Начало:http://www.proza.ru/2010/12/18/1362
Ты ждёшь Лизавета, от друга привета.
Ты не спишь до рассвета
Всё грустишь обо мне
Одержим победу, к тебе я приеду
На горячем боевом коне.*
- « Стёпка, дура, куда?» - Катька ловит меня за косу и тащит в комнату. Хоть я и сильная, но Катька сильнее, она старше на целых три года. Наверно, я её любила, но до тех пор, пока она не стала перекладывать на меня свою работу. Упираюсь, мыча и бодаясь, - сама виновата, надо было встать раньше и сбежать из дому.
Сегодня чёрный день, плохой, дурной, - сегодня моя очередь мыть полы. Тело прямо ло-о-омит от неохоты, внутри начинает скулить похоронный марш. А во мне всегда что-то играет, то весёлое, то грустное, то привяжутся две – три нотки в монотонном порядке. Тогда я плююсь, - тьфу, тьфу, пытаясь от них отделаться, но это не всегда помогает. Я привыкла к этому, и все вокруг привыкли. Но сейчас, когда обречённо мусякаю мокрой тряпкой туда-сюда, похоронный марш бунтует с таким надрывом, что мама, не выдерживая, прогоняет меня прочь, не забыв в сердцах проехаться этой тряпкой по моей заднице. А что, я всё равно не могу мыть эти полы нормально, особенно, если никто за мной не наблюдает. Хорошо умеет мыть пол мама, после её мытья не то что ходить босичком, а даже поваляться, щекой приятно прижаться к прохладным доскам.
Хватаю ломоть хлеба и пытаюсь проскользнуть мимо Катьки, которая трясет коврики. Вредная Катька, уже поняв неладное, крича свое заевшее, - « Стёпка, дура, куда?», - успевает схватить меня за шиворот. Платье трещит, разрываясь по заду. А в конце лета всегда так, платья еле доживали, выцветая от солнца и воды. Сандалии тоже быстро стаптывались до шлёпок, потом протирались дыры под пальцы, а потом совсем выбрасывались. В конце лета все в округе бегали босиком.
Отбежав подальше от дома, под весёлое, - « Ты ждешь Лизавета-а-а-а, от друга привета-а-а-а», останавливаюсь, нахожу гнутый, ржавый гвоздь, снимаю платье, прокалываю несколько дыр и зашнуровываю порванное место стеблем вьюна.
За Любкой заходить бесполезно, её не отпустят так рано гулять. Топаю на речку, там всегда кто-нибудь есть, даже в самую рань, даже поздно вечером, даже ночью там горят костры. На берегу рыбачили мальчишки. Просто сидеть рядом было скучно, и я выпросила у них гарпун. Гарпун, это не игрушка, но мне доверяли, потому что год назад я уже выстрелила себе в ногу, не знала тогда еще, что целить в камень глупо и что вода искажает, и что это больно и много крови. Больше я так калечить себя не хочу, поэтому осторожно ступаю по скользким камням, покрываясь пупырышками от холода и прикосновений водорослей, надеясь подстрелить щучку, чтоб на удивление всем, не меньше. Но к ногам подплывают и щекотно тыкаются в мои, покрытые мелкими пузырьками ляжки, только мальки. Если заходишь глубже, то надо опускать лицо в воду. Через какое-то время ловлю себя на том, что больше разглядываю яркие камни, и взгляд так и притягивают блёстки открытых ракушек.
Так ничего и не подстрелив, но капитально проголодавшись, подпаливаю на костре ветку ивы и обгладываю чуть горьковатые листочки, заедая подсушенным куском хлеба и кисловатым гусиным щавелем, что растёт под ногами. Сплавала за кувшинками, а там и про голод забыла, - на речку стали подтягиваться все, кто освободился или улизнул из дома.
И Любка пришла, передав, что Катька убьёт меня сегодня. Мне не привыкать, но всё-таки напрягает, - "Эх, - одержим победу, к тебе я приеду, на горячем боевом коне", - одержим, конечно одержим, соглашаюсь я со звучанием в себе.
Любка трусиха, она всего боится, она даже боится дружить со мной, потому что её чокнутые родители часто ругают меня. А я что, виновата? Ну предложила тогда привязать перо к камню и запустить в воздух. Камень взлетает, перо бешено вращается и красиво так свистит. Кто виноват, если Любка запустила свой камень, а отбежать у неё мозгов не хватило. Так и стояла, разинув рот, пока булыжник не опустился ей прямо в лоб. Я виновата? И в другой раз, после дождя, мы насаживали размокшие куски глины на ветку, достаточно крепкую, но гибкую и сильно замахивали. Ветка остается в руке, а комок глины взлетает вначале высоко-высоко, а потом далеко-далеко. Так далеко, что не понятно, кто выигрывает. Я же не специально тогда запустила этот комок в дом через дорогу. Но зато сразу стало видно, что он долетел, оставив круглый, жёлтый след на стене. Это же всем понравилось, мы по серьёзному стали соревноваться.
Зато потом бабка Лацужиха, чей дом мы обстреляли, прибежала жаловаться именно к моим родителям. Мы этой Лацужихе отомстили, приладив стукалочку к окну, только не сообразили сразу, что бабка почти глухая. Решили пошуметь громче. У нас железная крыша и запущенный на неё камушек скатывался восхитительно громыхая. Он никогда не грохотал одинаково, то так, - пам-тарарара-пам- пам, то так, - таратара-пам-пам-пам, то так пам-тарарапам-тарарам. Но на этот звук всегда кто-нибудь выскакивал из дома и прогонял меня. А у Лацужихи шифер, старый и лишайный, она сколотые места чем только не промазывает, поэтому наши камушки не скатывались. Вот, чтобы как-то сдвинуть их с места и запустила я обломок кирпича, провалившегося с грохотом внутрь.
Тут, может, я и виновата, но не одна же я была. Что удивительно, стали ругать не меня, а сына бабки, который не может приехать и починить матери крышу. Чинить пришлось моему папке, а Любкины родители только руганью отделались. Вообще, Любкины родители мне не нравятся, злые они, и ругаются матом, даже на Любку и Валерку, её младшего брата. Фамилия у них смешная, - Головтун, потому что они молдаване, но больше похожи на цыган, черноглазые все и худые, особенно Любка. Она такая хилая, что за неё приходится вдвое больше драться.
Любку все упрашивают отдать красную ленту для игры, - надо привязать ленту к камню и запустить на глубину, - кто первый найдёт, тот и выиграл. Это не просто сделать, потому как муть подняли по всему дну.
Глубоко нырять мне мешает " Лизавета", чёрте как привязавшаяся с утра, - под водой ей некуда выпускаться, она гулко вязнет в ушах, гудит во всём теле и быстро вытесняет весь запас воздуха, но не отвязывается никак, даже когда насильно пытаюсь переменить мотив.
Косые блики на воде и озверевшие комары напоминают, что пора домой, - стадо встречать. Натягиваем на мокрое тело одежду, посиневшие губы кривятся от напряжения, осоловело щуримся друг на друга красными сухими глазами. Треплем без конца волосы, поёживаясь от брызг и стекающих ручейков. Голову надо обязательно успеть просушить до захода солнца, иначе есть верная примета, - ходить после налысо стриженной. Низкое солнце уже не жарит, жарит земля. Так приятно босой ногой топать по слою горячей пыли, - шлёп, и пыль вверх по мокрым ногам. От этого у всех ноги до колен чёрные, но мы знаем, что пока дойдем до дома, пыль высохнет, посереет и её легко будет отряхнуть руками.
Дорога петляет, но только сумасшедший может припустить напрямки по степи, - мелкие недовыковырянные колючки будут изводить несколько дней. Да никто и не торопиться, лень бежать, лень говорить, лень думать, такая огромная - огромная лень вдавливает нас в горячую пыль. А может это не лень, это обречённость, - сколько бы ни бегали, а возвращаться домой, где ждут упрёки, а то и подзатыльники всё равно надо.
Закрываю лицо волосами, вытягиваю руки вперёд, ноги тяжело утюжат пыль, - у-у-у - я страшный покойник, нет, самый жуткий покойник получается из Любки, прямо завидно, - чёрные волосы, вытянутые худющие ручки - ножки и вечно болтающееся платье, - бр-р-р, красиво!
Встречать коров никто не любит. Стоит толпа народа на пригорке, чешет языками и машет ветками, вначале отмахиваясь от комаров, потом, подгоняя ими коров, а потом этими же ветками надо стоять и успевать отгонять комаров от себя, от коровы и от мамы, которая доит эту дрыгающуюся скотину.
И только потом я по-человечески сажусь за стол и набиваю пузо до отказа. Завтра хороший день, завтра не моя очередь мыть полы. Перегревшееся и вымоченное за день тело немного лихорадит под тяжёлым одеялом, но целая тарелка горячих щей, да ещё стакан чаю, вздувших моё пузо по началу, начинают равномерно распределяться, уравновешивая, успокаивая.
- "Ты ждёшь Лизавета", - ага, жду, как же.
- "Ты не спишь до рассвета", - ага, не сплю, - я качаюсь на волнах, под плеск воды и перекат камушков, - мамка моет посуду в тазике.
Продолжение следует: http://www.proza.ru/2010/12/23/1363
* Автор текста (слов):
Долматовский Е.
Композитор (музыка):
Богословский Н.