Ч. 2. Гл. 13. Ожившая мумия

Юрий Николаевич Горбачев 2
Глава XIII
1
Внезапно вынырнув из кошмара, я обнаружил себя лежащим в номере отеля на кровати напротив включённого телевизора. Обложенный листами сценария, подобно покойнику в гробу — гвоздиками, розами, хризантемами, образками и записочками с псалмами, начертанными кириллическими буковками.

Я отчётливо помнил, как вернулся вниз после удачно завершившегося для сохранения нацбогатства аукциона и, глянув, на месте ли остальные наименования отрытого мною с иностранными коллегами клада, бухнулся в постель. Правда, предварительно зарядив никелированный пистолет и сунув его под подушку. Было всё-таки уже поздновато. А я ещё не адаптировался для ночной отельной жизни. Я хорошо помнил, как меня заинтересовали два обнаруженных мною свидетельства о смерти на имена Галины и Марины. Они лежали рядом. На кровати. Среди страниц рукописи, в которых, как в мятых простынях, блаженствовала Барби в фате и свадебном платье.

Это был уменьшенный вариант надувной куклы из секс-шопа, и я побаивался, как бы уже пережитый кошмар не вернулся: я знал — с большого бодуна безобидные куколки имеют свойство оживать и обращаться в сексуальных монстров. Я прекрасно помнил то, как по телевизору зарядили триллер про инопланетян. Полнейшая чушь. Супермен-полисмен с роскошными длинными волосами (и как им разрешают?!) гонялся за каким-то тоже косматым суперупырём из космоса, высасывающим у людей мозги и приготовляющим из них высококлассный наркотик — эликсир жизни. Как раз в тот момент, когда космоупырь, нагнанный героем-полицейским и его узкобёдрой подругой, превратился в рептилию-насекомое, я и отключился в богатырском сне. Мне, конечно же, ясно было, что никакого бассейна в соседней комнате нет. А если и есть, то в нём не плавают заформалиненные трупы. Сверху доносилась музыка, и было понятно, что вываленные подполковником из кейса валютные госсредства (если, конечно, всё это было!) пропиваются на всю катушку.

За окном брезжил рассвет. Я взял пульт и стал листать каналы. Вдруг я увидел на экране посиневшее лицо коммерсанта Олега и склонившуюся над ним жену Клару, так похожую на погребальную маску Тутанхамона. Транслировали утренний выпуск новостей. И параболическая антенна на кровле, как видно, была устроена совсем не напрасно. Появившаяся в кадре Ирина Шлимман комментировала, поясняя, что это, мол, скорее всего, очередная жертва хвостокола.

— В прошлом году в отеле пропало пять отдыхающих. Некоторые просто купались. Иные уходили на подводную охоту с аквалангами. И их не могли найти даже с водолазами. Хозяин отеля высказывал мнение, что они утонули, погибнув от уколов морского кота. И вот ещё одна жертва.

Кинокамера опять наехала на лицо Олега. И я… Я увидел кипящих в его глазницах червей. Беленьких. С чёрненькими головками. Это снова было лицо, если можно было назвать лицом мерзкую одутловатую харю, того же, оставленного нами с Мариной в «Запорожце», мужика! Уж не успели ли телевизионщики до того, как попасться мне по дороге в Бердянск, отснять и его?

— Непонятно, почему труп коммерсанта так быстро разложился, — говорила в микрофон журналистка.
Ну уж нет, уважаемые представители второй древнейшей! Червей в глазницах, а тем более во рту второго покойника не было! Это уж вы подмонтировали. Без сомнения… Не было червей. Сам видел. Была фиолетовая физиономия. Разбухшая нога была. А черви… Эт-то уже из другого кина!

— Загадка серийных убийств на побережье продолжает будоражить общественное мнение! — завершала Ирина репортаж на фоне отъезжающей «скорой», явно дезинформируя.
Происходившее сейчас на кровле как раз свидетельствовало — общественное мнение дремлет. Дальше я увидел себя в шкуре царя Тавлура. И главную героиню «Шоу-Амазонки», великолепную бодибилдершу из группы женского спецназа «Стигма», целящуюся в мишень из великолепного лука. («Луки у них натянуты, колчаны отворены», — пробубнил кто-то внутри моей головы.) Это был рекламный ролик. В следующем кадре я очень натурально лежал на жертвеннике, и рука культуристки весьма естественно заносила надо мной жертвенный нож. Но что это! Это была не какая-то там бутафорская ерундовина — кухонный тесак с обернутой серебринкой от шоколада ручкой! Это была не хохмовая фиговина для прокалывания под майкой пузыря с жидкостью, а настоящий ритуальный нож из могилы царицы амазонок!
И он (это точно зафиксировала видеокамера) завис над моей обильно оволосённой грудью, как метеор — над сибирской тайгой. В следующее мгновение я увидел, как кристаллический, весь по краям в мелких зазубринках, клинок блеснул, вырвавшись. Неужели палец шоу-амазонши подло даванул на рубиновый глаз-кнопку? И всё-таки клинок выскочил отнюдь не из рукоятки в форме шеи и головы грифона, хотя эта рукоять и была зажата в кулаке спецназовки. Но рука её была — не рука, а когтистая хитиново-роговичная лапа. И лицо удивительным образом преобразовалось в морду полурептилии-полунасекомого. Существо шевелило челюстями-сегментами. Оно разглядывало меня фасеточными глазами.

Загипнотизированный, я лежал не на бутафорском жертвеннике, а на столе-кресле для сбора энтифлегии и ощущал спиной холод металла. Словно играя перебрасываемым из руки в руку холодным оружием, тварь размахивала кристаллическим клинком-жалом, которым завершался омерзительный тонкий язык. Жало сновало туда-сюда, вот-вот готовое вонзиться мне под дых. Без сомнения: я находился внутри уносящегося ввысь корабля-излучателя. Из стоящих в толпе этого явно никто не видел, так как одновременно звезда «Шоу-Амазонки» прокалывала прикупленным у чернопиджачника кухонным тесаком наполненный красителем презерватив.

Жало насекомо-рептилианского существа было так близко от моей груди! И что-то должно было произойти и, вероятно, произошло, но в этот момент по экрану пошли помехи.
Как только экранная рябь унялась, на поверхности кинескопа появилась незнакомая мне журналистка. Это был петербургский канал. Новости. Приезд отпрыска Романовых в Петергоф. Криминальная хроника.
— Из Национальной библиотеки при таинственных обстоятельствах похищен, — вещал голос за кадром. Появилось здание с античными колоннами.
Наплыли знакомые значки фотокопии. Это была первая часть манускрипта, откопанная нами с Юджином под Тирасполем.
— По одной из версий, дело не обошлось без привлечения особых технических средств. В тот день две прогуливающиеся по набережной Невы старушки-блокадницы видели светящиеся веретёна. Объекты зависли над Исакием, и голубой луч…
И будто бы дунуло из Финского залива — опять пошла рябь.
Вот так штучки! Первая часть манускрипта пропала!

Давя на кнопки пульта, я пытался восстановить изображение, но тщетно. Мне непонятно было, зачем Иринин оператор Рома устроил такой грубый монтаж в репортаже о гибели Олега Глобова? Это явно не подходило для рекламного ролика и могло раздражать заказчика. Да и сценарий, который Ирина и Роман наверняка выпекли в две руки сапожника с пирожником, грешил явными переборами в духе буффонад славного Рабле. Но, видно, таковы уж вкусы обкушавшейся хлеба и зрелищ пресыщенной публики, что совмещают профессии журналистов, рекламистов и санаторных затейников. Законы туристического бизнеса диктуют! Любопытно, существует ли договор между таганрогским телевидением и персоналом этого украинского клоповника, каковыми любили изображать русские классики постоялые дворы? И сколь обширна эта сеть? Вот в каком направлении, уважаемый консилиум, двигались мои мыслеобразы.

Но тут будто бы говорящий червячок влез мне в ухо, совершил восхождение к вершинам разума — и давай там щекотать и ползать меж извилин. А что, если на кассете ничего только что мною виденного не было, а всё это кто-то показывает мне, транслируя происходящее на том самом третьем, четвёртом или ещё каком уровне? Я что-то слышал о параллельных полевых цивилизациях, существующих рядом с нами — мы их не видим, не слышим, не осязаем. Осведомлён я был и о загадочных свойствах вакуума и неуловимых торсионных вихрях. И лишь иногда… Иногда случаются переходы, проломы, провалы. И тогда люди видят существ, которых потом называют богами. Или дьяволами.
Ангелов, нечисть, ушедших из жизни предков.

Обо всём этом мне прожужжала все уши моя понаслушавшаяся крепконогого велосипедиста жёнушка. Так что, уважаемые коллеги, изображённые на стенах пещер и надгробных камнях идолы — убеждён — «портреты с натуры». Почти фотографии. Ну откуда бы у американских индейцев могли взяться эти легенды о летающих каноэ?! Откуда у Антихриста с украденной у меня иконы на голове антенны? А над головой — какие-то огненные веретёна? Почему алтайские, барабинские и приазовские каменные бабы бал-балы так напоминают космонавтов в шлемофонах? А изогнутые в руках истуканов штуковины, тупо отождествляемые с чем угодно, только не… Уж не лезвия ли это ножей, подобных тому, что извлекли мы из раскопа?! Уж не следы ли это некой взлётно-посадочной полосы для кораблей пришельцев — эти каменные вешки, расставленные в степи от Монголии до Приазовья? Я подскочил, размётывая листы сценария. Я кинулся к шкафу. Я отворил дверцу. Я сунул руку под стопку простыней (потом оказалось — это повсюду попадающиеся мне кучки мятых, несвежих, пропахших чужим мужским телом рукописей моей благоверной — начинающей детективщицы). Нож был на месте. И дарёный подполковником «Вальтер» — тоже. Я вынул и нож, и пистолет, и, пройдя назад в комнату, сел на край кровати. Я отложил тяжёленький «Вальтер». И, нажав на глаз-кнопку на рукояти, вынул из жертвенного ножа лезвие. Теперь мне хотелось разглядеть его получше, и я увидел, что с того конца, где оно вставлялось в рукоять, имелся едва заметный переходник в виде золотника. Видимо, здесь и должен крепиться кабель-жила для откачки. Для откачки чего? Если бы кто знал! Но переходник-ниппель имелся. Я положил лезвие рядом с пистолетом и, тряхнув пустотелую рукоять ножа, вынул из него манускрипт.

За окном светало. Я развернул древнюю шифрограмму, разгладив её на бедре, и вдруг до меня окончательно дошло: это не пергамент! Это какой-то не поддающийся гниению полимер, подделанный под тонкую кожу сакрального свитка! А текст — код для связи с третьим уровнем. Вспомнив о сказанном мне учёной дамой, которая, видимо, до сих пор кутила на крыше, я всё же решил попробовать. Да, она предупреждала меня, что, читая заклинания древних жрецов, можно натворить делов, но мне нужно было это проверить. Иначе с моим дао было бы не всё в порядке. Да и не уверен я был теперь, что это жрецы писали. А вернее — жрица. Диотима.
Я сосредоточился. Передо мной были ряды знакомых значков. Иероглифические «рыбки», «птички», «человеческие фигурки», кругляшки, загогулинки. Внезапно в моих ушах зазвучал отчётливый напевный голос.

+++
...Ну вот, Тавлур, мы кладём тебя в твою усыпальницу. Тебе будет хорошо в стране Ликонии, куда уходят души героев. Ведь ты погиб во время сражения. Вот твой меч-акинак. Как сверкают на рукояти топазы и аксомиты! Аксомит — мой камень. Сейчас воины принесут в жертву быстрых коней. Они отвезут тебя на твоей колеснице к богам. Уже льётся их кровь наземь. Твои воины как раз сейчас прокалывают им сердца. Эти клинки пришли к нам с неба. Этот младенец — твой сын, и я принесу его, Тавлур, тебе в жертву, чтобы ты был вечно юн и во время путешествия по Ликонии. Мы встретимся…

2

Я украдкой отвёл взгляд от манускрипта, в ушах моих всё ещё звучал голос, когда на стене, куда падал свет экрана работающего телевизора, стал проступать череп мумии. Я перестал читать. Мумия, как бы застыв в стене, чего-то выжидала. Вдруг от стены к экрану пробежала вспышка, и на осветившейся с двойной интенсивностью его поверхности появилась царица амазонок во всём своём убранстве. Правда, лицо её было таким же изгнившим и безглазым, как в тот момент, когда мы убрали трухлявые брёвна погребального сруба, но зато доспехи сверкали. Мумия стояла у жертвенной чаши, сооружённой из параболической антенны. Хотя, может быть, это была и не антенна, а дело происходило в настоящем древнегреческом храме, так как откуда-то взялись античные колонны. Ну а если это творилось на крыше, то там установлены видеокамеры, а они всё же, видимо, подключены к кабельной сети: происходящее наверху каким-то образом транслировалось в номер.

Ожившая мумия держала в руках знакомого мне ребёнка, не далее как днём обласканного Демьяном Бураком. Ребёнок кричал, топорщась ручками-ножками, писюлькой.
Подойдя к чаше, Диотима Меотидская вонзила в грудь младенца жертвенный нож, словно, следуя «завету» Сальвадора Дали, намеревалась проделать в несчастном мальчонке прямоугольную дыру. По костлявым, цепким пальцам жрицы потекла кровь. Она стекала в знакомый мне кубок из могилы. Мертвячка сжимала его в свободной руке и, как только выдернула нож из раны привычным движением, подставила кубок под брызнувшую алым фонтанчиком струю. Две синюшные нудистки, высосанные перед этим скатом, помогали. Диотима нацедила полный кубок и поднесла его к губам. Делая глоток за глотком, она преображалась. Совершив последний глоток и торжествующе подняв кубок, она продемонстрировала заворожённо наблюдавшим за нею, что теперь она — никакая не мумия, а молоденькая девица. Та самая, чей фоторобот показывали по телевизору. Но почему-то никто до сих пор её не узнавал.

«Так вот какие клопы водятся на этом постоялом дворе!»

Галина-Марина стояла у жертвенника — параболической антенны и, обратив прекрасное лицо к звёздам, молилась (медитировала, как сказали бы жена и её воздыхатель) на светлеющее небо, где ещё видны были мерцающие светила, и по фиолетовому небосводу быстро двигался веретенообразный светящийся предмет. Следом за ним чиркнули вспышками ещё один и ещё.

Помогавшие жрице трупачки тут же кинулись к жертвеннику, вырывая друг у друга тельце мальчика. Впрочем, это мог быть и поросёночек. По крайней мере, пару раз мелькнули копытца, пятачок, хвостик-штопор, резанул слух поросячий визг. Хлебнув крови, вампирки-помощницы молодели. Остальные (в них я узнал утопленников из бассейна-аквариума, включая учёную даму и подполковника) вслед за Диотимой ринулись рвать жертву, раздирая её на ошмётья и нити-тянучки. Кому-то досталась нога, кому-то — рука, кому-то — голова. Чавкая, каннибалы впивались в тёплое мясо, пытаясь насосать хоть немного крови. Но сосать уже было нечего. И тогда они принялись колошматить друг друга частями растерзанного трупика. Они были страшны в своём неистовстве. Босса и его команды на кровле не было. А на месте бассейна образовалось плоское, словно специально приготовленное для вертолёта или НЛО, посадочное место, и непонятно, отец Иоанн, как мертвецы повыходили наружу из бесовской купели.

Наблюдая за происходящим на экране и взяв наизготовку «Вальтер», я возобновил чтение.
— …Мы встретимся, Тавлур, чтобы соединиться и отпраздновать тризну. Это будет… — прочитал я вслух.
И, услышав треск за спиной, осёкся. Я оглянулся. По стене ползла трещина. В тёмной щели мерцало. Разламывалась штукатурка. Вываливались кирпичи. Это была Алтайская принцесса. Непонятно — почему она оказалась замурована здесь, в стене. Ведь мы же оставили её в Новосибирском краеведческом музее! В одной руке скифская праматерь держала ссохшегося ребёночка. Другой обшаривала перед собою пустоту, словно слепая. Впрочем, все покойницы на одно лицо. И это была никакая не пазырыкская находка, коллеги. Но что же? Скорее всего, просто неплохо высохшие останки какой-то убитой и замурованной здесь рыжеволосой женщины. Это я сразу понял. Труп сделал два шага навстречу мне, как бы желая кого-то поймать. Я выстрелил и снёс образине голову. Голова отскочила и, скалясь, покатилась в сторону балкона.

Из единственной глазницы вылетел осиный рой. Да и вообще, похоже, это была не голова, а осиное гнездо, свалившееся на кровать из-под потолка. Его-то я в изменчивом полумраке комнаты и принял за голову мумии. От выстрела гнездо развалилось, и теперь осы рассерженно зудели, мечась по комнате. В общем, никакого трупа не было. Просто по телеку показывали какой-то исторический голливудский фильм про Древнюю Грецию, где детей резали, почём зря, чтобы умилостивить богов, а потом, упившись винищем, ещё и совокуплялись толпами.
— Ты чего?! Чего стрелял?! — образовалась в балконных дверях Марина-Галина. — Я тут спускаться стала. И вдруг — бах, бах! Хорошо, наверху музыка гремит. Никто не слышит.
— Ты кто? — поигрывая «Вальтером», протянул я ей свободной рукой два свидетельства о смерти. — Марина или Галина? Живая или мёртвая?
— Да ладно тебе, Саш! Какая разница! Я и сама толком не могу понять. Это всё агентство по ритуальному страхованию! С тех пор, как я в него устроилась, всё и началось. Знала бы! Но ты чего палишь-то? И откуда у тебя этот пистолет?
— Палю, потому что приходится отстреливаться! Лезет тут всякая ерундень! А ты мне всё-таки расскажи, что за агентство такое?
— Агентство по ритуальному страхованию? Его Яша Остапенко придумал. Когда я к ним устроилась, думала, дело хорошее, ну, человек страхуется на случай смерти. И чтобы ему, если он умрёт, уже место на кладбище заранее было. И гроб. Разве плохо?
— Вроде, нет! — тупо переводил я взгляд с «Вальтера» на отваленную выстрелом штукатурку.
— И я тоже так думала. Тем более, в Тирасполе стреляли, и всё такое... Серёжа, мой одноклассник, вернулся раненый, отлежал в реанимации — и надо было зарабатывать на жизнь. Ну и я тоже попала под обстрел. Я за него замуж хотела выйти. И если бы знала, что это за фирма!
— И что же это за фирма?
— А то! Сначала страховали, а потом стали откапывать покойников и обирать их. Да хоть бы закапывали их снова, а то так и бросали где-нибудь в кювет. (Тут я почему-то — в который раз — вспомнил про «Запорожец» в кювете и покойника в нём, но усомнился в какой-то причастности этого трупа к нехорошим делам грабителей могил, потому что покойников в автомобилях пока не хоронят.) А потом, — продолжила неизвестно кто, — они стали приходить.
— Кто?
— Покойники. Кто же ещё! Первым пришёл этот… Бизнесмен, застреленный киллером. Фамилию не помню. Он у нас застраховался — всё, как положено. Большую сумму внёс. А через некоторое время — бац! И всё. Кто-то его пристрелил. А я взялась в офисе прибираться и наткнулась на винтовку. Она в гробу была спрятана. У нас там такая гробовая комната была, где хранилась всякая дребедень для покойников — ленты, венки, чёрные ботинки из картона, ну и гробы. Так вот, я случайно шваброй гроб тиранула, крышка свалилась, а там — винтовка. Великолепнейшая! С оптикой. Игрушка, а не винтовка! Та или не та — не знаю. Но только этот бизнюк был не последним в Тирасполе, Одессе, Мариуполе бизнесменом, застреленным наёмным убийцей. Так вот… Хоронили застреленного с почестями, как-никак — был большим человеком в туристическом бизнесе. Была у него турфирма «Драйв энд драйвинг». Посылал людей на острова. Ну и допосылался. Я думаю, это Есаул его. Он у нас меткий стрелок. Ну а Серёжа мне и говорит как-то — мол, поедем на кладбище, надо могилу клиенту подправить. Приезжаем. Вечер уже. Памятник и правда упал. Но вместо того, чтобы поставить его как положено… В общем, откопали гроб в два счёта. Красивый такой. Пластмассовый. Сорвали крышку. И заставили меня снимать с покойника золотую цепь, кольца. А пальцы-то разбухли. Крутишь кольцо — и, кажется, щас он тебя схватит. А Серёжа дал нож и говорит: «Режь!»
— Ну а потом?
— Это кольцо я перекатала в ювелирной мастерской для себя. Но стоило надеть его на палец…
— И что?
— Покойник явился из зеркала в моей спальне. С отрезанным пальцем. Он овладел мной грубо и похотливо. От него воняло…
— Что-то у тебя со всеми так вот!
— А я виновата?! Он предъявил свои права из-за кольца. Ты жена моя — и хоть тресни! Но я сняла кольцо и швырнула железку в его поганую пасть.
— И он исчез?
— Кольцо брякнуло о зеркало — и он упал в него, как в гроб с захлопнувшейся крышкой. Но на следующий день явился к нам в офис за золотой цепью. Правда, видела его одна только я… Есаул, Молдаванин и Сергей ничего такого не видели. Сказали — галлюцинации это у меня.
— Весёленькое дельце!
— Если б это был первый и последний раз, а то… Как начали одного за одним откапывать — и всё меня заставляют в могилу лезть — срывать драгоценности. Гробы, правда, мужики сами вскрывали. Да какие гробы! С рефрижераторами! Никелированные. Такой и курочить-то выдергой и ломом жалко. Поставь дома — и спи в нём, — обивка, подушка. Только что телевизора нет… Насмотрелась я. А откажешься, говорили, или в милицию нас сдашь — конец тебе. Сергей — и тот...

Она размазывала слёзы по щекам. Я обнял её, однако, не выпуская из руки «Вальтер». Поломойка из фирмы по переработке принадлежащего покойникам в частный капитал прижалась ко мне. Такая беспомощная и такая хрупкая.
— Ну а корону-то зачем продала?
— Я же сказала! Куплю самолёт! — Мои пятьдесят процентов. В двенадцать часов расчёт. Деньги в кассе у Демьяна Бурака.
— Тебя ко мне подослали?
— Ну подослали! — отодвинулась она от меня. — Ну и что?! Я всё равно на них больше не работаю. Надоели они мне. Есаул с Молдаванином дошли — покойниц насилуют. Я хочу от них сбежать. С тобой. Мне с тобой — по кайфу. А с ними! От них трупной вонью разит. Придут на свежую могилу, посмотрят — фотография красивой девушки, откопают — и давай с ней забавляться, как с живой. Сама видела — пошли «могилу делать». Это у нас так называлось — ограбить покойника. Я уж и драгоценности собрала. А они... «Подожди, — говорят, — сейчас!» Вытащили мёртвую девку за ноги из ямы, и давай по очереди дрючить. И Сергей тоже. Вот этих двоих они тоже так. Галину и Марину. А мне отдали свидетельства о смерти. А ещё они Вику и Лику откопали. По надписям на памятниках их имена помню. По фотографиям — лица. Фамилии вот запамятовала. Те две девушки, которых мы подвозили от кафе до гостиницы, страшно похожи. И ещё отлично помню, как мы отрыли одного, косматого такого, хиппака. А в гробу у него был саксофон… Зачем? Наверное, такое его было последнее желание — чтобы похоронили с саксофоном. Как новенький духовой инструмент был. Не успел проржаветь. Не то что щит и меч этой мумии-амазонки! Блестящая такая дудка. Жёлтая. Есаул и Молдаванин думали, дураки, что золотой он. Вот и позарились...
Я почувствовал, как у меня на голове зашевелились волосы. Сбывались слова экстрасенсши Бенияровой о живущей среди нас расе мортроков-покойников. Кого же я подвёз от «Фрегата» до отеля? Мертвяка и двух мертвячек, не считая, конечно, моей королевы из уборщиц. Так вот почему ей не понравились эти попутчики! Но ведь выглядели они совсем как живые!
— Ну а как вы додумались напасть на экспедицию?
— Чего проще?! Яша Остапенко очень любит читать газеты, смотреть теленовости. Он по телевизору и увидел. Он вообще последнее время что-то древностями стал интересоваться, антиквариат скупал. Мы как раз в конторе сидели, в Тирасполе. Я у окна открытого. Они — в телек вперились. И вдруг тебя и мумию с золотыми украшениями показывают. Яша как бешеный подскочил. Хватает сотовый телефон, звонит Бураку. Они мгновенно договариваются. Мы загружаемся в нашу разъездную машину и, не медля, двигаем в сторону Бердянска. Здесь нас встречает на дороге сам Бурак на «Опеле». Яша выгружается. У него тут вилла и оранжевый вертолёт. На берегу моря. Чуть в стороне от косы. Как раз на этой вилле и происходит окончательное уточнение деталей. Вначале мы нападаем и грабим. Затем инсценируем моё бегство из банды, чтобы завербовать тебя. Таков был первоначальный план.
— Но откуда вы узнали, что я собираюсь в Бердянск?

— Ты што, Саша, не помнишь?! Ты сам по телеящику сказал журналистке, что после раскопок намереваешься отдыхать на Бердянской косе. В том месте, где произошла, по преданию, битва амазонок со скифами-селурийцами.
— Ах, вот оно что! — несколько изумила меня памятливость девушки на исторические термины. — Совсем забыл…
— Надо помнить, — укорила она меня, как непутёвого студента. — Так что на вилле у Остапенко мы всё обсудили. Здесь же мы и вооружились. По пути я купила в магазине три новые лыжные шапочки и вырезала в них ножницами дырки для глаз и рта. Мне приглянулись беленькие. Так прикольнее. А то все в чёрных грабят! С оружием, конечно, было не просто прорваться через таможню. Но мы немного объехали — и всё. Прозрачные границы. Ну а к утру мы уже были под Таганрогом. Там сменили машину, чтобы на своей не светиться. Ну, помнишь про пристреленного мужика? О нём говорили по телеку.
— Помню. И стреляла ты?
— Я. Но тот, что в «Запорожце» был, сам на нож накололся.
— Подожди с «Запорожцем». У первого вы машину забрали. А второго-то за что прикончили? Там, под Таганрогом.
— Об этом ты спроси у Есаула! Это он очень любит тренироваться в стрельбе по движущимся мишеням! И если бы не запрет Остапенко, вам всем бы лежать в могиле рядом с той мумией. У Есаула, Молдаванина и Серого разговор короткий.
— Понятно. Но мне неясно — почему твои дружки нападали в масках, а ты — без? Специально, чтобы можно было тут же составить фоторобот для опознания? А теперь я — расхлёбывай.
— Ты должен был меня запомнить. Таков был план. Иначе… Как бы ты узнал, что на дороге голосую я? А я должна была выудить, сколько всё это стоит, — похлопала она по сумке, в которую я вцепился мёртвой хваткой. — С иностранцами связь наладить тоже должен был ты.
— Логично.
— Но не только поэтому. Я вообще не люблю масок. Дело в том...
— В чём?
— В том, что с тех пор, как я однажды попробовала заглянуть под маску Сергея, когда мы «делали могилу», я зареклась. Я поцеловать его хотела. Маску оттянула. А из-под неё… Вспомнить страшно. Лицо мертвяка. Синее. С гнилыми губами, и черви ползают.
— Так что — они всё время в масках ходили? И Сергей тоже?
— Нет! Они их часто меняли. Просили покупать новые. Гнили они быстро. Но это когда мы на кладбищах работали. Я думала — от пота. А оказалось… Хотя потом сколько раз бывало — придём с кладбища — снимут маски, всё как надо! А Сергей, он ведь очень красивый. У Молдаванина усищи, как смоль. У Есаула — тоже. Я как-то ему фонариком в лицо случайно светанула — и что же я увидела! Вместо глаз — синяя дымка и пустые глазницы в прорези смотрят. А там, где я выстригала ножницами кругляшок для рта, вместо его вечно усмешливых малиновых губ — оскал черепа. Луч фонарика только скользнул — и всё. Побоялась я больше светить. Так и засветиться недолго! А они злючие. Не любят, когда кто догадывается, что они такие.
— Кто они? Мортроки?
— Откуда ж я знаю — кто! Только они — не живые, не мёртвые. Вот и с Сергеем то же... То человек как человек, а то покойником вонять начинает. И стала я подозревать, что не вылечили его в госпитале. Что всё же похоронили его. И, вроде, я была на этих похоронах. Как во сне. Травку мы покуривали… А потом и кололись…Так что — глючило… Не разберёшь — где явь, где что… То же самое и Есаул с Молдаванином. Ещё и такое было. Мы как-то вернулись в офис с могилок, и они повалились спать. Даже масок не сняли. Спали в гробах. Нравилось им. Для балдежа вроде как. Бесстрашие своё так демонстрировали. Венков настелют, лент траурных, поддадут и завалятся дрыхнуть. Смотрю — совсем не дышат. Заглянула я под маску Есаула, а там вместо пышных его усов — оскал трупа. Жутко стало. Но полюбопытствовала — а что же под маской Молдаванина? И там то же самое: гниль, черви! Тогда я и поняла. Кто-то ими управляет. Покойниками. Страшно. Порой кажется — я одна из них. Вроде как они меня оживили каким-то способом. И мною тоже кто-то манипулирует. Но всё равно я хочу от них сбежать. С тобой. Только тут не надо говорить, куда мы побежим. Они наверняка жучков навешали. Насовали подслушивающих устройств. Так что...
— Так что вся наша личная жизнь — теперь общественное достояние!
— Ну чево ты такой, Саша?
— А ничего! Я тебе не верю.
— Ну ладно! Я тебе скажу.
Она взяла валявшуюся на койке куклу Барби и, оторвав ей голову, вытряхнула из неё металлический цилиндрик.
— Вот он — «жучок»! А остальное я проверяла. Давай не будем тянуть резину. Как только мне выдадут баксы от продажи короны — к Григорию из «Фрегата», покупаем гидросамолёт — и к чёртовой бабушке!

3

Вообще-то эта идея уже начинала мне куда больше нравиться, нежели перспектива оказаться под перекрёстным огнём двух мафиозных группировок, одна из которых грабит покойников, другая перепродаёт награбленное на липовых аукционах. Не нравился мне и завербовавший меня подполковник. Этот хмырь, пока я лопатил рукопись сценария и спал, проваливаясь в кошмарно-сюрреальные сновидения, чего-то выгадывал, не спеша вызвать вертолёт с прыщавым своим сослуживцем. Я размахнулся и швырнул подслушивающее устройство за перегородку балкона. И там оно, видимо, прошуршав по кроне пальмы, булькнуло в бассейн.

Словно прочтя мои мысли на расстоянии, в балконных дверях на фоне светающего, розоватого неба появился подполковник в шортах с кейсом и золотой короной Диотимы под мышкой. Он по-прежнему был огромен, как шкаф, и, несмотря на мои сновидения, где он был утоплен и высосан, абсолютно здоров. И даже бодр, весел, спортивен.
— Нет! Вот говорят — уголовные авторитеты! А ведь тоже знают какие-то правила. Вполне цивилизованные люди. Заплатил деньги — получи товар. А ведь они могли за эту корону всех перестрелять или утопить в бассейне! И были бы не внакладе.
Я подумал: не было ли моей ошибкой — вышвырнуть только что за пределы этой комнаты «жучок»? Ведь тот, кто прослушивал нашу болтовню где-то невдалеке (может быть, даже сидя с наушниками на голове в «автобусе телевизионщиков»), мог самые явные откровения моей подружки принять за двойную игру хитрой шпионки. Но как только прослушивание оборвётся, они занервничают и тут же заявятся сюда! Кто они — я не знал. Но явно не хотел очной ставки с ними.
— Нет! Мне это положительно нравится! — сказал голосом бригадира Потапова спаситель народного достояния, садясь на край постели и трогая манускрипт, лезвие ритуального ножа и его экзотическую рукоять, словно это были игрушки из детского сада. В этом голосе звучала надежда на государственную премию.
— И корону назад получили, — присовокупил он, играясь артефактами из раскопа, словно мальчонка — в жестяной паровозик своего тяжёлого детства. — И теперь у нас есть наглядное подтверждение того, что скупка краденого происходит именно здесь. Что во всём этом бизнесе задействованы криминальные каналы. Жаль вот, что журналистка не снимала это на плёнку. Видно, не пустили её сюда. Или проспала? Прозевала аккредитацию? Непростительная для прессы оплошность! Но свидетелей — сколько хочешь. И можно заводить уголовное дело. Аль Капоне посадили за неуплату налогов, а Демьяна Бурака мы при помощи украинских властей посадим за скупку краденого. Так ведь?
— Это ваши проблемы! — ответил я. — Сажайте, если нужно.
— И посадим. Свидетелей — пруд пруди. Вон — полный бассейн на крыше. Да и внизу — не меньше. И их пока никто не утопил, — повторился подполковник, опять переходя на акцент Горбатого из «Места встречи изменить нельзя».
И мне это показалось странным. Чего это он голоса меняет? Как и весьма подозрительной — дырочка на подполковничьей майке, на груди, хорошо различимая в свете разгорающегося утра. Да и на лбу меж бровей видна была словно залепленная жевательной резинкой вмятинка. К тому же на губах у ветерана КГБ видна была запёкшаяся кровь, кое-что напомнившая…
— А вы уверены, что никого не утопили?
— Ну а как не быть уверенным? Я только что там был! Да и почему вы об этом спрашиваете? — потрогал он дырочку на груди, словно это было железное алиби.
— А потому! — размахнулся я и треснул хитрована из ванной «Вальтером» по копфу. Из темечка брызнуло. Это был формалин. А что ещё могло быть в голове столь заскорузлого адепта формальностей, ведь он был воспитан на отчётах, докладных, протоколах, а тут…
— Что это?! — взвизгнула Галина-Марина, глядя, как валится антропоморфный гроб набок, истекая вонючей жидкостью.
— А то! — крикнул я. — Сматываемся! Это мортрок! И вообще, их тут!..
В мгновение я сгрёб в баул корону, разобранный нож, манускрипт. Подполковник истекал, протягивая руку, как мать с ребёнком — на картине «Последний день Помпеи».
Осы (а может быть, и мухи), выгнанные мною из гнезда, садились на него, облепляя затёкшее слизью и мозгом лицо копошащейся маской. Я уже застёгивал сумку, когда на вспыхнувшем экране телека появилось ухмыляющееся лицо мумии.
— Я пришла к тебе, Тавлур, царь селурийский! — раздался скрипучий голос. Из экрана появилось гнилое конское копыто, затем мумифицированная морда коня, следом полез безобразный кокон с двумя прицепившимися к нему мумми-младенцами. На меня валилось сплетение из гнилых бинтов. Я передёрнул затвор «Вальтера» и выстрелил в гадину. Она, кусок коня и шаловливые детские трупики, слипшейся кучей намеревавшиеся припасть к моей отеческой груди, разлетелись в клочья. Поднялся столб смрадной пыли. И как только он начал оседать, я увидел. И не я один, Марина, если только это была Марина, а не Галина, — тоже.

Освещенное лучами рассветного солнца перед нами стояло чудовище — наполовину рептилия, наполовину насекомое. Существо держало в когтистых, заостряющихся длинными ногтями пальцах знакомый мне кейс. Прижав к вырезу декольтированного дарёного платья безголовую Барби, крошка-куколка дрожала.
— Что это, Саша?!
— Тихо! Не зли его! Мы ему пока что, похоже, не нужны.

4

Так оно и оказалось. Пришелец проволочил за собой два слюдянистых крыла, подошёл к сумке, рассёк её крюгеровским ногтем и, не обращая на нас внимания, вынул из баула остриё жертвенного ножа. Тускло мерцая фасеточными глазами, он всунул это кристаллически-металлическое жало себе в пасть. Но тут же, словно бы выплюнув его, высунул мерзкий, липкий, похожий на скользкую пуповину, язык и с щелчком вставил ниппель на клинке в хитиновую или роговую — кто её знает! — втулку. С чмоканиями втянув устройство в зевище, он поднял голову, как бы принюхиваясь и шевеля усиками-антеннами. Затем монстр оседлал труп и, распугивая ненасытных ос, мух и мушек, налетевших на что-то сладкое, сочащееся из подполковника, с хрустом вонзил в охитиневшую грудь контрразведчика клинок-жало. В один приём он высосал бравого живчика до тёмной, съёжившейся шкурки.

Потом пришелец деловито всунул руку в телевизор и, вынув из экрана дёргающийся хвост ската, вытянул из живого хлыста лезвие, подсоединённое к телу твари скользкой длинной жилой. Затем он приоткрыл чемоданчик и вставил клинок в подвижное отверстие в мерцающем его нутре. Скользкая жила запульсировала, и по ней побежали световые волны. Откачав всё содержимое хвостокола, насекомо-рептил отсоединил наконечник, аккуратно уложил его в специальное углубление и захлопнул этот саквояж серийного убийцы, внутри которого всё уже светилось и излучалось.
— Ну вот! Теперь вполне хватит для перехода на третий уровень! — пробулькал голос в моей голове.

Хвост морского кота свесился из телевизора совершенно безжизненно, собственно, это был даже и не хвост, а обыкновенный электрический шнур.

Не обращая на нас с Мариной внимания, пришелец шагнул в сторону балкона, протопал несколько шагов и, держа в когтистой лапе кейс, вскочил на барьер. За его спиной затрещали прозрачные перепонки — и, роняя голубые искры, он взмыл. Проводив его взглядом, я подошёл к телевизору. Я осмотрительно не стал трогать свисавший оголённый провод, помня о том, как плохо кончил Александр Галич, взявшись нечто подобное проделывать с телевизором в номере парижской гостиницы. Там, где лежал труп подполковника, осталось лишь мокрое место и пробка от ванной с оборванной цепочкой, казавшаяся мне то нефритовым скарабеем, то «жучком» прослушивающего устройства. Мне, честно говоря, очень хотелось, окончательно развербовавшись, последовать за пришельцем.
— Что? Что это было? — глядела на меня выпученными глазами моя подружка.
— Если б я знал! Может быть, массовый гипноз! А может…
Давило на виски. Я потёр их, вспомнив о подключенном к компьютеру колпаке в кабинете контрразведки. О кресле, фене и мотоциклетном шлеме в гараже. О негре с рогатой хреновиной на голове, восседающем на электрическом стуле. И тут я услышал крик петуха. Великолепно-разноцветный, как павлин, сидя на балконном барьере, король курятника переливался в лучах поднимавшегося солнца. Он тряс красным гребнем, взмахивал крылами и орал, орал, орал. Откуда он здесь взялся? Может быть, слетел сюда с крыши, вырвавшись из рук садистов, разыгрывавших неоязыческий ритуал? Вполне возможно, он орал и до этого, но я не слышал — музыка всё ещё гремела, сотрясая стены. Прежде, чем красночубый кукарека успел прокричать трижды, откуда-то из-под потолка свалился мой белый кот Кьеркегор и тут же прыснул вслед за птицей. Петух подпрыгнул и, размахавшись во все перья, полетел, планируя, в сторону родимого курятника. Видать, так вот летать ему было не впервой. Балансируя на перилах балкона, кот следил за полётом…

Я схватил сумку. И ещё раз удивился. Разрезанная кинжаловидным ногтем инопланетянина, или как там его — пришельца с другого уровня? — сумка была цела. Я обшарил её и убедился, что лезвия жертвенного ножа нет.
— Смотри! — испуганно крикнула Галина (а может быть, Марина), сжимая пистолетик в кулачке. Взглянув на балконные двери, я увидел, что там, где только что исчез пришелец, висит в небесах и быстро на нас надвигается вертолёт.
— Это они! Остапенко с Есаулом.
— А может, это контрразведка!
— Да я знаю их вертолёт! Оранжевый! Делать ноги надо отсюда!


© Copyright: Юрий Горбачев, 2010
Свидетельство о публикации №11010204489
Список читателей / Версия для печати / Разместить анонс / Редактировать / Удалить
Рецензии
Написать рецензию
Широк контекст, можно бы и обузить. Но явно вызывает раздражение.

Книгоголовый   21.10.2010 10:17   •   Заявить о нарушении правил / Удалить
Добавить замечания