Отец

Даймонд Амария
ОТЕЦ.






















Глава 1.
           Выехав на загородную трассу, я решил, что могу позволить себе немного ускориться. Пост ГАИ, располагающийся на въезде в город, остался позади. Широка, гладкая дорога. Не одной встречной. И только далеко впереди идущая, теряющаяся в складках асфальта попутка. Все эти обстоятельства, приукрашенные дурманящим очарованием раннего, осеннего утра пробудили во мне мальчишеский азарт. Я резко нажал на педаль акселератора, утопив её в мягкую поверхность шумоизоляционной обшивки. Автомобиль глухо зарычал, демонстрируя мощь двухсот восьмидесяти лошадей. Коробка на мгновение задумалась, выбирая нужное передаточное число. Едва заметный толчок и меня начало прижимать к сиденью. Спустя несколько секунд машина неслась со скоростью сто шестьдесят километров в час. Я легко догнал и опередил своего утреннего попутчика. И хотя благодаря отличной подвеске и звукоизоляции в салоне скорость не чувствовалась я отпустил газ. Машина ещё раз на мгновение задумалась, словно не понимая, чего же я всё-таки от неё хочу, и начала плавно сбавлять скорость. На девяносто километров в час я нажал клавишу «круизконтроля», немного отодвинул кресло, создавая удобства для собственного тела, и пристально уставился вперёд, рассматривая убегающую от меня дорогу. Дорогу, по которой я не ездил уже целую вечность.
            Много лет назад я покинул родные пенаты. Упорхнул как птенец из родного гнезда, гонимый нетерпеливым, юношеским желанием познать взрослый мир, стать самостоятельной человеческой единицей. С тех пор прожита целая жизнь полная надежд и переживаний, взлётов и падений. Жизнь, очаровывающая своим богатством и разочаровывающая  непостоянством. Жизнь, которая даётся нам непонятно зачем, и не совсем понятно как её надо прожить. Всё это уже прошло, осталось позади. А сейчас, спустя много лет, я ехал по дороге, знакомой мне с детства и вызывающей мою душу на поединок воспоминаний, пробуждающая своими видами в моей памяти, давно забытые ассоциации. Я ехал на рыбалку. На то самое место, куда мы сотни раз ездили с Отцом, когда я был ещё мальчишкой…
               Спустя час пути я свернул на просёлочную грунтовку и замедлил ход. Знакомая, покосившаяся металлическая остановка оживила в моей памяти очередное яркое воспоминание из прошлого. В этом месте мы обычно останавливались, отмечая окончание основного пути, вдыхали свежий, загородный воздух полной грудью, разминали затёкшие ноги и менялись местами с Отцом. Он разрешал мне, не имеющему тогда водительских прав пацану доехать до реки по бездорожью. И это была одна из наиважнейших частей наших рыбалок. Я садился за руль и целиком отдавался наслаждениям молодого водителя. Наш путь лежал вдоль небольшого посёлка, где проживал главный егерь хозяйствующий в этих местах. И хотя путёвку можно было купить в другом месте, по пути, я обязательно сворачивал в населённый пункт и проезжал к дому егеря. Это я делал нарочно, для того, что бы увеличить путь и подольше по рулить. Отец ни когда не возражал. Он с пониманием относился к этой моей маленькой хитрости…
                Как и тогда я свернул в посёлок и подъехал к совершенно не изменившемуся, как мне показалось дому егеря, и коротко посигналил. Спустя некоторое время на мой сигнал, как и много лет назад, вышел полуодетый, зевающий хранитель флоры и фауны. Невысокого роста, коренастый мужичок с ярко рыжей, растрёпанной шевелюрой. Его скуластое, покрытое густой щетиной лицо показалось мне знакомым.
- Неужели это тот же егерь – подумал я. Не может быть! За столько лет он должен был состариться. Возможно постоянная жизнь на свежем воздухе, в тесном общении с матушкой природой дает его организму такие уникальные возможности. Я силился вспомнить имя егеря из прошлого. Но к моему великому сожалению память моя отказывалась повиноваться, и выдавать мне какие либо имена.
- Очень жаль, что я не могу вспомнить как его зовут. Было бы здорово поприветствовать его, назвав по имени. Интересно вспомнит ли он меня? – все эти мысли кружились у меня в голове пока рыжий мужичок открывал калитку своего дома.
- Добренького утра – поздоровался я первым. Извините–уж, что так рано беспокою.
,- И вам здрасте, рыбачки – равнодушно ответил мне егерь. На «Восточный»? Сколько человек? На сколько дней; ружья есть или только за рыбкой? Четыре килограмма сутки на человека – не давая вставить слова, скороговоркой проговорил рыжий. Дядя Петя, осенило меня. Вспомнил, наконец-таки! Манера общения и голос командующего рекой разбудили мою память и помогли достать из записей, хранящихся где-то под пылью прожитых лет имя егеря.
- Погоди, дять Петь, не спеши. Расскажи ка лучше где, что идёт? Куда правильнее будет поехать? – перебил я выступление рыжего егеря. Он замолчал и уставился на меня не проснувшимися глазами. Повисла пауза. Что-то явно было не так. Я ни как не мог понять: почему вдруг мои простые слова произвели на егеря такое впечатление. Мы молчали. Мне становилось не по себе, и я решил продолжить беседу.
- Ну, чего молчишь, дядь Петь? Или не узнаёшь? Помнишь Толька, Колька и пацан? – улыбаясь, громко проговорил я. Толька, Колька и пацан так называл нас дядя Петя много лет назад. И я подумал, что это наше общее прозвище поможет мужичку вспомнить меня. Рыжий помолчал ещё секунду, вероятно, окончательно проснулся и сказал: «Иван Петрович – старший егерь …нского района. Будем знакомы». И  протянул мне руку. Пришла моя очередь зависнуть на несколько секунд.
- Извините, - сказал я, пожимая протянутую мне руку – вы просто очень похожи на дядю Петю – егеря, который работал здесь много лет назад.
- Конечно, похож, – все более твердеющим голосом ответил мне рыжий – Петр Семёнович мой батя, ещё бы не похожим быть. А вы, наверное, Толька? Или Колька?- спросил он улыбаясь.
- Нет, нет, я пацан – поддаваясь его доброму настроению, смеясь, ответил я.
- А, тогда понятно, - почему-то, вдруг немного погрустнев, ответил егерь – вы в зеркало то давно смотрелись? Вы уж больше на дядю Тольку или на дядю Кольку похожи, чем на пацана. Грустная улыбка и мягкий тон рыжего егеря вернули меня в ностальгическое настроение.
- А отец то чего, уже не работает? - продолжил я беседу. Иван Петрович слегка, как мне показалось, вздрогнул. Отвел взгляд куда-то далеко в сторону. Немного помолчал и сказал: «Куда? Сколько человек? На сколько дней? Охота или рыбалка?» Я немного сконфузился от неожиданной перемены тона разговора. Странный он какой-то – подумал я. Но, не смотря на задетое самолюбие, без сопротивления, коротко и чётко ответил на все заданные мне вопросы. Егерь молча развернулся и ушел в дом. Какой-то необщительный сынок у дяди Пети,- пронеслось у меня в голове – наверное злиться, что я так рано. Да и я молодец, надо-же было так облажаться. Видно же, что мужик молодой. Ну да ладно ни чего страшного…
- С вас 250 – голос вернувшегося егеря вывел меня из состояния задумчивости. Он неслышно приоткрыл калитку и стоял с вытянутой рукой, сжимающей путёвку. Я быстро отсчитал деньги и отдал их, забрав документ.
- Дяде Пете привет передавайте – посчитав фразу уместной для прощанья, проговорил я.
Егерь, собирающийся, уже было уходить, обернулся. Внимательно посмотрел мне прямо в глаза. И тихо, каким-то не подходящим его внешнему виду голосом ответил: « Петр Семёнович умер месяц назад. Так что привет передать не смогу». Сделал небольшую паузу и добавил: « Пока не смогу». Потом резко развернулся, хлопнул калиткой и исчез. Несколько секунд я неподвижно стоял возле закрывшейся перед моим носом двери. Немногословный ответ моего утреннего собеседника, его полный печали взгляд, пробудили во мне непонятное, пытающееся выплеснуться наружу чувство. Удивительно, несколько его слов ввергли меня в полнейший стопор! Я даже на мгновение забыл, где я нахожусь! Странные, холодные ощущения завладели мною. По спине побежали мурашки… Я сделал глубокий вдох, развернулся и пошел к машине.
         
          Всю дорогу до реки мы ехали молча, думая каждый о своем. Я уверенно управлял машиной и безошибочно сворачивал в нужных местах. И вот, наконец, последний поворот. Мы выехали из-за высокого кустарника, и взору нашему явилась матушка «Дарья». Прекрасная, мутно водная красавица река, омывающая песчано-глиняные, изрезанные, изломанные и подмытые её водами берега. Трудно найти слова, что бы передать чувства которые возникают в тебе, когда встречаешься с рекой, что бы описать всю её непередаваемую, дикую, природную красоту. Рассказать о звуках, которые слышаться в полнейшей утренней тишине: глухой рокот вечного не перед чем не останавливающегося течения, голоса мелких волн, бьющихся о крутые берега, шум, обвалившейся вдруг земли, всплеск играющей на утреннем солнце рыбы. Сложно описать букет запахов, врывающийся в тебя с первым глубоким вдохом. Трудно подобрать слова… Я снова был на рыбалке. На своей любимой и родной реке. Некоторое время я молча стоял на берегу, наслаждаясь свиданием после долгой разлуки. Затем, после того как сердце моё перестало учащённо биться, я вернулся к машине и занялся приятными и знакомыми мне делами. Мы начинали рыбачить.
          День пролетел незаметно. Насыщенный, приятный, радостный и я бы даже сказал счастливый день. Всё было как обычно, как тогда много лет назад. И именно это «как обычно» доставило мне уйму удовольствия. День прошёл и настал вечер. Быстро темнело. Пора было готовиться ко сну. Мы разбили палатку, натянули сетку от комаров, разожгли костёр, уставшие и довольныё расположились на покрывалах возле огня. Долго, долго разговаривали. Делились впечатлениями прошедшего дня и насаждались красотами спустившегося вечера. Наступила ночь. На небе появились миллиарды звезд, слившихся в бледную полосу Млечного пути. Я лежал на спине и смотрел в небеса. И, вдруг, мне в голову пришла та утренняя встреча с егерем. Мне стало грустно. Моя душа снова наполнилась незнакомым, просящимся наружу тоскливым чувством. Я закрыл глаза наполняющееся слезами…

                .             .              .                .


          Я твёрдо решил: в этот раз обязательно поговорю с Отцом, о чём-нибудь очень важном. Мы столько раз бывали вот так вот наедине и не когда не говорили на главные темы. Я собрался с мыслями, открыл глаза, присел и пристально посмотрел на Отца, тем самым, приглашая его на разговор…
           Моё, непонятно откуда взявшееся решение непременно поговорить с Отцом на важную тему, существовало в моей голове в виде горячего желания, не имея, тем не менее, формы вопроса или вступительного слова. Я смотрел на Отца и силился подобрать необходимые фразы для начала диалога. Отец сидел напротив. Сидел Он на раскладном, алюминиевом стульчике, обшитом старым брезентом. Я помнил этот стул с детства. Отец сидел слегка согнувшись вперёд, упираясь локтями  в колени расставленных ног. На нем была старая, военная куртка, такие же выцветшие военные штаны, и вполне современные, серые кроссовки. Куртка была застёгнута почти до конца,  из под неё, обтягивая шею, выглядывала чёрная, в какую-то бордовую крапинку водолазка. Отец терпеливо смотрел на меня своими тускло-голубыми, почти серыми, глубоко посаженными глазами. Его смуглое, изрезанное морщинами лицо светилось добротой. Сердце моё снова заныло от непонятного, щемящего чувства, которому я ни как не мог подобрать названия…  Я глубоко вдохнул, и почувствовал, как ребус в моей голове стал собираться в передаваемые словами образы.
- Отец, - начал я – расскажи мне чего-нибудь интересненького.
- А что интересует тебя, сынок? – спросил, в ответ меня Отец.
Его голос, такой родной и близкий показался мне немного не знакомым, вернее сказать, складывалось впечатление, как будто я давно не слышал Отца. Эта новость отразилась мелкой дрожью, пробежавшей по моему телу, но она не нарушила хода моих мыслей, и я продолжил.
- У меня есть около миллиона вопросов, на которые я хотел бы получить исчерпывающий ответы – переводя нашу беседу в ироническое русло, сказал я.
- Думаю на весь миллион сразу ответить не смогу, но можешь задать первые… - Отец сделал небольшую паузу – два – с улыбкой, подыграв мне, произнес Он.
- Хорошо. Ответь мне, в чем смысл жизни? Для чего мы появляемся на этот свет и куда мы уходим? Как правильно прожить данную нам жизнь? Что такое добро и зло? Где брать ответы на вопросы, возникающие каждый день? – медленно, но без остановки проговорил я. Серьёзность моих вопросов не помешала Отцу продолжить беседу в шутливом тоне.
- Наверное, для начала я научу вас считать, молодой человек – улыбаясь, сказал Он – вопросов чуть больше двух. И хотя мы так не договаривались, я тебе отвечу…

          Сказать по правде, задавая вопросы подобного, философского плана, абсолютно не последовательные, спонтанно возникшие у меня в голове, я боялся испортить настроение в котором мы с Отцом прибывали. Настроение располагающее нас к откровенной, доброй, интересной беседе, но мой опасения оказались напрасными. Тема, затронутая моими беспорядочными вопросами, заинтересовала Отца. И наш разговор, переходящий в споры, перепрыгивающий с темы на тему, толпящийся на одном месте и бегущий вперёд без оглядки, заставляющий нас смахивать с глаз слёзы смеха, и прятать взгляд со слезами сожаления. Наша беседа так долго и неведомо зачем, начинающаяся, и так неожиданно и исчерпывающе понятно закончившаяся, стала для меня чудесным открытием. И хотя по определённым причинам мне сложно с точность воспроизвести всё действие. Я постараюсь передать смысл, происходившего в ту ночь.


Глава 2.

          Итак, Отец пообещал ответить мне на все заданные ему вопросы. Он потянулся за чайником, стоявшим на углях сбоку от костра. Налил немного кипятка в большую, эмалированную кружку. Молча предложил мне, слегка протянув руку с чайником в мою сторону и вопросительно посмотрев на меня. Я молча отказался, отрицательно покачав головой. Отец аккуратно установил чайник на прежнее место, поудобнее уселся на свой стул, ещё мгновение помолчал, будто подводя итог каким то своим размышлениям, и тихим, заставляющим прислушиваться голосом начал говорить: «Существует некая данность, недоступная нашему пониманию. Не имеющая логики и не поддающаяся анализу, находящаяся  за рамками нашего земного сознания – материального бытия. Ощущаемая только нашей сущностью – своею частью – душой. То, что не возможно описать словами, можно лишь почувствовать. Эту данность я называю «ИСТИНОЙ». Отец замолчал, по-видимому давая мне время переварить выданную им информацию и подчёркивая важность этого определения. Я ожидал, думая, что Отец продолжит но, видя его вопросительный взгляд, выдал возникшую в моей голове, в связи со сказанным фразу: «Если ты хотел объяснить мне, что такое «Истина», то у тебя не очень получилось. Если ты хотел сказать, что такое, необъяснимое, понятие существует, как таковое, то это я усвоил, только не совсем понятно для чего мне оно? Что дальше?» Не меняя интонации и скорости речи Отец продолжил, повторив последние свои слова, и тем самым ответив на первую часть моего вопроса: «Что такое «ИСТИНА» словами объяснить не возможно. Каждый человек понимает её полностью, только лишь когда станет снова целым с «ИСТИНОЙ», вернётся к ней. Тем не менее, это понятие необходимо нам, ибо оно является основным. Всё что происходит с человеком, вся его земная жизнь это путь – некоторое расстояние, измеряемое не в единицах длинны, а во времени – путь к «ИСТИНЕ». Смысл жизни, цель нашего существования – пройти этот путь, вырастив свою душу до необходимого объёма, поделиться ею, оставив частичку себя на этом свете и вернуться к «ИСТИНЕ» - в целое, частью которого мы являемся». Отец умолк. Наступила тишина, в которой слышался шёпот пламени, облизывающего кривые, обгорелые чурки дров.
- Сейчас ты объяснил мне, в чём смысл жизни? – подумав немного, с повествовательной интонацией спросил я.
- В общем-то, да! – неумело сдерживая улыбку, ответил Отец.
- Хорошо,- протянул я – а не могли ли бы вы, сэр, немного подробнее осветить это понятие – решив подыграть Отцу, делая непонимающий вид, иронично проговорил я.
- Неужели непонятно, сэр? – сделав ударение на слово «сэр», рассмеявшись, проговорил Отец. Его негромкий, знакомый до боли смех, заставил меня вздрогнуть. Что-то в глубине моей души, отозвалось на эти звуки обречённым стоном. Это что-то попыталось вырваться и заполнить меня нечеловеческой тоской. Но улыбающееся, родное лицо Отца и порыв свежего воздуха, так своевременно подувшего на меня, заглушили неведомые мне ощущения и не дали упустить нить происходящего. Я подождал пока Отец перестанет смеяться. Дал ему ещё несколько секунд, чтобы он окончательно стал серьёзным, и спокойным голосом проговорил: «Мне кажется для того, чтобы объяснить такую важную и объемную вещь как «смысл жизни» двух предложений не достаточно.
- Конечно же недостаточно, - поддержал меня, уже серьёзным тоном Отец – но «смысл жизни» - цель нашего существования на земле, во «Времени» не такое уж объемное понятие, как тебе кажется. Всё предельно просто!
- Возможно, но даже простая задачка может казаться неимоверно запутанной, если она не понятна тебе, – возразил я Отцу – так что если вам не сложно, давайте попробуем ещё раз, немного по детальнее рассмотреть этот вопрос.
- Ради Бога, - с готовностью ответил мне Отец – я попытаюсь объяснить тебе немного подробнее. Душа – начал он - это часть «ИСТИНЫ». И как всякая часть чего-либо, для своего логического существования, она должна находиться внутри целого – в «ИСТИНЕ».
«ИСТИНА» неизменна, она не может трансформироваться, уменьшаться или увеличиваться, исчезать и снова появляться. «ИСТИНА» не существует во времени, она просто есть, всегда одинаковая и незыблемая. И вот именно для того, что бы «душа» - часть неизменного, могла изменяться она отделяется от целого и помещается в измерение, в котором такая возможность существует – во «Время», а для того, что бы душа могла находиться во «Времени» некоторое время, ей прилагается тело… Понятно? – сделав паузу, спросил Отец.
 - Пока да, – ответил я – продолжайте.
- Теперь возникает следующий вопрос: «для чего неизменному, вдруг понадобилось изменяться?» Ответ на этот вопрос одновременно является ответом на вопрос: «В чём смысл жизни?» - торжественно произнёс Отец.
 - Ну, и зачем неизменному изменяться? – не дав перевести дух, спросил я его.
- На это есть две причины, - продолжил Отец – причина номер один: душа часть «ИСТИНЫ», но для того, что бы она сама смогла поделиться, произвести на свет ещё одну душу, ей необходимы особые условия. Только изменяясь и приобретая «опыт человеческих чувств» наша душа, подаренная нам господом Богом и союзом душ наших родителей, способна будет отделить от себя частичку, для начала новой жизни – Отец замолчал и вопросительно уставился на меня.
 - То есть, ты хочешь сказать, что младенец, наделённый маленьким кусочком «ИСТИНЫ» - душой, отщипнутой от душ папы и мамы – это как парник для растения. Что, живя и приобретая опыт человеческих чувств и ощущений, он сможет вырастить свою душу до необходимого размера. И это даст ему, в своё время, возможность отщипнуть от собственной души часть для производства очередной души. То есть тело и жизнь – это возможность увеличить, размножить количество душ – выдал я Отцу своё понимание предмета разговора.
- Плодитесь и размножайтесь, помнишь? – улыбаясь, сказал Отец. Ты просто умница, всё верно. Тело и жизнь даются для того, что бы произвести на свет ещё одну «Душу» - довольный, заключил он.
- Понятно, - медленно проговорил я – это первая причина, какая вторая? Отец задумался на минуту, видимо подбирая нужные слова.
- Вторая не намного сложнее – продолжая улыбаться доброй, совершенно не обижающей улыбкой, проговорил Отец. Душа, находящаяся в теле, помещается в измерение под названием «Время». Это измерение даёт возможность душе изменяться – приобретать «опыт человеческих чувств»- радоваться и грустить, любить и ненавидеть, быть на седьмом небе от счастья и умирать от горя. Именно эти чувства, в свою очередь, накапливаясь, превращают наши души из небольших, заимствованных у родителей кусочков в полноценную, созревшую часть «ИСТИНЫ», которая стремиться соединиться со своим целым. Где она сможет находиться уже вне «Времени», вне тела в одном и том же состоянии вечно! Отец замолчал. Я потряс головой, пытаясь утрамбовать высыпанную в мой мозг информацию.
- Что-то всё как-то очень просто – задумчиво произнёс я. Лицо Отца изменилось, напомнив мне времена, когда я имел с ним воспитательные беседы, непременно следующие за моими шалостями.
- А тебе хочется сложности? – с некоторым негодованием в голосе ответил Отец – тебе хочется иметь великое предназначение?.. Разве достойно прожить жизнь и произвести на свет ещё одного человека – это не великое предназначение?.. Или тебе надо спасти вселенную?.. Как? Каким образом ты собираешься это делать? Какой смысл в этом?.. Разве не достаточно богатства жизненных переживаний для удовлетворения твоего разума?.. Всё великое просто! Вот тебе подсказка - поговорка, которая существует на земле с начала времён, почему бы не воспользоваться ею? Зачем требовать чудес – доказательств существования другого, духовного мира путём воскрешения человека, прошедшего свой жизненный путь. Разве не чудо рождение ребёнка? Разве не чудо быть с ним рядом и видеть, как он начнёт ходить, слышать, как он внятно заговорит с тобой, будет смеяться и плакать, влюбится в первый раз? Разве этого мало?.. Отец замолчал и отвернулся от меня.
- Прости меня, - стараясь унять гнев Отца, проговорил я – я не хотел тебя огорчить или разозлить. Просто мне наверное не до конца всё понятно
- Тебе не за что просить прощения, сынок – мягким голосом, снова посмотрев в мою сторону, перебил меня Отец – ты всего лишь человек!.. Повисла пауза…
- Давай я ещё раз расскажу тебе, как я понял – в чём смысл нашего существования – предложил я Отцу.
- Хорошо, - согласился он – только сначала немного обдумай, и если что-то не до конца ясно задай вопросы, что бы потом нам не возвращаться к этой теме. Понятие «смысл жизни» понадобиться нам для ответов на следующие, возможно более сложные вопросы.
- Ладно – согласился я. И отведя взгляд от родного лица Отца, постарался ещё раз, про себя, продумать всё услышанное. У меня получилось приблизительно так: «Душа» - это индивидуум, я или ты, которая в свою очередь является частью огромного, вечного, неизменного, «ИСТИНЫ». «Земная жизнь» - это возможность душе существовать во «Времени», где она может изменяться, приобретать «опыт различных, человеческих чувств». «Смысл жизни» - это цель пребывания нашей души в теле некоторый период времени. Душа, существуя во времени, получает возможность воспроизводить своё подобие, а точнее отдавать небольшую частичку себя, тем самым, создавая новую «душу», новую индивидуальность, которая в свою очередь, так же является частью «Истины». Для того, что бы новая, маленькая «душа» смогла отдать от себя частичку для следующего поколения и превратиться в «зрелую душу», достойную занять своё место в целом – в «ИСТИНЕ», ей необходимо получить «опыт человеческих переживаний»: любви и ненависти, горести и радости, счастья и неудач и так далее. Такой опыт «душа» может получить, только в «земной жизни». В чём собственно и заключается цель нашего временного пребывания на этой планете. Проще говоря, живём мы ради того, что бы произвести на свет потомство – родить и вырастить детей. И для того, что бы на протяжении своей жизни пережить массу всевозможных, приятных и не очень человеческих ощущений. Подготовившись, тем самым, к переходу в состояние неизменности - к встречи с «ИСТИНОЙ» - к смерти!.. Мои мысли оборвались. Вернее в плавный ход моих мыслительных процессов вклинился непонятный, инородный образ. Ассоциация, вызванная во мне словом «смерть» заставила мой мозг, мгновенно раздать команды во все части тела. Резкий всплеск адреналина взволновал всё моё существо, породив непонятный, животный страх. Я не потерял направления своих размышлений, они как будто просто остановились, пропуская вперёд нечто более сильное – инстинкт самосохранения. Наверное, моё логическое умозаключение о том, что жизнь дана для того, чтобы достойно умереть смутило мой мозг, не укладывалось в рамки привычного процесса мышления. Спустя мгновенье, в мою душу заполненную смесью «волнения от познанного и  животным страхом инстинкта самосохранения, словно свежий ветер в открытую дверь, ворвалось незыблемое, уверенное спокойствие. Источником которого, как мне показалось, являлось доброе, иссушенное ветром и изрезанное морщинами лицо Отца, очень внимательно, с полным пониманием происходивших во мне процессов смотревшего на меня. Складывалось ощущения, будто бы я знаю что-то, что позволяет мне спокойно, а может быть даже с чувством удовлетворения воспринимать понятия смерти. Переполняемый этим коктейлем ощущений я попытался улыбнуться и чего-нибудь сказать Отцу, но не смог. Горло, словно пробка, расширяющаяся к низу и заполняющая всю грудь, заперло то самое неизвестное мне доселе чувство, пропитанное нечеловеческой печалью. Я вдруг подобрал для него название – «чувство безвозвратной утраты».

Глава 3.

          Наш дальнейший разговор с Отцом, а вернее его монолог приводить здесь дословно не имеет смысла. Всё, что говорил Отец в течение следующего часа, показалось мне «китайской грамотой». Ученье Отца сводилось к тому, что бы рассказать мне как следует действовать в той или иной жизненной ситуации, каким образом получать необходимые ответы, как применять приобретённые знания, как пользоваться «подсказками», «средствами» и «инструментами». В целом сложилось впечатление, что Отец отвечает мне на вопрос – где брать ответы на каждый день. Буд-то бы не понимая того, что не объяснив арифметики, пытается научить меня решать тригонометрические уравнения… В связи с этим, спустя час упорного слушания и титанических потугов понять о чём говорит Отец, я потряс головой, заставив, тем самым Отца замолчать. И попросил его начать объяснение с другого конца и немного другим языком. На что он на удивление быстро согласился, сказав, что единственным его условием будет отлучка по какой-то средней нужде. Вероятно, Отец пытался пошутить, но это ему не удалось. Я настолько  настроился на серьёзное восприятие информации, что пропустил его хохму мимо ушей, решив, что Отец даёт мне возможность ещё раз обдумать услышанное и закрепить, необходимую для дальнейшего изучения материала информацию. Не исключено, что это и была истинная причина его не долгого отсутствия. И хотя я практически ни чего не понял из рассказа Отца несколько моментов, на мой взгляд, стоит отметить. Целю объяснений Отца, было научить меня получать ответы на вопросы, возникающие каждый день – так называемое «научиться слушать собственную душу». Подобное умение, по его мнению, поможет мне выбирать путь к «ИСТИНЕ», правильно пользоваться «инструментами» и «средствами». Шагая по этому пути наиболее прямой и короткой дорогой я смогу более полно и безболезненно получить «опыт человеческих чувств», тем самым доведя размер, как выразился Отец своего «добра» до необходимого объёма, что в свою очередь позволит мне не делая «петель», вернуться к целому – к «ИСТИНЕ». И второе, что я понял из нашего часового разговора: для прохождения человеком своего жизненного пути, для того, что бы найти правильную дорогу, научиться «слышать свою душу», получить «опыт человеческих переживаний. Поделиться своим «добром» - отдать частичку души новому человеку, дорасти самому до необходимой величины. Для всего этого требуется целая жизнь, а некоторым даже её не хватает!
          Итак, я попросил Отца начать с другой стороны и немного другим языком. Отец, вернувшись из своего тайного похода снова уселся на старый раскладной стул, закурил сигарету и проговорил:
- Я смотрю тебе кое-что непонятно?
- Ну, сказать по правде «кое-что» мне как раз таки понятно? – попытался пошутить я – а если серьёзно, то ты меня запутал.
- Где же ты запутался? – состряпав гримасу удивления, спросил Отец.
- Ну, например, ты много раз использовал слово добро, но если я пытался понимать это слово так как привык, то иной раз твои объяснения теряли логику – немного подумав, привёл я первый, пришедший мне в голову пример. Отец задумался. Через минуту тишины его лицо вдруг прояснилось, будто он понял, где допустил ошибку.
- Хорошо, - сказал Отец – мне понятно, где мы застряли. Прежде чем объяснять тебе, как шагать по дороге, мне следует разъяснить тебе, что такое дорога и что такое шагать. Думаю, удобно будет использовать для следующего разъяснения какой-нибудь сравнительный образ. Например всадник – скачущий древний рыцарь, преодолевающий путь к «ИСТИНЕ» - путь добра.
- Что это значит – «путь добра»? – перебив Отца, спросил я. Отец ещё на секунду задумался, затем начал объяснять мне, что такое «путь добра», используя почему-то при этом не образ древнего рыцаря скачущего в непонятном направлении, а взяв за основу какую-то вымышленную компьютерную игру, вероятно пологая, что мне, «молодому человеку» ближе мир виртуальный.
- Представь себе, - начал Отец – что тебе предстоит сыграть в некую компьютерную игру. Цель – переместить человека из одной точки в другую сквозь огромный лабиринт с миллионами перекрёстков, напичканный препятствиями. Пройти этот путь надо на специальном автомобиле с кучей функций, за определённое количество времени. Человек в этой игре – это душа. Супер кар – это наше тело. Время, данное на прохождение пути – время нашей жизни. Дороги, ведущие сквозь лабиринт – это два пути, один из которых ведёт к препятствиям и тупикам, из которых надо выбираться, теряя силы и время и начинать всё сначала – «путь зла». А второй, ровная, не приносящая потерь дорога к завершению игры – «путь добра»…
Я внимательно слушал, кивая головой. Уловив паузу, сделанную Отцом, я решил задать пришедший мне в голову вопрос подтвердив тем самым то, что я внимательно слежу за нитью разговора.
- Ты хочешь сказать, что добро и зло это по сути одно и то же – две дороги? – спросил я.
- Да, это две дороги, вот только одна из них ведёт к цели игры к победе, а вторая в никуда! – ответил Отец.
- И как же правильно выбрать направление? – спросил я.
- Что касаемо игры, для начала надо прочитать её правила – коротко ответил Отец.
- А что касаемо жизни? – вопросительно посмотрев на Отца, сказал я.
- В жизни тоже существуют подсказки – ответил Отец – ты наверное знаешь, что мы с тобой не первые задаёмся вопросом: «как правильно прожить данную нам Богом жизнь?». На протяжении всего времени существования человечества люди мучаются этой проблемой. И на данный момент существует много ответов, записанных прожив шимми свою жизнь людьми. Возьмём, к примеру «Книгу бытия». Это самый яркий и правильный вариант «подсказки».
- Значит, самый верный способ человеку правильно начать свой путь к «ИСТИНЕ» - это начать читать «подсказки»? – спросил я Отца.
- Да – коротко ответил он.
- Кстати, - неожиданно спросил я – а какие ещё примеры «подсказок» ты можешь привести?
- Ну, - протянул Отец – например «Капитал» Маркса – сказал он и рассмеялся.
- «Капитал» не читал – признался я с горечью.
- Я тоже – продолжая хохотать, ответил Отец.
Достаточно поиздевавшись надо мной, он перестал смеяться и добавил уже более серьёзным тоном: «Всякое философское умозаключение, сделанное человеком, имеющим жизненный опыт; пословицы и поговорки, на века пережившие своих создателей; книги в которых авторы пытаются осознать своё предназначение – всё это, в той или иной мере является «подсказкой»!
- Но как же сделать выбор среди такого большого ассортимента? – поинтересовался я.
- Для этого необходимо научиться слышать свое «добро», свою душу – ответил Отец. Возникла тишина, нарушаемая лишь шумом течения, издающегося из темноты ночи.
- Значит «добро» и «душа» - это одно и то же? – спросил я, разорвав паузу.
- Да, «Душа», «Добро», «ИСТИНА» - это одно и то же – ответил Отец. Снова наступило молчание, мысли непоследовательные и липкие с трудом перемещались в звуковоспроизводящее устройство.
- А конец игры, в жизни это смерть – вдруг неожиданно спросил я, и сразу же почувствовал, как ко мне вернулись логика и скорость мышления; и как нить чуть было не упущенная, из-за какого-то неуловимого ощущения пробуждения, снова почувствовалась, восстанавливая причинно следственную связь.
- Да, - ответил Отец – конец игры – это смерть.
- И что же тогда? Что происходит с нами когда игра окончена? – смотря в глаза Отцу, спросил я.
- Ты хотел спросить, что такое смерть? – не отводя глаз ответил он.
- Да, как ни странно это меня тоже волнует – пытаясь придать разговору некую лёгкость, сказал я.
- Смерть – это окончание пути, момент выхода души из тела. И в то мгновение, когда душа покидает тело, она покидает и измерение под названием «время», где душа имела возможность трансформироваться, и становиться неизменной. И если ты, как в той игре выбрал правильную дорогу и двигался по «пути добра» добрался до конечной цели – «ИСТИНЫ», то душа остаётся там. Навсегда!
- А если ты часто выбирал «путь зла» и не успел добраться до заветной цели, что тогда? – спросил я.
- Тогда, новая игра, переселение душ, слышал о таком? – с улыбкой проговорил Отец.
- Хватит уже издеваться – с некоторой обидой, произнёс я.
- Прости, сынок, не на все вопросы сегодня, я могу дать тебе ответ – с легкой грустью сказал Отец.
- Ладно, на примере игры понятно, а как это в жизни? – попытался получить я дополнительное объяснение.
 - В жизни тоже всё очень просто – сказал Отец – если ты жил как подобает человеку, шёл путём добра – вырастил и воспитал детей, пережил все отведённые тебе испытания и не свернул с пути «ИСТИНЫ». Тогда  в момент отделения твоей души от тела в тебе не будет страха и обиды за бесцельно прожитые годы, в тебе не будет запоздалого раскаяния за грехи, которые ты совершил. Ты будешь спокоен и счастлив. «Время» остановиться и твоя душа навсегда останется прибывать в этом состоянии вечного блаженства.
- Это и есть рай – непонятно зачем, вдруг спросил я.
- Да – спокойным голосом ответил Отец…
- Научи меня «слышать душу» - смотря в глаза Отцу, попросил я. Отец несколько мгновений пристально разглядывал меня. Я ни когда раньше не видел такого его лица. Потом, вдруг его лицо изменилось, приобрело знакомое, доброе и родное выражение. Отец улыбнулся.
- Надо бы спиннинги проверить. Может, наживку сбило? – сказал он, словно пытаясь уйти от ответа.
- Значит, не научишь – слегка обиженно проговорил я.
- Проверь закидушки – будто не слыша меня, сказал Отец.
          Я поднялся. В свете костра была видна наша машина, стоящая с открытыми багажником и водительской дверью. Сделав несколько шагов затёкшими ногами, я добрался до авто и присел на переднее сиденье. В бардачке нашего «жигуля» лежал хороший трехбатареечный фонарь, именно он был целью моего визита в салон машины. Я открыл крышку бардачка, ярко вспыхнула лампа подсветки, на мгновенье ослепив меня. Глаза машинально закрылись, приблизив меня к границе сна и яви, которая показалась мне, как-то необычно размыта. Я протянул руку и достал устройство для удаления темноты. Тяжело вылез обратно. Слегка прикрыл дверь, и направился в сторону еле заметно блестевшего полотна красавицы-реки. С каждым шагом движения мои становились всё легче…   
              Подойдя к воде я приладил фонарь так, что бы видна была часть берега где стояли спиннинги. Зайдя немного сбоку, дабы не закрывать свет, я начал, по одному, проверять снасти. Минут десять мне потребовалось на ревизию закидушек. Что-то матушка «Дарья» не балует нас сегодня добычей, – подумал я – может быть стоит наживку поменять?
              Углубившись в процесс обновления червей на одном из крючков я не заметил, как сзади ко мне подошел Отец.
- О чём думаешь? – спросил он. Я вздрогнул от неожиданности.
- Думаю, что рыбу придётся покупать на рынке, что бы женщины нас из дома не выгнали – попытался пошутить я.
- Скажи мне, а рыбу ловить и есть её это добро или зло? – вдруг неожиданно спросил Отец.
- Ну, это как посмотреть… - начал, было, я.
- Значит, не знаешь – оборвал моё выступление Отец.
- Почему же? Знаю! С точки зрения людей – это еда, а еда это добро, а вернее даже необходимость. А вот, с точки зрении рыб – это, наверное, зло – продолжил я свои шутливые рассуждения.
- Когда ты научишься «слышать свою душу» тебе хватит нескольких секунд, что бы получить один, единственно верный и однозначный ответ – сказал Отец.
- Почему ты говоришь: «Когда ты научишься…»? А может быть я, вообще не научусь? Да и как учится, если нет учителей? – почти серьёзно, спросил я Отца.
- Учителей вокруг много, ты просто не обращаешь на них внимания  - ответил мне Отец, проигнорировав первую часть моего вопроса…
           Мы вернулись обратно, к костру. Расположились между палаткой и машиной. Я предложил Отцу немного выпить, разлил горячительный напиток. Мы чокнулись и молча выпили.
 - Как ты думаешь водку пить это зло? – спросил Отец.
- Конечно да, – не задумываясь, ответил я – это всем известная истина, что чрезмерное употребление алкоголя вредно для нашего здоровья, а значит водка зло.
- Ты непоследователен – немного помолчав, сказал Отец – во-первых, ты говоришь чрезмерное употребление опасно, а если в меру пить, что тогда – добро? И, во-вторых, если предположить, что водка враг здоровью и она зло, то получается здоровье – добро? Откуда ты знаешь, что это так?
 - Ну, знаете ли то, что здоровье – добро – это аксиома. Это логика. Просто это так, и всё – с умничал я.
- А я слышал историю про человека, который, будучи удивительно здоровым, от рождения, использовал свой дар для убийства людей, то есть во зло, и лишь потеряв зрение, то есть здоровье, он смог понять жизнь и начал творить добро – отпарировал мне Отец.
- И что, значит здоровье – зло? – с издёвкой, спросил я.
- Нет, здоровье это «средство», впрочем, как и водка – «инструмент».
- Да, - протянул я – значит водка – «инструмент». Инструмент, который отнимает здоровье, сокращает время жизни данное нам, между прочем, для познания «ИСТИНЫ». Зачем ты тогда пьёшь? Наверняка твоя «душа» не советовала тебе этого делать, или ты забыл спросить? – с сарказмом изрёк я. Отец рассмеялся
- Ты что отца пьяным видел? – спросил он.
- Слегка – улыбаясь, ответил я – но это не ответ, говори давай.
- Я действительно спрашивал свою «душу» и она сказала мне, что это не имеет значения, что у меня есть выбор. Что я сам решаю по какой дороге идти к «ИСТИНЕ» - очень серьёзно проговорил Отец.
 - То-бишь, всё-таки сам решай, а «добро» совета однозначного не даёт – с издёвкой, произнёс я.
- «Это не имеет значения» - вполне однозначный ответ, - сказал Отец – причём не факт, что твоё «добро» скажет тебе то же самое.
 - Значит, всё-таки нет черного и белого определённо? – снова спросил я
 - Значит, водка – «инструмент», значит, для меня не имеет значения буду я его использовать или нет, а для тебя может иметь. Вот, что это значит! – громко проговорил Отец – и, вообще, ты меня утомил молодой человек, пошли-ка спать.
                Предложение Отца подействовало на меня как холодный душ. Я  вдруг занервничал, испугался за то, что наш разговор может закончиться, будто с его окончанием перестанет существовать реальность. «Я не должен допустить этого» - кружилось у меня в голове, я не успел сказать Отцу ещё много всего важного.
 - Нет, нет постой! – я попытался остановить Отца – мы так редко встречаемся с тобой в последнее время. Всегда чем то заняты. Давай ещё немного поговорим о жизни. Мысли мои путались. Я учащённо дышал.
- Ты знаешь, пап, я хочу сказать тебе, несмотря на то, что я давно уже не ребёнок, мне так часто не хватает твоего совета, твоего участия. Мне очень, очень – очень иногда бывает нужна мужская, вернее даже отцовская, твоя поддержка! Твои добрые и правильные слова, твоя непоколебимая уверенность! Я раньше никогда не говорил тебе таких слов, а вот сейчас говорю… Говорю, и честное слово расплакаться хочется. Сердце сжимается, в груди щемит от обиды за то, что так бездарно, так никчёмно потрачено время. Упущено время, которое надо было проводить вместе. Жить рядом, радоваться удачам и плакать. Вместе делить все везения и невзгоды. И говорить, много, много говорить друг с другом! Понимать и ценить друг друга. Любить и беречь!..
                Отец долго, молча смотрел на меня. Потом достал из куртки пачку сигарет. Медленно, как будто обдумывая каждое движение, извлёк одну. Сунул сигарету в рот, а пачку положил обратно, в карман не предложив мне. Хотя я уверен, что он помнил о моём пристрастии к табаку, тем более в моменты застолья или вот такой вот душевной беседы.
- Ты считаешь, что время, которое мы провели в дали друг от друга прожито напрасно? – спросил Он. Пришла моя очередь задуматься. В голове у меня не было ответа. Странно, мне всегда казалось, что я отдаю себе отчёт в том, что я делаю в тот или иной период своей жизни. Что это единственное и верное решение, и мне о нём ни когда не придётся жалеть. Но сейчас, смотря в глаза Отца, я сомневался. Я сомневался во всём! Неужели всё это прожитое время – «коту под хвост». Я молча продолжал смотреть на Отца. Раньше мы ни когда не позволяли себе так долго рассматривать друг друга – мелькнула у меня в голове мысль. Я думал, и не мог вспомнить ни одного своего достижения за эти годы, которым можно было бы гордиться, или ,вернее, в котором был бы не проходящий смысл. Все мои «победы» не имели, в свете нашего разговора цены. Всё это я уже сделал. Всё это просто было… и прошло! Неужели я сделал ту самую «петлю» по дороге к «ИСТИНЕ», о которой говорил Отец…  Вдруг, в мою голову, словно свежий ветер ворвалась мысль, точнее сказать образ.  Перед глазами, словно на Яву появилось лицо моего маленького сыны. Я очнулся, вышел из охватившего меня, неведомого мне доселе оцепенения. И чётко не мгновения не раздумывая, ответил, до сих пор молча сидящему и смотрящему на меня Отцу.
- Нет, не напрасно потрачено время! Я тоже стал отцом! И этого достаточно! Эта награда достойна любых трудов и потраченного времени!
- Ты дал совершенно верный ответ, – продолжая пристально смотреть на меня, сказал Отец – такое впечатление, что ты спрашивал своё «добро», и это оно подсказало, чего ты сделал необходимого, важного за это время. Кажется, ты умеешь говорить со своей «душой».
- Нет, - ответил я Отцу – Яне спрашивал «душу», да я и не умею этого делать, судя по всему. Просто я искал в памяти то, чем мог бы похвастаться, что можно было бы противопоставить по значимости нашей семье, времени которое мы потеряли, и ни чего не находил. И вдруг, перед глазами появилось лицо Андрюхи и всё стало на свои места. Отец внимательно слушал меня, как говориться, затаив дыхание.
- Ты не думал о сыне, – спросил он меня – вот так вот, ни с того ни с сего, яркий образ перед глазами?
- Да – тихо ответил я.
- Удивительно, - задумчиво произнес Отец – это похоже на «откровение».
- На что похоже? – переспросил я.
- На «откровение» - медленно повторил Отец – слово конечно жутко религиозное, но я использую его определяя один из способов передачи информации от «души» к мозгу. «Откровения» могут посещать человека не умеющего слышать своё «добро».Оно вообще может появляться когда угодно.
- Объясни-ка мне поподробней, - попросил я Отца – что это за «откровения» и с чем их едят? Галлюцинации что ли? Отец немного помолчал, сунул руку в карма и достал спички. Прикурил сигарету, без дела торчащую изо рта. Смачно затянулся и сказал:«Хочешь что бы я рассказал тебе про «путь»? Тогда усаживайся поудобнее, и внимательно слушай каждое слово, которое я скажу». Лицо Отца преобразилось, да он и сам стал как будто выше или больше. В глазах появился непонятный свет, которого я ни когда раньше не замечал. Я передвинулся поближе к костру, положил под бок подушку, посмотрел вокруг в темноту, затем поднял глаза к небу, где бесконечным множеством и красотою своей сиял Млечный путь – прекрасный свидетель наших жизней. Затем снова посмотрел на Отца, который будто готовился к выступлению на большой сцене и не замечал ни чего вокруг. И уничтожая порядком надоевшую мне, затянувшуюся паузу сказал: «Я весь во внимании»…


Глава 4.


          В этой главе я хотел рассказать об учении Отца, смысл которого сводился к приобретению навыка общения с собственной душой. «Слышать своё добро» - так называл это умение Отец. Именно эта способность, согласно его теории, позволяет человеку получать безошибочно верные ответы, на любые вопросы, возникающие в нашей повседневной жизни. Что, в свою очередь,  позволяет нам правильно выбирать дорогу – «путь добра». Отец подробно рассказывал обо всех этапах обучения, позволяя мне уточнения и вопросы. Кроме теории – объяснения терминов, которыми пользовался Отец, ступеней развития «добра», и ряда других подробностей, Отец посвятил меня в практические занятия. Он детально объяснил мне комплекс упражнений, используя которые, при наличии теоретических знаний, я смогу поэтапно продвинуться к цели – научусь «слушать свою душу». Именно в связи с тем, что эти «упражнения», «обряды» как назвал их Отец, мною на данный момент не проделаны. Именно по тому, что, чисто технически, требуется время на приобретения навыка «слышать добро», которое ещё не прошло. Я решил отложить своё повествование по этому вопросу. Образно говоря: мне не хотелось делиться опытом водителя, прежде чем я не по управлял автомобилем, выучив только правила дорожного движения. Надеюсь, Господь даст мне силы применить полученные знания на практике, а затем я смогу более детально описать свои ощущения и открытия. Хочу привести здесь лишь один, первый параграф, поскольку он не содержит в себе практических занятий.
           Согласно учению Отца наша душа, подаренная нам союзом душ отца и матери помещается в тело, наделённое разумом, для временного пребывания в измерении под названием «время»; для того, что бы изменяться, и, изменяясь набрать необходимый «объём», с целью дальнейшего объединения с «ИСТИНОЙ». Для того, что бы дорасти до этого объёма, нашей душе предстоит прожить «земную жизнь» в партнёрстве с данным нам телом. После зачатия наша душа, относительно «слабая» помещается в тело, для управления которым появляется мозг. В мозгу первое время так же мало сил и информации, и основная задача эволюции снабдить наше тело необходимыми навыками, для того, что бы появившись на свет, оно смогло существовать. Этим навыкам наша оболочка учится у тела матери. После рождения нашему телу необходимо научится выживать, давая тем самым в дальнейшем возможность развиться душе. Тело учится, наполняя мозг информацией, получаемой от окружающего нас мира. Этот период жизни человека, примерно, до сорока дней от рождения Отец назвал: «Первый период чистого листа». По истечению полутора месяцев начинается «Второй период чистого листа» - мозг продолжает заполняться необходимой для жизни информацией, параллельно получая первые, маленькие порции питания для души – младенческими переживаниями. К сожалению, мы не помним свой первый опыт «приобретения человеческих чувств» - маленькие радости и обиды. Этот период продолжается в среднем до полутора, двух лет. Затем наступает «Первый период осознания» - мы начинаем чувствовать первые, оставляющие следы в памяти, ощущения, чувства. Учимся любить маму и папу, злиться и переживать, радоваться и грустить. В этот период появляется первые разрыв между душой и мозгом, который перерастает в следующий период – «Период накопления». Определить в каком точно возрасте эти периоды сменяют друг друга  и заканчиваются, не представляется возможности, у каждого это происходит в своё время. Можно лишь сравнить их с периодами знакомыми для нас: «Первый период осознания» - детство, «Период накопления» - юность и отрочество. В эти два периода наша душа растёт с неимоверной скоростью, а мозг заполняется огромным количеством информации. В связи с этим в этот промежуток времени практически невозможно установить прочную связь между душой и телом, им как бы некогда заниматься друг другом, они берут от жизни всё. Именно поэтому один из периодов называется «Период накопления», мы накапливаем необходимый материал, из которого в дальнейшем нам предстоит что-то создать. Следующий этап - «Второе осознание», начало этого этапа психологи называют кризисом среднего возраста. Но не обязательно этот этап приходится на средний возраст. Он может начаться как много раньше так и много позже. Всё зависит от «объёма добра».Для того, что бы душа затребовала контакта с мозгом она должна дорасти до необходимых размеров, а что бы дорасти ей необходим расходный материал – «Опыт человеческих переживаний». Именно в этот этап, в большинстве случаев, человек приобретает возможность научиться «слышать своё добро». До этого момента он должен преодолевать свой путь опираясь на советы людей которые уже слышат себя и пользуясь «подсказками»…
          Начиная с вышеупомянутого периода, до которого, по словам Отца, я уже дожил его ученье приобрело более практический характер, что и заставляет меня остановиться на этом, пообещав рассказать свой опыт позднее.
           Наш многочасовой, как мне показалось, разговор не закончился финальной фразой или подведением итогов. Сложилось впечатление, что я глотнул из неиссякаемого источника, и в связи с тем что физически я больше не выпью беседа плавно, совсем не заметно для меня, по какой-то невидимой команде Отца вернула меня в состояние неведомой грусти…

Глава 5.

           …Мы замолчали. То самое незнакомое, сдавливающее сердце чувство, накатило огромной волной. Казалось, оно вырвется из меня как лава из жерла вулкана – то ли рыданием и криками, то ли беспомощным стоном. Перед глазами запрыгали преломленные слезами блики костра. Я глубоко вдохнул свежесть ночного воздуха, стараясь усилием воли перевести свои мысли в другое русло. Но у меня ни чего не получилось. Горечь и обида, огромное, великое сожаление держали мою душу железными тисками. Казалось, если эти тиски не разожмутся – если мои чувства не выплеснутся, каким либо образом из меня, то я умру. Разорвусь на миллиарды маленьких кусочков и исчезну. Я ещё несколько раз глубоко вдохнул, так учил меня Отец в детстве: «Мужики не плачут - говорил он мне, шестилетнему ребёнку, когда я попадал в ситуацию, требующую мокрых глаз – а если слёзы сдавливают тебе горло надо несколько раз глубоко вдохнуть». Откуда он знал!? Как мог он в то время помнить свои детские ощущения, что бы так точно и правильно давать мне советы?
            Через несколько мгновений мне стало немного легче. Горечь уступала в моём сердце место новому, необъяснимому чувству. Мне вдруг захотелось сказать Отцу что то очень хорошее. Дать ему понять какой он для меня родной, какой важный человек. Я переполнялся нежностью! По спине побежали мурашки. Сердце громко и быстро тарабанило, будто хотело перекачать всю кровь мне в голову, кружащуюся от того, что мне предстояло сказать. Я посмотрел прямо в глаза Отцу. На его доброе, покрытое мудрыми морщинами лицо.
- Папа, я должен тебе сказать, - начал я дрожащим, охрипшим голосом – я очень хочу тебе сказать, я тебя очень, очень сильно люблю! Отец улыбнулся. В его глазах промелькнул тёплый, такой знакомый мне огонёк. Мне показалось, что он передвинулся ближе ко мне, что будто бы потянулся, желая обнять… Но наши объятья не состоялись.
- Я тоже тебя очень сильно люблю – тихим, добрым и родным голосом сказал Отец.
           Как удивительно и непонятно! Почему же раньше мы ни когда не говорили этого друг другу!? Неужели не было этих чувств взаимной любви отца и сына? Почему не задумывались мы с ним об этом? Не давали воли своим истинно важным переживаниям!? Мы и раньше часто бывали наедине с Отцом: на рыбалке, в гараже, где я помогал ему возиться с нашим «жигулём», но ни когда мы не говорили о чувствах. Не позволяли себе «расслабиться». Что это? Продукт воспитания? Жесткая мужская натура? Или трусость и малодушие? Или глупое, животное безразличие друг к другу? Что? Какие наши качества мешали нам говорить нужные, важные слова, делиться этой чудесной энергией? Радовать друг друга!?
           Мне показалось, что прошла целая вечность пока мы смотрели друг другу в глаза, и все эти мысли будоражили мою сущность. Душа моя переполнилась чувством доброты, мне казалось, что мы были одним целым с Отцом. Сердце требовало ещё адреналина.
- Почему ты не обнял меня? – задыхаясь от охватившего меня волнения, волнения оттого, что я дерзнул задать такой не свойственный нашим отношениям вопрос, спросил я.
- Я не могу тебя обнять – грустно, но совсем не обречённо ответил Отец.
- Почему? – спросил я.
- Ты сам всё знаешь – отведя взгляд куда то в сторону добавил Отец. Я хотел возмутиться, начать допытываться, но что то подсказало мне, что я и вправду сам всё прекрасно знаю. И что не стоит тратить силы и время на этот неуместный вопрос. Вместо возмущения я, вдруг, почему-то сказал: «А я помню, как ты обнимал меня уже достаточно взрослого. По моему мне было лет пятнадцать. Помнишь?».
- Конечно, помню, - ответил Отец – у тебя была истерика ночью – переходный возраст. И мне пришлось тебя успокаивать.
- И тогда тебе не было стыдно или не уютно? – спросил я.
- Ты же мой сынок. Маленький любимый сынок. Разве может быть мне не уютно от объятий с тобой. Это, наверное, тебе было стыдно – взрослому мужику рыдать на руках у бати и жаться к нему как карапуз. А для меня это не ново. Ты же мой маленький сынок – очень душевно и в то же время в шутливой форме как бы пытаясь поставить точку в нашем разговоре на эту тему, проговорил Отец.
- Любовь – это добро – добавил он, возвращая нас к теме этой ночи…

Глава 6.

           - Скажи, а ты можешь объяснить мне, что такое любовь? – вопросительно посмотрев на Отца, спросил я.
- Конечно могу, - не задумываясь, как будто ожидая этот вопрос ответил Отец – любовь это «ИСТИНА», это «добро», я уже говорил тебе, добавил он.
- Ты хочешь сказать, что любовь это та самая «ИСТИНА», частью которой является каждый из нас? То самое целое, к которому мы стремимся, проживая свою «земную жизнь»? – попытался уточнить я – то есть «добро», «любовь», «ИСТИНА» - это три разных названия одной сути?
- Да, это как разные стороны одного кубика – продолжил объяснять Отец.
- Не совсем понятно – задумчиво признался я.
- Всё просто, - сказал Отец – если ты прикоснёшься к одной из сторон обычного детского кубика, ты ведь можешь сказать, что прикоснулся к кубику в целом? – спросил он.
- Конечно.
- Хорошо, ну а если ты дотронешься до любой другой его стороны, можно будет сказать, что ты вновь касаешься кубика? – продолжил Отец.
- Совершенно верно – ответил я.
- Так и «добро», «любовь» и «ИСТИНА» «добро», «любовь», «ИСТИНА одно и то же в целом и разное в частности. «Добро», «любовь», «ИСТИНА» и душа – это то самое целое к которому всё стремится, в этом ты прав. Отец замолчал. Я пытался понять сказанное им представив себе детский кубик, к сторонам которого я поочерёдно дотрагиваюсь.
- Но ведь с точки зрения геометрии… - начал я высказывать, вдруг пришедшую мне в голову мысль, но не смог продолжить, так как Отец прервал меня, подняв вверх руку. Я смолк.
- Я не обещал тебе объяснить, что такое «ИСТИНА». Это не возможно передать человеческим языком, в нашем мозгу не существует необходимых ассоциаций. Придёт время, и ты сам всё поймёшь, вернувшись к ней, и снова став с «ИСТИНОЙ» одним целым – спокойным, не терпящим возражений голосом проговорил Отец. Тем самым дав мне понять, что не собирается дальше обсуждать эту тему в данном направлении. Мы немного помолчали…
           - Значит, когда я был влюблён в девушку, я прикасался к «ИСТИНЕ»? – вновь задал я, непонятно откуда взявшийся вопрос. Отец, смотревший в неизвестном направлении и погружённый в свои мысли резко развернул лицо в мою сторону, и посмотрел на меня с каким то хитрым прищуром. На протяжении всего нашего разговора я обратил внимание на то, что мимика, несвойственная Отцу, его движения и жесты стали неотъемлемой частью нашей беседы, давая мне возможность понимать Отца более точно. Передовая мне дополнительную необходимую информацию. Вот и сейчас, увидев его нехитрую гримасу, я каким-то шестым чувством ощутил, что в теме, которую мы обсуждали, появилась ещё одна, тоже важная, ждущая, что бы её осветили мысль. Я понял, что Отец сейчас заговорит о чем-то другом.
- О какой это девушке ты говоришь? – подтверждая мои догадки, неожиданно громким, пропитанным доброй иронией голосом спросил Отец.
- Какое это имеет значение? – ответил я, немного раздражаясь и с вызовом смотря прямо в глаза Отцу. Отец молчал. Он с нежностью смотрел на меня, давая возможность самому ответить на свой гневный вопрос. И я на него ответил. Правда, молча, отведя в сторону намокающие от слёз глаза. Какое странное, печальное открытие – Отец даже не знает про мою первую, незабываемую любовь. Про девушку, в которую я был безумно влюблён. Мы ни когда не говорили с ним об этом… Какая печальная правда: я ни когда не делился с Отцом чувством, которое переполняло меня в то время. Не рассказывал ему, самому близкому мне человеку, о женщине, ради которой я был готов умереть…
- Ладно, сейчас это действительно не имеет значения – как будто добившись своего, Отец вернул разговор в старое русло.
- «Душа» это часть «ИСТИНЫ», а значит и любви. Следовательно «душа» точно знает, что такое любовь. И если ты говоришь, что любил ту девушку, то это не подлежит сомнению. И, значит, ты действительно прикасался к «ИСТИНЕ». «Земная любовь», назовём её так это пробник. Твои ощущения, чувства, состояние в которых ты прибываешь, когда любишь кого-нибудь по настоящему – это состояние в котором «душа» будет прибывать, соединившись с «ИСТИНОЙ» - продолжил объяснения Отец.
- А, что бывает ещё и внеземная любовь? – перебил я его. Отец на мгновение задумался и ответил: «Нет, любовь одна, она не бывает разной. А понятие «земная любовь» означает то, что любовь помещена во «времени», следовательно, она может появляться и исчезать или трансформироваться. То есть мы можем прикасаться к ней и снова отдаляться.
- Ты хочешь сказать, что к любому человеку, наделённому душой, то есть абсолютно ко всем людям любовь одинакова? – спросил я.
 - Да, – уверенным тоном, коротко ответил Отец – возлюби ближнего своего как самого себя – зачем-то вдруг процитировал Библию он, - потому что твой ближний и ты – две части одного целого – «ИСТИНЫ» - добавил Отец. Я задумался, пытаясь переварить услышанное. Навряд ли я могу одинаково любить свою маму, или его Отца, например, и какого ни будь своего недруга, из за которого у меня было много неприятностей. Или например свою жену и нашего дворника – местного алконавта, вредного и дурно пахнущего. Мне захотелось высказать эти мысли Отцу, но я не успел. В голову мою, словно свежий ветер в затхлую тюремную камеру ворвалось воспоминание из моей недавней жизни – мой визит в «Дом малютки». Я как на яву увидел перед собой большую, уютно убранную комнату, застланную ковром. Стены комнаты обклеены обоями теплого цвета, обильно украшены всевозможными детскими рисунками с домиками, деревьями, речками и горами; с мамами и папами. Куча всевозможных игрушек разбросанных или аккуратно стоящих во всех углах комнаты. Большие чистые окна и свет – яркий, мягкий свет солнца создающий небывалый уют и настроение радости. Всё, что необходимо для того, что бы эти маленькие существа – от года до трёх не вспоминали о том, что им некуда уйти отсюдого сегодня вечером, что у них нет человека который их любит и ждёт, что они одиноки в этом мире…
Я увидел себя, стоящего возле входа. В дорогом костюме – при параде, улыбающегося и разговаривающего с воспитательницей, стоявшей рядом. В руке у меня мешок, похожий на мешок деда мороза, и в этом мешке тоже подарки – хорошие, дорогие игрушки, индивидуально подобранные для каждого ребёнка отдельно по совету воспитателя. Плюс парочка про запас, если вдруг кому-то что-то не понравится. Всё это я предусмотрел и потратил на это время и силы. И теперь, стоя в дверях, считал себя практически героем, великим благодетелем, стараясь не вспоминать о том, что поводом к этому визиту послужило новое постановление руководства области  о послаблении налогового бремени для организаций, занимающихся благотворительностью. Я считал, что я делал хорошее доброе дело от души. И я действительно делал его с душой…
А теперь я вижу себя, раздающего игрушки. Раздающего трясущимися руками. По моему лицу крупными каплями катятся слёзы, которые я ни как не могу удержать. Боковым зрением я вижу воспитательницу, искажённую в пространстве капельками скопившихся слёз, она натянуто улыбается и делает вид, что не замечает моей тихой истерики, отчего мне становиться ещё хуже. Всё это происходит со мной потому, что какой-то карапуз имя которого я даже не знаю, получив от меня игрушку, о которой он вероятно давно мечтал, переполненный своими маленькими детскими чувствами, вдруг сказал мне: «Спасибо тебе большое папа». И все детки стали за ним повторять…
           Разве не любил я их всех тогда, всех одинаково. Я их, а они меня. Не зависимо от того кто мы друг другу и по какой причине встретились…

Глава 7.

           Всё что происходило со мною дальше описать словами не возможно. В мою душу, словно в резиновый шар хлынули воды пережитых мною, за время разговора, чувств, растягивая её до неимоверных размеров и грозя разорвать на части. Мой мозг не успевал анализировать происходящие со мной превращения. Я физически чувствовал, как переполняюсь коктейлем ощущений: безмерной любви, радости, печали, чувством безвозвратной потери, диким природным страхом и неизвестно откуда берущемся, легко струящимся спокойствием. Я не успел оказать сопротивление этому процессу, расслабился и целиком отдался увлекающему меня потоку. Состояние дошло до критического – я не чувствовал собственного тела, не знал что с ним происходит. Затем взрыв. Вспышка, расщепляющая меня на части. Я успел подумать, прежде чем сознание покинуло меня, что сейчас разорвусь на мелкие кусочки…
           Через несколько мгновений мой мозг начал приобретать способность мыслить. И к моему удивлению, вместо разорвавшейся на части, исчезнувшей души, я отчётливо почувствовал, что она просто стала больше. Ещё через мгновенье я окончательно очнулся и пришёл в себя. Я открыл глаза. Реальность острым ножом вонзилась в мою грудь. Я лежал на спине, на покрывале возле потухшего костра, недолеко от своего нового, импортного автомобиля. Моя рука судорожно сжимала небольшую цветную фотографию – фото отца…
           Сердце бешено заколотилось. Я вскочил и побежал по направлению к палатке, где спал мой сын. Моё тело терзали конвульсии.
« Я обязательно, прямо сейчас должен сказать сыну как сильно я его люблю. Какой он важный, какой нужный человек для меня! Я должен обнять его! Я не имею права повторить нашу с отцом ошибку! Не имею права и не желаю откладывать не на секунду наш разговор с сыном!..
           Я подошёл к пологу готовый разбудить, растолкать сыны. Но моё «чувство безвозвратной потери» сдавило грудь и стало комом в горле. Я отвернулся от палатки в сторону машины, боясь, что проснувшийся от шума сын увидит разрыдавшегося отца, и зажмурил глаза. Глубоко вдохнул и снова открыл их. В нескольких метрах передо мной на водительском сиденье нашего старого «жигуля», стоявшего с открытой передней дверью, свесив одну ногу, сидел Отец. Он смотрел на меня и нежно улыбался.
- Вот видишь, - сказал он - ты сделал ещё один шаг к «ИСТИНЕ», теперь твоя душа точно знает, что такое безвозвратная потеря. А внука давай не буди, у вас ещё есть время для разговоров. Я люблю тебя сынок! До свидания!
           Непонятное спокойствие, охватившее меня, не дало мне возможности разумно оценить то, что происходит и сработать моим инстинктам.
- До свидания папа – улыбаясь, проговорил я. Отец быстро поставил свисавшую ногу в салон и закрыл дверь. Первые лучи восходящего солнца, отразившиеся в боковом стекле, ослепили меня. Я зажмурился на мгновенье. Когда я снова смог видеть передо мной стоял мой новенький «внедорожник». Боль и отчаянье сжимающие моё сердце исчезли, уступив место доброй печали. Я точно знал, я был уверен на все тысячу процентов, что моя потеря не безвозвратна, что мы обязательно будем вместе. Вместе навсегда!
.