Глава II
1
Посредине кабинета на двух сдвинутых столах, застеленных брезентом цвета хаки, лежала мумия Диотимы Меотидской. Спрыгнувший в яму раскопа «куклуксклановец», как ни усердствовал, не сумел совсем изничтожить её своими шнурованными ботинками. Лишь примял.
Свет из зарешёченного окна, за которым ветер играл листвою каштанов, падал на останки царицы амазонок; подвижные тени и световые пятна оживляли её неживое, полуразрушенное лицо.
— Как видите — мумия почти не повреждена, — сказал молодой сотрудник таганрогской контрразведки. По старой диссидентской привычке я тут же приляпал ему кликуху — Молодой.
— Вижу, — ответил я, не осведомив юношу о том, что теперь у него имеется псевдоним.
Надо отдать должное: прибывшие на место «контрики» не в пример бестолковой милиции зафрахтовали «скорую», и два медбрата, уложив останки царицы на носилки, доставили их сюда. А уж тут... Лицо Диотимы немного пострадало от удара по нему баулом. Но всё остальное было в целости-сохранности. И хотя из-под лоскутов ссохшейся кожи и мяса выглядывали кости, мумия не развалилась на куски, когда её укладывали на носилки.
Диотима лежала на импровизированном пьедестале и, несмотря на то, что с неё теперь были сняты все украшения, выглядела вполне царственно. После постигшей нас катастрофы я, честно говоря, уже не раз спрашивал себя: а имел ли я право тревожить этот прах, пролежавший в земле предков около двух с половиной тысяч лет? Не праздным ли любопытством я был движим?
Теперь могила царицы амазонок была ограблена, как в свое время многие из усыпальниц фараонов — грабителями всех веков и народов. Как Троя — Шлиманом. Гробницы инков — конквистадорами. Как бесчисленные курганы от Причерноморья до Алтая — искателями скифских золотых украшений. Чем я был лучше их, выполнив элементарную роль наводчика, невольно приведя к захоронению бандитов, которые превратят исторические ценности (а точнее — бесценности) в золотой лом?
Наверное, в глазах этого молодого человека в пиджаке я выглядел довольно комично, потому как смотрел на обтянутый кожей скелет, словно это была цветущая красою, уснувшая летаргическим сном дева, и мы с нею поклялись друг другу в вечной верности. Кстати, судя по тонким костям, роскошным, хорошо сохранившимся рыжим волосам и размерам тела, Диотиму погребли совсем юной. А разложенный в художественном беспорядке изъеденный коррозией «металлолом», на который не позарились грабители, свидетельствовал ещё и том, что воительница была не хиленькой. Ржавые остатки шлема с едва заметным «гребешком» драчливого петушка. Дыроватый щит. Покрытые патиной малахитово-зелёной окиси наконечники стрел. И вместе с ними — меч-акинак, напомнивший мне источенный болотной сыростью кусок шкворня — всё, что когда-то удалось мне найти в заброшенном, заросшем буйным разнотравьем таёжном скиту на одном из озёр Васюганья, где по местному преданию староверы наблюдали приход Антихриста в виде летящих по небу огненных веретён. Аналогичную легенду удалось обнаружить на берегах Днестра-Тираса, где год назад мы с Юджином раскопали курган селурийского царя Тавлура. Но самым загадочным было то, что тот же самый сюжет повторяли алтайские старики-уренхайцы и барабинские татары. В их памяти хранилась легенда о приходе на землю небесного огня и людей с большими головами, такими же круглыми, как у одиноко стоящих в алтайских долинах и в бескрайних степях Барабы и Кулунды каменных баб — бал-балов...
— Присаживайтесь, — любезно пригласил Молодой.
Ощущая некоторую окаменелость в ногах, я прошёл мимо мумии, возлежавшей на изготовленном фээскашниками одре, и уселся рядом со столом, где стоял развернутый ко мне вполоборота компьютер. На его экране был выведен фоторобот известной мне особы, напавшей сегодня утром на экспедицию вместе с тремя бандюганами в белых масках и грозившей мне пистолетом. Я устало опустился на стул. Рядом, на никелированном стояке, торчало нечто вроде фена. От него шли проводки к компьютеру. Я отметил про себя: таганрогская контрразведка неплохо оснащена электроникой!
— Так, значит, вы говорите — усыпальница царицы амазонок? — поправил узел галстука на белой в полоску рубашке коротко стриженный блондинистый паренёк с залысинами и изучающе-садистским взглядом.
— Возможно, и не амазонок. Вполне вероятно — это какая-то сарматская царица. Собственно, у нас с Юджином и Ма Фу Ланем две гипотезы, две версии. Существование амазонок до сих пор не было подтверждено археологически. Большинство историков считают, что это легенда. Геродот услышал её от скифов, а потом за ним уже остальные повторяли. А мы с Юджином в одной из экспедиций, недалеко от Тирасполя...
— Так, так! В районе боевых действий...
— Да. Как раз снаряд и попал в холм и обнажил захоронение. Но тогда там уже не стреляли. Так вот, там мы откопали в скифском кургане манускрипт, пергамент, древнюю рукопись. Вернее — только часть её. Рукопись обрывается на середине. И — удивительное дело, указанное в этой первой части место... В общем, в шифрованном послании говорилось о том, что она завещает похоронить себя недалеко от Танаиса — там, где у неё с ним была ночь богини Тамиас. Так называлась у амазонок богиня любви — весьма кровожадная особа, знаете ли: жертвоприношения младенцев и всё такое...
— И кто же они такие — эти он и она?
— По нашей гипотезе — царь скифов Тавлур и амазонка Диотима, — скосил я взгляд на мумию. Из-за причудливой игры солнечных пятен мне показалось, что она шевельнулась.
— Ну ладно, — это дело прошлое, — оборвал меня стриженый. — А вот где теперь та рукопись с тайнописью? Манускриптик?
Он скорчил идиотическую мину:
— Древние рукописи ведь недёшевы, верно? И их охотно приобретают иностранцы. Вы предоставили нам фотокопии. Где же оригинал?
Молодой человек сцепил пальцы на колене закинутой одна на другую длинной ходули, завершающейся массивным мокроступом, вполне пригодным для перешибания рёбер или приготовления из мужской гордости «яишни всмятку». Ботинок (в его подошву, вполне возможно, для большей эффективности пинков была вмонтирована увесистая свинчатка) покачивался. Они, эти гэбисты-садисты, оставляют у входа в застенки пляжные тапочки и специально переобуваются, чтобы если не пинать, то воздействовать психологически...
— Рукопись, — как-то поумерил я свой лекторский пыл, — она теперь в Национальной библиотеке, в спецхране, всё-таки драгоценная вещь. История. Сакральный текст. Жреческая тайнопись.
Глядя на мумию, я не верил глазам. Если в тот момент, когда над ямою раскопа нависли бандиты и эта рыжеволосая, ничего не страшащаяся девица-разбойница, мне померещилось, что череп мёртвой царицы амазонок просвечивает сквозь живое лицо вооруженной пистолетиком нахалки, то теперь мордашка грабительницы проступала сквозь очертания царственного черепа, как бы оживляя мёртвую кожу на лбу, щеках, шее. То же происходило и со всем телом.
Ясно было — я устал. И я прикрыл веки, чтобы зыбкий солнечный свет, скользящий по останкам царицы и её никуда не годным доспехам, не слепил. От него — этого вездесущего света — всё плыло: фоторобот на экране сливался с очертаниями черепа мумии, и, наоборот, на повёрнутом ко мне дисплее компьютера сквозь фоторобот проглядывали пустые глазницы и оскаленные зубы.
— Тайнопись? — насторожился молодой с залысинами, словно чего-то недопросёкший туповатый студент.
—Да, шифрограмма. Юджину удалось расшифровать её с помощью компьютера, — не открывая глаз и массируя их сквозь закрытые веки, пытался перейти я на терминологию заведения, куда был любезно приглашён, продолжая метать бисер и ещё не почувствовав со стороны молоденького последователя дел нашего славного КГБ коварного подвоха.
— А кто такой Филистрат-младший? На него постоянно ссылается этот, как его... Юджин... Юджин, — расцепив пальцы, тронул контрразведчик лежащую на столе стопку фотоснимков, испещрённую мелкими значками.
— Юджин Барлоу, — подсказал я тупому студенту. — А Филистрат-младший — это античный автор, писавший об амазонках и утверждавший, что скифы были людоедами. В общем, это один из первоисточников. Легенда вперемежку с исторической достоверностью. Но наши предки, скифы, никогда не были людоедами. Они металлы плавили, бронзу, золото, серебро; у них было своё уникальное искусство. Боги были, — втолковывал я ухмыляющемуся, скалящемуся каннибалу, готовому перекусить мне сонную артерию и насосаться свежей крови, даже не сцеживая её в кубок, но по долгу службы воздерживающемуся от таких бурных проявлений своей сути.
— Плохо, плохо дело, Александр Данилыч! Просто дрянь дело, доложу я вам, — выставил вверх наподобие рожек два больших пальца на снова сцепленных на колене кистях рук бравый фээскашник и постукал этими «антеннками» одна о другую. — У вас вот две научные версии, а у нас две версии, тянущие на уголовные статьи. Вы ж видите, я от вас не таюсь. Не мальчик вы, судимы, — проявил он завидную осведомлённость. — Подумайте сами: труп, превращённый в кровавую отбивную очередью из автомата, застреленный из пистолета владелец иномарки, разгром на таможне с двумя летальными исходами, мёртвая девочка-бензозаправщица. Родственники негодуют. Кто-то должен ответить. Сами понимаете, материальный ущерб — здание таможни, бензозаправочная, бензин. Ну и эти — сокровища из могилы — тоже ведь денег стоят. И если бы не ваше здесь появление...
2.
Я открыл глаза. Всё прояснилось. Сквозь череп мумии больше не просвечивала мордашка девицы-грабительницы. Иллюзия распалась.
— А, вот вы о чём! — словно кольнуло меня в подвздошье тем самым скальпелем, которым мы поочерёдно очищали мумию от инородных частиц.
Я-то, балбес, наивно желал помочь следствию, нащупать ускользающие концы улик. А он о моём сомнительном прошлом! Несмотря на то, что всё это теперь — с точностью до наоборот.
— Вы же понимаете — та судимость теперь не имеет никакого значения...
— Как знать! Мы навели справки в Новосибирске. Теперь ведь, знаете, не только у американцев компьютеры, — кивнул он на дисплей, где лучилось глазёнками хорошенькое личико, напомнившее не то какую-то много раз сдававшую мне зачёт студентку, не то провалившую экзамен абитуриентку, явившуюся в приёмную комиссию выяснять отношения. — Ваше досье...
— Статья сто девяностая прим за распространение заведомо ложных измышлений, порочащих государственный строй, давно отменена! Нет Советского Союза, а, значит, нет и антисоветчины, и сведений, порочащих... Так ведь? Да что я перед вами оправдываюсь?! — продолжал я разглядывать фоторобот, в который раз раздумывая о том, что зубрилки-дурнушки не дают ходу в вузы красавицам, и потому тем ничего не остаётся, как путаться с уркаганами.
На этой самой мысли я резко встал с жёсткого стула, слегка стукнувшись головой о колпак «фена», незаметно для меня надвинувшегося над моей головой, чтобы слегка постричь или сделать «химку» моим суждениям, продуть струёю горячего воздуха неприбранные космы мыслей. Я понимал, что я всё-таки не в парикмахерской. И эта хреновина...
— Вы сядьте... Ся-я-я-дьте, — поднялся на ходули и завис надо мною убаюкивающий меня голоском няня-педофила продолжатель совсем нехороших дел всяких там металлических феликсов и бериистых ежей. — Ся-я-дьте, уважаемый Александр... Ну что вы как ванька-встанька? Я ж говорю то, что есть — ведь вы же не реабилитированы. Ну вот, молчите, дуетесь, а ведь...
Я сел, чтобы по-краснодонски не заехать стулом по гестаповским залысинам-белобрысинам. И, конечно же, угодил головенью прямиком под колпак: Молодой всё же не преминул слегка подпихнуть ботинком стул. А может, ещё и до того нажал какую-нибудь невидимую кнопочку под столом, чтобы «околпачить» меня с помощью электропривода: когда я только уселся, мне вроде как послышалось едва уловимое гудение моторчика, я как будто бы даже ощутил под собою вибрацию и потрескивание шестерёнок… Я же уже говорил, что таганрогские контрразведчики очень даже неплохо оснащены техническими новинками!
— ...Не реабилитированы, — фамильярно похлопал меня по плечу безусый нянь, уже опустивший отчество в обращении ко мне (в чём явственно ощущался обвинительный уклон), и я вынужден был немного побороться внутренне, чтобы брезгливо не стряхнуть с плеча «ласковую» ладонь. — И хотя вы видный учёный и преподаете в университете, а убеждения ваши...
Он кружил около меня, как шаман вокруг тотема. Я сидел на стуле напротив мумии, понятно, не прикрученный к нему верёвками, не пристёгнутый ремнями, но меня уже поташнивало, как новичка отряда космонавтов на центрифуге, и я чувствовал, что крепко влип. Колпак тихо зажужжал над моей головой. В висках потеплело, в темечке запульсировало и защекотало...
— Что? А-а-а! — юродствовал новоявленный Малюта. — То-то и оно, речь о контрабанде художественных ценностей, а вы — не патриот...
И откуда он оттаял?! Такой молодой и такой замшелый! Птеродактиль из яйца, окаменелость... Неужто этот не хлебавший диссидентской баланды молокосос под словом «убеждения» имеет в виду мой совершенно дурацкий, отпечатанный на машинке и размноженный старушкой-кафедрушкой, преданной соратницей по совдеповскому идеологическому подполью (смех и слёзы!), трактат «Социализм как последняя стадия каннибализма»?! С него, с него, родимого, начались мои мытарства в кабинетах смурного здания на улице Коминтерновской. Да где ему знать такие подробности?! Судимый — и всё. На Коминтерновской не пинали. Там просто выматывали кишки. Распространяете произведения Абрама Терца, Шафаревича и Шимонова? Труды белоэмигрантов? Среди студентов? «Голоса» слушаете? Проповедуете даосизм и конфуцианство? Руководите секцией восточных единоборств? А вы в курсе состояния уличной преступности? Вот за эти единоборства и загремел. А за «ранее судимых» Абрама Терца, Николая Аржака, «Голос Америки» только профилактическими беседами отделался.
Контрразведчик писал, поглядывая на экран компьютера, где, вспыхивая, проносились невербализованные образы моих мыслей. Молодой вдохновенно интерпретировал в словах это причудливое кино, а я смирно сидел под колпаком «фена» и, глядя на совершенно окостеневший труп Диотимы, думал. Растащило же тебя, Гаврилов! Следствию возжелал помочь! Ты бы ещё этому пареньку немного о космических заморочках Славы Клунина выложил. Он бы тебе тут же насчёт вялотекущей подсуетил. А ты бы ему всё равно... Мол, тот «ножичек», как изволила выразиться гопница, возможно, изготовлен из обшивки космического корабля пришельцев. Как и некий нержавеющий стальной столб, найденный в джунглях Индии. Что, дескать, в древней рукописи сказано: «Я пришла со звезды Танайя и уйду туда назад только вместе с тобой... Но вначале мы отпразднуем тризну...» И ещё: «Я вернусь к тебе в образе девы младой...» Давай-давай, колись, Гаврюха, а он... Как там у одного нобелевского лауреата, подвергнутого: «Во всём мне хочется дойти до самой сути...» Вот и дошёл, тоже мне доктор Живаго! Смекай: опять ведь профилактическая беседа — это так, для отвода глаз только, а вот уголовная статья... Довольно отчётливо она выкорячивается, эта самая, уголовная — кража, перепродажа, контрабанда. И просто — банда. А ты как бы её вдохновитель. Отец крёстный.
3
Контрразведчик изводил бумагу, ивушкой зелёною склонясь над гладью стола. Ох уж эта маниакальная привычка конторы — писать! Топить смысл в словах. Наводить полировку там, где неровно и шероховато… Вот ведь и компьютер рядом, но без писанины — никак… На белый лист падала сетчатая тень от решётки на окне. С помощью этого призрачного бредня Молодой был занят ловлей фактов. И, как видно, в этом трале доктор наук Александр Данилович Гаврилов был пока что самой внушительной рыбиной...
И угораздило же тебя, Александр-свет-Данилыч, изводил я себя привычной саморефлексией, такого незаконопослушного, проявить законопослушание! Надо было погружаться всей международной командой в твою подержанную, купленную с рук «Тойоту» и майнать отсюда на этом запылённом «шаттле» на второй космической. Как майнали академгородковские физики, химики и математики — волнами, косяками, через Шереметьево и Минводы в Израиль и Штаты. Попросил бы политического убежища. Тогда ещё, в восьмидесятых, когда распахнулись скрипучие врата зоны под Каинском, мог бы сделать это. Но ведь в тебе, Гаврилов, всю жизнь космополит борется с патриотом, будто это «иньское» и «янское» начала. Чего больше — не разберёшь! И только — дао...
Ну чего тебе сейчас стоит одним ударом ноги вырубить этого Рихарда Зорге таганрогского?! Только брякнет башмаками об пол. А там — кубарем, кубарем, вихрем — по лестнице, сбить дежурного прапора — и всё! Воля! Как тогда, когда, дохнув свежего ветерка свободы, уселся ты в поезд на станции Барабинск, и зелёный металлический дракон понёс тебя в город трёх академий. А потом — плато Укок, Пазырык, Тирас. Мумия загадочной Алтайской принцессы (тоже, кстати, воительницы), таинственные погребальные камеры монгольской степи, усыпальница Тавлура селурийского. Кандидатская, докторская…
— С документами на разрешение раскопок у вас всё нормально, — неожиданно перестав писать, вертел в руках бумажку с печатями юный дзержинец.
Диотима больше не шевелилась.
Грозные башмаки исчезли из поля видимости, зато я мог наблюдать гнойные прыщи на тинейджерской шее.
— Не подумайте, что я счёл вас за заурядного пособника грабителей, — откручивая «динаму» в обратную сторону, начал мой «экзаменатор» после грубого нажима игру в «доброго полицейского». — И всё-таки, знали бы вы, что учинила эта банда на таможне! К вечеру они уже были на российско-украинской границе, там завязался настоящий бой. Есть убитые и раненые, обугленные трупы. Ну и — сами знаете, каким потоком уходят сейчас на Запад сокровища древности. А потом они оседают в частных коллекциях иностранных граждан. Недавно вот в нашем «Таганрогском вестнике» опубликовали материал о поднятой аквалангистом со дна моря шкатулке петровских времен, в которой был найден магический кристалл, якобы когда-то принадлежавший самому сподвижнику Петра Великого — Якобу Брюсу. Тайные общества, знаете ли, чернокнижники, власть над психикой людей, манипуляции с подсознанием. Так вот — исчезла та шкатулочка. И подлинник «Космотеороса» Гюйгенса, по приказу Петра I переведённого Якобом Брюсом, уплыл из России через каналы аукционов древностей. Да и история со смертью не чуждого увлечений восточными учениями и поэзией масонских орденов императора Александра I полна мистических загадок. А он как-никак почил здесь, в Таганроге…
Глубоко бурил паренёк! На этот раз, демонстрируя не только необъятную эрудицию, но и недюжинное миролюбие, инквизитор встал из-за стола и, обойдя его, отвернул «фен» в сторону. «А мог нажать на кнопочку», — мелькнуло. Компьютер мгновенно отреагировал. То ли на мои мысли, то ли на манипуляции Молодого. На экране появилась картинка фешенебельного отеля на берегу лазурного моря, столь не похожего на бараки, окружённые забором с «колючкой» поверху и охранниками на вышках в Барабинской степи.
— Ну уж не обессудьте, — зависли надо мной Долина прыщей и острый подвижный курганчик кадыка посреди неё, — мы обязаны будем запросить через Интерпол данные на Юджина, Юджина...
— Барлоу.
— Да, — вернулся Молодой на прежнее место, так и не дав мне сосчитать количество ямок, образовавшихся на том месте, где болячки были изничтожены. — И на гражданина Китая, э-э...
— Ма Фу Ланя.
— Верно. И имейте в виду — мы вынуждены проверить, куда «ушли» ценные находки всех предыдущих экспедиций на Алтай и в Приднестровье. Всё же речь о национальном достоянии! На Алтае, если не ошибаюсь, вы тоже откопали какую-то мумию, — скосил он взгляд на «близняшку» алтайской находки, возлежащую на сдвинутых крытых брезентом столах.
— Да, о ней писали в газетах, по телевизору показывали. Журналисты её назвали принцессой-воительницей. Я ей дал имя Великой скифской матери, — сказал я, промолчав о том, что топография его шеи сильно напомнила мне Пазырыкский ландшафт после нашего ухода, каким его запечатлели СМИ — залитые водой ямины раскопов да кадык горы над ними.
— А вот нецензурно выражаться не надо, — по-скуратовски ухмыльнулся опричник насчёт «Великой скифской матери», полагая, что очень умно сострил. — Я ведь про всякие там паранормальные явления к тому упомянул, что, если я правильно понимаю, у вас и с алтайскими властями вышли серьёзные напряги из-за мистических загадок вокруг находки на плато Укок? Энлэоманы сочли ледяную линзу, в которую была вморожена мумия вместе с погребальной камерой, за космический корабль пришельцев, который вы в своём исследовательском рвении по-варварски разрушили. Они же вас обвинили и в последующем землетрясении, повлёкшем за собой столько жертв. Вот чем может обернуться ваша вроде бы такая безобидная археология! Вы же должны понять, теоретически вполне возможно, что ограбление было организовано кем-то, а обвинят опять вас…
Он тасовал неуклюжими пальцами с заусеницами возле ногтей цветные фотографии раскопа, сделанные мною «Полароидом». Диотима Меотидская — анфас, в профиль, в полный рост, до пояса, ниже…
Эта объёмная, похожая на карточную колоду пачка фоток расфасовывалась так и сяк, словно проводящий собеседование собирался сдавать. Обычные гэбистски-ментовские приёмчики. Игра в «царицу доказательств». Шулер изображает доверительность и невинность, он раскладывает перед тобою весь пасьянс совершенно шизофреничной версии, и тебе только остаётся сказать: «Да!» И повторить за ним слово в слово всё — «как было». Может быть, даже признаться в том, что ты пострелял таможенников, бросил гранату в бензозаправку.
— Закурите?! — протянул он мне верблюда среди пирамид под надписью «Camel».
— Нет, не курю...
Вот нахал! Сигареткой с фильтром поколоть навострился! – продолжал я рефлектировать. На жалость взять! Нет, шулерок-малолетка, не переиграть тебе старого, тёртого жизнью диссидента!
— Так вот, — щелкнув зажигалкой фирмы «Zippo» и крутнув колёсико, поймал мой заинтересованный собеседник кончиком сигареты остриё пламени. Сделав затяжку, этот «ловец человеков» отложил верблюда с пирамидами и уставился на улыбчивый, увенчанный короною череп на цветном снимке. Потом посмотрел на неподвижную мумию без головного убора, словно сравнивая оригинал с копией.
Пирамиды на пачке «Camel» были так близко от лица Диотимы, что как бы наложились на оскалившийся профиль. Это наложение меня заинтересовало. Я как-то не задумывался прежде всерьёз над связью мумий египетских фараонов со своей находкой. Может быть, зря? Взять хотя бы эти новомодные бредни о внеземных цивилизациях, использовавших пирамиды как маяки на взлётно-посадочной полосе, простирающейся от Сахары до шумеро-вавилонского Междуречья. Не зря ли я их до сих пор столь безоговорочно отвергал из-за явной антинаучности, голливудского душка, сенсационной истерии? И разве вот этот хмырь для меня — не пришелец из иных миров? А я в свою очередь для него — не инопланетянин? И не очередная ли это встреча двух параллельных цивилизаций? А взять хотя бы «проклятье Тутанхамона»! Не хотелось бы мне повторить участь археологов, потревоживших его кости: все они умерли при загадочных обстоятельствах.
— Я не утверждаю, что вы или ваши иностранные коллеги вступили в сговор с похитителями древностей, но теоретически это вполне вероятно, — убаюкивало мою бдительность существо, под антропоморфной личиной которого, вполне возможно, скрывалось нечто слизисто-чешуистое. — Как бы там ни было, а сокровища уже наверняка за пределами России. Но, возможно, нам удастся отыскать доказательства.
— Доказывайте, если это возможно, — ответил я всё-таки не рептилии, проделавшей в светящемся веретене путь из звёздного далёка на Землю, а её человекоподобному скафандру. — Но для любого здравомыслящего человека, хоть немного понимающего психологию археолога, историка, — это бред...
— И докажем! — резко наклонился ко мне жаждущий повышения по службе супершпион. — Кое-что нам уже известно!
4
Блефует парнишонка, блефует! Краплёную карту мечет! — всё глубже погружался я в пучину саморефлексии. Ничего у него нет, кроме моей судимости! Только не выходи из себя, Гаврюха! Помнишь, как учил тебя доктор — дока в искусстве шаолиньских монахов — Ма Фу Лань? Главное — дао...
Колпак, от которого змеились проводки к компьютеру, хоть и был свёрнут набок, а в висках всё равно ломило, покалывало в темечке, а на экране, вслед за цветной «открыткой» отеля, наплыла рожа лагерного вертухая (так мне показалось!) — и появилась подвижная картинка происходившего на раскопе после того, как туда нагрянули правоохранительные органы.
Ну что было толку в выехавших на место эксперте с чемоданом, девочке-следователе из прокуратуры, милицейском начальнике Загоруйко, бегавшем по песку наподобие товарища Сухова в поисках несуществующих басмачей?! Оцеплять надо было все входы и выходы, вертолётами небо бороздить, а они! Пока дошло до них, каков материальный ущерб, — злодеев и след простыл.
Задолбал меня товарищ Сухов, составляя опись древностей, утолканных грабителями в безразмерный баул! «Как? Как вы говорите? Гемма с изображением всадницы на коне, браслет в виде сидящего на дельфине Купидона? Чаша с ритуальной жанровой сценкой... Жрица любви совокупляется с двумя приговорёнными для жертвоприношения воинами?» Как вся эта бестолковщина напоминала мне происшедшее в моей собственной квартире накануне моего отъезда в отпуск, на эти раскопки, после которых я ещё намеревался провести остаток бархатного сезона на море...
Явившись домой с тренировочных подводных заплывов с аквалангом в непорочно бирюзовом заливе, омывающем песочек академгородковского пляжа, я обнаружил, что косяк изувечен, двери взломаны, а из квартиры уплыли «видеомагнитофон «Funai» — 1 шт., иконы старинные — 5 шт., древняя бронзовая фигурка Конфуция — 1 шт., маска полинезийского вождя — 1 шт., книга XVII века «Космотеорос» — 1 шт.» и так далее по составленному участковым Прохором Пронюшкиным списку — полбиблиотеки собранных в дальних экспедициях по кержацким скитам старинных книг, алтайские находки... Вот только бронзовый, слегка позеленевший раскосоглазый мудрец Конфуций не был находкой — его мне подарил Ма Фу Лань, когда приезжал пять лет назад в Новосибирск на международный симпозиум скифологов. Всё хрупнуло, рассыпалось, раздробилось, будто колбы и содержимое раздавленных чьим-то ботинком песочных сувенирных часов — памяти о поездке в Буэнос-Айрес. Что касается изуродованных телевизора и компьютера, то это просто не укладывалось в голове, как и торчащая из компа рукоять ледоруба…
— По крайней мере, на нашу версию работает, — сказал, встав в соответствии с важностью момента, контрразведчик. Растопыренные пальцы его полководческой правой руки упирались, словно в карту боевых действий, в газету. В просветы между лучами этой членистоногой «звезды» был виден снимок симпатичного черепа Диотимы Меотидской. По краю бумажного поля маршировали буквы заголовка — «Найдена могила царицы амазонок».
— …Работает тот факт, — продолжил стратег внушительно, — что вы бывали за границей, и не раз. Насколько нам известно — в США, Испании, Аргентине, Полинезии, Китае...
— И на Курилах! — съязвил я, кивнув в сторону электронной «чудо-духовки», начавшей выпекать цветные картинки. — Про Курилы компьютер ничего не насексотил? На деда моего накарябал донос самый заурядный гражданин Страны Советов, а чем компьютер глупее?
— Курилы — пока что наша территория, — стряхнул детектив вулканический пепел с сигареты в массивную пепельницу, напомнившую о табакерке, с помощью которой был прикончен один из русских монархов. — И в этом нет ничего смешного. Я же не утверждаю, что вы японский шпион! Это только при Берии такое могли сфабриковать и необоснованно подвергнуть репрессиям, как вашего деда — ни в чём не повинного корабельного кока, — ещё раз озадачил он меня своей осведомлённостью. — Дед ваш был участником Цусимского сражения, а что касается вас, то… Не знаю, не знаю! Всё же весьма сомнительно, чтобы так вот легко поддался грабителям человек с прошлым морского пехотинца, пусть даже не боевым, но всё же. Каратист...
— Ушуист...
— Ну, это всё равно. Сейчас все каратисты и ушуисты в криминальных структурах. Организованная преступность...
— Может быть. Но для монахов Шаолиня отнюдь не все равно. Принявший обет никогда не сотворит неправого дела. Вся суть — в дао! — смотрел я на прыщавого юнца, примеряясь к пепельнице, и совершенно не пужался его грубых психологических надавов и грозных башмаков...
— Это заберите, — придвинули ко мне ногти с заусеницами две фотоколоды. — Распишитесь вот здесь! — шаркнул контрразведчик бахилами под столом, словно в нетерпении поскорее сменить их на пляжные тапочки. — Вот ваш пропуск! Я подписал. Вы свободны. Вполне вероятно — это и не вы! Возможно, бандитов привлекла заметка в газете. Но миноискатель всё же пока останется у нас. Для экспертизы... Здравия желаю! — внезапно оборвав фальшивые оправдания, подскочил Молодой, как ужаленный, и замер по стойке смирно, подобострастно глядя через моё плечо.
Обернувшись, я увидел в дверях прямоугольный антропоморфный шкаф в штатском.
— Вы свободны! — шевельнул квадратной челюстью «комод», в нижнем ящике которого катались пасуемые туда-сюда засунутыми в карманы лапищами два исполинских бильярдных шара.
Я бросил прощальный взгляд на мумию царицы амазонок и, обогнув человекообразный шифоньер, в тёмном нутре которого угадывался висящий на плечиках генеральский мундир, — вышел. Но тут-то как раз мне пришлось побороть неодолимое желание заглянуть в кабинет ещё раз: мне показалось, что, делая последний шаг, я зацепил краем глаза совершенно невероятное: на столе лежала не мумия, а я — и «шкаф» с Молодым заинтересованно копались в моей голове. Под «феном» же сидела ухмыляющаяся образина. Она погрозила мне вслед пальцем.