Крупными хлопьями снег залетал в темные провалы окон и растворялся во мраке и огне.
Отсветы пламени причудливыми узорами отражались на стенах.
Возле костра, разведенного почти в центре комнаты, зябко кутались в рухлядь, принесенную из малозначительных мест, три бомжа.
В костер неотрывно смотрел, завернувшись в рваное одеяло, тощий и долговязый, похожий на жердь, Африканыч, - Почему никогда не устаешь смотреть в огонь? Можно смотреть часами в огонь и воду. Эх, братцы, не видели Вы как на закате в тропиках море меняет свой цвет, из сине - зеленого превращаясь в лазоревый, а затем вода темнеет и становится почти черной. За борт залетают летучие рыбки, лови себе сачком и суши к пиву.
Митяй, ты когда-нибудь видел, как рыбки летают?
Плотный, с бычьей шеей, и мощными натруженными руками, Митяй буркнул что-то невразумительное, и продолжал готовить нехитрую снедь к ужину.
- Ну, конечно, откуда тебе видеть те красоты. Деревня!
- Может быть, он видел другую красоту природы, которая ему больше по душе, - отозвался Профессор, тщедушный субъект в очках и замусоленном пальтишке.
- Да, что Вы оба понимаете в морских делах, сухопутные крысы, - Африканыч пустился в свои извечные воспоминания о прошлой морской жизни.
Профессор снисходительно посмеивался, а Митяй угрюмо молчал.
Уже несколько месяцев они втроем коротали свой век в экстримальных условиях. Африканыч и Профессор постоянно вспоминали свою прошлую жизнь, когда они имели чистые носки и верный кусок хлеба. И с ними жили их любимые люди, которых они не сумели сберечь.
Они делились своей болью, чтобы иметь силы и дальше жить, поддерживая друг друга.
Митяй о себе ничего не рассказывал. Он пришел из ниоткуда, и наверно, со временем уйдет в никуда.
Сказал, что раньше жил в деревне, имел хозяйство, а затем погорел.
Но товарищем был верным, и некоторые обнаглевшие бродяги, пытаясь обидеть Профессора, натолкнулись на железные кулаки Митяя.
Наконец, Митяй закончил свои приготовления, и пригласил товарищей к импровизированному столу.
Профессор ахнул, на поцарапанной треснутой столешнице, которую они использовали вместо стола, были разложены на салфетках: колбаса двух сортов, сыр, хлеб, банки с солеными огурцами и бычками в томате.
- Откуда такое пиршество?
- Да вот, остались какие то деньжата от прошлых времен, - Митяй вытащил из карманов куртки две бутылки водки, - сегодня у меня День поминовения!
Африканыч вскинулся было что-то сказать, но Профессор предостерегающе поднял руку.
- Грех на мне тяжкий! Не замолить. Убивец я! – лицо Митяя затвердело, и он разлил по чашкам водку, а затем, не дожидаясь друзей, выпил залпом.
- Три года назад бандиты порешили мою семью, и я один …
Понимаете, я один выжил! Жена и двое младшеньких сразу погибли, а старший жил еще несколько дней.
Лучше бы я сдох, а они жили! Всё отдал бы за это!
Потому, что погибли они по моей вине, из-за моей тупости и упрямства!
Африканыч поспешно налил водку в металлическую кружку и вручил Митяю.
- После развала колхоза достался мне целый гектар земли, а земля у нас на Оренбурщине знатная, богатая земля.
Вначале доли вроде были умственные, а затем землю выделили натурально.
Но никто землю не брал, все продавали.
А я решил фермерствовать, я же сызмальства на земле хлеборобствую. Механизатором работал, трактористом и бригадиром.
И пошло дело ладом, пять загонов сделал, пристройки к дому.
Кредит взял, прикупил овечек, старый трактор взял и отремонтировал.
Старший сын очень помогал, Родька, ему тогда уже семнадцать стукнуло.
Помыслил я огурцы, свеклу и капусту выращивать. Тяжело! Согласен!
Но зато при удаче можно и хорошую копеечку получить.
Родька у меня очень на технику способный был, всякие поливалки и сеялки придумывал.
А потом эти приехали, толстомордые со стриженными затылками, продавай, говорят им свой участок. Их хозяин замыслил строить коттеджный поселок для богатеев, и мой участок ему нужен. А деньги предложили, просто на смех курам.
Ну, я их и послал.
Они опять приезжали, два мордоворота, я их хорошо запомнил, и давай угрожать, - не отдашь землю, сгоришь со всем своим выводком.
Тут, я не выдержал, и навтыкал обоим, еле уползли.
Милиция приезжала, угрожала судом за побои, и тоже посоветовала продать землю.
И такая меня злость взяла, что мне христарадничать что-ли идти! Эту землю мой дед на войне защищал, а я убоюсь каких то зачуханных бандитов.
Не понимал я тогда, что эти бандиты уже всю российскую землю под себя прибирают. Везде стон и плач слышен, как во время татарского нашествия.
А милиция от этих бандитов кормится, а их главари в правительстве, а то и губернаторствуют!
Ровно три года назад в этот день под утро загорелся мой дом, я к двери, приперли. Главное, черный ход и ставни окон также приперли, значит, заранее готовились.
Через минуту уже так полыхало, что ничего не было видно из-за огня.
Мальчиков мы вынесли через окна, сами обгорели - жуть, а жену свою, я уже мертвую вытаскивал.
Что было потом, не помню. Очнулся в больнице. Обгорел сильно, руку сломал.
И мне сообщают врачи, - Мужайтесь, дескать! Сыновья Ваши угорели, жена погибла, старший сын в реанимации.
Родька потом в скорости умер, почки отказали. В больнице нужных лекарств не было.
А я здоровый бугай, выжил, себе на несчастье!
Месяц лежал в больнице, милиция посетила и сообщила, что в возбуждении уголовного дела отказано. Не нашли они состава, хотя соседи мне потом рассказывали, что бензином от горелых бревен еще с неделю воняло.
Зато явились знакомые мордовороты в больницу, принесли купчую, сказали, чтобы подписал, если жить хочу.
А я как бы заледенел, жить не хочу, но и защитить себя тоже не могу, еле двигаюсь.
Подписал здоровой рукой, а один из них, тот что со щеками как у хомяка, вытащил фотографию, разорвал в клочья, и говорит, - это тебе на память, червяк земляной.
Я её потом склеил.
Митяй вынул из внутреннего кармана и положил на столешницу небольшую фотографию, где были изображены два серьезных светловолосых мальчика дошкольного возраста, улыбающаяся женщина, и крепкий парень, очень похожий на Митяя.
А сам Митяй там был совершенно другой, моложе на десять лет, со светлым и радостным лицом.
- Душу мне выжгло этим пожаром, одна гарь осталась.
Митяй с размаху ударил литым кулаком по соседней табуретке, и она рассыпалась вдребезги.
- Знакомых мордоворотов я встретил поздно вечером, когда они шли из ресторана к своей машине. Узнали меня, загоготали, не опасались, значит.
А я им брюхо вскрыл этим ножичком, - Митяй с силой воткнул в столешницу самодельную финку, - сначала завалил хомячка, а покуда второй завозился, отыскивая, с перепугу, ствол, я и ему легонечко вскрыл брюхо.
Опыт у меня имеется немалый, сколько я свиней порешил, куда более достойных, чем эти боровы.
А затем смотрел, как эти сволочи, уничтожившие мою семью, пытаются удержать свои кишки. Смотрел, как они копошатся, и мне их было совсем не жалко. И только когда понял, что они отправились в ад, я ушел.
Их хозяина, авторитета, я застрелил через две недели, на заимке, куда он возил своих ****ей.
Сутки лежал в засаде, не жравши, не спавши.
И разрядил дробовик картечью ему в его наглую холеную харю. Полголовы снесло.
Узнали меня или нет, не знаю. Я надел лыжную шапочку как в фильмах про бандитов.
Думаю, у них хватало своих врагов.
Но оставаться мне там было и не с руки.
С тех пор бродяжничаю, и не знаю, ищут меня либо нет.
Я не жалею, что убил этих гадов. Иначе, просто не смог бы дальше жить.
Милиция с этими бандитами была заодно, это я точно выяснил.
Но, гореть ли мне в аду?!
Ведь убивец я, тяжелее греха не придумаешь, три души на мне, пусть черные, но живые!
Но не мог я простить по - христиански, не мог!!!
Африканыч встал и заглянул в глаза Митяю, - Это война, Митяй. Не ты её начал. И по другому, ты поступить не мог как мужик, что же спускать все этой падали.
На, выпей еще дозу успокоительных капель.
Митяй, тяжело, с надрывом, заплакал, как плачут, не умеющие этого делать мужчины.
- Великий поэт Востока Фирдоуси сказал по этому поводу, - «Чтобы быть справедливым возмездье могло, лишь злом воздавать подобает за зло».
Мой отец во время войны уничтожил больше тридцати фашистов и не тужил, а Вы, батенька, только троих, и расстраиваетесь.
Давайте ужинать Митяй, мы с Вами.
А с нами Бог, как говорили в старину.
Профессор ободряюще улыбнулся своим друзьям.