Прикрывает степенность живые мазки неуёмности жажды желать многоцветий откровенных полотен страстей междометий, прикорнувших на тусклой палитре тоски. Буква имени - след на зеркальном стекле запылённом забывчивостью обещаний... это всё, что оставлено властью прощаний между перьев надежд на упавшем крыле птицы счастья. Какая несносная тишь. Неужели границы любви так жестоки? Кем то были поставлены чёткие сроки... Я совсем не готова к прощанью. Молчишь, сердце? Или оглохла душа? Или просто не мне посвящаются песни откровенности разума? Странный кудесник... забавляется чувственностью не спеша.
Устрашающе вяжет для мыслей силки ведьмоватая память, скрываясь в проёмах неприкрытых обид, возле сна окаёмов подаяньям любви не жалея руки. Только ночь знает тайны болеющих дум о жестоко терзающих муках телесных... нежеланью и жажде в соитие тесно. И отчаянно мечется сердце в бреду обречённости знать и желанья не верить, оболочкою гордости кроя болезнь: показухой беспечность, давай, куролесь, чтоб не к жалости след уводил от потери. А на небе от звёзд не укрыться луне: белоликая дива горда и степенна, перед ней преклоняет страданье колено... и наверное молится снам обо мне.