» и, томясь бездельем, размышляла, что бы такое сочинить, чтобы заметили и оценили ее невостребованный разум? Во сне ли, наяву, только однажды снизошло озарение:
- Как же так?! Все медики - и врачи, и медсестры, и санитарки, и даже технические работники – могут использовать для мытья рук один и тот же кусок мыла*, и никому в голову не приходит, что они передают друг другу из рук в руки страшную заразу. Это же черт знает что!
-------------------------------------------------
* - В нашей стране медикам уже не один десяток лет разрешено использовать для мытья рук только хозяйственное мыло. Туалетное категорически запрещено. Объяснить это не может никто. Я пытался выяснить имя автора этого запрета, но все «быльем поросло».
То ли брезгливостью обладал повышенной, то ли собаки соседские бреханьем своим подтолкнули, но посидев и подумав, сочинил трактат: «О влиянии использования мыла медицинским персоналом на распространение внутрибольничной инфекции»*, а в заключении настоятельно порекомендовал использовать мыло только одноразовое.
---------------------------------------------------
**- Точное название этого «трактата» мне неведомо, но это ничего и не меняет.
Без какой-то «лапы», видимо, не обошлось, потому как «труд» этот был воспринят на удивление всерьез. И пошла гулять по миру «гигиеническая революция». Пришла она и в нашу страну.
Какой размер имеет кусок хозяйственного мыла знает всякий, кто хоть однажды видел его в глаза. Вот его и сделали «одноразовым». Но не промышленность, а сами медучреждения.
Матерясь сквозь зубы, медсестры или санитарки, получая мыло стандартными кусками, стали резать его лобзиками или ножовочными полотнами на мелкие кусочки объемом в один кубический сантиметр. Лобзиками и полотнами, потому что под ножом мыло крошится.
Точно так же матерясь, но уже вполголоса, персонал тщетно пытался этими кубиками хоть что-то намылить. Иногда эти кусочки выскальзывали из рук и залетали в дальние углы. А порой, и в ближние.
Громко матерясь, кто-то, наступив на такой кубик-невидимку, исполнял фрагмент фигурного катания или акробатический этюд и с громким «кряком» садился на пол, ломая руки-ноги и разливая воду из хозяйственных тазов, и мочу из своих собственных.
Еще громче матерясь, санитарки стали собирать использованные кубики со слегка закругленными гранями и ведрами выносить на свалку. Больничный бюджет всех медучреждений по соответствующей статье расхода стал громко трещать, потому как дополнительных средств на мыло при советской системе планирования предусмотрено не было. Те, кто пошустрей из экономии стали лепить из них новые большие куски, а потом снова резать. В конечном счете вскоре выяснилось, что хозяйственного мыла в стране больше нет, в связи с чем легкой рябью пронеслись по медицинским учреждениям случаи своеобразного воровства.
Домохозяйки, матерясь уже в полный голос, сбивались с ног в поисках
дефицитного товара в магазинах городов и сел, и если повезло, выстаивали затем многочасовые очереди. Торговая сеть стала бороться за удовлетворение покупательского спроса обычным для себя способом - «больше двух кусков в одни руки не выдавать», из-за чего к выстаиванию очередей домохозяйки стали привлекать неработающих членов семей.
«Деловые» люди, воспользовавшись ситуацией, быстро изобрели и выкинули на рынок огромное количество немылящегося мыла, внешне неотличимого от натурального.
Работа прачечных свелась к минимуму, что послужило мощным стимулом к импорту или созданию и производству многих разновидностей отечественного жидкого мыла и стиральных порошков, каждый из которых был, естественно, №1 в мире, и по этой причине новое поколение выбирало только его. Но стоимость их намного превышала цену хозяйственного мыла, из чего можно было сделать радостный вывод, что новое поколение гораздо состоятельней предыдущего.
Несомненный положительный результат был достигнут в том, что поголовье бродячих собак резко сократилось, несмотря на то, что на мыло уже лет шестьдесят идут не собаки, а спортивные судьи и арбитры. Как следствие, уменьшилось количество укушенных. В итоге в стране снизилась заболеваемость бешенством.
Работникам мыловаренных заводов повысили зарплату, но часть ударников антирабического* санэпидтруда пришлось уволить по сокращению штатов за ненадобностью или переквалифицировать в комиссии по контролю за лояльностью к «гигиенической революции».
-------------------------------------------------
* - От латинского слова «rabies» - бешенство. Заболевание со 100%-ной смертностью. За всю историю в медицинской литературе описан лишь один единственный случай выздоровления от этой болезни. Санэпидстанции занимаются дезинфекцией, вопросами прививок и вакцинации, и, вместе с ветеринарами, отловом и ликвидацией больных собак в случаях выявлений заболевания.
Критерием одноразовости использования кубиков служили их заостренные грани. Обнаруженные даже слегка закругленные ребра и углы «микромыла» с головой выдавали повторное его использование, что свидетельствовало о кошмарном нарушении закона. Озлобленные жизнью и зарплатой ревизоры, завидев возле раковины такие кусочки, начинали злорадно улыбаться, и «отрывались» на виновных, испытывая садистский экстаз.
Многие руководители медицинских учреждений лишились кресел, но большая часть предпочитала платить штрафы наличными, «скинутыми» с коллектива сотрудников. Главное, чтобы без протокола.
Но самым интересным оказался основной результат: использование «одноразового» мыла никак не отразилось на распространении внутрибольничной инфекции. Количество нагноений ран после операций,
абсцессов и кожных воспалений после манипуляций не снизилось даже на сотую долю процента.
С того времени прошло почти тридцать лет. В медучреждениях всего мира уже давно используется удобное и вкусно пахнущее жидкое мыло. У нас «одноразовое» хозяйственное мыло используется до сих пор, и не нашлось ни одного человека, который открыто выступил бы против. Напомнить лучшим умам отечественной науки, что мыло и само по себе не является стерильным, и не преследует цели стерилизации, а лишь снижает степень загрязнения кожи и очищает поры, не осмелился пока никто.
Российское посольство в Танзании находилось всего в десяти минутах ходьбы от госпиталя. Оно выглядело не столь открытым, как его аналог в Лусаке. Кроме вооруженной охраны и камер наблюдения, оно по периметру, в дополнение к высокому и прочному забору, было обнесено частоколом из железобетонных столбов высотой в метр*.
-------------------------------------------------
* - Много позже мне объяснили, что такие меры предосторожности есть во всех аналогичных учреждениях тех стран, где высок процент мусульманского населения. Тогда меня это просто неприятно удивило и расстроило.
Посольство не встретило меня распростертыми объятьями, но после того разговора с консулом в Замбии я на это и не рассчитывал. Как сказал несколько позже один из наших соотечественников: «Если вы страдаете ностальгией по родине, сходите один раз в Российское посольство. Как рукой снимет».
Пройдя короткий обыск портативным металлоискателем, а потом и его арочным аналогом, как в аэропортах, я был допущен к пуленепробиваемому стеклу, сквозь которое меня разглядывало миловидное улыбающееся лицо женщины средних лет. Просунув внутрь через узенькую щель под окном свой узбекский паспорт, я объяснил ей цель своего визита.
- Но вы же не из России, - прохладно сказала она, прекратив улыбаться и высунув мой паспорт обратно через ту же щель.
- Разве вы не видите, что я русский? - спросил я, синхронно сообразив, что ничего они не видят, кроме документов.
Большинство русских людей, к сожалению, не знает внешнего вида коренных жителей других бывших республик Союза. Они вообще очень мало знали и совершенно не интересовались другими народами. В результате среднеазиатов из всех четырех республик стали называть «чурками», а жителей Кавказа объединили общим термином «лицо кавказской национальности». Вспоминается, как в Питере один из любопытствовавших, из последних сил напрягая свой интеллект, задумчиво перебирал в памяти все свои познания:
- Ташкент, Ташкент... А! Ташкент – это Киргизия, да?
Дама, видимо, была одной из таких «любознательных».
- Не знаю... - протянула она в задумчивости. - Я позову консула, поговорите с
ним. Обычно для иностранцев мы это не делаем.
Консул по имени Дмитрий Геннадьевич появился минут через десять. Молодой, но очень серьезный человек с «сердинкой» между бровей. Поначалу в его лице был какой-то интерес, но когда он пощупал мой паспорт, этот интерес на глазах усох.
- Я вас слушаю, - сказал он без особых эмоций.
Я объяснил ему, что привело меня к ним.
- Мы этим не занимаемся, извините. Мы делаем это только для граждан России. Всего доброго.
Он повернулся, чтобы удалиться.
- Погодите, - остановил я его.
Он обернулся и принялся молча меня разглядывать. Тогда я продолжил:
- Постарайтесь меня понять. Мне некуда больше идти. Здесь нет посольства Узбекистана. Его нет ни в Замбии, ни в какой-либо иной стране южной Африки. Но в Замбии российское посольство помогает всей русскоязычной диаспоре с территории бывшего Союза, независимо от национальности и гражданства. Я приехал оттуда. Почти два года я не был дома, и новый комплект документов мне взять негде. Кроме вас, русского языка здесь не знает никто. Вы же видели мой паспорт. Там написано, что я русский. Неужели и по мне это не видно?
Или в моем тоне было что-то проникновенное, или он сам не стал еще безнадежным, только он снова приблизился ко мне. Некоторое время он продолжал вглядываться в мое лицо. Потом еще раз взял мой паспорт и коротко его полистал. В конце концов он видимо понял, что если бы я был узбекским шпионом, то просил бы о чем-нибудь другом.
- Почему вы не переехали в Россию тогда, когда это было просто? - спросил он меня.
- Это очень длинная и грустная история, - ответил я ему, тоже не отводя взгляда. - Сейчас у вас нет времени ее выслушать. Но если оно у вас появится и сохранится желание узнать, позовите меня. Я оставлю вам номер своего телефона.
Он вернул мне паспорт, но телефоном не заинтересовался.
- Хорошо, мы это сделаем, - сказал он. - Но вы должны знать, что для тех, кто не является гражданином России, это почти вдвое дороже.
Он назвал мне суммарную цену этой работы, которая тут же сверкнула в моем мозгу номером телефона Эркина.
- У меня нет выбора, - обреченно сказал я, коротко разведя руками, но в душе все-таки радуясь, что проблема будет решена.
- Вам нужно съездить в Российский культурный центр. Это недалеко. Там они сделают свежие копии с ваших документов и зарегистрируют. Потом вы принесете их сюда и мы их заверим. Вся работа займет не больше двух дней.
- Спасибо, - сказал я ему. - Мне предварительно необходимо кое-что сделать для решения денежных проблем, но я должен успеть до конца недели. В понедельник мне назначен визит к медконсулу.
Разузнав расположение культурного центра, я вышел из посольства и поехал по адресу. Это действительно оказалось недалеко.
За широким столом на фоне кремлевского пейзажа и российского флага с двуглавым орлом, в просторной прохладной комнате сидела молодая женщина. Только здесь и сейчас я вновь почувствовал себя маленькой частицей огромной и такой близкой моей душе России. Это рождалось не столько особой атмосферой дизайна, сколько неожиданно теплым приемом, который я встретил там.
Женщина внимательно и очень приветливо смотрела на меня. Я узнал, что ее зовут Ольга, что она из Ростова, но выйдя замуж за танзанийца, уже давно живет в этой стране. Мы разговорились. Я объяснил ей свои нужды, на что она повторила слова консула:
- Хорошо, мы это сделаем. Для вас это не будет дорого. Оставьте все нужные документы. Завтра в такое же время все уже будет готово.
- Завтра еще не буду готов я. Я приеду к концу недели. В крайнем случае – в понедельник утром.
- Тем более будет готово. Приезжайте.
Уходить отсюда, из уютного прохладного кабинета, в дневную духоту не хотелось категорически. Я стал неторопливо перебирать газеты и журналы, лежавшие на столике в углу комнаты. Как давно я не держал в руках наши издания!
- А чем занимается ваш центр? - спросил я.
- О, у нас много работы. Сюда часто приходят все наши. Отдыхают, читают свежие газеты и журналы. У нас есть даже библиотека. Каждую пятницу по вечерам у нас собираются все желающие из диаспоры. Мы прекрасно проводим время. Танцы, песни, рассказы. Если кто-то хочет выпить, у нас разрешено «приносить с собой и распивать», - улыбнулась она. - Кроме того, мы организуем гастроли артистов. Иногда они сами приезжают, как туристы, и заодно дают концерты для наших. Недавно даже сама Алла Пугачева была. Так что, можете присоединяться.
- С удовольствием. Но сейчас еще не время. И еще не деньги. Но когда немного обживусь и встану на ноги, непременно.
Мы обменялись телефонами и расстались.
Выйдя на улицу, я взял такси и поехал домой. На одном из крупных перекрестков мы остановились на красный свет светофора. Я вытащил телефон и начал набирать номер Эркина. Водитель, нажав на кнопку, стал закрывать окно с моей стороны.
- Зачем вы это делаете? - от удивления я даже не добрал номер до конца. - Такая жара...
- Здесь очень много уличных воришек. Подбежит, выхватит телефон и затеряется среди машин. Вы даже выйти не успеете.
- Здесь что, есть воры? - вновь полученная информация никак не совпадала с той, которую я получил от Павла.
- О, полно, - ответил водитель. - А тот район, куда мы направляемся, кишит ворами. Особенно на рынке.
«Хорошенькое дельце. Оказывается, мы еще и живем в воровской клоаке».
- Ты мне говорил, что здесь нет воров, - напал я на Павла, зайдя в дом. - Я только что разговаривал с таксистом, и он поведал мне совсем другую историю.
Я передал ему содержание нашего разговора.
- Да, это так, - сказал Павел. - Когда я тебе говорил об этом, я тоже пользовался чужой информацией. Квартирных краж как будто бы не бывает. А на телефонную я сам однажды напоролся. Как-то мы шли там по рынку. У меня Ирен (младшая) на руке сидела, а в другой я нес пакет с продуктами. Подлетел какой-то шкет, открыл кобуру на поясе, выхватил телефон и мгновенно улизнул. Я даже увидеть его толком не успел. Пакет не бросишь, ребенка тем более. Пришлось покупать новый, но теперь я его ношу в кармане брюк. Так что, ты тоже там поосторожней будь. За телефонами сейчас по всему миру гоняются.
До Эркина я дозвонился. Он обещал выслать деньги на следующий день.
Все формальности с документами я уладил к концу недели. В культурном центре денег с меня за работу не взяли совсем.
Мы немного ближе познакомились с консулом. А когда он узнал, что я врач-хирург и буду работать в Институте сердца, он впервые мне улыбнулся. Вновь улыбнулась и та миловидная дама за пуленепробиваемым стеклом. Консул поведал мне, что еще два года для желающих переехать в Россию будут делать какие-то послабления, но дальше это станет большой проблемой. Так что, если есть желание, можно включаться. Я обещал подумать, но прежнего энтузиазма в себе уже не находил. Старые деревья не пересаживают.
- Боюсь, что я уже не в том возрасте. Не имея там никого...
- Врачи в России нужны. Надумаете – приходите. У меня есть подборка документов по этому вопросу, - протянул он мне листок с написанным номером телефона.
«Наверное в России нужны не только врачи, но ехать наобум, в никуда, вряд ли кто-то решится. Неужели Россия не может помочь хотя быь общежитием? Даже Африка, приглашая на работу, дает и жилье».