Выстрел

               

     Это   маленькое  приключение  произошло  со  мной   в  сравнительно раннем  детстве,  году  в  сорок  третьем ,  когда  мы  с  матерью   вернулись  к  отцу  из  сибирского  села,   куда  в  числе  других   семей  военнослужащих  были  эвакуированы  из – за  возможного  нападения  японцев  на  наш  Дальний  восток.  Отец   тогда  служил   в  штабе  армии,  расположенном  в  столице   ЕАО  (Еврейская  Автономная  Область),  в  городе  Биробиджане.  Город,  кстати,  назван  так  в  связи  с  близостью  к  двум  рекам :  Биры  и  Биджана.
       Не  знаю,  как  сейчас,  но  тогда  в  городе  действительно  жило   довольно  много   представителей  «коренной  национальности»,   к  которым   относились  и  наши  ближайшие  соседи  за  стенкой.   Это  была   довольно  шумная  еврейская  семья:   мать,  сын   и  бабушка.   Отношения   бабушки  с  внуком   были   неважные  и  она   часто   истерично  кричала  на  внука -   Гитлер!  Гитлер!  -  поскольку  имя  у  внука   было   Адик,  т.е.  Адольф. 
             Как  сейчас  модно   говорить,   парнишке  явно  не  повезло  с  именем,  в  чем  он,  разумеется,  никак  не  виноват.   Другое  дело – родители,  которых,   пожалуй,  можно  и  заподозрить  в  повышенном,  даже  для   тех   смутных   времен,  интересе   к  фюреру,  либо   признать,   что   Адольф  -  еврейское  имя,  что  более  нам   приятно,  так   как   здорово   опускает   расистского   вождя, ставя  под  сомнение   его   чисто   арийское   происхождение.
             Самого   же  соседского   «фюрера»  я   совершенно  не  помню,  хотя  должен  был   учиться  с  ним  в   одной  школе.   Хорошо  ещё,   что   этот   «позорный»  факт  моей   биографии  не   стал  достоянием   соответствующих   органов!   
              К  моменту  описываемых   событий  мы успели   прожить   в  Биробиджане  больше  года.  В  семье   я   был   уже   не   единственным  ребенком,   поскольку  недавно  у  нас  появился   маленький  «биробиджанец»  -  мой  младший  брат  Сергей,   не  очень  рекламирующий  сейчас   место   своего  рождения.
              Местную  школу,  куда  я  пошел   во  второй   класс  после  возвращения  из  сибирской   эвакуации,   а  также   своих  тогдашних  одноклассников   я,  к  сожалению,   совсем  не  помню,  как   и  своих тамошних  учителей.   И  только  сейчас  в  памяти   всплыло,  что  летом   я  съездил   в  пионерский   лагерь,  видимо,   от  воинской  части.  Было  это,   скорее  всего,  после  третьего   класса.
              Помню  ещё,  что  летом   мы  бегали   на  реку,  которая   была  не  очень  далеко   от  дома,  а  зимой   я  уже   бегал   туда  на   лыжах  и   однажды   незаметно  отморозил   уши,  не  очень  сильно,  но  чувствительно,   так  как   мочки  ушей   распухли  и  отвисли,  как   у   слона.  Может  быть   это  и  было   первой  причиной   моих   теперешних  проблем   со  слухом ?
              Кроме  лыж   я  освоил  в  Биробиджане  и  коньки.  Сначала  это   были  «Снегурки»  с  закрученными  носами,   а  потом,  уж  не  помню,  при  каких   обстоятельствах,  мне   достались  коньки   со  звучным   названием  «Англоспорт»,  с  прямыми  носами.   Те  и  другие  крепились   на  валенки  хитрым  способом,   с  помощью  веревки   и  палки.  Кататься  на  этом   инвентаре   приходилось  не  по  льду,  которого   вблизи  не  наблюдалось,   а  по  дороге,  где  снег  был  хорошо   укатан  автомобилями,   за  которые   мы  и  цеплялись  крюком,  напоминающем   кочергу.  Старшие   ребята   достигли  в  этом деле  больших  успехов,  я  же  вскоре   потерял  «кочергу»,  уехавшую  от   меня  на  борту   очередного   грузовика. На  этом  и  закончилась  погоня  за  грузовиками,  так  как  нового  крюка  у  меня  не  было.  Как  знать,  может,  не  будь  этого   маленького  эпизода  в  моей  спортивной  биографии,  я  бы  не  писал  сейчас  свои  мемуары.
             Летом  на  смену  конькам  и  лыжам  пришел  велосипед.  Не  помню,  как  он  был  приобретен,  так  как  спортивного  магазина  в  Биробиджане  в  то  время  явно  не  существовало. Велосипед   был  на  взрослого  и  с  седла  я  до  педалей  не  доставал.  Не  помогла  и  подушка,  привязанная  вместо  седла.  Помог  только  известный   многим   тогдашним  мальчишкам   способ  катания  «под  рамой»,  для  чего  приходилось  стоять  на  педалях,  пропустив  одну  ногу  под  верхней   перекладиной  рамы.
             Своему  умению   кататься  на  велосипеде   я  целиком  обязан  матери,  её  самоотверженности  и  терпению,  с  которым  она   бегала  за  велосипедом,  удерживая  меня  от  падения.  Это  она   сумела  внушить  мне,  что  надо  не  бояться  повернуть  руль   в  сторону    наклона,  чтобы   избежать  падения.  Благодаря  ей   я  к  вечеру  уже  мог   проехать  самостоятельно   первые,  самые  трудные   метры  пути.
             Ей  же  я  обязан  и  своим   зимним  увлечениям,  которые  она  сумела  мне   буквально  привить.  Дело  в  том,   что  у  неё  перед  глазами   всегда  стояла  её  подруга  Вера,  очень  рано  умершая  от  туберкулёза.   Мать  неустанно   твердила  мне,  что  только   свежий  зимний   воздух,  зимний   спорт  могут  уберечь   от  этой  ужасной   болезни,   особенно   в   нашем  крае,   лишенном   витаминов  и  хорошего   питания.  Бывало,  что  на  воздух   меня   выпихивали   чуть ли   не  силой,   особенно   на  первых   стадиях   освоения   лыж  и  коньков.  Свою  роль  сыграл  и  портрет   бедной  Веры,   который  висел   всегда  на  видном  месте.
             Матери  я  обязан  и   другими   своими  увлечениями  и  навыками,  главное  из  которых,  безусловно,   было  раннее,  ещё  до  обучения  грамоте,  знакомство   с  книгой.  Она   очень  много  и  с  удовольствием   читала   мне  вслух  книги,  начав  прямо  с  таких   серьёзных   и  объемных  произведений,  как  «Таинственный   остров»  Жюль  Верна.  Сказок  я  что – то  не  помню.  Видимо,  их  у  нас   просто  не  было.  Из  других   книг   могу  припомнить  ещё   «Детство  Тёмы»   Гарина  (или  Гаршина?)   Там  есть  примечательное  место,  где  мальчика  Тёму  за  какой –то  проступок  папа  здорово выпорол  ремнем.  Так  вот,   когда  я  сильно  в  чем  либо  провинялся,  папа   Томас,  никогда  даже  пальцем  меня  не  тронувший,  начинал  намекать,  что  может  сотворить  со  мной  что - либо  похожее.
             Итак,  можно   с  уверенностью  считать,  что  коньки,  лыжи  и  любовь  к  чтению,  а  также  к  собиранию  книг  мне  были   привиты  матерью.   Сюда  надо  добавить  еще   и  рукодельные  навыки:  мы  вместе  делали  ёлочные  игрушки  и  наряжали  со  вкусом  ёлку.  Глядя  на   маму,  я  даже  что – то  вышивал  гладью.
             Моему  братцу  Сереже   из  перечисленного  досталось  меньше,  пожалуй,  могу  назвать  только  тягу  к  книгам.  Что  поделаешь – «кто  не  успел,  тот  опоздал»!  Его  становление  приходилось  уже  на  более  поздний,  московский  период,  когда  мать  уже  была  занята  на  работе  и  не  могла  уделять  ему  столько  внимания,  как  мне,  первому  ребенку  в  семье.  Учился  он  целиком  в  московской   школе,  причем  при  совместном  обучении   с  девочками,  Чем  он  и  не преминул  воспользоваться,   женившись  на  однокласснице.
             От  отца  я,  видимо,  унаследовал   проявившуюся  под  старость  тягу  к  письменной   деятельности.  У  нас  до  сих  пор  хранятся   его  записи  и  конспекты  для  политзанятий,  а  также  соображения   разного  рода  по  текущему  моменту  в  политике  и  в  жизни  страны.  В  детстве  же  меня,  несмотря  на  приключившийся  инцидент,   к  которому  я  никак  не  могу  подойти,  сильно  тянуло  к  оружию.   И  этим  я  безусловно  обязан  отцу,  кадровому  командиру  Красной  армии.
             Выручив  нас  из  сибирской  деревни,  что  стало  возможным  далеко  не  сразу  и  требовало  разрешения  командования,  отец  был  очень  рад  воссоединению  семьи  и  всячески  старался  нас  порадовать,   сделать   что  ни будь  приятное.  Мне  он  установил  в  виде   особого   поощрения  возможность   под  его  строгим   надзором  потрогать  и  даже  слегка  поиграть  своим  пистолетом,  тяжеленным  и  черным   ТТ.  Разумеется,  он  тщательно   убирал  от  меня  патроны  и  обойму,  а  со  мной  провел   строгую  беседу   по  «технике  безопасности».  В  частности  он  твердо  пообещал   навсегда   отобрать  пистолет,   если  увидит,  что  я  хоть  раз  направлю  его  на  человека.   В  детстве  такие  беседы  западают  глубоко  в  душу  и  я  до  сих  пор  передергиваюсь,   если   в  кино  или  по  телевизору   увижу,  что  кто - то  таким  образом  балуется  с  оружием.  И  ещё  убежден,   что  раз  в  год  незаряженный  пистолет  обязательно  выстрелит.
             Далее  события  развивались  довольно  быстро.  За  короткое  время  я  вошел  в  такое  доверие  к  отцу,  что   получал  эту  завлекательную  игрушку  довольно  часто.  Бдительность   отца,  увы,  стала   притупляться  и  обойма   пряталась  формально.  Мне  даже  удалось   попользоваться   вторым  пистолетом,  парабеллумом,  который   отцу  на  время   оставил  другой  офицер.   До  сих  пор  помню   его  странный  рамочный  затвор   и  узкую  обойму  с  тупорылыми,  короткими  патронами,   которые,  кстати,  я  узнал   позднее,  увидев  патроны  нынешнего  ПМ,  скопированного   с  немецкого  «Вальтера». 
             Оба  пистолета  хранились  у  нас  просто  в   верхнем  ящике  письменного  стола  и  я  имел  туда   доступ, так  как  ящик  не  запирался.   
             В  тот  памятный  день  отец,  как  всегда,  был  на  службе,   а  мы  с  матерью  собирались  в  гости.  Перед  уходом   я  еще  раз полюбовался  «своим»  арсеналом,  для  порядка  загнал  обойму  в  ТТ  и  закрыл  стол.  Пробыли  мы  в  отлучке  довольно  долго,  но  вернувшись   я  сразу  полез   в  стол,  взял   ТТ  и  передернул  затвор,  слегка   удивившись,  что   он  идет  туговато.  Про  обойму  я  успел  забыть  напрочь. 
             Продолжая  игру,  я  вышел  с  пистолетом  на  кухню,  прицелился   в  смежную  с  соседями  стенку,  чуть  повыше  колеса  стоящего   там   велосипеда  (видно,  сознавая,  что  целиться  и  кроме  человека   не  стоит   даже  в  дорогой  для  меня  велосипед)  и  сразу  нажал  курок. 
             Эффект  был  потрясающий:  из  ствола  с  адским  грохотом  вымахало  здоровое,  как  сейчас  вижу,  пламя   и  над  колесом  велосипеда  образовалась  дырка  в  стене.   Перепугался  я   здорово,  но  тем  не  менее  сразу  нажал   кнопочку  на  рукоятке   ТТ  и  выдернул  обойму.   Мама   тоже  не  растерялась  и  для  пущей  безопасности  направила  пистолет   в  пол  и  снова  спустила  курок.  И  полностью,  как  мне  казалось,  разряженный  пистолет   вновь  выпалил   с  прежним  грохотом  и   световыми  эффектами.
             Вот  тут  я  испугался   по  настоящему : с  криком – « Не  трогай  его,  он  сам  стреляет!»  я    выскочил   из  кухни   и  скуля  забился   на  диван,  лицом  к  стенке,  не  вставая  до  прихода  отца.   Надо  сказать,  что  видя  моё   жалкое  состояние,  отец даже  не  выдрал  меня  за  моё  разгильдяйство.  Однако  пистолетов  я  был  лишен  полностью  и  бесповоротно.
              Так  я  впервые  познакомился  со  свойствами  автоматического  оружия:  излишне  говорить,   что  второй  выстрел  был   за  счет  того  патрона,  который  оказался  автоматически  в  стволе   после  первого  выстрела.
             Как  ни  странно,  но  этот   кошмарный   «прокол»  не  отбил  у  меня  интереса   к  оружию  и  даже  пошел  мне  на  пользу,  внушив  раз  и   навсегда,  что  шутки  с  ним  могут  кончиться  печально.   А  в  играх  я  переключился  на  другие  предметы.  У  меня  завелся   в  хозяйстве   корпус  (к  счастью,  без  взрывчатки)  малой  противопехотной   мины,  взрыватели  в  виде  трубочки  с  капсюлем  и  бойком,  которые  могли  стрелять  сильнее,  чем  пугач  с  пистонами. Особенно  интересна  была  шрапнельная  мина  в  виде   черной  составной  кастрюли,   похожая  на  современную  форму  для  кекса  и  начиненная   шариками  типа  подшипниковых.   Боевого  заряда  в  ней  тоже,  разумеется,  не  было.  По  идее  эта  мина,   если  на  неё  наступали,   выпрыгивала  на  метр  из  земли  и  лишь  потом   взрывалась,   осыпая  шрапнелью  все  вокруг.   Это  я  узнал  уже  из   наставлений   по  саперному  делу,  которых  у  отца  было  много,  и  смотреть  их  мне  не  возбранялось.
             В  следующий  раз  пострелять  мне  удалось  примерно  через  год.    Мы  тогда  жили  уже  в  Забайкалье,  куда  отца  перевели  вскоре  после   окончания  войны  с  Японией,  в  которой  он   активно  поучаствовал.  Активность  заключалась  в  том,   что  он  в  составе  саперной  разведки   проехал  на  «виллисе»  впереди  наступающей  армии  большую  часть  Манчжурии.  К  счастью,  здесь  японцы  почти  не   сопротивлялись.  Может  быть,  что  даже  выстрелить  здесь  ему  не   досталось,  не  то,  что  на  Курилах,  где  японцы  оказывали  большое   сопротивление   нашему   морскому  десанту.
             О  жизни  в  Забайкалье  я   писал  уже  в  рассказе  «Ефрейтор  Сашка» .  Что  касается  стрельбы,   то   мы  с  отцом  несколько  раз   выходили   пострелять   на  стрельбище   части.   Это  был   довольно  глубокий   ров,  в  конце  которого   можно  было   ставить  щиты  с  мишенями.   Свой  лучший  результат,  восьмёрку,   я   помню  до  сих  пор.   Будь  у  меня   руки  побольше  и  покрепче,   было  бы  ещё  лучше.   А  так   этот   тяжелый   ТТ   уж  очень  оттягивал   руку.   А   держать   его   двумя  руками,   как  в  современном  кино,   я  не  догадывался.  Впрочем,  не  уверен,  что  это  правильно,   ведь   на  стрелковых  соревнованиях   так  не  стреляют.
             Надо  сказать,  что  эти  стрельбы,  а  также   мое  увлечение  рогаткой   и   загубленные   при  этом   воробьиные   души   и  души   полёвок  (если  они  у  них  есть),  не  прошли  бесследно.   Доказательством   тому   может  служить   запись   в   характеристике,  которую  нам  выдали   каждому  после   военных   сборов  в   конце   четвертого   курса,  где  среди  прочего   отмечено:  «Отлично  провел  стрельбы». 
             Конечно,  по  общим  результатам   я  был   не  самым  первым,  а  эту  запись   заслужил,   в  основном,   после   такого   эпизода.
             Наша  группа,   человек  двадцать  студентов,   стреляла  из   карабина  по  щитам  с  мишенями.  Когда  все  отстрелялись,  я  предложил   нашим   начальникам – сержантам  маленький  аттракцион:  стрельнуть   по  маленькой  бутылочке,  которую   я  предусмотрительно  прихватил  по  дороге.   Это  все  поддержали,   и  мне   было   разрешено     стрельнуть   первому.   После  моего  выстрела  бутылочка   упала,  но  осталась  целой.   Пуля  ушла  ниже,   в  край  щита.   После  меня   стреляли  все   студенты  и   оба  сержанта.  Раза  три   бутылочка   падала,   но  оставалась  целой:  пули  шли  ниже. 
             Очередь  стрелять  по  второму  разу  опять  выпала  мне.  Смекнув,  что  надо  делать,  я  взял  прицел  повыше   и  расколотил  неуязвимую   бутылочку,   снискав  всеобщее   одобрение.   
             За  годы  работы  я  ни  разу   не   пропускал  возможности   пострелять   в  тире,   куда  в  те  времена   иногда  приглашали   пострелять   работавших  на  режимных   предприятиях.   И  однажды   услышал   оценку   своего  результата:  третий  разряд !  Правда,  попав  по  этому  результату   в  команду  стрелков   нашей   «конторы»,  не   проявил   особых   достижений,   хотя  очень  старался. 
             А  про  тот   случайный  выстрел  на  кухне  хочу  отметить  смешное   совпадение.  Ведь  выпалил  я  не  куда  ни  будь, а  в  стенку,  за   которой  жил   не  ни  более,  ни  менее,   как   «Гитлер»,   пусть  даже   и  не  настоящий.   Так  не  является  ли  это   своего   рода  покушением   на  фюрера  (?!).  И  ещё  должен  сказать,   что  с  моей  будущей  женой   Наталой   я  познакомился   в  спортлагере   МАИ,  где  она   занималась  в  стрелковой   секции (!). 
             И  под  конец  -  немного   мистики:  дырку  от  второй  пули,  которая   должна  была  остаться   в  полу   от  маминого  выстрела,  мы  так  и  не  нашли.
             P . S .   Сегодня  по  программе  «Звезда»  я  с  удивлением   увидел  эпизод,  где  военная  лётчица,  навестившая  в  больнице  спасенного  ей  мальчика,  по  его  просьбе  дает  ему  поиграть   свой  ТТ,  удалив  обойму  и  передернув  затвор,  чтобы  не  оставить  патрон  в   стволе,   до  чего  не  додумались  мы  с  мамой.(!)

               
   
            

    
               
            
                               
                                                
.