Ангел бывых дней

Тимур Касимович Зульфикаров
рис. М. Кагарова            

                АНГЕЛ БЫВЫХ ДНЕЙ


   …И насылает Господь на человека Ангела Бывых дней... да...

   Ангел Бывых Дней!.. Ангеле!.. Ангел былых дымных прошлых дет дней...
   Ты ли?.. Ты ли стоишь в тумане январском рождественском ледовом игольчатом дыме тумане Плещеева озера?..
   Ты ли о Ангеле?..

   …И когда я сокрушился в вере, и когда я ушел из церкви, я, священник переславльской малой неповинной церквушки, церковки сиротки церкви Пресвятой Богородицы бывшего Даниловского монастыря церковки усопшей брошенной моей, я, священник бывший вдохновенный, а ныне мирянин житель простой смертный безбожник я, отец Тимофей я пришел я стою в тумане крещенском утреннем родимом смиренном русском нашем сладком зимнем прибрежном тумане дыме инее летуче колючем озера Плещеева...
   И когда я поскользнулся пошатнулся сокрушился в вере перед близкой кончиной смертью моей, я пришел на берег рождественский туманный морозный утренний брег берег озера Плещеева и гляжу в туман сизый сиреневый агатовый туман мгу мглу озера Плещеева...

   Кто там в тумане стоит скитается веет реет?..
   Ангеле Бывых Дней моих, Ты ли?..
   Ой ли?..

   Иль там у лунки проруби поруби рыбари-лещатники в овчинных тяжких беспробудных тулупах ждут алчут, ведь уже январь сечень просинец и рыба лещ трется ищет мечет в водах нетленных?..               
   Иль дымятся курятся млеют полыньи сизые проруби иордани крещенские?..
   Да кому они открыты блаженные?..
   Да некому воды крещенской моленной целебной вечной на Руси моей отведать...
   Оле!..
   Но!.. Но...
   Но Бог на Руси ныне ходит со смертью... Лютый…
   Но!..

   Ангел Бывых Дней!.. Ангеле!..
   Я ли зову с берега Тебя?..
   Ты ли кличешь меня с вод туманных ледовых со льдов беспробудных плещеевых?..
   Ой ли  Ангеле?.. ты ли кличешь?..

   Иль церквушка моя заброшенная оставленная колоколенкой звонницей хрустальной от ветра утреннего от снега бегучего  зыбко певуче знобко отзывается мается поет?..
   Да нет… Да последний звонарь Иван бражник стражник пахарь спит пианый в косой избе своей, а колоколенка в снегах необъятных молчит молчит молчит...
   Да только звонарь Иван крестьянин пьяно сонно шепчет в избе бредит мычит: «От смерти да от Бога русский человек только пианством спасается загораживается заслоняется отдаляется... Да ненадолго… Скоро скоро Бог со смертью в избу постучатся!..»

   Но кто там ходит хоронится бережется страждет в тумане озера Плещеева?..
   Зовет что ли?..Поет ли?.. Шепчет?.. Ласкает?.. Лелеет имя мое на снежных устах своих?..

   ...Отец Тимофей... Тимофеюшко... Бывый мой...
   Возлюбленный недолгий муж... муже мой!..
   
   Ты! Ой... ой... ой... Ты в тумане утреннем знобком стоишь один...
   Да холодно тебе... Да пустынно...

   ...О Боже!..
   Ты ль усопшая жена моя Марья Мария Маруся кличешь со озерных дымных льдов меня?..
Чрез года?.. Чрез смерть кончину твою дальную дальную дымную забытую забытую уже?..
   О Боже... Ой мне!.. Увы мне!..
Ты ли жена моя дальная Мария?.. Ты ли Ангел Бывых Дней явился мне?..

   Я знаю тебя Ангеле...
   Я ждал Тебя Ангеле...
   У тебя очи отечные дымчатые прозрачные, как озера белозерские северные яснодонные…
   У тебя очи ивовые вечноплачущие о былом вечностраждущие...
   У тебя под очами вечно соль от слез... И она жжет.
   Ты ивовый снежный Ангел...
   Ты Ангел Ива...
   Я стою под снежными дремучими ветвями дланями твоими Ангеле...

   Ой человек человече! быстротечный! и что насылают на тебя Ангела Бывых Дней?..

   ...И отец Тимофей бывший священник церкви Пресвятой Богородицы стоит в утреннем тумане звездистом снежном инее и вопрошает…
   И мечется…
   И снимает с головы своей тихой кроличью побитую потертую шапку и волосы власы богатые долгие снежные жемчужные рассыпаются по плечам его вольным по ватнику его темному…
   И отец Тимофей стар, а власы его молоды льняные жемчужные и они светятся в утреннем сизом тумане тумане тумане...

   И тут находит наступает сеется веется сыплется от озера Плещеева от льдов от прорубей его млечное игольчатое искристое алмазное облако рассыпчатое как орловское яблоко и скрывает забирает берега утренние…
   И течет по власам по устам по очам Тимофея...

   Мга... мгла... туман...
   Еще спит зимняя земля моя...
   Еще спит зимняя Русь моя... Да!

   А Ангел Бывых Дней уже уже уже кличет из тумана:
   -Отец Тимофей... Возлюбленный муж муже мой...
   Не спит он Ангел Бывых Дней. Не спит… Бессонный он… Оттого и глаза у него отечные усталые недреманные бездонные колодезные...

   ...Тимофеюшко... Муже возлюбленный мой...

   ..Жена жено моя Мария усопшая дальняя моя...
   Ты пришла?.. Ты стоишь на льдах на полыньях Плещеевых в плисовом полушубке молодая ярая... ты стоишь улыбчивая ты манишь манишь манишь меня?..
   Нет! нет! нет!..
   Ты усопшая — ты не манишь, ты машешь из тумана мне рукавами веселыми сарафанными широкими русскими, ты снимаешь плисовый узкий бедный полушубок и стоишь в богатом кумачовом русском переславльском забытом сарафане нашем...
   Ты не манишь усопшая — ты машешь полнотелыми лебедиными молодыми молодыми дальными молочными руками руками руками...
   Мария! Мария! Мария!..

   А ведь я забыл тебя, жена моя...

   ...Тимофеюшко возлюбленный муже мой... Знаю знаю...
   Оттого и являюсь из Плещеевых рождественских туманов...
   Оттого и маюсь и поджидаю на полыньях на прорубях январских...
   Оттого и плисовый полушубок снимаю...
   Ай, хладно!..
   Ай где молодые январи наши наши наши?..
   Ай где проруби рождественьские кипящие наши?..

   ...Мария Марья дочь пьяного глухого звонаря Ивана беглянка крестьянка а мы в полях в снегах во льдах Плещеевых рождественьских бежали а мы соединяли руки уста зубы языки души наши наши наши а мы соплетались телами первозданными в снегах постелях декабрьских...
   Айда!.. Бежим!.. Ликуем!.. Царим! Лежим во снегах!..
   Ай ли!.. Ой ли!..
   Помнишь Марья?..
   И мы на колокольне глухой от людей прятались и там лежали… Витали...
   И только колокол на нас глядел одичало одноглазо…
   И я снимал сбирал сбивал с тебя плисовый полушубок а я разрывал сарафаны податливые а я девичьих первозвонных сосков почек эавязей бутонов лазоревых дымчатых губами терпкими хмельными медовыми касался...
 
   А окрест  Русь ледовая стояла...
   А окрест воды ледовые стояли...
   А окрест дерева ледовые стояли...

   А в твоих сосках почках завязях уже весна копилась стояла расцветала...
   А уже твои девичьи лазоревые деревья дерева кусты жасмина алые шиповники расцветали в сарафане!..
   Ай ай ай Мария... ай дерева кусты ясмина алые шиповники лазоревые дальные дальные дальные...
   Да куда вы?.. Куда вы?..

   А потом ты пришла тайно в притвор предхрамие церквущки моей и взяла мою руку и повела ее тихо молчно радостно за свои сокровенные сарафаны по грудям спелым возжидающим разлившимся, как две довременные реки в половодье...
   И повела руку мою по животу чреватому живому куполу храмову...
   И сказала: Батюшка, скоро быть вам отцом, а мне матерью...

   И на Воздвиженье, когда с поля повезли последнюю копну и птица двинулась в отлет, мы тайно грешно повенчались.
   И ждали...

   Но червь тлен тля нашли на дерева на кусты ясмина на шиповники твои алые талые младые Мария...
   И напрасные ножи скальпели хирургов резали отнимали отсекали отымали отбирали навек отнимали от тебя твои груди соски алые жасмины шиповники мои навек отнимали...
   И напрасные ножи врачей целителей царили пели шелестели витали над тобой в больнице сельской утлой переславльской...

   О Господи! и какой Садовник Господи какой? какой? какой? Садовник отнимает ветви от цветущего вешнего саженца?..
   О Господи и какой Ты Садовник Человеков саженцев младых вешних прекрасных ярых?..
   О Господи и зачем сажаешь и зачем отнимаешь и зачем растишь и до срока забираешь?..
   Зачем до времени караешь?
   О Господи прости мне...
   Да Твои сроки я не знаю...

   ...Мария я похоронил тебя на старинном русском русском погосте кладбище между Загорском и Переславлем...
   Близ заброшенной деревеньки Рогачево...
   Мария первая возлюбленная жено моя я тайно похоронил тебя на заброшенном церковном кладбище...

   О Русь моя и помирают забываются на тебе твои старинные кладбища погосты деревянные усталые...
   О Русь почто пошто дедов отцов забываешь...
   Русь и помирают в гробных травах могильницах барвинках обильных твои кладбища увядают...

   Мария, жено быстрая моя, я похоронил тебя тайком на древлем погосте рогачевском…
   Мария, я там над тобой деревянный бедный крест поставил…
   И на Воздвиженье мы обвенчались и на Вознесенье, когда  пекут пироги с зеленым луком и завивают березки, я над тобой посмертный крест воздвиг поставил...

   О Боже!.. И было Воздвижение креста над твоим прахом, а Вознесения души твоей я не дождался…
   И поколебался…
   И ушел из церкви Святой Богородицы и сложил с себя сан свяшенника…
   И стал простым мирянином…
   И пошатнулся сокрушился в вере православной после довременного неправедного креста того...
   И стал учителем древнерусского слова витийственного в переславльской сельской школе...

   И много странствовал скитался по земле русской, и много грешил сластьями телесными объятый и много пианствовал, чтобы ублажить истратить слепую плоть свою, ибо без Бога, без души человек, словно петух, которому топором отняли голову а он все хлопочет, пляшет, мается, тщится напоследок ярый, радостный...

   И много лет прошло, и забыл я тебя жена дальная моя и забыл про тихий тайный крест тот рогачевский...
   И церковь свою брошенную церковку заметенную храмину малую свечу Святой Богородицы забыл забыл забыл...
   Но всю жизнь свою останнюю ждал я чуда иль знамения...

   ...Ангел Бывых Дней ты ли в тумане в паоблаке ледяном дымном стоишь и голосом забытой жены моей Марии вопрошаешь?.. веешь тлеешь ласкаешь?
   Ангеле! Чудо дивное снежное ледовое мое! Иль дождался я чуда знамения?..

   …О русский неоглядный необъятный безбожный божий живый человек и все тебе хочется чуда знамения праздника…
   То не лебедь перелетная плещется ищется бродит летит в тумане майском талом мается — то залетный божий захожий русский Михаил Архангел грозный оружник полченик с обоюдоострым двуручным живым осиянным мечом кладенцом что прорубает любую плоть и кость неправую?..
   О русский человек многогрешный многоядный и все тебе мнится хочется чуда...
   От полей холмов лесов что ль неоглядных?..
   От дождей что ль осенних непролазных в коих пшеницы да ржи утлые как утопленники вянут?..               
   От изб что ли косых пьяных самогонных заснеженных в которых вдовы вековухи солдатки ненаглядные козьи бедные платки для сирот вяжут?..
   И как тут не ждать чуда иль знамения?..

   Господи иль я дождался?..

   …Ангеле Бывых Дней Ты ли стоишь манишь таишь в паоблаке тумане?..
   Ангеле Ты ль исходишь говоришь лепечешь усопших голосвами дальними?..
   Мария жено моя забытая ты ль стоишь? ты ль ветхий забытый рогачевский крест к груди опустошенной прижимаешь принимаешь?..
   Иль церковка Пресвятой Богородицы моя былая тешится ликовствует в тумане непроглядном благовествует забытыми колоколами?..

   Пресвятая Богородица!.. Родимица!.. Земная Сошественница!.. Дево рождшая без семени!.. Мария Богородица!.. Дево дево...
   И прежде чем длань, чем алчущий перст мужа  -  тронут тронули сосок твоей неповинный девичий уста березового Младенца!..
   Матерь-Дево...

   …Мария жена моя а я целовал алые жасмины шиповники ранние вешние телесные девичьи радостные твои!.. Да!..
   Но забыл я тебя жена моя.
   Но забыл я тебя церковка Пресвятой Богородицы брошенная моя...
   И захирела ты после ухода моего…
   И плесенью ржой окисью зеленой ядовитой покрылся колокол кампан твой срезанный еще при царе Петре да так и забытый оставленный на колокольне звоннице...
   Хотя в народе говорят, хотя в народе есть молва, что по большим церковным праздникам колокол этот забытый сам снимается с колокольни и летает тихо певуче по округе и звонит забыто, но не верю я… Не верю...

   Ангеле!.. Ангеле Бывых Дней!..
   Но ты пришел!..
   Но ты стоишь в тумане иглистом жемчужном паоблаке молочном млечном густом и кличешь зовешь меня что ли голосом усопшей жены моей моей моей...
   И я иду и я ищу тебя Ангел Бывых Дней мой...
   Где Ты Ангеле?..
   Все руки мои дрожащие рыщут ищут бродят роются в ту¬мане утреннем...
   Где Ты Ангеле?..

   ...Тимофеюшко... муже мой возлюбленный...
   И ты воспомнил меня? Марию усопшую неповинную жену твою?..

   ...Да Ангеле... Но где ты в тумане?..

   И тут пошла метель ярая густая и стала ослеплять мокрыми сырыми звездистыми хлопьями глаза отцу Тимофею бывшему священнику...
   И потерял он в метели кроличью бедную шапку свою, но искал в тумане в метели белесой тучной тьме…

   …Ангеле... Где льдистые осиянные крылья Твои?..
   Жено моя Мария... Где ты?.. Дай коснуться тебя...

   Тогда голос был из метели ясный:
   - Я здесь Тимофей. Иди сюда, заблудший мой...

   И тут метель унялась над головой Тимофея и стало тихо над головой седой жемчужной его…
   Но только над головой отца Тимофея не было метели, окрест буйно яро слепо мокро неслась билась металась она и окрест ничего нельзя было увидеть и словно не было за метелью Плещеева озера и города Переславля и самой Руси…

   И тут отец Тимофей услышал тихий певучий дивный дымный малиновый звон колокольный…
   И поднял седую голову свою к небесам и увидел что над ним Колокол стоит парит и метель не пропускает на него…
   И сияет Колокол, словно начистили его ныне и нет на нем ни плесени ни ржи окиси…
   И больно стало глазам отца Тимофея от блеска этого небесного…
   И от крутого ветра било язык Колокола колебался и бился в стены медные и нерукотворный хрустальный затаенный звон шел с небес...

   Тут вспомнил отец Тимофей народную молву о летающем  по большим церковным праздникам срезанном Колоколе с бывшей его церкви Пресвятой Богородицы…
   И тогда взмолился он как во дни веры далекие свои...

   ...Ангеле! Ангел Бывых Дней и ты насылаешь на человека Колокол летающий?..
   О Русь моя спящая безбожная вольная заброшенная!..
   О русский человек многогрешный многовольный безбожный!..
   И только дан тебе парящий осиянный колокол!..
   О Господи!.. Ты ль насылаешь на Русь спящую колокол летящий?..
   Иль пришла пора, когда срезанные снятые забытые порубленные погубленные поруганные колокола летают над тобой Русь святая моя?..
   Ай ли?..

   …Ангеле, но где ты?..

   И отец Тимофей пошел к метели к озеру Плещееву, но Колокол содвинулся над ним и шел над ним и не давал метели и жемчужные власы Тимофея были сухи...
   Но отец Тимофей маялся…

   …Ангеле где ты?...
   Мария жена моя усопшая а явившаяся заживо жено моя!..
   Хоть на мгновенье хоть на миг явись!..
   Где где где ты?..

   И отец Тимофей бежал к метели, но Колокол шел над ним и колебался и парил и сиял летучей златомедью…
   Тогда Тимофей устал и встал и Колокол встал над ним.

   Ангеле...
   Жено Мария... Явись хоть на миг! хоть на мгновенье а потом сгинь сойди изойди навек в метели!..
   Ангеле!.. Господи!.. Пошли яви мне неверующему нищему ничтожному чудо иль знаменье!...

   …О Тимофее... муже... сыне...
   Мало тебе этого Колокола летающего?..
   Гляди... Я стою около тебя Тимофей неверующий...

   И при жизни отец ее пианый звонарь Иван часто бил ее и она  заикалась немного, а ныне из гроба стала заикаться более…Волновалась она… Маялась...

   И тут оглянулся отец Тимофей на голос и увидел дальную смутную жену свою Марию в том том том плисовом полушубке в том том том рахбуженном растревоженном разорванном его устами зубами кумачовом переславльском сарафане в том том вологодском кружевном платке…

   И она стояла в метели на свеженаметенном сугробе и улыбалась...
   И Тимофею руками сладкими руками прошлыми пуховыми лебедиными веслами замогильными веселыми махала плескала дожидалась…
   И она улыбалась…
   А потом наклонилась к сугробу и сразу сразу — о Господи да погоди! да зачем сразу?.. и сразу подняла с сугроба рогачевский тот забытый ветхий изотленный изниклый изломлелый крест и поднесла его к лицу своему и заплакала заплакала…

   …Ой Ангеле! ой Ангел Бывых Дней за что? зачем? пошто являешься? за что? за что караешь?..

   И мелко торопко суетно хлипко побежал отец Тимофей к жене своей, но там, где она стояла, сугроб сразу дымно дико осел истаял…
   И явилась пробилась провилась прожглась протаялась прорубь иордань дымящая... кипящая...
   И там уже стоял дремучий рыбарь-лещатник в овчинном пахучем тулупе и ворошил ворожил уже удой в свежей проруби водокрещи иордани...

   ...О Ангел Бывых Дней!..
   И ты уходишь прожегши проломивши пробивши протопивши прорубь в толще льда декабрьского…
   И что Тебе хрупкая ломкая душа человеческая?..

   Но жена жено Мария моя!..
   Я воспомнил тебя, усопшая возлюбленная родная родимая моя...

   …И тут что-то коснулось лица щеки отца Тимофея…
   И он поднял глаза свои и увидел что Колокол опустился и стоит прямо у головы его покорно…
   И язык било его касается лица Тимофея и по развалистому раструбу его идут горят древние словеса слова глаголы Евангелиста Иоанна из Апокалипсиса: "Бог есть любовь, человече... Но имею против тебя то, что оставил ты первую любовь свою!.."
   Но имею против тебя то, что оставил ты первую любовь свою!..
   О Господи!..

   …Но имею против тебя то, что оставил ты первую любовь свою, человече...
   О Господи!..

   Я не оставил тебя церковка Пресвятой Богородицы моя!..
   Я не оставил не забыл тебя дальная усопшая верная и за гробом верная ждущая жена моя Марья Мария в разорванном разграбленном расхищенном счастливом сарафане русском...

   …И отец Тимофей пошел в метели…
   И Колокол качнулся содвинулся колыхнулся и низко пошел с ним…
   И язык его касался отца Тимофея, словно звал его ударить в колокол...

   …Человече!..Подними небу земные скоротечные очи твои…
   И увидишь Колокол над собой…
   И ударь в него…

   И пробудится и пойдет к тебе Ангел Бывых Дней…

   Свете!..

1980 г.