Шерхан

Ирина Перегудова
 Она назвала его именем из сказки.Сначала увидела тигренка во сне, потом поняла, что беременна.Он родился крошечным, смуглым, в темном пушке и рос худеньким и ловким,похожим, скорее на маленькую юркую птичку с тонким звонким голоском.
 Все в селе, где он жил, было убогим,- низкие дома, глинобитные печи,чугунная посуда, переходящая по наследству,- все, кроме природы: виноград оплетал заборы и стены, плодов на шелковице было больше, чем листьев; и яблоки, -  повсюду яблоки.
 Он любил яблоки и ей было с ним легче,чем матерей его товарищей с их мальчишками,- ему почти совсем не было нужно хлеба.
 Играть они уходили в горы и, когда его бойкие крепкие друзья перепрыгивали неширокие расселины или пробирались по краю обрыва, он робел и оставался их ждать,сидя в иссушенной солнцем траве и перебирая мелкие горячие камни.
 Никто над ним не смеялся, потому что он умел другое: лучше всех лазил по деревьям, искал дикий мед и плел корзины.
 Он вырос в красивого юношу,-как с персидской гравюры,-в нем была не сила, но гибкость;не статность, но стройность.Он,скорее, был как виноградная лоза, а не как крепкое деревце; скорее, сокол,чем тигр.
 Когда в это юное тело вошла болезнь и как этого не заметила мать? Он по-прежнему ел одни только яблоки...
 В больнице, у его кровати, боясь заснуть, дежурила мать. Она впервые сутками, - сколько хотела,-рассматривала его черты; обычно на это у нее никогда не хватало времени. Сквозь смуглость она разглядела бледность, сквозь правильность черт узкого лица, - изможденность.
 Большие, вытянутые, как виноградины на их лозе, глаза, слишком ярко блестели , изогнутые полумесяцем губы пересыхали...
 Он молчал, не пил-не ел,он был в полусне все эти скорбные дни.
 Как жарко, как солнце печет голову, вот-вот она расколется от накала. Кругом - горы, горячие камни,которые жгут ступни и руки...Он знает, -дом недалеко, там - мать, там
вода и прохлада; он знает туда дорогу,но перед этой дорогой зияет пропасть,а там, за ней, прямо за ней, - фруктовые сады,а за садами - дом.Ему страшно: он ни разу не прыгал над бездной, но иначе ему не вернуться. Нет, прыгнуть он не сможет. Лучше лечь под высокий камень и ждать прохлады, ведь не может же это палящее солнце жечь всегда...
Он отошел от пропасти,- сюда он больше не вернется, нет сил.
 "Тигр! Тигр!" - послышался голос матери далеко и слабо, едва-едва...
"Шерхан!Шерхан!",- и вдруг мышцы налились силой, распрямилась спина, высоко поднялась голова, в груди разгорелся огонь, - и он весь подчинился стремлению к цели, кроме этого, в нем сейчас ничего не было: ни усталости, ни сомнений, - его вел только зов, всесильный и непобедимый.
 Он разбежался, спружинился, оттолкнулся и взлетел с победным звериным рыком в своем полете над бездной и так же пружинисто приземлился на другом краю пропасти, слегка припав на руки, отряхнулся, взглянул на себя и увидел себя гладким, могучим, молодым зверем, - тигром.
 "Шерхан!"- раздалось над ухом."Мама?" -  он открыл глаза и увидел мать: она рядом, а он - в больничной палате, в кровати под тонким одеялом;вот его руки,- по-прежнему худые, но теперь он чувствует в них силу, а еще комок силы - внутри и надо все успеть,
надо спешить на зов жизни.
 "Мама, я хочу есть, дай мне хлеба", - сказал он .
  И мать увидела, как на ее глазах ровный розовый румянец вытесняет восковую бледность его щек. Теперь она знала: мальчик выдержит, выстоит,ведь, она не зря назвала его тигриным именем - Шерхан, просто именно сейчас он вошел в свой возраст.