"Я видела теперь ее глаза.
Я больше не завидовала ей..."
Я сидела на кровати, запахивая полы слишком большой и безумно любимой черной рубашки, и голыми ногами перебирала по полу. На удивление в то лето прохладный ветер тихо скользил вокруг щиколоток и норовил пощекотать пятки. Я беззвучно смеялась.
В комнате царил странный полумрак: еще было не очень поздно, около восьми, но сумерки от неожиданных, как невероятно дорогой подарок, дождевых туч уже окутали пустынные улицы, дома деревья, детскую площадку, остановки... Люди и природа пытались надышаться мимолетной свежестью, чтобы потом снова окунуться с головой в душащий, густой зной. И я тоже дышала, дышала во всю грудь - вдыхала черную ткань, в которую куталась.
Пахло именно так, как я любила. Сейчас, спустя столько времени, я бы не смогла описать этот запах, но определенно узнала бы его, еще бы, сама же дарила. Узнала - и инстинктивно задержала бы дыхание. А тогда я еще наслаждалась.
Рубашка снова спала с одного плеча, влажные, а потому кудрявые, длинные рыжие волосы приятно охлаждали спину. Было хорошо вот так просто, ни о чем не заботясь, смотреть по сторонам, разглядывая комнату. Теперь, в сумерках, она казалась еще темнее обычного, а предметы в ней приобретали особые, мистические очертания. Но мне, сидящей на кровати, они были знакомы, а потому не страшны. Такие родные, такие привычные...
За стенкой что-то глухо стукнуло, зазвенело, потом снова стихло. Я сначала вздрогнула, моментально прижала колени к груди, испугалась, что кто-то пришел, но потом поняла, что это он, мой любимый, гремит чем-то, готовя чудесный ужин, и неслышно засмеялась. Какая-то странная легкость, мягкость и новая, невиданная раньше нежность снова наполнили все мое существо до краев. Я откинулась на бледную подушку с сердечком и с наслаждением потянулась. Теперь, мне казалось, я знала наверняка, что такое счастье. И знала, что оно вечно.
И если бы кто-то тогда сказал мне, что слова "счастье" и "час" родственны, я бы ни за что не поверила.
***
На самом деле, моя история началась гораздо раньше. Но это не так интересно, ведь любой знает, как начинаются красивые сказки. А вот заканчиваются они по-разному. Эту, скорее всего, дописывали братья Гримм, уж больно жуткой она получилось. Теперь сложно сказать, кто был прав, кто виноват. Просто каждый из нас искал счастье. И у каждого оно было свое.
***
Ощущать себя нелюбимой было ужасно непривычно. Теперь приходилось постоянно себе напоминать, что бесполезно дергать истерзанный телефон, глупо лететь домой, где будет опять душно и тошно. А гулять по улицам не хотелось еще больше: холод неприятно щипал щеки, губы, кончик носа и нагло топтался на отмерзающих ногах. Я спешно скользила в тепло, чем бы чревато это ни было.
Она ждала меня у подъезда. Невысокая девушка, вся в черном, бледная, с красными воспаленными глазами, она нервно кусала губу и заламывала руки. Ее маленькая темная фигурка неприятно резанула по сердцу, я невольно поморщилась, но поспешно натянула на лицо отрешенное равнодушие и подошла к ней.
- Здравствуй.
- Ах...
Она картинно спрятала лицо в ладонях, потом поняла, видимо, что переиграла, и заговорила быстро и тихо, я едва различала слова.
- Он покончил с собой. Из-за тебя. Потому что ты с ним так поступила. На похороны не приходи, его родители, родственники и друзья тебя видеть не захотят,они все знают , они тебя ненавидят, это ты, ты виновата!..
Я плохо понимала, что она говорит, хотя последнее она почти прокричала. Он...что?
Она сорвалась с места и побежала куда-то в темноту надвигающейся ночи, а я так и осталась стоять перед подъездом. Он...он что?..
Наконец я поняла, что произошло. Слезы передавили горло, я судорожно глотала обжигающе-ледяной воздух, силясь не захлебнуться. Этого не может быть. Никак не может...
Из-за меня?.. Это казалось не просто абсурдным... Его последние слова, его поведение... Он ведь не любил, не любил! Я помнила, все помнила, и воспоминания эти вряд ли можно было назвать счастливыми...
***
...Я помнила, как таращила слепые глаза в темный потолок, как мои губы, омертвевшие, почти чужие, что-то отвечали в трубку на мой приговор, который я разгадала задолго до его оглашения. А он, мой дорогой и любимый, говорил ровным голосом, не зная, что я уже убита. Я отбросила телефон чуть раньше положенного приличиями и гордостью и со звериным наслаждением впилась в одеяло зубами. Не то чтобы боль уходила, но легче становилось определенно. Было уже почти утро, когда мои соленые ресницы наконец слиплись, и я отключилась на несколько беспокойных часов.
Я помнила, с какими странными чувствами на следующий день смотрела на мир, в котором теперь была свободной и ненужной. Люди казались мне такими чуднЫми: идут куда-то, спешат... А я тоже иду - вот удивительно! И даже в какое-то определенное место... Я ненавидела себя за эту глупую заторможенность. Ненавидела за пустоту. А еще ненавидела пудру, которая так плохо скрыла синяки под глазами и едва видную царапину на щеке...
Я помнила, как отвыкала. Медленно, мучительно, как будто пластырь от раны отрывала. А потом догадалась, что резко оторвать будет гораздо лучше. Помнила, как скрывалась, наскребая самообладание, чтобы не сорваться и не заговорить... Это было чертовски сложно, но я справилась. А еще я помнила, как возвращала себе самодостаточность, как сражалась с одиночеством, как училась видеть реальность не через пресловутые розовые стекла. Я заново кроила себя, как заправский хирург.
Но первое, с чем я справилась весьма успешно, была открытая рана, из которой хлестала кровь. Я больше не любила его, моего дорогого, ни капли. Я гордилась собой...
***
И ровно до сегодняшнего вечера все было относительно неплохо. Но пришла она, эта странная девица, и заявляла, что он умер, и что в этом виновата я...
О вестнице я знала совсем немного. Она любила моего родного странной, почти безумной любовью, долго его добивалась, но безуспешно, весьма глупо и неумело. Он открыто играл с ней и каждый вечер рассказывал мне об этом. Мне было жаль эту девушку, я сказала, что это неправильно - и рассказы прекратились. Я успокоилась. Мы несколько раз пересекались в разных местах, куда я приходила с моим дорогим, она скрипела зубами, если я лишний раз прикасалась к объекту ее воздыханий. И вот теперь, когда мы так красиво расстались, она появилась, чтобы сообщить мне эту ужасную новость.
Из-за меня... Вина, страшная, иссиня-черная вина, душила, отрезая доступ кислороду. Он ведь обещал не дурить... Клялся, что ничего подобного не выкинет...
До квартиры на четвертом этаже я поднималась целую вечность. Мама встретила меня странным взглядом и вместо привычно "что так долго?" спросила:
- Что с тобой?..
- Я чудовище, мама... Я - убийца...
***
Прошло чуть больше полугода. На улице буйно цвело и зеленело лето, мое первое лето после странного возрождения. Я снова была собой, устроилась наконец на работу, ходила безумно занятая и до смешного деловая. Хотя дело мое меня устраивало: мамина хорошая подруга порекомендовала мою скромную персону одному своему знакомому, и теперь я помогала ему с фестивалями самого разнообразного характера. Я знала, что мама и ее подруга давно шептались за моей, то и дело роняя что-то вроде "реанимация души", "ей нужно отвлечься" и "хоть прекратит себя гробить", поэтому особо не сопротивлялась. Занятость моя мне действительно нравилась, особенно теперь, когда дома я появлялась только за полночь, бесконечно усталая и почти охрипшая, а сил хватало только на то, чтобы выпрыгнуть из балеток. Но утром я снова вставала, принимала душ, делала генеральную уборку лица и шла к шефу в кабинет.
Тот день я и сейчас помню прекрасно: мероприятие было неимоверно важным, приезжало много коллективов самых разных направлений. Я, как встречающее лицо, была одета с иголочки: высокие каблуки ломали ступни, узкая черная юбка чуть выше колен совсем сковывала отчаянные попытки быстро передвигаться по холлу огромного здания, тесная блузка мешала свободно дышать. Но при этом я улыбалась, шефа нельзя было подвести, и отмечала прибывающих в бесконечном списке, а сама думала, что чувствую себя Маргаритой, к чьей ручке то и дело подходят какие-то висельники, обманщики, самоубийцы... На этом слове я осеклась. Галочка напротив очередного коллектива получилась слишком жирной.
Судьба всегда смеется невероятно жестоко, это известно всем. Но когда я увидела их, мне показалось, что злодейка страдает садистскими наклонностями. Сначала мне в глаза бросилась до боли знакомая маленькая черная фигура. Теперь она, правда, счастливо улыбалась тому, с кем шла под ручку. Я перевела глаза на него и... неосторожно покачнулась, отчаянно хватаясь руками за воздух. Живой труп. Призрак, который пришел поклонится королеве бала сатаны. Бесплотная субстанция, жаждущая мести. Не знаю, что было передо мной, но в этом я узнала своего бывшего дорогого, своего больше не любимого... Я с надеждой подумала, что рехнулась, но вот он заметил меня и перестал улыбаться своей спутнице. Я вдруг подумала, что сейчас он утащит меня за собой в ад - таким был его взгляд.
- Девушка, вы будете нас регистрировать?..
Голос их руководителя привел меня в чувство. Я растянула внезапно сухие губы в безумном оскале и кивнула, не в силах сказать ни слова. Услышав название ансамбля, я дрожащей рукой поставила галочку и, откашлявшись, более-менее приветливо выдавила дежурное:
- Добро пожаловать к нам! Ваша комната на втором этаже! Большое спасибо, что приехали, удачи!
Руководитель, смерив меня весьма странным взглядом, прошествовала у лестнице, ребята с костюмами наперевес направились за ней, и только эти двое остановились передо мной, как будто я была диковинной птицей в зоопарке. Когда я снова посмотрела на него, все еще не до конца веря, что он не труп, мне отчаянно захотелось бросить папку и убежать, громко вопя в припадке панического ужаса. Но вместо этого я продолжала исполнять свои обязанности.
- Вам чем-то помочь?..
Губы уже сводило от вымученной улыбки, но я держалась, позволяя себе только полный ненависти взгляд. Он ухмыльнулся:
- Не верится, что ты наконец перестала прятаться за мамочку и нашла работу.
Его спутница прыснула, но я заметила: смех ее был нервным.
- А мне не верится, что ты жив, но я же не говорю тебе об этом!..
Он возмущенно посмотрел на меня, совершенно сбитый с толку, а вот она внезапно стала нежно-зеленой. Я начала смутно догадываться...
- Пойдем, а то нас искать будут!..
Она потянула его за рукав черной рубашки (я ее моментально узнала) к лестнице. Он, все еще ничего не понимая, позволил себя увести, бросив мне колкое "дура!"
***
Они ушли, а я стояла, как вкопанная, и ликовала. Теперь я наконец все поняла. Ну конечно, убить его для меня, чтобы владеть им безраздельно!.. И как же я не поняла сразу?
Забавно, что в тот момент я не чувствовала ни отвращения, ни презрения к той девице, хотя теперь я понимаю, как подло она поступила. Выставила меня последней сволочью, а его - непорочным ангелом в моих же глазах, заставила меня методично закапывать себя туда, где, по моему мнению, уже давно лежал он. Подло, но невероятно ловко и умно! Эти мысли посетили меня много позже, а тогда я балансировала где-то между эйфорией и истерикой. Тогда мне было важно, что я могла с легким сердцем выкинуть его из своей жизни, уже не жалея ни о чем.
//Спасибо Наташе за разрешение, Люде и Лене за поддержку и первую оценку. И вам, конечно. Без вас этой истории не было бы.//