- Феруууууз! – пожилая женщина с обвязанным вокруг головы платком, в цветастом мешкообразном платье стояла на крыльце и, вглядываясь вглубь двора, звала непоседу-внука.
Был конец августа. Приближалась осень, которая всегда наводила тоску на шестидесятилетнюю Рано Турдыеву. На это время года у бывшей учительницы начальных классов приходились все потери. В сентябре пятнадцать лет назад умерла мать, в октябре через три года – отец. А в прошлом ноябре сын уехал в Россию гастарбайничать и как в воду канул.
Из окна квартиры напротив высунулась озорная головка Малики – девочки лет девяти. Тряхнув черными кудряшками и вынув изо рта чупа-чупс, она махнула в сторону покосившихся деревянных ворот.
- Холажон*, я его возле магазина сейчас видела.
- Так это же через дорогу, - всполошилась женщина, - какой хулиган! Только четыре исполнилось, все туда же. Ну, я ему сейчас дам!
- Рано–опа*, вы всегда так говорите, - хитро улыбнулась Малика, - а потом сами его балуете.
Лицо у педагога со стажем вмиг стало строгим – она не любила, когда кто-то указывал на недостатки ее метода воспитания. Тридцать лет в школе от звонка до звонка, а какая-то козявка ей еще замечания будет делать.
- Нечего меня учить, как детей воспитывать, - буркнула Рано-опа, - лучше бы двор подмела. Смотри, Малика, сколько листьев намело!
Природа будто ждала этих слов, потому что ветер всколыхнул чуть тронутые желтизной макушки высоченных тополей, и к лежащим на дорожке жухлым листочкам присоединился еще ворох шуршащих вестников осени.
- Сегодня очередь вашей келинки* двор мести, - огрызнулась девочка, и ее головка вмиг исчезла из окна.
Рано-опа с невесткой и внуком жили в общем дворе - наследии советского прошлого, которое все еще проглядывало из-под пластиковых окон независимой республики. Два дома барачного типа с прилегающими клочками земли делили шесть семей. И самый большой участок принадлежал Рано-опе. Поэтому общую территорию с арыком и тремя тополями им приходилось убирать дважды в неделю. Раньше это безоговорочно выполняла дочка Турдыевой, но потом, когда сын привел в дом Кундуз, заботы о дворе стали обязанностью невестки. Что она и делала на протяжении пяти лет. Однако в это утро Кундуз куда-то очень быстро ушла, и двор остался неметеным.
- Что за молодежь пошла, - ворчала про себя Рано-опа, направляясь к воротам, - лишний раз палец о палец не ударит, и слова им не скажи… И Кундуз хороша, что-то сегодня ни свет, ни заря ушла…
Рано-опа никогда не жаловалась на невестку: характер у той был взрывной, но и дела в ее руках спорились. Дом всегда сверкал от чистоты, кладовка ломилась от банок с вареньем и маринадами, в шкафу аккуратно были разложены и развешаны чистые и выглаженные вещи. Еще и подрабатывать успевала: то ковры у кого помоет, то курпачи* на заказ сошьет, то банки поможет закрыть.
Умение Кундуз находить деньги особенно пригодилось в последний год, после отъезда сына Турдыевой в Россию. Десять месяцев от Шухрата не было никаких вестей и, соответственно, денег. А сколько надежд возлагали на эту поездку! Правда, Кундуз с самого начала была против. «Зачем так далеко? - говорила она. – Посмотрите, как там с приезжими обращаются, за людей не считают, обманывают. Возвращаются они больные и без денег». Но больше всего Кундуз волновалась по другому поводу. Сколько ее подруг своих мужей потеряли из-за новых русских жен. А ведь Шухрат симпатичный, высокий парень, весь в своего отца – сероглазого красавца.
- Эх, молодость! Сколько страсти течет в твоих венах! Сколько бессонных ночей осталось позади, - качала головой Турдыева, которая в свое время делала вид, что не знает о похождениях мужа. – А Махмуд любил «утешить» молоденьких вдовушек и разведенок. Худо хохласа*, о семье своей никогда не забывал...
- Здравствуйте, соседка! Опять внука ищите?
Это был Баходыр, отец Малики. Он работал помощником председателя махаллинского* комитета и сейчас не спеша шел домой. Все знали, что Баходыр важный только с виду, а так полностью живет за счет своей жены, которая владела небольшим ателье дамского платья. Но Турдыеву раздражало не это - таких, как он, каждый пятый на улице. Рано-опа недолюбливала Баходыра за склочный характер – вечно придет с плохими новостями, от которых жить не хочется. Причем, сам не разберется, что к чему, раздует из мухи слона, всех взбаламутит, а потом "я ничего такого не говорил".
Однажды прибежал к ней в дом и давай голосить: «Вашего мужа машина сбила! Его на «скорой» увезли!». У Рано чуть инфаркт не случился. Поехала она с дочкой в больницу, всех спрашивает – никто о таком не слышал. Один фельдшер на ходу только бросил: «Умер, кажется. Его в морг увезли». На ватных ногах еле до морга дошли, благо, рядом оказался - а там руками разводят.
Когда замученные они поздно вечером вернулись домой, дверь открыл сам Махмуд – целый и невредимый. И еще голодный и удивленный: куда его женщины пропали? Узнав об их злоключениях, еле смех сдержал, а потом рассказал, что его один друг – водитель на «скорой» помощи - подвозил. Рано-опа в сторону Баходыра целый месяц не смотрела, однако со временем злость на соседа прошла, но неприязнь осталась.
Кивнув Баходыру, она сухо ответила:
- Да нет, я его сама в магазин послала.
- Такого маленького? Не боитесь, через дорогу все-таки?
- Ничего, пусть привыкает, пусть настоящим мужчиной растет, а не как некоторые...
Баходыр уловил намек, хотел было что-то возразить, но, поймав суровый взгляд соседки, передумал и быстро зашагал домой.
Рано-опа еще издали заметила джинсовую панамку внука. Мальчик сидел возле эвереста арбузов и дынь и наблюдал за бойкой торговлей, которая шла между продавцом и сапожником с соседней улицы. Золотистые лучи солнца весело блестели на лысине сапожника и лоснящихся щеках продавца.
- Феруз! – крикнула с раздражением Рано-опа, подходя к магазину, – вот я сейчас тебе задам!
Мальчик вздрогнул от неожиданности, но вставать не спешил.
- Не пойду домой, - мальчик надул щеки и насупил брови, что обычно предшествовало бурной сцене со слезами, криком и уговорами старших.
Дабы не допустить дальнейшего развития скандальных событий, Рано-опа как можно мягче и ласковее произнесла:
- Феруз, мальчик мой, мама сейчас придет, а тебя нет. А если папа позвонит, что она ему ответит? Скажет, что убегает Феруз, бабушку не слушается…
Слова волшебным образом подействовали на малыша. Он обреченно вздохнул и покорно поплелся к бабушке. Та, взяв его за руку, медленно пошла домой.
«Скучает по отцу, - думала про себя Рано-опа. - А вдруг, действительно, пропал он в этой России? Дура я старая! Единственного сына неизвестно куда отправить! Ну, помардикерил* бы здесь пару месяцев, а потом бы подрядчики позвали - вон сколько сейчас строят… Как хорошо было, когда Шухрат на кирпичном заводе работал – зарплата не ахти, но на плов с мясом каждую неделю хватало… Эх, не может наше начальство честно работать, обязательно воровать надо, столько людей из-за них пострадало…»
Блеклые мысли женщины прервал шум, доносящийся с их двора. Голосила ее невестка. Когда Рано-опа приблизилась к дому, то увидела, как из распахнутого окна кухни валит густой черный дым.
- О, Аллах! – воскликнула Рано-опа, и ее глаза округлились от страха, - я же совсем про казан с маслом забыла!
Вбежав в комнату, она застала носящуюся с тряпкой по кухне Кундуз, которая уже погасила вспыхнувшее пламя, накрыв крышкой чугунный казан. На кафельном полу тлело вафельное полотенце, висевшее обычно рядом с плитой. Потолок, часть стены и лицо Кундуз почернели от сажы.
- Мама! Ну, кто оставляет на огне казан с маслом и уходит в магазин?! – невестка еле сдерживала себя, - а если бы я не пришла? Еще чуть-чуть, и все бы сгорело!
- Пирожков хотела нажарить, а Феруз убежал со двора, - начала оправдываться Рано-опа, но Кундуз ее прервала:
- Еще и ребенка нельзя вам доверить!
- А ты сама где ходишь? – пошла в наступление свекровь, подперев руками бока, - исчезаешь из дома чуть свет, даже не скажешь, куда и зачем! Что, муж не успел уехать, а ты уже и рада стараться!
Рано-опа прекрасно знала, что Кундуз была верной и любящей женой ее сыну, но душу терзала обида за брошенные невесткой слова.
- Вы хорошо знаете, что я на базаре торгую. Пораньше придешь, получше место займешь, подешевле у кишлачных товар купишь, - ответила Кундуз и, выждав паузу, зло дабавила:
- А своего мужа я ни в Корею, ни в Россию не отправляла. Одного в могилу загнали, за другого принялись? Все вам с вашей дочкой денег мало!
Рано-опа вся побледнела – такого удара она не ожидала. Собравшись силами, она медленно произнесла:
- Махмуд-ака сам хотел дочери помочь контракт оплатить… Тебя же, неблагодарная, я терплю только потому, что обещала покойному мужу. А о Шухрате я сама день и ночь думаю…
Кундуз опустила голову, поняв, что ляпнула лишнего. Домыв быстренько плиту, она, стараясь не смотреть в сторону сидящей за столом поникшей свекрови, прошла в комнату. Там на полу играл Феруз.
– Кушать хочешь? – спросила она машинально сына.
- Нет, - не глядя на мать, ответил мальчик. А потом, подняв голову, спросил: – Мама, а когда папа приедет?
Этот вопрос Феруз часто задавал матери, но сейчас он прозвучал с какой-то особенной тоской.
- Скоро, сынок. Скоро...
Кундуз прошла в спальню и опустилась на край курпачи. Взгляд ее упал на зеркало старенького низенького трюмо, откуда на нее глядела уставшая женщина с взлохмаченными волосами и перепачканным лицом.
- О, худо*! - невольно вырвалось у Кундуз. – На кого я похожа?! Люли* настоящая.
Светлая от природы кожа на лице молодой женщины за лето, что она провела на базаре, приобрела бронзовый оттенок. Муж бы не узнал ее сейчас с первого взгляда.
Шухрат… Где он? Вроде, со знакомыми поехал… хотя сейчас такое время – никому верить нельзя… Жив ли, вообще, любимый? Пусть бы нашел другую, но, главное, чтобы был жив и здоров…
Мысли вихрем проносились в голове у Кундуз, пытавшейся платком оттереть сажу. Потом, внимательно посмотрев на свое отражение, она решила пойти в городскую баню. В доме у свекрови даже ванной нормальной не было.
Кундуз быстро собрала все необходимые принадлежности и уже на пороге произнесла скороговоркой: «Я в баню!»
Вечером в пятницу в городской бане №1 как всегда толпилось много народу. Возле душевых кабинок люди разного пола и возраста ждали своей очереди. Поняв, что туда не пробиться, Кундуз взяла талончик в общую парную.
В раздевалке, возле деревянных шкафчиков, сидели полуодетые женщины и расчесывали длинные мокрые волосы. От их распаренных лиц исходила истома.
Банщица указала вновь вошедшей на свободный шкафчик. Открыв его, Кундуз заметила убегающего таракана. Но других пустых шкафов не было, пришлось довольствоваться этим.
Быстренько раздевшись, взяв тазик и пакет с банными принадлежностями, Кундуз вошла в парную. В нос сразу ударил запах дешевого мыла и кислого молока, коим ее соплеменницы издревле пользовались вместо шампуня. Сама Кундуз предпочитала современные средства по уходу за волосами и кожей, обильно рекламируемые по телевизору.
В парной было очень жарко. Густой туман скрывал в своих недрах половину моющихся наяд. Их розовые, бронзовые, шоколадные тела разных пропорций и сложений периодически появлялись из облака пара, чтобы ополоснуться под душем или наполнить кипятком свой тазик.
Кундуз заняла место вдоль стены, поближе к душевой точке, и не спеша стала растирать капроновой рукавицей успевшее распариться тело.
«Почему свекровь так несправедлива ко мне? – думала про себя Кундуз. – Родная дочка в Ташкенте прохлаждается – учится, видите ли, а я из-за нее лишилась любимого мужа, стареть раньше времени должна!.. Нет денег, чтоб контракт заплатить – нечего учиться. Мне, может, тоже хотелось экономистом стать, и могла бы, но ради мужа и семьи бросила все эти мысли... Правильно – невестка у нас человек второго сорта. Невестка кругом и всем должна, а ей никто ничего не должен, пока сама свекровью не станет!»
Когда в очередной раз вернулась с тазиком горячей воды на свое место, то увидела, что возле ее вещей на целлофановом пакете сидит очень старая женщина. Кундуз за свою 28-летнюю жизнь повидала немало старух, но эта была сама вечность во плоти. Маленькая, худенькая, сгорбленная, - казалось, вот-вот и упадет она на темный скользкий пол. Ее бледно-желтая пергаментная кожа была покрыта серыми пигментными пятнами. На месте грудей висели две складки кожи с темными сосками на концах. Редкие седые волосы были собраны в жидкий пучок. Мутные глаза смотрели на все сквозь сеть морщин безучастно.
Минуту спустя к старушке с тазом в руках подошла дородная женщина, лет на пять младше свекрови Кундуз. Поставив его рядом, женщина заботливо взяла под локоть свою немощную спутницу и повела к душу.
Вернувшись затем на место, женщина бережными движениями стала намыливать спину старушке, которая тихим голосом что-то постоянно ей говорила. И хотя, судя по всему, женщина наперед знала, как и что делать, но она внимательно выслушивала свою подопечную, кивая в знак согласия. На ее пышущем здоровьем лице за все время утомительной процедуры ни разу не промелькнуло и тени недовольства.
Кундуз не могла оторвать взгляда от этой пары. Ее взволновал внешний вид старушки, в кого в далеком будущем, возможно, она превратиться сама. Но больше всего Кундуз поразила та неподдельная нежность, с какой женщина относится к своей матери. А то, что это были мать и дочь, Кундуз поняла сразу.
«Всем бы такую счастливую старость», - с этими мыслями Кундуз собрала свои вещи и вышла в предбанник.
Через несколько минут из парной показались старушка и ее дочь. Усадив мать возле шкафчика, который также оказался рядом со шкафчиком Кундуз, женщина достала из сумки большое махровое полотенце и стала не торопясь вытирать старушку. После, надев на нее мягкий халатик, вновь отправилась в парную.
- Какая у вас заботливая дочка, - не выдержала Кундуз, обратившись к старой женщине, - всем бы таких детей на старости лет.
Старушка подняла седую голову и Кундуз увидела, как потеплело в ее глазах, от чего лицо сразу стало милым и добрым.
- Это не дочка, - с чуть заметной улыбкой вполголоса ответила старушка, - это моя младшая невестка.
Кундуз удивленно вскинула брови, но собеседница, не обратив на это внимания, продолжала:
- Аллах не дал мне дочерей, зато невесток послал хороших. Правда, двоих нет на этом свете, одна в Америке живет, а вот Диля со мной уже 35 лет. Мой сын пять лет назад в аварии разбился, а она не ушла от меня, хотя квартира своя есть. Там и ванная, и все условия современные. Предлагала Диля к ней переехать, но старые кости землю любят. Вот невестка со мной и живет в общем дворе, капризы мои все исполняет…
Старушка внезапно замолчала, но ее лицо было по-прежнему сосредоточенным, а тонкие губы беззвучно шевелились.
Кундуз уже почти собралась. Она хотела попрощаться со своей собеседницей и уйти, но та вдруг вновь заговорила:
- Как они любили друг друга, прямо Тахир и Зухра, а ведь это был второй брак у него. Троих сыновей Диля ему родила, его двоих дочерей от первого брака как родных вырастила. Вот мне уже 94, скоро встречусь с ним на том свете…
- Да что вы такое говорите?! – всплеснула руками вышедшая из парной Диля, услышав последнюю фразу. – Ваша мама в 115 лет бегала, как девочка.
- Спасибо, дочка, но старость не обманешь, она наперед все видит, - женщина посмотрела на Кундуз. – А у тебя все будет хорошо, не переживай!
Кундуз немного смутилась и, пожелав здоровья и долгих лет старушке, вышла из бани.
На улице было уже совсем темно. Уличные фонари дарили всем прохожим свой жемчужный свет.
Кундуз растворилась в вечерней свежести и пошла домой. На душе у нее было легко: молодая женщина вдруг сама поверила, что все у нее будет хорошо.
Во всем доме стояла тишина, только негромкое бормотание телевизора говорило о том, что свекровь еще не спит.
Кундуз зашла на кухню и поставила чайник. Затем достала из холодильника пирожные, которые она купила еще раньше. С минуту постояв в раздумьях возле двери, она тихонько вошла.
Рано-опа в пижаме сидела на курпаче возле телевизора и смотрела свой бесконечный корейский сериал.
Сев рядом со свекровью, Кундуз осторожно произнесла:
- Простите меня, глупую, онажон*. Я не должна была так с вами говорить и плохо думать о вас.
Рано-опа с теплотой посмотрела на Кундуз и, положив свою горячую ладонь на дрожащую от волнения руку невестки, ответила:
- Знаю, милая, устаешь, переживаешь за мужа – сама молодой была, много всякого испытала. В нашем народе говорят: самым усердным и терпеливым удача первым в дом стучится, - она сделала паузу, а затем, как ни в чем не бывало, продолжила, - слышала, чайник поставила, идем чай пить.
- Онажон, вы самая лучшая свекровь на свете, - выпалила Кундуз и поцеловала женщину в щеку. – Идемте, я пирожные купила.
Невестка со свекровью долго сидели на кухне и пили душистый зеленый чай, каждая делилась впечатлениями, накопившимися за день. Рано-опа вспомнила давнюю историю с соседом, а Кундуз рассказала об удивительной паре в бане. Спать пошли далеко за полночь.
На следующее утро тишину в доме нарушил длинный телефонный звонок.
Подняв трубку, Кундуз в первую минуту не могла вымолвить ни слова в ответ: в горле застрял соленый комок, а глаза наполнились влагой. На другом конце провода она слышала бодрый голос Шухрата…
______
Холажон* - тетушка (узб.)
опа* - сестра (узб.)
келинка*, келин - невестка (узб.)
курпачи* - что-то между матрацем и одеялом
Худо хохласа* - слава Богу (узб.)
махалля* - соседская община, один из вариантов местного самоуправления граждан
мардикёр* - наемный рабочий, обычно низкооплачиваемый
худо* - Боже! (узб.)
люли* - цыгане
онажон* - мамочка