Чёрная Роза, авантюрно-любовный роман, 19

Диана Крымская
                4. Побег.

      Доминик сидела перед туалетным столиком в комнате в Псарной башне и, глядя на свое отражение в зеркале, пыталась найти способ вырваться отсюда. Она постаралась представить себе сложившуюся ситуацию отстраненно и холодно, как будто со стороны.      « Это как шахматная партия. Только на кону—не шах или мат, грозящие мне от противника, а моя жизнь. И, возможно, жизнь нашего с Робером  ребенка. И поэтому надо просчитать все варианты. Все предусмотреть. Ибо второй попытки бежать у меня не будет.»
    И думать надо было быстро. Потому что Рауль наверняка скоро придет. Он не сможет ждать долго,-Дом была в этом уверена.
     Прежде всего, пленница окинула еще раз взглядом комнату. Итак, что здесь находилось из предметов мебели: кровать, два стула, столик, перед которым Доминик сидела, и зеркало в дубовой резной раме. Дверь открывается вовнутрь. Быть может, имеет смысл забаррикадироваться ? Доминик подошла к кровати и попробовала сдвинуть ее с места. Но кровать была  тоже дубовая, с четырьмя столбиками—двумя—в изголовье, и двумя—в изножье, и настолько массивная, что молодой женщине не удалось передвинуть ее даже  на пару дюймов. А стулья и туалетный столик были, наоборот, довольно легкими. Даже один мужчина запросто отодвинет их от двери, не прилагая даже излишних усилий.
     «Стулья, кстати, тоже дубовые,—думала Дом.—Крепкие. Если обрушить такой  со всей силы на голову –человек упадет ,по крайней мере, оглушенный. Это надо иметь в виду. Итак…Что же в этой комнате можно еще использовать вместо оружия?»
     Она оглядывалась кругом. Ничего. Если только распятие на стене. Грех ли это? Доминик сняла распятие со стены. Оно было из черного дерева, и довольно тяжелое. «Череп им, конечно, с одного удара не раскроишь,-холодно думала  пленница,-но угостить нежданного гостя можно знатно. И да простит меня Господь!»
    Она вновь села перед зеркалом, положив распятие на столик. Прислушалась. За дверью ходили—десять   тяжелых неторопливых шагов в одну сторону. Десять—в другую. Шаги раздавались гулко,—человек наступал на каменные плиты башенного пола. Один человек. Один охранник. Доминик могла закричать. Завизжать. Позвать на помощь. Как-нибудь исхитриться и сделать так, чтобы охранник вошел,— попробовать расправиться с ним. И  попробовать бежать.
     Но она уже все решила. Ей нужен был Рауль. Она не покинет замок, не попытавшись прикончить его.  Потому что, если она убьет  де Ноайля,—это может спасти и жизнь Робера. «Люди Рауля растеряются, если их хозяин  погибнет. Возможно, даже бегут отсюда. Они—всего лишь наемники. И делают только то, что им велит их  господин.Они не будут знать, как поступить, если его не станет. А комендант Шинона—явно порядочный человек. И, знай он, что пленники де Ноайля—герцог де Немюр   и я, жена Робера, скорее всего, он помог бы нам. И вздернул бы прихвостней Рауля, а, может быть, и его самого, на стене замка. Да, надо убить  Рауля. Робер—знатный дворянин, дядя короля и кузен  королевы. Наймиты побоятся  без своего главаря  расправиться с ним. За это им не поздоровится. Они сбегут. И не тронут его. Но только если я убью Рауля!»
     Доминик повторяла это самой себе. Надо было привыкнуть к этой мысли,—что она должна убить человека. Но  разве де Ноайль— человек? Он давно перестал быть им. Вспомнить все его жертвы—Эстефания, невеста де Немюра, Мадлен де Гризи, та девушка из борделя, о которой рассказывал Робер Розамонде…Камеристка Розамонды—кажется, Люси…Сколько невинных! Сколько крови и ужаса! Де Ноайль не заслуживает ни сострадания, ни жалости. И рука Доминик не должна дрогнуть, когда она будет убивать  это чудовище.
     Доминик вновь оценивающе посмотрела на распятие. Сколько раз им придется ударить по голове Рауля, чтобы умертвить его? А времени у нее немного. Если оно вообще будет. Она взглянула в зеркало. Боже, какая она бледная! Под глазами залегли темные круги. Это от бессонной ночи. Да…От их единственной с Робером ночи!...Возможно, первой и последней в их жизни.
     Нет!Не думать о плохом! Настроиться только на одно—на то, что она должна убить де Ноайля и выбраться из Шинона!
      Дом повертела распятие в руках. Все же оно не слишком годилось. Если бы у нее было что-нибудь острое! Вроде хотя бы булавки. Но она не заколола волосы, отправляясь во дворец де Немюра. Она опять посмотрела в зеркало. И в голову ей пришла новая мысль. Стекло…Если она разобьет его—и удачно—у нее будет острый осколок.
     Да! Прекрасно! Но надо, чтобы звон разбивающегося зеркала не услышал охранник за дверью. Дом  скинула с себя плащ, взяла распятие и завернула  в ткань основание креста. Затем сняла осторожно зеркало, оказавшееся неожиданно тяжелым, и отнесла его на постель. Положила на покрывало. Прислушалась. Шаги, все те же мерные  тяжелые шаги. Надо было ударить по зеркалу в тот миг, когда человек за дверью наступает ногой на каменную плиту. Дом закрыла глаза, чтобы сосредоточиться, и начала про себя считать шаги—раз, два, три, четыре, пять…В обратную сторону…Рука ее с зажатым в ней распятием поднималась и опускалась в такт шагам. Наконец, пленница  выбрала момент—и  ударила изо всей силы по зеркалу. Оно треснуло и , к счастью, с довольно негромким звуком. Охранник остановился на мгновение…И зашагал опять.
      Доминик ногтем выковыряла образовавшиеся осколки. Один из них был вполне подходящим—достаточно длинный и острый на одном конце. И края стекла тоже острые. Как у ножа. Теперь надо было  найти кусок ткани и обмотать  им тупой конец стекла, чтобы не порезаться  этим концом самой.  Молодая женщина хотела вначале отрезать ткань на своем плаще. Или на нижней рубашке. Но Рауль может это заметить, если будет раздевать ее. Раздевать!..Дом вздрогнула от отвращения. Нет! Она пока не будет думать об  этом…               
     Она отбросила покрывало с кровати, вытянула из-под подушки  льняную простыню и осторожно отрезала осколком довольно длинный  узкий кусок  ткани. Обернула им стекло и завязала потуже. И теперь у нее было нечто, напоминающее кинжал с рукоятью.                Она сразу почувствовала себя увереннее. У нее есть чем защититься! Берегись, Рауль!               
     Доминик  повесила зеркало на место. Заметно ли, что оно разбито? Конечно. Но вряд ли де Ноайлю придет в голову в него глядеться. Он ведь  явится  сюда не за этим.               
     Итак—он приходит. Как себя вести? Надо и это обдумать.
     Доминик поправила постель , надела плащ—ее била нервная дрожь- и легла на  кровать, уставившись на потолок . Придет ли он один? Или с кем-нибудь из своих наймитов? Надо надеяться, что  один. Ему, наверное, нравится все делать самому. Но за дверью, конечно, тоже кто-нибудь останется. Хотя де Ноайль и видел прекрасно, что Доминик не вооружена, когда она одевалась в спальне Робера, но, зная ее решительность, отвагу и опыт обращения с оружием, Рауль не преминет обеспечить меры безопасности для себя.
     Как ей себя вести с ним? Изображать покорность и готовность на все, лишь бы спасти свою жизнь и жизнь Робера? Вряд  ли этого ублюдка может обмануть ее наигранное смирение. Ведь, хотя  де Ноайль и не понял, что говорил ей муж по-испански, но, конечно, сообразил, что Робер посоветовал ей  какой-то способ выбраться отсюда.
    Значит, бороться?  Сопротивляться, кусаться, царапаться? В таком случае  Рауль наверняка ее ударит. И вот это очень опасно. Потому что он может ударить так, что Доминик потеряет сознание. Но тогда он привяжет ее к столбикам кровати. И она окажется полностью в его власти. И никакие распятия и осколки уже не спасут ее.
    А что де Ноайль ее привяжет,—Дом не сомневалась. Так он поступил с Мадлен де Гризи. И с другими девушками , скорее всего, было так же. Раулю нравилась беспомощность его жертв. Нравилось наслаждаться их безграничным страхом, смешанным с бессилием помешать ему как угодно издеваться над несчастными, попавшими в его гнусные лапы.               
     Итак, если Доминик будет привязана к кровати,—все будет кончено, и пленница станет очередной жертвой насилия Рауля. Вдруг какая-то совсем темная часть ее сознания холодно и отчетливо произнесла: « Но вряд ли Рауль убьет тебя. Просто изнасилует. Это можно пережить. Ведь если после этого ты все же выберешься из Шинона, и у тебя родится ребенок…Это будет , по закону, дитя де Немюра. Ибо вы подписали  с Робером контракт. У вас была брачная ночь. И никто не сможет оспорить права твоего ребенка на наследство. Даже если ребенок будет, на самом деле, сыном де Ноайля.-И голос внутри Дом даже хихикнул.—Пусть Рауль  овладеет тобой! Чем больше он постарается—тем вернее ты забеременеешь. Если Роберу не удалось подарить тебе наследника,—это сделает де Ноайль. А ребенок, кто бы ни был его отцом,  будет носить титул герцога де Немюра!»
       Доминик содрогнулась и в ужасе помотала головой. Как только такая  страшная, безобразная мысль пришла ей на ум! Никогда, никогда Рауль не овладеет ею!!! Лучше смерть!
     « О, проклятье! Если бы я не показала де Ноайлю в рыцарском зале, что умею обращаться с мечом…Если бы не запустила в этого подлеца  кинжалом, когда он подглядывал за мной…Мне было бы сейчас гораздо легче. Я бы изобразила ужас. Упала бы притворно в обморок. И он бы ничего не заподозрил. Увы! Рауль теперь  достаточно хорошо знает меня. И будет, конечно, настороже. Возможно, даже прикажет обыскать меня своим прихвостням. И они сразу найдут мое оружие.»
     Что еще можно придумать? Она взяла  осколок зеркала, повертела в руке. На внутренней стороне ладони—и второй руки тоже- были свежие порезы,—это Доминик схватилась за острия мечей в подземелье, когда Рауль ударил Робера по голове. Крови из порезов вытекло немного. А если углубить их? Испачкаться кровью…Чтобы выглядело так, как будто она покончила с собой? Обмануть Рауля?
       Доминик  резко села на постели. Да…Вид крови  напугает его. Приведет в шок—хоть ненадолго. А ей много времени и не надо! Пусть  Рауль хотя бы несколько секунд думает, что она решила покончить жизнь самоубийством! Она спрячет свой «кинжал» под подушкой. А потом , когда Рауль склонится над ней, выхватит  осколок…и ударит его!
    « Но надо сразу раздеться догола. Ведь потом времени на это уже не будет! Если  мне повезет…если  я выберусь из этой комнаты, найду ключ там, где сказал Робер, и выпрыгну из окна в реку,-я должна чувствовать себя полностью свободной. Никакой одежды! У меня уже был печальный опыт, когда я чуть не утонула  в реке из-за свадебного платья! Больше этого не повторится!»
     Доминик сняла с себя  плащ картезианки и нижнюю рубашку. Бросила их на пол.  Пододвинула один стул к  кровати, другой поставила возле двери,-они могли ей  тоже пригодиться.               
      Она села на постели и, стиснув зубы, резанула себя  осколком  зеркала по ладони одной руки. Потом — другой. Кровь так и брызнула. Доминик  сунула осколок зеркала под подушку и подняла руки кверху, позволив крови течь на запястья и дальше—до локтей. Пусть Рауль подумает, что она вскрыла себе вены. Боль, сначала почти неощутимая, вдруг пронзила молодую женщину с головы до ног. Пальцы начало дергать. Боль пульсировала , как живой организм, поселившийся во вдруг затрясшихся руках. Но лишь бы они не тряслись, и пальцы согнулись, когда прдет Рауль, и она выхватит свой «кинжал» из-под подушки!
    «Я забуду о боли! Теки, кровь, теки…Надеюсь, я не ослабею от твоей потери. Чем больше тебя будет, — тем вернее Рауль поверит в мое самоубийство. Или в попытку самоубийства.»               
     Доминик  приложила ладонь к горлу, измазав его. К груди с левой стороны. Пусть кровь будет везде на ее теле!
 …И тут за дверью послышались  шаги. Быстрые, уверенные…Де Ноайль! Это он! Как вовремя она приготовилась! Доминик легла на живот, спрятав под себя окровавленные руки. Надо, чтобы вначале Рауль не заметил крови. И решил, что молодая женщина  или спит, или притворяется спящей. Тогда он, скорее всего, отошлет за дверь караульного, тем более что она нагая. Вряд ли  герцогу захочется, чтобы еще кто-то вновь любовался ее обнаженным телом. И  он останется с нею в комнате  один.
     Она услышала за дверью голоса. Рауль спросил, все ли тихо в комнате. Сторож ответил, что никаких посторонних звуков он не слышал. Послышался скрежет поворачивающегося в замочной скважине ключа. И де Ноайль появился на пороге вместе со своим клевретом. В руке Рауля был тонкий длинный стилет ; караульный  держал  обнаженный меч. Оба мужчины были  напряжены и готовы к любой неожиданности.
       Но их  пленница лежала на кровати вниз лицом, причем абсолютно голая. Страж тяжело задышал; де Ноайль услышал, как он судорожно сглотнул, пожирая  глазами белоснежное тело  Доминик.
       Герцог быстрым взглядом окинул комнату. Кажется, все в порядке. Кроме разбитого зеркала. Доминик вытащила оттуда осколок? Не иначе. И лежит, спрятав его под себя…Чтобы, когда Рауль перевернет ее, всадить этот осколок в него, Рауля. Хитрая женушка Робера! Но де Ноайля не проведешь.   
- Будь за дверью, Симон,-повелительно сказал герцог сторожу. — Не входи, если я не позову тебя.
     Охранник неловко поклонился и, еще раз бросив горящий взор на лежащую ничком молодую женщину, вышел и закрыл дверь. Рауль , держа стилет на изготовку и стараясь ступать бесшумно, приблизился к постели. Боже, какие формы!.. какая роскошная женщина!..И через несколько минут она будет принадлежать ему!
   Он, по-прежнему готовый к любой ее выходке, провел рукой по ноге Доминик от лодыжки до бедра. Она не пошевелилась и не вздрогнула. Рауль не слышал ее дыхания. Неужели она спит? Не может быть! Хотя ночью два дня назад  Робер наверняка утомил ее своей страстью, да и дорога в Шинон была тяжелая. Но поверить в то, что  его пленница могла заснуть, де Ноайль никак не мог. Все это наверняка притворство! Она хочет нанести удар…Но Рауль настороже, - пусть только осмелится напасть на него!
      Его рука коснулась белоснежных  полушарий ягодиц Доминик. Слегка сжала ...Какие они упругие и соблазнительные! Ему нравилось брать женщин и сзади. Но в первый раз он хотел взять жену Робера спереди. Чтобы видеть ее лицо, когда он будет входить в нее.
       И все же, почему она не шевелится? Не дергается? Не кричит? Не сопротивляется? Она нагая…Разделась сама? А если…Если эта скотина Симон успел насладиться ею?
       Рауль почувствовал, как вся кровь бросилась ему в голову. Если только Симон овладел Доминик …Женщиной, которая должна – пока — принадлежать только ему,  герцогу де Ноайлю…Если эта свинья Симон тронул ее хоть пальцем…Герцог задрожал от бешенства.
     Держа кинжал в правой руке, левой он схватил Доминик за плечо — и резко перевернул. И оторопел. Она вся была в крови! Локти…Шея…Грудь…Живот…В руках у нее и под нею никаких осколков не было. Только кровь. Голова молодой женщины бессильно откинулась на подушку. Глаза закрыты. Она мертва? Рауль, забыв об осторожности, бросил стилет на постель  и наклонился над Доминик. Какое бледное у нее лицо! Кажется, она вскрыла себе вены. Вот почему зеркало разбито! Она порезала руки осколком стекла!
     Де Ноайль приложил пальцы к шее молодой женщины. Есть ли пульс? Кажется, есть…И тут Доминик открыла глаза,  выхватила из-под подушки свой осколок — и нанесла удар.
     Как ни быстро действовала Дом, как ни мгновенно она ударила, — герцог все же успел уклониться . Молодая женщина собиралась вонзить ему осколок прямо в горло,—но в результате ее «кинжал»  вошел в левое плечо де Ноайля, чуть выше того  места, куда она так недавно  в замке Немюр-сюр-Сен ранила Робера. Показалась  кровь; Рауль завопил от  неожиданности и боли.
      Доминик изо всех сил толкнула де Ноайля, и он тяжело упал на пол, продолжая громко кричать, призывая на помощь. Дом схватила с постели его стилет,—и тут в дверях возник злосчастный Симон с мечом в руке. Злосчастный — потому что молодая женщина метнула в него стилет, который вонзился Симону в горло по самую рукоять. Сторож , как-то криво улыбнувшись, сделал несколько неверных шагов вперед…Доминик  с поразившей ее саму легкостью подняла тяжелый дубовый стул, стоявший около двери, — и обрушила его на голову клеврету Рауля. Захрипев, Симон, уже мертвый, рухнул на пол.
    Дом нагнулась, — она хотела поднять выпавший из руки сторожа меч, - и тут Рауль налетел на нее сзади. Он обхватил ее руками, пытаясь повалить на пол и продолжая орать так громко, что у молодой женщины заложило уши, - но она, скользкая от своей  крови, размазанной по ее голому телу, вывернулась и ударила герцога ногой в пах. Он согнулся от боли пополам. Дом опять попыталась схватить меч, чтобы прикончить де Ноайля…И тут услышала  топот ног. Бежали сюда,  наверх, в башню.
     Медлить было нельзя. Пленница  выскочила в коридор и бросилась в полутемный угол  направо, где, как говорил Робер, должна была находиться еще одна дверь. Да, она там  в самом деле была! Красная дверь. Теперь ключ….Если его не будет, — все кончено! Топот ног слышался уже совсем близко. Сейчас люди будут уже в этом  коридоре. Дом коснулась рукой стены. Провела по ней…Выступ! И на нем — ключ! Хвала Господу! Только бы не уронить его…Ведь пальцы и ладони все скользкие от крови.
     Доминик вставила ключ в замочную скважину….Повернула…Дверь  легко открылась. Сзади закричали: « Вон она! Держи!» - но было поздно. Молодая женщина  вбежала в комнату — и захлопнула дверь, по которой почти в ту же секунду замолотило несколько рук. Дом огляделась. Совсем маленькая комнатушка. Небольшой стол, стул и узкая постель заполняли ее целиком. И окно — большое. И  незарешеченное. И в которое беглянка вполне могла выпрыгнуть.               
     Дверь затрещала. Теперь по ней били и ногами. И , кажется, мечами или топорами. Доминик подбежала к окну и, распахнув его, вскочила на подоконник. Внизу , очень далеко, темнела вода. Это была Вьенна. С такой высоты Дом еще не приходилось прыгать. Но раздумывать или пугаться было поздно. Сзади слышались крики. Дверь поддавалась. Доминик глубоко вздохнула — и шагнула вниз.
  …Вьенна оказалась на удивление холодной. И течение было довольно быстрое.  Дом, вынырнув, сразу решила, что не будет бороться с ним. Так она быстрее сможет уплыть подальше от Шинона. Что она, без одежды и денег,  не знающая этой местности, будет делать дальше, беглянка еще не решила. Сейчас главное было — оказаться как можно дальше от замка королевы. И остаться в живых. Потому что над ее головой пропела стрела. Еще одна. Стреляли , по-видимому, караульные  с башен Шинона.
     Доминик вдохнула воздух — и хотела нырнуть…И тут почувствовала, что что-то как будто ударило ее в  спину, под правую лопатку. Боль возникла не сразу. Но, когда пришла, - буквально ослепила Доминик. Молодая женщина  вскрикнула и забила по воде руками. Ее ранили! Еще две стрелы свистнули возле самого ее уха. Беглянка поняла, что, если не нырнет, она погибла. Нет! Она не погибнет, и она не сдастся. Ни за что! Дом набрала в легкие как можно больше воздуха — и ушла под воду…
    Приказ  начать стрельбу из луков  по сбежавшей пленнице отдал не комендант Шинона мессир Лавуа, а его заместитель, как раз обходивший   с вечерней  проверкой замковые дозоры. Заместитель услышал  громкие крики из Псарной башни, а затем увидел, как из окна на третьем этаже  выпрыгнула  в реку та самая девушка, которую ему и  коменданту де Ноайль представил, как государственную преступницу. Поскольку Рауль тогда  же велел, в случае  попытки побега, применить оружие, помощник Лавуа счел себя обязанным отдать приказ стрелять по беглянке.
    Заместитель коменданта видел, как  одна из стрел вонзилась в спину девушки. Видел, как расплылось по воде кровавое пятно. Видел, как она, вскрикнув, забила руками по воде. И, наконец, - как  несчастная ушла под воду. Чтобы больше не появиться  на поверхности реки. Караульные опустили свои луки и перекрестились.
   «Бедняжка…» - пробормотал один из них.  « И, похоже, красавица! Какое тело…Ты видел, Морис?» - вторил ему другой. Тут на площадке появились комендант и очень бледный Рауль, которого поддерживали под руки двое солдат.
- Где она? — закричал де Ноайль. — Почему нет погони?
- Погоня не нужна, монсеньор герцог. Беглянка мертва.
- Как мертва? Что вы говорите?..
- Мои люди стреляли в нее из лука. Попали ей в спину. И она утонула.
- Идиоты! — заорал Рауль. — Кто велел вам стрелять?
- Монсеньор…Ведь это был ваш личный приказ. Я хорошо помню…-забормотал помощник коменданта. Мессир Лавуа мрачно посмотрел на него. Если бы он  сам оказался здесь в тот момент! Он бы приказал  караульным стрелять мимо. Действительно, идиоты! Бедная девочка…               
      Де Ноайль  заскрежетал зубами. Он даже забыл о боли в плече. Утонула! Его  прекрасная Доминик…Он так и не насладился ею. Все, все пошло прахом! Тут на площадку выскочили  Франсуа и Жак, прибежавшие из подземелья, где они сторожили де Немюра.
- Ваша светлость! Что с вами? — вскричал испуганно Франсуа.
- Я ранен,Франсуа. Но сейчас не до этого. Черт побери! Девчонка мертва. А вдруг она выжила? Мессир Лавуа! Пусть ваши люди немедленно начнут поиски. Прочешут  оба берега вниз по течению. Если не живую — хоть тело ее постараются найти!
- Слушаюсь, - наклонив  седую голову, сказал комендант.
- Что внизу? — кусая губы, спросил Рауль у Франсуа. — С кем вы оставили пленника?
- Он там один. Но не волнуйтесь, ваша светлость. Цепи крепкие. Он не освободится.
- Черт побери! С ним нельзя быть уверенным ни в чем…Так же как и с его женушкой, как оказалось. Немедленно в подземелье!
- А вы, монсеньор?
- Меня осмотрит врач. Вроде бы крови вышло немного. Я спущусь к вам, как только смогу.
       Де Ноайль  смотрел вниз,  на  светлые даже в  вечернем сумраке воды Вьенны.  Итак, Доминик мертва. Ну что ж…Надо хоть как-то возместить себе эту потерю. И расплачиваться за то, что Рауль потерял эту красавицу навеки, придется ее мужу. Дорогому кузену  Роберу. С которым тоже скоро надо будет кончать. Как только приедет Розамонда…И отдаст документ.    
     Нет, Рауль не будет жалеть о том, что не овладел Доминик! Скоро, совсем скоро он станет герцогом де Немюром. Знатным. Могущественным. Богатейшим вельможей Французского королевства! И тогда – о, тогда он сможет воплотить в жизнь все, что захочет. У него будут самые красивые женщины и девушки. И даже, может быть, прекраснее, чем Доминик! И он  сможет хоть каждый день насиловать и  убивать безнаказанно!

                5. В подземелье.

               
    …Когда Рауль, поддерживаемый солдатами, и Франсуа с Жаком отправились с площадки вниз, Лавуа спросил у своего помощника:
- Вы уверены, что девушка  погибла?
- Да, господин комендант. Лучники могут вам это подтвердить. Они пустили в нее не меньше десятка стрел.
- Как получилось, что она выпрыгнула из окна башни? Ее же держали в другой комнате, где нет окна!
- Мы не знаем. Мы услышали сначала  мужские крики. А потом увидели, что она прыгнула во Вьенну.
- Девушка была в крови, господин Лавуа, - добавил один из лучников. — И абсолютно нагая.
     Начальник гарнизона горестно покачал головой. Вот несчастье! Мерзавец герцог! Скорее всего, он изнасиловал бедняжку. А ей удалось все же ранить его. И каким-то образом попасть в соседнюю комнату, хотя Лавуа прекрасно знал, что комната эта, раньше принадлежавшая красавице-вдове Терезе, давно закрыта.
    Судя по словам, сказанным герцогом, несчастная была женой того человека, которого де Ноайль держит в подземелье. Жуткая история!
    А этот монсеньор герцог де Ноайль…Лавуа его хорошо запомнил, когда около года назад он приезжал сюда со своим Франсуа и выведывал у коменданта о де Немюре, представившись  кузеном Робера и делая вид, что очень озабочен судьбой своего родственника, заключенного в темницу Шинона. Впрочем, вначале коменданту де Ноайль даже понравился — красивый молодой человек, с открытым лицом и приятной улыбкой, и на Робера очень похож. Но его чересчур полные  тревоги  расспросы о здоровье узника и  слишком горячее желание повидаться с де Немюром  вскоре показались Лавуа  наигранными и подозрительными. И комендант довольно сухо ответил герцогу, что де Немюр чувствует себя нормально, а встречи с заключенными строго запрещены даже близким родственникам по военному уставу. Де Ноайль тут же перестал улыбаться и холодно откланялся. Но Лавуа  показалось, что герцог не поверил ему. Как не поверил  и в то, что де Немюр находится в Шиноне.
     И вот — де Ноайль снова здесь. С приказом королевы и двумя странными преступниками — мужчиной и женщиной, которые, оказывается, муж и жена. Лица мужчины Лавуа так и не увидел. А женщина мертва. Мог ли он, начальник гарнизона Шинона, предотвратить эту смерть?
      Старый воин тяжело вздохнул и, глядя вниз, на реку,  перекрестился. Затем он спустился во двор замка и велел своим солдатам прочесать  Вьенну вниз по течению. Хоть тело найти и похоронить его по-христиански.
     Рану Рауля осмотрел местный врач. Он нашел ее не слишком серьезной. « Вам повезло, монсеньор, - сказал он, - если бы она оказалась чуть ниже, там, где проходит крупный кровеносный сосуд, вы бы  быстро потеряли очень много крови.» Врач  обработал рану и перевязал плечо де Ноайля, который во время этой весьма неприятной процедуры беспрерывно ругался и  выпил две бутылки крепкого вина, чтобы немного заглушить боль. И забыть о Доминик.
     То, что столь желанная добыча ускользнула от него, уже торжествующего победу   и готового насладиться  ее плодами, заставляло Рауля скрежетать зубами от бессильной ярости и неутоленного вожделения. У него теперь остался в руках лишь Робер. Робер, которого Бланш  приказала ни в коем случае не пытать и не мучать. Но де Ноайль был  нетрезв и находился в таком бешенстве, что теперь ему уже было все равно, что велела королева. Раз Доминик больше нет,-он отыграется на де Немюре. Пусть кузен перед своей смертью испытает все муки ада! И Рауль, прихватив  с собой еще одну бутылку вина, отправился в подземелье.
 …Из  нескольких фраз, которыми перебросились, вернувшись в застенок, Франсуа и Жак, Робер понял, что был прав. Что-то случилось – и это «что-то»  произошло с Доминик. Лица у клевретов Рауля были вытянувшиеся и немного растерянные. «О, Боже! Неужели ты услышал мои молитвы? И Доминик сбежала из Шинона?»
    Де Немюр понимал, что для него все кончено. Когда приедет Розамонда, де Ноайль  или найдет бумагу сам, или заставит сестру отдать  ее. И тогда пленник будет уже не нужен живым. Но Робер был готов к смерти. Лишь бы спаслась его жена! И ребенок….Если, даст Бог, жена зачала после их единственной ночи.
    Через полчаса на лестнице послышались неуверенные шаркающие  шаги, и в подземелье спустился Рауль,-очень бледный, с бутылкой в руке. Он тяжело опустился на стул напротив висящего на цепях де Немюра.               
     Робер  с нескрываемым любопытством разглядывал кузена. Кажется, ему пришлось несладко! Он явно ранен и  страдает от боли. И  изрядно навеселе.
    Де Ноайль, кинув ненавидящий взор на  Робера, отхлебнул вина из горлышка и не без труда, чуть поморщившись, закинул ногу на ногу. Франсуа и Жак , как преданные псы, подошли к Раулю, заглядывая ему в лицо, готовые выполнить любое приказание своего господина.
- Ну, дорогой кузен, - начал де Ноайль. — У меня для тебя две новости. И обе не слишком тебя порадуют.
      Де Немюр молча смотрел на него.
- Новость первая, братец. Ты теперь вдовец.
     Серые глаза Робера сощурились. Рауль лжет. Конечно, лжет! Он по-прежнему не произносил ни слова.
- Молчишь? Понимаю — ты мне не веришь. Увы! Я давно потерял твое доверие. Но сейчас я говорю истинную правду. Твоя любимая Доминик мертва, кузен! Она попыталась бежать. Не ты ли, говоря с ней по-испански и узнав, где я ее держу, посоветовал ей проникнуть в соседнюю комнату в Псарной башне и выпрыгнуть из окна? Так вот — это она и попыталась сделать. Только в нее начали стрелять. Твоей женушке попали в ее белую спинку…И она утонула.
     Де Немюр почувствовал, как, против воли, его охватывает дрожь. А вдруг Рауль говорит правду? Вдруг все так и было…И Доминик погибла?
     Де Ноайль заметил, как изменилось лицо Робера. Он  злорадно улыбнулся.
- Мои слова могут подтвердить и лучники на башне. И заместитель коменданта Лавуа,-это он велел стрелять по беглянке. К сожалению, сюда я их не приглашу. Им не к чему тебя видеть. Тебя ведь здесь многие знают, дорогой герцог Черная Роза! Но поверь — твоя жена умерла. Мир праху ее! — И он набожно перекрестился.
- Ты лжешь, - тяжело дыша, глухим голосом сказал Робер. — Ты лжешь…Она жива! Она сбежала от тебя. Да еще и как следует угостила  перед побегом!
      Рауль вдруг рассмеялся.
- Да, ты прав, кузен. Твоя жена меня ранила. Но перед этим — о, перед этим я с ней поразвлекался на славу! Ты  не хочешь узнать подробности? Ну, хочешь, не хочешь, а послушать тебе придется! Она ждала меня. Ждала совсем нагая. Она лежала на постели, когда я вошел в ее комнату. Она сама помогла мне раздеться. И я овладел ею! Она стонала, кричала. И, поверь, это были не крики боли…А крики сладострастия! Твоя женушка оказалась очень чувственной, Робер! Видел бы ты, как ее  прекрасное тело трепетало подо мной. Как закатывались ее огромные синие глаза, когда мы вместе заканчивали! И знаешь, что я тебе скажу, кузен? Я ей понравился  куда больше тебя. Она повторяла мое, а не твое имя, когда я входил в нее! А потом я перевернул ее на живот — и взял сзади. Таких чудесных округлых белоснежных ягодиц я не видел еще никогда в своей жизни! А потом…Потом она встала передо мной на колени. Сама, кузен! Ей захотелось тоже  сделать мне приятное. И взяла в рот…
- Подонок! — Закричал Робер,  тщетно пытаясь освободиться и броситься на Рауля. — Мерзавец! Заткни свою грязную пасть!
      Де Ноайль усмехнулся и отхлебнул еще вина.
- Верь, не верь. Но все так и было.  Твоя милая женушка всегда любила меня, МЕНЯ, а не тебя, дружище Робер! И пусть тебе досталась ее невинность, - ты получил это сокровище только потому, что Доминик нужны были твой титул, твои земли, твое богатство! Но любовь этой женщины всегда, всегда принадлежала мне!                – Ты  лжешь,  ублюдок. Грязная свинья…Почему, в таком случае, она тебя ранила?               – Все очень просто, милый братец. Я сказал ей, что она почти так же ненасытна и чувственна в постели, как и твоя незабвенная невеста, Эстефания де Варгас, - надеюсь, ее ты еще не забыл?  Ведь я и с нею вдоволь повеселился! Ну так вот,  когда я это произнес, Доминик и взъярилась. Приревновала меня. Она такая ревнивая и чувственная! Поэтому она и  ударила меня стилетом. А ее попытка бежать — такое же сумасшествие, как и твои припадки. Она не соображала, что делала. Ну, и — погибла…Жаль, Робер, ей-Богу, жаль! Роскошная женщина. Я мог бы еще долго наслаждаться ею и многому ее научить.
    «Неужели этот ублюдок говорит правду? Нет, нет! Он просто хочет довести меня до приступа. Не дождется. И я не буду верить ни одному его слову. И, я знаю, - Доминик жива. Я бы почувствовал, если бы с ней случилось непоправимое. Она жива!»
      Де Ноайль отбросил в сторону пустую бутыль. Да, похоже, ему не удастся вывести Робера из себя. И заставить поверить в смерть жены.               
     «Но подозрения я в него все-таки заронил. И теперь он будет мучиться      неизвестностью, — кого же из нас двоих любила Доминик? обладал ли я ею? И, если обладал, — то отдалась ли она мне сама, по доброй воле, или по принуждению? И, наконец, жива ли она? Пытку души  я ему обеспечил. Пора приступать к пытке тела!»
- Итак, кузен, новость номер два. Первая тебе, я вижу,  не очень понравилась. Вторая  тоже не слишком приятная для тебя. Поскольку твоя женушка мертва, и мне нечем заняться наверху до приезда Розамонды, я спустился сюда, чтобы развлечься с тобой. Вижу, ты к этому готов. Не дрожишь. Не молишь о пощаде. Поверь, кузен, - я не Бланш, которая обошлась здесь с тобой несколько лет назад  так мягко. Всего-то — две выжженные на груди буковки. Это легко  снес бы и ребенок! Хотя мысль нашей королевы, в общем, неплоха. Не поставить ли и мне, чуть ниже, благо место на  твоей  груди еще есть, и свои инициалы «Р» и «Н»? Что ты на это скажешь, милый Робер?
      Де Немюр едва заметно улыбнулся. Он вдруг вспомнил разговор с Доминик о буквах. Это было совсем недавно…А, кажется,  с тех пор прошли годы!
- Я скажу, кузен, что тогда моей жене придется как можно быстрее подарить мне не двух, а четырех детей, - спокойно ответил он.
       Челюсть у Рауля отвисла от удивления. Франсуа и Жак переглянулись. Что это де Немюр несет?
- По-моему, Робер, ты сходишь с ума от страха. Вот и городишь всякую околесицу. Но к делу. Жак! Где-то здесь , в подвале, я думаю, должны быть орудия пыток. Найди их и неси все сюда.
      Через несколько минут уже знакомые де Немюру инструменты были разложены на столе. Рауль сказал:
- Франсуа, предоставляю тебе выбор. У тебя есть опыт, - как ты думаешь, что доставит моему дорогому  кузену больше удовольствия? Ну, и нам всем, конечно?
- Благодарю за доверие, монсеньор, - мерзко осклабился  слуга Робера, подходя к столу и неторопливо, чуть ли не с любовью, перебирая орудия пытки. — Да, опыт у меня имеется. Мой отец, знаете ли,  был палачом в  небольшом городке на западе Франции. Мы с моим покойным братом — тем самым, которого проклятый  герцог Черная Роза велел повесить, - насмотрелись  в детстве всякого в тамошней тюрьме! Правда, пытать да казнить приходилось  в основном голытьбу. Воры, проститутки, беглые каторжники. Иногда — убийцы. Папаша был мастер хоть куда! У него самые строптивые и несговорчивые через пару минут начинали  разливаться соловьями и признавались во всем. А как ловко он управлялся с колесом и бичом! Как виртуозно вздергивал на виселицу! А мы с братцем так привыкли к воплям и стонам, что засыпали под них в нашем закутке в тюрьме, как под какую-нибудь музыку. Жаль, вот такие знатные вельможи, как мой добрый господин, герцог де Немюр, папаше в жизни в руки не попадались.
- Ну что ж, - усмехнулся де Ноайль. — Зато тебе, его сыну, достался аристократ. Да еще какой! Который находится в родстве и с испанской королевой. И с нашей. И с самим королем Франции!
- Да. Это огромная честь для меня, ваша светлость!
- Ну, ты выбрал?
- Я, монсеньор, человек простого звания. И предпочитаю и средство не сложное. Вот плеть. С виду—совсем  не страшная. С тремя хвостами. Видите — на конце каждого хвоста вплетен небольшой  острый крючок? Но, поверьте, - если ударить посильнее, да еще с оттяжкой, - крючки эти впиваются в кожу и сдирают ее вместе с мясом. Великолепное орудие пытки! Через пару ударов тот, кого охаживают такой плеткой, будет орать благим матом. Молить о пощаде и ползать у ваших ног. А через минуту спина его превратится в кровавое месиво. Папаше такая пытка очень нравилась. Руку ему Бог дал тяжелую. Хлестал он знатно! Обычно на десятом ударе тот, кого  он бил, сознание терял. Да и нам с братом тоже эта пытка была по нраву. Мы даже пари заключали между собой, — сколько ударов выдержит  преступник, прежде чем сомлеет. Да, помню попался отцу один  беглый каторжник — здоровый детина, молодой, косая сажень в плечах. И ни за что сознаваться не хотел. Вот он двадцать семь ударов выдержал, пока не  потерял сознание. А папаша мой разъярился — да еще и бесчувственного этого детину начал хлестать. Не остановиться ему было. В общем, на тридцать пятом ударе у каторжника сердце остановилось. А кровищи было — ну как  на бойне!
- Какой поучительный рассказ, Франсуа, - ухмыльнулся Рауль. — Вот сейчас мы посмотрим, сколько  ударов выдержит наш дорогой герцог Черная Роза, прежде чем  сначала - завизжит, как свинья, а затем-лишится чувств. Полагаю, двадцать семь ударов мой кузен не вытерпит. Готов даже  пари заключить! Ведь его шкура не такая дубленая, как у каторжника. Все-таки герцог!.. Эй, Робер! Ну что же ты молчишь? Ничего сказать не хочешь? Может, взмолишься? Попросишь пощады? Мне это было бы очень приятно. И я, возможно, и пощадил бы тебя!
     Де Немюр презрительно посмотрел на кузена. Ему не хотелось  даже разговаривать. Но, возможно, есть еще способ избежать  пытки, не унижая себя, но пригрозив этим подонкам королевским гневом?
- Я думаю, что вряд ли ее  и его величество погладят вас всех по головке за то, что вы сделаете со мной, - сказал он. — Подумайте об этом хорошенько.
       Он заметил, что  плеть в руках Франсуа дрогнула. И  сын палача  быстро переглянулся с побледневшим Жаком. Да, эти двое - конечно, трусы. И они не тронули бы Робера и пальцем. Но Рауль только хрипло рассмеялся словам  кузена.
- Милый Робер! Напрасно ты пытаешься спасти свою шкуру, причем заметь - в прямом смысле этого слова! Твоя участь решена. Как только я получу у Розамонды бумагу, — ты отправишься на корм  здешним рыбкам, вслед за своей  красавицей-женой! Мы тебя удавим,  привяжем тебе камень к ногам…И выбросим из того же окошка, из которого так ловко выпрыгнула недавно Доминик. И твое изуродованное тело не найдут. И никто не узнает, что тебя перед смертью пытали. А Бланш я скажу, что ты сам прыгнул во Вьенну и утонул. И мои люди это подтвердят. Эй, вы! Ну, что вы затряслись, как только услышали про короля с королевой? Не бойтесь. Я не дам вас в обиду, клянусь!
- Нет, ваша светлость, - забормотали клевреты. — Мы не боимся. Мы выполним любой ваш приказ.
- В таком случае…Если Роберу больше нечего сказать…
     Де Немюр слегка улыбнулся. Он посмотрел на лица этой отвратительной троицы. В пляшущем  желто-оранжевом свете висящих на стенах  подземелья факелов лица эти казались  дергающимися, уродливыми и жуткими, как  морды у чертей, встречающих грешников на пороге ада. Он вдруг почувствовал особое внутреннее озарение, какое, наверное, бывает у людей, стоящих на краю гибели. И, почти помимо воли, у него вырвалось:
- Все твои люди, Рауль, не доживут до завтрашнего заката. А сам ты умрешь раньше меня. Помни мои слова!
- Ах, он еще нам и угрожает! - воскликнул де Ноайль. Наймиты же его опять переглянулись, побледнев еще больше. — Улыбаешься, кузен? Напрасно!  Сейчас ты заскулишь…Завизжишь…Застонешь! И мы  втроем посмеемся над тобой на славу! Жаль, я сам не могу пройтись  плетью по твоей спине. Рана болит…Но уж полюбуюсь  я на тебя от души! А ты, чем угрожать, лучше подумай, какое унижение тебя ждет впридачу к мукам телесным! Ведь тебя, знатного дворянина,  будет хлестать, как дворового пса, твой собственный слуга! Франсуа! Приступай! Если рука устанет, — тебя сменит Жак. А я буду считать удары. Ты любил раньше, помнится, читать и восхищаться подвигами спартанцев, мой заумный братец. Вот я сейчас и посмотрю, насколько стойким окажешься ты сам!
      Робер стиснул зубы. Он не позволит этим тварям услышать ни один свой стон! Франсуа взмахнул плетью…
 …Рауль насчитал тридцать два удара, пока де Немюр не потерял сознание. И — ни крика. Ни стона. Де Ноайль велел прекратить  истязание.  Каменные плиты пола под узником  и вокруг него были все в крови, кусках содранной кожи и мяса; кровью  покрылся с ног до головы и  Франсуа ,бивший Робера первым и  не  снявший с себя одежду. Стянув с себя окровавленную камизу и встряхивая ее,  слуга де Немюра, криво улыбнувшись, произнес:
- А говорят, что у знати голубая кровь. Будь это так, сейчас моя  рубашка  вся была бы прекрасного оттенка небесной синевы.
      Жак, тяжело дыша, бросил плеть.
- Послушай, бьется ли у него сердце, - приказал ему Рауль. — Он должен пока жить. Вдруг у Розамонды не окажется документа? Или она его припрятала так, что мы его не найдем. Тогда придется привести ее сюда. Чтобы мой кузен сам попросил ее отдать мне эту проклятую бумагу!
      Жак приложил руку к груди Робера.
- Бьется…Но очень слабо.
- О черт! Не хватало только, чтобы он раньше времени отдал  Богу душу. Я думаю, цепи с него можно снять. Положите его на какую-нибудь подстилку и прикройте ему спину. И еще- принесите бутылку вина и влейте ему в рот. Надеюсь, это немного оживит моего братца.-Рауль  с трудом поднялся. – Ну ладно…Здесь как в лавке  мясника. Приберитесь и смойте  с пола кровь  и все эти  ошметки. Я иду наверх. Не мешает подкрепиться. Да и поспать. День был длинный. Я устал. И рана ноет страшно. Уже, кажется, било десять вечера?  Я велю Клоду и Ги спуститься сюда, сменить вас, чтобы вы тоже выспались,  и приглядеть ночью за нашим страдальцем.
 
     Розамонда с Фабьеном подъехали к Шинону в полдевятого утра. Герцогиня с тревогой, недоумением и некоторым страхом взглянула на высокие неприступные башни замка. Что делает здесь Рауль? В письме он ничего  не написал об этом. Но велел ей как можно быстрее приехать сюда, взяв с собой только самые необходимые вещи. Розамонда захватила с собой лишь небольшой сундучок. И  поскакала с Фабьеном в Шинон.
     Подъемный мост опустился, и двое всадников въехали во внутренний двор. Рауль, предупредивший  охрану у ворот накануне, что должна прибыть его сестра, и что его надо немедленно разбудить, когда это произойдет, уже ждал Розамонду во дворе вместе с комендантом. Представив ее мессиру Лавуа, которого видимо поразили красота, благородство и кротость герцогини де Ноайль, Рауль взял у Фабьена ее сундучок и  повел сестру в предназначенную ей комнату в западном крыле. Фабьена же, который практически не слезал с коня в течение четырех суток, чуть не замертво сняли с лошади Франсуа и Жак.
     Розамонда тоже едва держалась на ногах; такая долгая скачка могла утомить и здорового мужчину; а девушка  к тому же гнала коня вперед бешеным галопом, беспокоясь о брате, почти не останавливаясь по дороге. Потому что сопровождающий ее громила на все ее расспросы отвечал коротко: «Приедете — там все узнаете.» Герцогиня, в страхе за брата, забыла обо всем, что говорил ей о нем де Немюр.Она молила всю дорогу Господа лишь об одном: чтобы Рауль был жив. Чтобы с ним ничего не случилось.   
     Впрочем,  немного тревожило Розамонду  и загадочное исчезновение Робера и Доминик. Сестра Рауля  наутро после объяснения с графиней де Руссильон отправилась сначала в особняк, принадлежавший отцу Доминик. Где герцогине сообщили, что ее сиятельство исчезла  неизвестно куда и, похоже, даже не  ложилась в постель. Розамонда начала понимать, куда подевалась ее названая сестричка. И приказала  нести свои носилки  ко дворцу де Немюра. Где была также встречена встревоженными и удивленными слугами, — герцог де Немюр исчез. И в Испанию он явно не уехал, потому что его гнедой стоит на конюшне, а  мавр Исмаил и Гастон, которых монсеньор собирался взять с собою в Кастилию, приезжали во дворец в восемь утра, не дождавшись хозяина у Сент-Антуанских ворот. И тоже не смогли сказать, куда исчез герцог. Быть может, планы его светлости вдруг резко изменились? Возможно, он ночью куда-нибудь отправился, как делал это не раз, никого не ставя в известность?
    Слушая все эти рассуждения и предположения, Розамонда внутренне заулыбалась. Она начала догадываться, куда одновременно делись Доминик и герцог де Немюр. Они где-то вместе! Конечно, вместе! Единственное, что слегка насторожило герцогиню,-известие, что  ночью исчез и  доверенный  слуга монсеньора, Франсуа. Вот это было уже необъяснимо!
    Итак, Рауль привел сестру в одну из комнат западного крыла. Оглядываясь вокруг, Розамонда спросила:
- Брат, что ты делаешь в Шиноне? Давно ли ты здесь?
- Уже два дня, - отвечал де Ноайль, ставя сундучок на стол и глядя на него горящим взором. Как бы сделать так, чтобы сестра вышла куда-нибудь хоть на пять минут? Бумага наверняка там!
- А где ты был до этого? Я вся извелась!
- Нигде…Какая разница! — Раздраженно ответил он.
- Рауль, ради  всего святого, почему ты так груб со мной? О Боже! А почему ты такой бледный? Ты не ранен?..Отвечай же!..
- Да, меня ударили в плечо. Кинжалом. Но ничего опасного, сестра, - криво улыбнулся он ей.
- Нет, нет! Дай я осмотрю твою рану! Хорошо, что я взяла кое-что из своих лекарств! –Она открыла сундучок маленьким ключиком, висевшим на шее на цепочке вместе с большим серебряным распятием. - Как  чувствовала, что они могут пригодиться! Кто тебя ранил? Когда? Раздевайся скорее!
- Прекрати, Розамонда! — Злобно сказал Рауль, отталкивая ее от себя. — Что ты квохчешь надо мной, как наседка над цыпленком? Рана несерьезная. Царапина. Твои лекарства мне не нужны! Так, значит, ты привезла в своем сундучке небольшую  аптеку? И больше ничего?
- Почти ничего, - растерянно ответила герцогиня. - Ну…Евангелие…Кое-какие женские вещи…А что?
- Слушай, - морщась сказал Рауль. — Мне нужно, чтобы сюда немедленно пришел  один из моих людей…по имени Франсуа. Найди его. Я ранен, и мне тяжело двигаться. Он такой невысокий. Плешивый. С тощей бородкой. Приведи его сюда.
- Конечно! Бегу! Ты присядь. Но Рауль!..Мне кажется, ты меня обманываешь. Ты ранен очень серьезно!
- Не беспокойся, сестричка. Мне скоро станет намного легче. Ты иди…Иди скорей за Франсуа!
       Едва герцогиня скрылась за дверью, Рауль, очень довольный своей удачной выдумкой, набросился на сундучок. Где спрятан документ? Наверняка в Евангелии! Он судорожно перелистывал страницу за страницей…Ничего! Перетряхнул батистовые платочки. Пересмотрел склянки с порошками и мазями. И заскрежетал зубами. В сундучке бумаги не было! Значит…Значит, Розамонда или прячет ее на себе, или бумаги  нет  у нее с собой вообще. Проклятье! А вдруг де Немюр обманул кузена? Решил потянуть время? Но нет…Он не стал бы попусту называть имя Розамонды. Скорее, назвал бы тогда барона де Парди.
     «Робер сказал — Розамонда всегда возит документ с собой. Значит, бумага на ней! И придется обыскать ее. Но нет…Все-таки она — моя сестра. Обыск — страшное унижение для нее! Пожалуй, лучше  поговорить с ней по-хорошему. Попросить отдать бумагу. В крайнем случае — пригрозить обыском. Вот только она  слишком упряма…как и мой милый кузен! Смогу ли я заставить ее отдать документ добровольно, не прибегая к крайним мерам?»
     Розамонда вернулась через десять минут с Франсуа. Девушка не догадывалась, что это тот самый исчезнувший  прошлой  ночью верный слуга  Робера. Франсуа низко и угодливо поклонился Раулю .
- Что желает монсеньор?
- Выйди и подожди в коридоре. Я вспомнил, что мне надо срочно поговорить  с сестрой. — Когда  неприятная физиономия  Франсуа исчезла за дверью, де Ноайль, глядя  прямо в глаза Розамонде, обратился к ней:
- Где документ, который передал тебе Робер де Немюр?
       Девушка едва заметно вздрогнула, но выдержала тяжелый взгляд брата.
- Документ? Какой документ?
       Рауль зло усмехнулся.
- Только не лги мне. Ты знаешь, какой. Я это вижу.
- Я не собираюсь обманывать тебя, брат. Но не понимаю, почему я должна давать тебе  сейчас отчет — где эта бумага? Ты не имеешь к ней никакого отношения. Она принадлежит нашему кузену де Немюру.
- А если я скажу, что эта бумага очень важна для меня? Что она для меня бесценна? Что она одна может спасти и мою жизнь…и мою честь? Тогда ты скажешь, где она?
- Брат, я не  могу тебе этого сказать.
- Но ты это знаешь? Знаешь?
- Знаю.                – Ведь она у тебя, сестричка…У тебя?                - У меня.
- Как же ты можешь не помочь мне, Розамонда? — Рауль картинно взмахнул здоровой рукой. - Своему родному, единственному, обожающему тебя брату! Ведь это всего лишь клочок бумаги. А моя жизнь  и честь висят на волоске из-за него!
- Я обещала Роберу, что никто не узнает, где эта бумага. Что я буду беречь ее как зеницу ока. И что никому, кроме него, не отдам ее.
- «Обещала Роберу»! Кто он тебе? Двоюродный брат. Седьмая вода на киселе! А я стою перед тобой — несчастный…раненый…еле живой…И ты не хочешь мне сказать? Сестра! Ты грешишь! Грешишь против всех человеческих и божеских законов! Подумай об этом. Ведь твой поступок сродни поступку Каина, убившего родного брата. И проклятого за это!
- Нет, брат, ты ошибаешься. В моем отказе нет для тебя ничего смертельного и грозящего тебе бесчестием. Если тебе так нужна эта бумага — просто попроси Робера. Пусть он разрешит отдать мне ее тебе!
     Рауль  невольно хмыкнул. Попросить Робера…Прошлую ночь он пережил. Но, может,  за  эту ночь  уже подох в подземелье? Вот упрямая девчонка! Нет…Ее не проймешь…
       Тут Розамонда увидела свой растерзанный сундучок. Она покраснела от гнева.
- Рауль! — вскричала она. — Ты рылся в моих вещах?.. Что ты себе позволяешь? Это же низость!
- Ну хватит! — рявкнул де Ноайль. — Мне надоело выслушивать «нет», «не хочу» и «не буду» ! Франсуа! — позвал он. Тот открыл дверь и вошел в комнату. — Мы  немедленно спустимся  с тобой и с моей сестрой  в подземелье. Жак уже там?
- Да, монсеньор. Уложил  еле живого Фабьена в кровать и спустился туда. А Клод и Ги отправились спать.
- А как там, внизу…Ну, ты понимаешь?
- Не беспокойтесь, ваша светлость.Все так же, - со значением ответил Франсуа.
- А! Прекрасно! Мы идем! – Рауль взял сестру под локоть. — Значит, тебе нужно разрешение Робера. Ну что ж! Попробуем его получить. А если не получим — берегись, сестра! Ты все равно отдашь мне бумагу. Не добром — так силой!
  …Они вошли в подвал замка. Розамонда оглядывалась вокруг, пытаясь подавить мучительную тревогу и роившиеся в голове смутные и страшные подозрения. Что ждет ее здесь? Зачем Раулю понадобился документ  де Немюра? И почему  брат сказал, что в этом жутком месте она может получить разрешение Робера? Сердце ее сжалось.
     Но в подземелье ее не ждало ничего  ужасного. За столом сидел и  преспокойно пил вино из бутылки знакомый  девушке слуга Рауля, Жак.  В темном углу лежала груда ветоши. И больше ничто не привлекло внимание  встревоженной  герцогини.
- Итак, сестра, - сказал Рауль, присаживаясь на край стола  и пристально глядя на Розамонду. — Ты не отдашь мне бумагу?
- Я уже объяснила тебе, брат, что не могу этого сделать.
- Откуда такая несговорчивость? Ты всегда была так добра, покладиста, уступчива! Не иначе в тебе говорит кровь нашей покойной матушки. Ведь она была из этого проклятого рода де Немюров!
- Возможно, брат, в вещах несерьезных я и могу уступить. Но в делах чести — никогда! А документ, который ты требуешь от меня, — дело чести. Потому что я поклялась Роберу…
- Да сколько можно?!!— взвился  де Ноайль. — Робер…Робер…Всегда он! Всегда  и везде первый. Везде — даже в твоем якобы столь любящем меня сердце! Отдай бумагу! Иначе пожалеешь.
- Никогда, - гордо вскинула голову девушка.
- Ну что ж, - глухо промолвил Рауль. — Ты хотела, чтобы Робер освободил тебя от твоей клятвы? Вряд ли он сможет это сделать. Он не совсем, видишь ли, здоров. Но он здесь. И сейчас ты увидишь его! Жак! Покажи ей нашего пленника!
       Жак подошел к тому, что Розамонда приняла за бесформенную груду ветоши. И сдернул ее. Девушка не сразу поняла, что там лежит. Там было слишком темно. Но Рауль схватил факел и, взяв сестру за руку, потащил ее за собой в этот угол. Он опустил факел  к  самому полу…И Розамонда в нестерпимом ужасе увидела, что это Робер. Лежащий на животе лицом к ней. А то, что было с его спиной, заставило ее оледенеть от страха. Потому что спины не было. Было  сплошное кровавое месиво. Лицо Робера было абсолютно белым, глаза закрыты. Он тяжело и быстро дышал.
      Розамонда покачнулась. Но громадным усилием воли заставила себя не упасть в обморок. Робер! Что с тобой сделали эти звери…И мой брат.
- Видишь, сестра. Это наш кузен, - тихо, зловещим голосом,  произнес Рауль. — Он уже поплатился за свое упрямство. Тебя, конечно, такая пытка не ждет. Но, обещаю, я придумаю и для тебя что-нибудь, если ты не отдашь  документ.
- Не отдам…Даже если сам Робер  придет в себя и попросит меня сделать это…Не отдам! Ты — изверг, Рауль…Боже, какой же ты изверг! — простонала Розамонда, пытаясь вырваться из рук брата и подойти к де Немюру. Но де Ноайль оттащил ее назад.
- Ну, все! Хватит! Игры кончились! Я уверен, — бумагу ты спрятала на себе. Тебе придется или отдать ее сейчас же и добровольно…или  раздеться…или, если ты заартачишься - мы сами обыщем тебя.
- Ты не посмеешь! Я — твоя сестра. Ты не посмеешь так поступить со мной!
- Увы! Я и не хочу, поверь. Но придется, раз ты так несговорчива. Так что ты выбираешь?
- Я ничего не отдам! Я не буду раздеваться! И не подходите ко мне! Я буду кусаться…царапаться…Я вам так просто не дамся!
- Нас трое, а ты одна. Ну, укусишь, ну, поцарапаешь…Подумаешь! Женские безобидные штучки! Они мне даже нравятся!.. Жак, Франсуа! Держите ее за руки! Я сам сниму с нее одежду!
    И тут де Немюр открыл глаза и сказал слабым прерывающимся голосом:
- Кузина…Отдай ему бумагу…
- Нет, Робер! — закричала герцогиня. — Ни за что!
- Мне…очень жаль, - продолжал де Немюр. — Я виноват…что ты здесь…Я не должен был называть…твое имя…- Глаза его закрылись. Он вновь лишился чувств.
- Негодяи!..Звери!..Король и королева узнают о вашем преступлении! Клянусь распятием, узнают! — И девушка бросилась к лестнице. Но Рауль перехватил ее и стащил обратно в подвал. Она отбивалась изо всех сил. Но тут подбежали Франсуа и Жак. Трое мужчин повалили Розамонду на стол. Жак схватил ее за запястья, Франсуа — за лодыжки. А де Ноайль принялся раздевать ее, извивающуюся и тщетно пытающуюся вырваться из сильных мужских рук.
    Через несколько минут Розамонда лежала на столе совсем нагая, если не считать серебряного распятия на ее груди. Она перестала сопротивляться , но двое клевретов Рауля по-прежнему крепко держали ее. Тело девушки было совершенно, и оба — и Жак, и Франсуа — жадно созерцали открывшуюся им красоту юной герцогини, пока де Ноайль рылся  на полу в складках  сорванной с нее одежды. Наконец, Рауль  отбросил платье и нижнюю рубашку в сторону.
- Ничего, - сказал он злобно. — Никаких бумаг!.. Розамонда! Ты солгала. У тебя нет этого документа!
      Сестра молча с ненавистью и невыразимым презрением  смотрела на него.
- Ты  молчишь… Документ остался в Париже, ведь так? Ты не привезла его с собой? Говори, говори же!
      Но она  не отвечала. Рауль побагровел.
- Ну хорошо же. Раз ты так…Я не пощажу тебя! Я отдам тебя моим людям. Вон как они на тебя уставились! Слюнки так и текут. А ты и впрямь красавица! Скрывала такое тело под своими глухими темными платьями! Я отдам тебя…кому? Франсуа! Конечно, Франсуа! Я вижу, он уже готов. Он первый тебя получит. И знаешь что, сестричка? Я открою тебе один секрет. Раз уж мы так далеко зашли…Это Франсуа убил твоего жениха. Он, лично! Раскроил ему череп топором. Твоему белокурому красавцу, Анри де Брие. На дороге под Руссильоном.
      Глаза Розамонды расширились и потемнели. Франсуа хихикнул и облизнулся.
- Да, да! И, когда Франсуа будет тебя брать, — подумай об этом. Тебя поимеет убийца твоего возлюбленного! Ну…Что ты теперь скажешь?
- Отпустите меня,-тихо и спокойно ответила девушка. — Я отдам тебе бумагу, Рауль.
- Ну, наконец-то взялась за ум!—воскликнул де Ноайль. — Давно бы так!
     Жак и Франсуа отпустили Розамонду, и она  спрыгнула со стола на пол. Девушка расстегнула цепочку и сняла с шеи тяжелое большое распятие из чистого серебра. Герцогиня потянула одну часть креста вверх…другую — вниз…И мужчины увидели, что распятие состоит из трех частей, что внутри оно полое, и там находится скатанный в тонкую трубочку листок бумаги.
- Это он! Документ! — торжествующе воскликнул Рауль. — Дай его сюда!
      Розамонда протянула ему бумагу. Де Ноайль развернул ее и поднес к свету висящего на стене факела. Да, это была рука королевы! Тот самый документ! Наконец-то он у него в руках!
  …И тут случилось неожиданное. Верхняя часть креста Розамонды, с распятым на нем Иисусом, оказывается, представляла собой нечто вроде стилета, рукоятью которого служили голова и руки Христа, а лезвием - сам крест, который, сужаясь книзу, заканчивался на конце острием. Откуда к набожной и кроткой  герцогине де Ноайль попало это распятие, могущее служить, одновременно с прямым своим назначением, еще и опасным и смертельным оружием,-осталось ее тайной.
     Розамонда, пока брат ее разглядывал документ, сжала этот стилет в руке — и вдруг с невнятным и диким криком кинулась на Франсуа и, прежде чем тот успел опомниться или попытаться защититься, вонзила острие  прямо ему в сердце. Захрипев, злополучный  слуга де Немюра осел к ногам девушки. Он был мертв. Но и герцогиня, пережившая в это утро столько страшных потрясений, была на грани. Она пошатнулась — и упала рядом с телом убийцы своего жениха без чувств.
      Рауль с Жаком  остолбенели от неожиданности. Затем, опомнившись, оба мужчины шагнули вперед…вернее, шагнул лишь де Ноайль; Жак же вдруг вскрикнул и растянулся на полу.
     Де Немюр, о котором Рауль и его приспешники забыли, пока были заняты Розамондой, в это время пришел в себя  и, собрав остатки сил, пополз к столу, на котором раздевали его несчастную кузину. Мог ли Робер,еле живой, помочь ей хоть чем-то? Об этом он в тот момент не думал. Ему хотелось добраться до своего кузена…но тот стоял слишком далеко.
   Ближе всех к де Немюру находился Жак. Он-то и стал жертвой герцога, который схватил слугу Рауля за ногу и, рванув, повалил и подмял под себя. Жак был мужчина молодой и здоровый, но к Черной Розе, придавившему к полу своего палача, вместе с ненавистью и жаждой мести словно вернулась на минуту вся его легендарная мощь.  Де Немюр оглушил Жака ударом кулака в лицо и, резко повернув негодяю голову, сломал ему шею. Однако, этот подвиг окончательно истощил силы Робера, и он  в   полуобморочном  состоянии сполз с трупа своего поверженного врага.
       Рауль, разом потерявший двух своих верных слуг, пришел в бешенство. Он выхватил свой меч и бросился к де Немюру, чтобы прикончить, наконец,  ненавистного кузена. И тут сверху послышался топот ног и звон шпор многих людей. И в подземелье ворвался барон де Парди с  десятком вооруженных до зубов  закованных в латы солдат. За ними следовали  комендант Лавуа и его заместитель.
- Герцог Рауль де Ноайль! — с порога закричал де Парди. — Бросьте свой меч! Я вас арестовываю  по приказу ее величества королевы-регентши!
       Рауль затравленно озирался. Нет, сдаваться смысла нет! Это — верная смерть. Словно отвечая на его мысли, Этьен прибавил:
- Все ваши люди наверху уже схвачены. И уже сейчас их   вздергивают  на крепостной стене. Сопротивление бессмысленно, герцог!
     Он был прав. Но Рауль и не думал о сопротивлении. Взгляд его светло-голубых глаз остановился на безжизненном обнаженном теле сестры, лежащем на каменных плитах пола. Вот кто может спасти его! Де Ноайль метнулся к Розамонде и, рывком забросив бесчувственную девушку на плечо, приставил лезвие меча к ее горлу.
- Я убью ее! — Крикнул он. — Убью, если вы не дадите мне дорогу!
      Де Парди слегка растерялся. Он узнал  в этой несчастной нагой девушке герцогиню де Ноайль.
- Это же ваша сестра…Вы сошли с ума, де Ноайль!
- Да, - прохрипел Рауль. — Дайте мне дорогу. Я не шучу!..Я перережу ей горло. Клянусь, я это сделаю, и ее кровь будет и  на вашей совести!
      Солдаты  топтались на месте, ождая приказаний своего командира. Де Парди прикусил губу. Выпустить этого мерзавца? О, как хотелось  нормандцу  задушить его собственными руками!
      И тут послышался слабый, но отчетливый голос де Немюра:
- Этьен…Выпустите его…Он сделает то, о чем говорит…
      Де Парди только сейчас увидел  своего друга. Глаза его округлились от ужаса. Но он взмахнул рукой и приказал:
- Пропустите герцога.
- И дайте мне двух лошадей, - чувствуя, что победил, уже увереннее прибавил Рауль. — И не вздумайте следовать за мной. Иначе моя сестра  умрет.
- Выполняйте, что он велит, - приказал солдатам  Этьен. Де Ноайль двинулся к лестнице. Но не выдержал, оглянулся на Робера и промолвил с легкой усмешкой:
- Прощай, кузен. Полагаю, мы уже не встретимся с тобой на этом свете. Я помню, что ты сказал мне. И , думаю, смеяться все же буду я, а не ты!
- Я тоже помню. И мое предсказание уже сбывается…Твои люди все мертвы, Рауль…И я переживу тебя…Обещаю.
      Де Ноайль рассмеялся и исчез на ступенях лестницы. Барон  встал на колено и склонился над де Немюром.
- Боже, монсеньор…Что они с вами сделали?
- Этьен…Это не важно…Где моя жена?
       Де Парди переглянулся с комендантом. Барон  уже знал от старого воина, что случилось с Доминик. Но как сказать об этом другу? Умираюшему другу?
- Правду…Только правду…Где она?..Что с ней? — прошептал Робер.
- Монсеньор…Крепитесь. Ваша жена погибла.
- Как?…Как это случилось?..
        Мессир Лавуа  тоже  наклонился к  герцогу.
- Увы, монсеньор! Если бы я знал, кого вчера привез в Шинон этот мерзавец де Ноайль…Всего этого бы не случилось!
- Лавуа…Вы  видели, что стало с Доминик?
- Нет. Но  я знаю, что она мертва, монсеньор. Мои люди по приказу  вашего кузена начали стрельбу по ней, когда она выпрыгнула в реку из окна башни. Попали ей в спину…И бедняжка утонула.
- Тело…Ее тело…Его нашли?
- Нет, ваша светлость. Мои люди со вчерашнего вечера ведут поиски вниз по течению. Искали даже ночью, при свете факелов. Тело пока не найдено.
- Этьен…Пусть ее ищут…Вдруг Доминик жива? Пусть ищут…Умоляю…
- Конечно, мы продолжим поиски, монсеньор, - сказал, чуть не плача, де Парди. — Но вы не должны волноваться. В вашем состоянии…
- В моем состоянии…Я не могу думать ни о чем, кроме нее…Лавуа…Правда ли…Правда ли, что Рауль…ее…изнасиловал…перед тем, как она бросилась в реку?..
      Комендант с де Парди опять переглянулись.
- Говорите же…Не молчите…Только не лгите.
- Мой заместитель…Вот он, рядом, монсеньор. Он  и стрелки на башне видели, как ваша жена прыгнула во Вьенну. Она была совсем  нагая...Это все.
    Значит, Рауль не солгал…Он овладел Доминик…Овладел женой Робера, прекрасной и юной. Де Немюр почувствовал, как глаза застилает кровавая пелена. И больше он ничего не чувствовал.
  …Барон де Парди выехал из  королевского дворца в Париже всего через  полтора  часа после отъезда — оттуда же - Розамонды и Фабьена. Он взял с собою в Шинон двадцать солдат; по дороге, проезжая мимо дворца де Немюра, ему встретились Исмаил и Гастон. Зная, что оба они — верные друзья и слуги Робера,  Этьен взял с собой и их, рассказав им по дороге, куда исчез их господин….               
     Увы!  Они все же не поспели вовремя. И Розамонда, обогнавшая Этьена и его людей всего на несколько часов,  подверглась неслыханному унижению своим собственным родным братом. И была взята этим же братом в заложницы и увезена в неизвестном направлении.               
      Однако, Этьен сразу же приказал своим людям скакать во все концы и именем королевы повелеть выставить посты на всех дорогах и  разослать приметы де Ноайля и его сестры , чтобы можно было  опознать и  задержать преступника и спасти несчастную заложницу, а также отрезать Раулю все пути к бегству.
     По словам солдат, давших де Ноайлю и его сестре лошадей, эти последние были слишком загнаны, чтобы преступник мог быстро ускакать на них далеко. Правда, Рауль еще потребовал деньги. И пришлось дать  тридцать су,-сумма довольно внушительная по тамошним временам.  Также де Ноайль заставил одного из караульных у подъемного моста — щуплого невысокого парнишку — снять с себя всю одежду и отдать также ее .
- Значит, Розамонда может быть одета по-мужски, - рассуждал  вслух де Парди. — И искать надо не столько женщину и мужчину, сколько  двух мужчин.
      Мессир Лавуа покачал  седой головой.
- Или — не дай Бог, господин барон! — одного мужчину. Потому что этот изверг вполне способен избавиться от сестры. Она будет стеснять его.
      Этьен скрипнул зубами. Да…Рауль способен на все…По этому подонку плачет ад!
   …К вечеру в  Шинон прибыла  ее величество со своим врачом да Сильвой и карликом Очо. Выслушав, сидя в кресле, по-военному короткий и и четкий доклад де Парди обо все происшедшем в замке за последние два дня, Бланш побелела как простыня. Да Сильва немедленно был отправлен к герцогу де Немюру, перенесенному  Исмаилом и Гастоном, со всей возможной осторожностью,  в ту же комнату, где его лечили пять с половиной лет назад.   
    Королева  чувствовала, как словно тисками сжимается ее сердце. Столько ужаса здесь  опять произошло! И в этом есть, конечно, и ее вина. Но и перст судьбы тоже. И ведь она не хотела всего этого! Надеялась приехать вовремя! Как жаль, Господи, что она опоздала!   
       А Этьен…В его ледяном  равнодушном взгляде не было ни тени сострадания и  сочувствия  к ней,  так спешившей сюда. Ни капли любви. Он смотрел на Бланш, как на чужую. Это было невыносимо.
       Королева встала и сказала:
- Барон де Парди, мы полностью одобряем все ваши действия и приказы. Примите все   необходимые меры к тому, чтобы Рауль де Ноайль был схвачен — желательно живым — и доставлен в Париж. Надеемся, что его бедная сестра, герцогиня Розамонда, не пострадает. А сейчас мы бы хотели увидеть нашего несчастного кузена, герцога де Немюра.
- Ваше величество, - слегка наклонив свою лысоватую большую голову, произнес барон. — Это зрелище не для  женских глаз. И даже слуги, переносившие герцога, содрогались от ужаса, видя, что сделали с ним люди Рауля.
- И все же…Все же я должна увидеть его. Ведь он умирает. И в этом есть отчасти и моя доля вины.
       Де Парди едва заметно зло усмехнулся. «Отчасти»…
- Идемте, - коротко сказал он.
     …Де Немюр лежал на постели на животе, накрытый простыней выше плеч. Его левая рука бессильно свешивалась с края кровати. Лицо, повернутое к двери, было безжизненным и смертельно бледным. Да Сильва, увидев  входящих королеву, Очо и барона, подошел к ним.
- Как он, Энрике? —  прошептала Бланш.
- Ему хуже, ваше величество. И, кажется, начинается лихорадка.
 - Я подойду к нему, - сказала королева. Она приблизилась к постели робкими  неслышными шагами.  Роберто! Неужели ты  умрешь? Красивый…Гордый… Сильный…Смелый…Кто угодно, — но не ты! Она оглянулась на врача и жестом подозвала его к себе.               
– Снимите, - попросила она дрожащим голосом. — Снимите простыню. Я хочу видеть, что с ним сделали.               
 - Ваше величество…- запротестовал врач.                – Я вам повелеваю!               
        Да Сильва осторожно откинул со спины Робера простыню.  Королева невольно вскрикнула и закрыла глаза. Зрелище, действительно, было невыносимое. Врач опять накрыл де Немюра.               
      Слезы выступили на длинных черных ресницах королевы. Она опустилась на колени и осторожно взяла руку Робера. Она была ледяная. Смерть, кажется, уже близко…Бланш поднесла эту руку к губам и поцеловала ее. Она бы отдала все, все, чтобы этого не случилось!
- Роберто…- прошептала она по-испански. — Не уходи от нас…Останься!
        И вдруг  де Немюр открыл свои серые глаза. И прошептал –тихо-тихо:
- Бланка…
       Слезы так и брызнули из глаз королевы. Он назвал ее Бланкой! Сам…Не по принуждению…Не потому что она требовала этого. О, как ей стало горько в эту минуту!
- Бланка, - продолжал герцог. — Найдите мою жену. Я верю — она жива…Не причиняйте ей страданий. Любите ее…Обещайте мне…
- Обещаю, Роберто. Я клянусь…Мы ее найдем! И я буду любить ее…
- И Рауля отыщите…Его тоже. И Розамонду…
- Мы найдем и их! И Рауль получит по заслугам!
- Бланка…Эта бумага…Неужели вы так ее боялись? Я никогда не причинил бы вам зла…
- Я знаю это, Роберто! — говорила королева, орошая слезами его руку. — Я знаю. Вы—самый верный…самый  честный…самый преданный…самый достойный! Я…я  ехала сюда, чтобы освободить вас. Чтобы помириться с вами и вашей женой. Чтобы сделать вас коннетаблем Франции!
- Благодарю за эту честь, ваше величество…Но коннетабль Франции - с исполосованной спиной…которого хлестали, как последнего раба…Это невозможно....Вам не кажется?.. —И кривая усмешка вдруг  показалась на его бескровных губах.
- Роберто! Не думайте об этом. Все, кто сделал это с вами, уже на том свете!
- Все, кроме Рауля…
- Мы его найдем, и очень скоро!
- Поторопитесь…А я… я буду ждать…известий о Доминик…и о нем. Клянусь…я не умру, пока не услышу вестей о них. — И герцог лишился чувств.
- Да Сильва! — вскрикнула королева. — Он умер?..
         Врач подошел и пощупал пульс на руке де Немюра. Он покачал головой.
- По всем законам моей науки, он должен быть уже мертв. Но он продолжает бороться. Случай уникальный в моей практике!
- Сделайте все возможное, Энрике…И невозможное — слышите? — чтобы герцог остался в живых!
       Де Парди проводил заплаканную  Бланш в отведенные ей покои. На пороге она остановилась и заглянула в глаза барону.
- Этьен…Зайдите ко мне. Побудьте со мной…Мне так плохо!
       Но де Парди  холодно ответил:
- Вы же слышали, ваше величество. Де Немюр будет ждать известий о своей жене и  де Ноайле. Я должен лично принять участие в розысках. Потому что слово моего друга — закон. И, раз он поклялся, что не умрет, пока мы не отыщем Доминик и Рауля,-так и будет. Я ухожу…Прощайте. — Он повернулся и тяжелой грузной походкой, позвякивая  доспехами и шпорами, пошел по коридору. Королева с тоской смотрела ему вслед.


В продолжении:

...Когда я очнулась, Мари… Оказалось, что я привязана к лавке. Своим собственным платьем, изрезанным на полосы. Я была совсем нагая, Мари. А Франшетта лежала на полу, тоже связанная, и тоже голая. Бедняжка тихо всхлипывала. Мы обе понимали, что нас ждет. Но ее мне было жаль гораздо больше, чем себя,- ведь я уже была замужем… А Франшетта была невинной девушкой. Наших мучителей  не было видно. Но они были недалеко, за дверью, и я слышала их голоса. Я попыталась, как могла, шепотом, успокоить Франшетту. И подготовить ее к тому, что ей предстояло вынести. Но где же Робер? Уж ребенку-то эти скоты не причинят зла! Я позвала его. Он вылез из-за лавки  и обнял меня своими маленькими ручонками...

...-Я слышала от караульных. Они обсуждали, где похоронят герцога де Немюра. Один сказал — хорошо бы здесь, в Шиноне. На поминках всегда можно вдоволь и выпить, и поесть. Да еще  такого большого вельможи! А другой караульный ответил, что  знатные дворяне обязательно имеют свой фамильный склеп. И останки обычно перевозят и хоронят там.
- Не продолжай! Прошу тебя… - простонала Доминик.         
   Похороны… Склеп… Останки… Невыносимые, жестокие слова! Горло перехватило. Но слез, облегчающих душу, не было. Глаза ее оставались сухими. Она знала это. Предчувствовала. Так же, как и ее муж. Ее Робер!.. Ее короткая, слишком короткая любовь!..