Из старых черновиков к книге "Пенсионные забавы или Есть ли жизнь на пенсии?" (Нижний Новгород: ДЕКОМ, 2013 – 288 с., ISBN 978-5-89533-312-9)
Надо признаться, что свой первый путь, а точнее, первое занятие на пенсии, Александра Игнатьевна выбирала очень трудно и долго. Если бы дети жили где-то рядом, то она, подобно многим бабушкам, наверняка бы с головой окунулась в воспитание внуков. Но малыши жили с родителями в далеких городах и приезжали к ней только на каникулы. Попытки (по совету верной Манюни) освоить вязание, успехом не увенчались. Правда, подготовительный период, в течение которого подруги с азартом бегали по магазинам, скупая шерсть, разнокалиберные крючки и спицы, книги по рукоделию и прочие необходимые предметы, внес заметное разнообразие в жизнь Шурочки.
Александре Игнатьевне, никогда до этого не прикасавшейся к спицам, в первые дни было по-настоящему интересно. Она буквально млела, растворяясь в шелесте удивительных терминов, которыми, то и дело, обменивались у прилавков посвященные: «мериносовая шерсть», «буклированная пряжа», «лицевая петля», «платочная вязка», «накиды», «рябушка», «болгарская резинка»… Но когда, наконец, Александра Игнатьевна впервые самостоятельно набрала целый ряд петель, она решительно и навсегда отодвинула спицы в сторону, не обращая внимания на негодующие возгласы Манюни, и погрузилась в мрачные думы о «дожитии»…
Однако вскоре совершенно неожиданно Шурочка нашла-таки себе увлекательное занятие в пенсионном настоящем. И главную роль в этом сыграл телевизор.
Следует отметить, что в отличие от большинства своих ровесниц, Александра Игнатьевна никогда не тратила времени на просмотр бесконечных сериалов и всяких там реалити-шоу. Напротив, к радости Сергея Петровича, его супруга с удивительной дисциплинированностью и жадной внимательностью начала смотреть общественно-политические передачи, благо после перестройки на всех телеканалах было предостаточно увлекательных и познавательных «Чистосердечных признаний», «Честных понедельников», «Русских сенсаций», «Секретов истории» и других телевизионных открытий и потрясений, лишающих простодушных обывателей покоя.
И вот однажды, разрываясь между томящимися в духовке пирогами и телевизором, Александра Игнатьевна случайно наткнулась на интереснейшую передачу о новом российском дворянстве, а точнее – об азартном процессе приобщения публичных людей и богемных небожителей к элитному клубу потомков великих родов. Наиболее прыткие из них нахально набивались в ближайшие родственники к королям и императорам. Другие довольствовались положением наследников мелкопоместных дворян. А самые осторожные и предусмотрительные смешались с толпою бастардов.
По личному мнению Сергея Петровича, на лицах большинства соискателей отчетливо читались следы безупречного рабоче-крестьянского происхождения. Однако демонстративно проигнорировав реплики супруга, Александра Игнатьевна просмотрела передачу очень внимательно. И уже к вечеру внезапно почувствовала в душе какое-то невнятное томление. Прислушавшись к себе, она с радостным волнением уловила эхо не совсем пока еще ясных событий, каким-то образом связанных именно с нею. Наскоро перебрав годы своей жизни, Шурочка без труда поняла, что всегда отличалась от своего окружения, пусть даже это самое окружение и считало ее женщиной заурядной и непримечательной.
Уцепившись за эти сполохи неожиданного озарения, Александра Игнатьевна начала отыскивать в себе и в своей жизни детали, подтверждающие признаки «голубизны» ее собственной крови. Одновременно в голове возбужденной пенсионерки стали форсированно накапливаться воспоминания сомнительного происхождения. Они четко укладывались в новорожденную версию наличия у нее дворянских пращуров.
Затейливой канвой родословной, лихо переписываемой прямо на глазах супруга, несколько обеспокоенного внезапно пробудившейся активностью Александры Игнатьевны, становились вольные ссылки Шурочки на рассказы ее прабабушек и прадедушек. Разумеется, показания этих важных свидетелей по объективным причинам уже никто перепроверить не мог. Однако, привыкнув почти за сорок лет совместной жизни к неожиданным идеям жены, а главное, научившись игнорировать эти самые идеи ввиду их очевидной нежизнеспособности, Сергей Петрович был уверен, что имеет дело просто с очередным чудачеством Шурочки.
Через некоторое время он понял, что на этот раз увлечение Александры Игнатьевны приняло затяжной характер, и она все чаще стала напоминать ему провинциальную актрису, упрямо пытающуюся осилить роль Екатерины Великой. Как бы то ни было, но теперь Шурочка не позволяла себе сутулиться, громко говорить, класть локти на стол и до обеда разгуливать по дому в халате и с бигуди на голове. У нее появилась отвратительная привычка демонстративно не слушать собеседника, если тема была ей не интересна. Небогатая мимика Александры Игнатьевны дополнилась высокомерным прищуром и презрительной ухмылкой, а к жестам прибавилось небрежное пожимание плечами. Настал день, когда Сергею Петровичу показалось, что еще мгновение, и его Шурочка протянет руку для поцелуя ЖЭКовскому слесарю, явившемуся в их дом устранить протечку в туалете.
Зримые перемены постепенно коснулись и самого пространства, в котором до этого безмятежно наслаждался домашним уютом Сергей Петрович. По твердому убеждению Шурочки (услужливо подпитанному тем же телевидением), у людей «ее круга» все полки и полочки должны были заполонять старинный фарфор и нелепые статуэтки, а стены оккупировать портреты предков и картины с навязчивыми пейзажами и натюрмортами.
Так как, кроме почти уже выцветшей фотографии ее прапрадедушки Николая в лихо заломленном картузе и с гармошкой в руках на фоне придорожного трактира, иных портретов пращуров в доме не имелось, то вскоре Александра Игнатьевна приобрела в антикварном магазине миниатюру с чопорным стариком в мундире. Причем даже Сергей Петрович вынужден был признать отдаленное внешнее сходство незнакомца с ликующей Александрой Игнатьевной.
Вслед за «портретом предка» в дом хлынули гипсовые амуры с пузатыми животами, игривые пастушки и гончие псы, вазы и вазочки разного калибра, и уж совершенно неожиданные предметы: пара игл для омаров, три кокильные вилки , ножницы для винограда и колокольчик для вызова прислуги. Последним приобретением жены Сергея Петровича стали несколько тарелок с сомнительными царскими вензелями. Их Шурочка выторговала в подземном переходе у цыган, убедивших ее, что это личная посуда самого Григория Распутина.
Видя небывалый азарт супруги, Сергей Петрович, хотя и окрестил про себя все ее приобретения «пылесборниками», тактично не вмешивался в процесс преобразования их квартиры в «дворянское гнездо». Его радовало уже то обстоятельство, что тоскливые раздумья Шурочки о «дожитии», которые отравляли ей, а заодно и ему, первые месяцы пенсионной свободы, канули в прошлое. Тем более что к великому облегчению Сергея Петровича, «кругом» Александры Игнатьевны, уверенно обретавшей свое дворянство, по-прежнему оставалась все та же жизнерадостная Манюня, бывшая их однокурсница; степенный Семен Маркович с молчаливой женой, с которыми они познакомились на отдыхе в Одессе, а также соседи с верхнего этажа – Степаныч, неизменно исполняющий на любых мероприятиях задушевный романс об упоительных в России вечерах, и его младший брат Сашок, считающий себя по непонятным причинам «пасынком Судьбы».
Поэтому супруг Шурочки мудро рассудил, что привычному образу его жизни ничего не угрожает, а склад современного кича, небрежно сляпанного «под старину», в их квартире можно и потерпеть, как терпел он и раньше другие неожиданные, но неизменно временные, увлечения жены. Потерявший бдительность хозяин дома снова впал в привычное состояние счастливой безмятежности. И был за это вскоре наказан…
Возмездие явилось в дом Сергея Петровича в солнечный осенний день, когда устроившаяся в кресле-качалке (новый предмет ее гордости) Александра Игнатьевна, поглаживая примостившегося на ее коленях кота Маркиза (до эпидемии дворянства шесть лет отзывавшегося на кличку «Васька»), слушала концерт Моцарта, небрежно листая томик сонетов Шекспира. Надо отдать должное упорству этой волевой женщины, которая, сменив социальное происхождение, решительно и бесповоротно сменила и все свои литературные и музыкальные предпочтения. Теперь вместо «женских романов» она читала исключительно английскую и французскую классику, а вместо любимых некогда шансонов и частушек наслаждалась в основном симфоническими концертами.
Неожиданно в дверь позвонили. На пороге стоял молодой человек, с любопытством заглядывающий через плечо Сергея Петровича вглубь квартиры.
- Здравствуйте! Щербатовы?
- Нет, молодой человек, Вы ошиблись.
- А Александра Игнатьевна здесь живет?
Сергей Петрович ничего не успел ответить, так как в коридор буквально вплыла Александра Игнатьевна:
- Чем обязана, молодой человек? Я - урожденная Щербатова, непрямой потомок князя Михаила Юрьевича .
Сергей Петрович от неожиданности онемел, поэтому дальнейший разговор и перемещение гостя с лестничной площадки в их квартиру происходили без его непосредственного участия. Когда же глава дома, наконец, почувствовал в себе силы вернуться к реальности, молодой человек уже увлеченно беседовал о чем-то с Александрой Игнатьевной, слегка порозовевшей от волнения и явно довольной ситуацией.
Пяти минут Сергею Петровичу хватило, чтобы уловить суть разговора. К его ужасу, речь шла о предках Шурочки. Но не о тех, отлично известных ему, вечно полупьяных Щербатовых, чья родословная безнадежно запуталась еще в глубокой древности между кузнечными наковальнями, трактирами, долговыми ямами и сибирскими рудниками, а о Щербатовых из рода князей Черниговских . При этом супруга Сергея Петровича, отважно погружаясь в пучину истории, выписывала сногсшибательные пируэты воспоминаний на зыбком льду повествования, ведущего свое начало аж от самого князя Василия Андреевича Оболенского !
Слегка ошалевший от лавины информации и подробностей фривольной жизни дворянского общества, следствием которой и явилось появление на свет прадеда Александры Игнатьевны (по крайней мере, в той версии, которая в настоящий момент преподносилась гостю), Сергей Петрович, тем не менее, быстро сообразил, что неискушенная в исторических хрониках супруга очень скоро запутается в хитросплетениях надуманных воспоминаний, которые причудливым образом обрели в ее сознании незыблемость фактов. Одним словом, Сергей Петрович вынужден был признать, что допустил непростительную оплошность, позволив Александре Игнатьевне бесконтрольно резвиться на ветвях чужих генеалогических древ.
Другой вопрос - где, когда и как пути его супруги пересеклись с представителями прессы, уже даже не волновал Сергея Петровича. Личность молодого человека по имени Михаил (тут же переименованного Александрой Игнатьевной в «Мишель»), который отыскал-таки в их заштатном городишке урожденную Щербатову, тоже особо не интересовала хозяина дома. А вот проблема - как вернуть их с Александрой Игнатьевной жизнь в исходное состояние до того, как тень дворянства накроет грозовой тучей уютное семейное гнездышко, встревожила Сергея Петровича уже не на шутку. И пока его супруга, окутанная легкой вуалью тайны, беззаботно ворковала с корреспондентом, чей энтузиазм ощущался даже через стену, хозяин дома лихорадочно искал выход из этой нелепейшей ситуации.
- Серж! Дорогой! Не пора ли нам угостить гостя чаем?
Этот призыв заставил Сергея Петровича заглянуть в комнату к супруге: выражение лица Мишеля откровенно говорило о готовности молодого человека и чаю выкушать, и плюшками побаловаться. Подождав минутку на пороге в надежде услышать от гостя хотя бы из чувства приличия сказанное «Нет! Что Вы! Я же не чаи сюда пришел распивать», Сергей Петрович уныло поплелся на кухню.
Однако на этот раз автору будущего бестселлера о жизни потомков известных дворянских родов в российских захолустьях не суждено было воспользоваться гостеприимством хозяев. К великому облегченью Сергея Петровича заявил о своем существовании мобильный телефон гостя, и после пары фраз, брошенных Мишелем невидимому собеседнику, корреспондент быстро собрался и ушел по каким-то своим делам, но обещал назавтра посетить «уважаемую Александру Игнатьевну».
С самого раннего утра наступившего «завтра» Сергей Петрович пребывал в наиотвратительнейшем расположении духа. После того, как накануне его супруга клятвенно пообещала корреспонденту «уже с сегодняшнего дня начать работу над материалом», он понял, что надо срочно что-то делать. До прихода автора будущей сенсации местного масштаба оставалось часа полтора. Осторожно заглянув в комнату, где Александра Игнатьевна что-то старательно записывала в свой потрепанный дневник, Сергей Петрович рискнул нарушить ее уединение.
- Шурочка, можно тебя отвлечь на минутку?
- Разумеется, дорогой.
- Я хочу поговорить с тобой о твоей встрече с Михаилом.
- А что с этим не так? По-моему, ты должен только радоваться, что хотя бы под занавес жизни твоя жена, наконец, может в открытую заявить о своем происхождении.
- Шурочка! Пойми меня правильно – это твое личное дело, хоть мемуары пиши. Но ведь сведения, которые ты дашь прессе, могут перепроверить…
- Я же не перепроверяла твою биографию, когда выходила за тебя замуж, - отпарировала супруга.
- Дорогая, - Сергей Петрович не оставлял попыток достучаться если не до разума Александры Игнатьевны, то хотя бы до ее врожденного чувства самосохранения. – Наш брак был делом сугубо личным, да и когда люди любят друг друга, их мало волнуют детали биографии. А то, что попадет в прессу, вызовет у некоторых людей законное желание узнать побольше о тебе. Начнутся визиты, расспросы, кто-то начнет уточнять-перепроверять твои сведения. И что ты сможешь им дать в качестве доказательств? Справки из медвытрезвителя на твоих братьев?
Александра Игнатьевна медленно повернула голову в сторону супруга и голосом императрицы, допрашивающей в своем будуаре опростоволосившегося фаворита, холодно спросила:
- Я правильно тебя поняла? Ты ставишь под сомнение мою родственную связь с князьями Щербатовыми?
Сергей Петрович напрягся, но все-таки дипломатично произнес:
- Я думаю, ты просто где-то ошиблась.
В комнате повисла тишина. С каждой секундой она сгущалась, и Сергей Петрович уже физически ощущал приближение грозы в виде бурных рыданий супруги, которыми обычно заканчивались на протяжении долгих лет все их споры. Как правило, органически не переносивший этого, глава семейства тут же уступал своей половине и предпочитал ни во что не вмешиваться.
К его удивлению, на этот раз глаза Александры Игнатьевны даже не покраснели в преддверии потоков слез, а обещанная опытом семейной жизни гроза неожиданно заявила о себе просто раскатами гневного голоса супруги:
- Я понимаю, что тебе – выходцу из среды потомственных земледельцев («Слово-то какое!» - успел подумать Сергей Петрович) очень сложно осознать изменившуюся ситуацию и привыкнуть к тому, что ты женился на женщине с голубой кровью. Но тебе придется смириться с этим.
Эффектно выдержав паузу, Александра Игнатьевна добавила:
- Я полагаю, что чай гостю мы подадим в нашем фамильном сервизе.
Сергей Петрович понял, что дело зашло слишком далеко. Единственный чайный сервиз, который имелся у них в доме, был подарен Александре Игнатьевне мужской частью производственного коллектива лет двадцать назад к Международному женскому дню и, хотя и был сделан «под старину», на фамильное наследство не тянул даже при самом богатом воображении ввиду наличия на нем клейма Саракташского фаянсового завода. Остальные же чашки и заварочные чайники годами оседали на полках кухонного шкафчика, своевременно заменяя разбитых своих собратьев.
- Шурочка, извини, но что ты подразумеваешь под фамильным сервизом?
- Неважно…
Удивительно, но женская логика Александры Игнатьевны не изменилась даже при переходе во дворянство.
Не успел Сергей Петрович обдумать этот парадокс, как в дверь позвонили. На пороге квартиры возникла фигура явно мужского склада, но почему-то в грязной женской кофте. Неприятным сиплым голосом, не поднимая глаз, впрочем, надежно скрытых нечесаным клочком пшеничных волос, условно обозначающих челку, фигура спросила:
- Шурка дома?
Неожиданно, к стыду своему, Сергей Петрович почувствовал, как в его душе откуда-то возникло и расцветает непривычное для него злорадство. Гаденькое чувство это моментально захлестнуло все существо супруга дворянки Щербатовой. Стараясь не выпускать подозрительную фигуру из виду и одновременно заслоняя собой дверной проем, Сергей Петрович позвал жену:
- Сашенька! Шурочка! По-моему, к тебе гости!
Бодрый перестук каблучков (с момента открытия в себе дворянских корней Александра Игнатьевна решительно и бесповоротно перебралась из домашних тапочек породы «шлепки» в изящные туфельки) возвестил о приближении хозяйки дома, по всей видимости, решившей, что уже прибыл Мишель. Удивительно, но, увидев фигуру, намертво вцепившуюся в косяк двери, Александра Игнатьевна не растерялась, не попыталась тут же ретироваться и даже не устроила своему супругу разнос, а холодно спросила:
- Чем обязана?
Фигура вздрогнула и попыталась сдунуть с глаз челку. Так как по непонятным причинам фигура категорически не желала пользоваться руками, то некоторое время Сергею Петровичу пришлось уворачиваться от брызг слюны, разлетавшихся в радиусе полуметра. Наконец, челка приподнялась и намертво застыла пшеничным козырьком над мутноватыми глазами неопределенного цвета, которые немедленно впились в Александру Игнатьевну.
- Это ты Шурка?
Ответное высокомерное молчание фигура грамотно расшифровала как признание. Видимо, априори не рассчитывая на радушный прием, но, совершенно не комплексуя по этому поводу, фигура радостно просипела:
- Ну, так встречай свою дорогую Нюшку!
При этих словах Сергей Петрович озадаченно взглянул на фигуру, теперь вальяжно привалившуюся к двери, а потому уже фактически проникнувшую в дворянское гнездо Щербатовых.
Тем временем, наливаясь ядом и одновременно пытаясь сообразить, как бы повел себя в подобной ситуации князь Михаил Юрьевич, Александра Игнатьевна лихорадочно искала выход. Тем более что корреспондент явно был уже где-то на подходе. Зато сиплая Нюшка времени даром не теряла и успешно продолжала теснить вглубь квартиры Сергея Петровича, брезгливо отодвигавшегося от грязной кофты. Когда плечо гостьи коснулось двери в ванную комнату, она вдруг деловито произнесла:
- Руки ополосну!
Судя по донесшимся через мгновение звукам, руки Нюша мыла обстоятельно, вдумчиво и долго, с применением всех дезинфицирующих и ароматизирующих помещение средств.
Сергей Петрович шепотом поинтересовался у супруги:
- Это кто?
- Я понятия не имею, - искренне ответила ему нарядная по случаю предстоящей работы с прессой Александра Игнатьевна. И добавила:
- Может, она ошиблась?
Дверь в ванную комнату распахнулась и на пороге возникла загадочная Нюша, которая, похоже, вслед за руками ополоснула и все, что к ним крепилось. По крайней мере, в настоящий момент гостья утопала в роскошном махровом халате Сергея Петровича, а голову ее венчал тюрбан из полотенца, которое появлялось на свет из глубин антресолей лишь по особо торжественным дням. Сегодняшний день по роковому стечению обстоятельств был не просто торжественным, а знаменательным в жизни Александры Игнатьевны. Поэтому, увидев такое святотатство, она, наконец, обрела свою былую решительность и резко бросила в лицо разомлевшей Нюше:
- Я бы Вас попросила в чужом доме вести себя подобающим образом!
Похоже, фигура в халате несколько огорчилась.
- Эх, Шурка-Шурка! А я-то к тебе со всей душой… Не к дядькам-теткам, не к детям-племянникам поехала я, а к тебе… Думала – обрадуешься, обнимешь свою Нюшку, посидим-поплачем…
Терпению Сергея Петровича наступил предел:
- Послушайте! В конце концов, Вы можете, наконец, внятно сказать, кто Вы?
Тюрбан медленно повернулся на голос.
- Слушай, Шурка; а это кто? – просипела начавшая уже осваиваться гостья.
- Я, вообще-то, муж и живу здесь, и не привык, чтобы по моей квартире в моих собственных вещах, взятых, кстати, без спросу, бродили незнакомые личности.
- Я-то знакомая, а ты вот – незнамо кто. Еще не проставился родне, значит, чужой. И вообще, я вон к Шурке пришла, а не к тебе…
Сергей Петрович буквально задохнулся от возмущения:
- Александра! Немедленно прекрати этот балаган!
Обе дамы вздрогнули от неожиданности и насторожились: Александра Игнатьевна оттого, что услышала, как внизу в подъезде хлопнула входная дверь; а Нюша потому, что ожидаемый ею процесс братания, похоже, не заладился, и теперь было не совсем ясно, что ей делать дальше.
Сергей Петрович тоже услышал шаги на лестнице.
- Ну, Александра Игнатьевна, что с этим теперь делать будем? - и он нервно ткнул пальцем в сторону Нюши.
Гостья угрюмо уставилась на хозяина, готовая разразиться новым монологом. Но Александра Игнатьевна мгновенно втянула ее в комнату и жарко зашептала:
- Нюшенька! Мы потом с тобой поговорим обо всем! Ты даже останешься у нас жить, сколько захочешь. Но я тебя очень прошу – сейчас ко мне придет молодой человек, я скажу ему, что ты – моя дальняя родственница…
Брови Нюши взлетели вверх и скрылись под челкой:
- Как дальняя? Шурка, ты что – совсем от родни отбилась? Я – внучка деда Коляна, который был дядькой сестры матери твоего папаньки, царство ему небесное.
Нюша всхлипнула, задумчиво посмотрела на рукав халата, затем утерла им глаза, а заодно и покрасневший нос.
- Короче, Нюшенька, я тебя умоляю – что бы я ни говорила своему гостю, не вмешивайся, я тебе потом все объясню. А пока иди в другую комнату, оденься, посмотри все, что найдешь в шкафу… Только побыстрее.
С этими словами Александра Игнатьевна процокала в коридор, взглянуть, чем занят в настоящий момент супруг. Оказалось, что Сергей Петрович пытается лихорадочно спрятать под ванну облачение Нюши, которое было живописно разбросано повсюду.
В это время в дверь постучали.
Нацепив на лицо радушие и приветливость, супруги открыли дверь. На пороге стоял Сашок с верхнего этажа, и, судя по его тоскливым глазам, именно сегодня Судьба была к нему особенно неблагосклонна.
- Брата не видели? – спросил страдалец, не здороваясь, что еще больше подчеркнуло его озабоченное состояние. Не дождавшись ответа и по привычке горько вздохнув, Сашок отправился было к себе, но тут в коридоре появилась Нюшка в «трениках» хозяина дома и в его же любимой клетчатой рубашке. Судя по всему, родня Александры Игнатьевны с маниакальным упорством решила пользоваться вещами исключительно только Сергея Петровича. Пшеничная челка Нюши на этот раз задорно стояла дыбом, оголяя лоб, на котором красовался косой шрам.
- Ой! У нас гости! А почему не проходим? Почему на пороге стоим? – запричитала с пол-оборота новоявленная родственница, пытаясь дотянуться до Сашка и, по всей видимости, затащить его в дом. Надо отметить, что гость не только не сопротивлялся, но, похоже, очень обрадовался, увидев новое лицо, которому можно было бы обстоятельно и душевно поведать обо всех превратностях своей судьбы и конкретно о сегодняшних ее подлостях.
- Так я это… Я не против…
Похоже, «против» были только хозяева дома, но их присутствие в данный момент игнорировалось. Поэтому Сергей Петрович, кашлянув для привлечения внимания к своей персоне, решительно взял под руку соседа и, сурово взглянув на Нюшу, твердо сказал:
- Так, рандеву закончено. Все по своим местам. Мы ждем гостя.
Внезапно его осенила спасительная мысль:
- А если вам обоим хочется пообщаться, то, Сашок, можешь пригласить даму к себе. Ее зовут Нюша.
Дама, подтянув спадавшие с нее треники, томным, но по-прежнему сиплым голосом внесла уточнение:
- Анна…
В ответ раздалось не менее томное:
- Александр.
- Вот и славненько, - воодушевился возникшей возможностью избавиться от странной Нюшки хотя бы на время Сергей Петрович. – Сашок! Забираешь даму в гости?
Вместо ответа сосед картинно выставил локоть, за который тут же уцепилась Нюша. Парочка стала подниматься по ступенькам наверх.
Опять хлопнула входная дверь. Александра Игнатьевна и Сергей Петрович напряглись – внизу явно слышался степенный басок Семена Марковича.
- Этого еще не хватало, - прошептала Александра Игнатьевна. – Ну, что за день сегодня. Давай, не откроем ему дверь.
- А если придет твой Мишель?
Красные пятна на щеках Александры Игнатьевны выдавали крайнюю степень ее волнения. Сергею Петровичу стало жаль супругу:
- Успокойся, их всех я возьму на себя. А ты будешь в другой комнате общаться с корреспондентом, но помни то, о чем я тебе говорил утром.
В дверь позвонили. На площадке, широко улыбаясь, действительно, стояли Семен Маркович с супругой.
- Мы только на полчасика. Вот тортик вам «Киевский» принесли к чаю.
Сергей Петрович посторонился, жестом приглашая гостей войти. Пока Александра Игнатьевна перешептывалась с женой Семена Марковича, мужчины прошли в комнату.
- Семен! Сейчас к Шуре придет очень важный гость для конфиденциальной беседы. Мы с вами поэтому попьем чай здесь, пока они посекретничают в другой комнате. Вы не против?
Семен Маркович, разумеется, был против. Хищный блеск в его глазах выдал огромнейшее любопытство, вспыхнувшее при слове «конфиденциальность». В это время в комнату вместе с Александрой Игнатьевной вошла его супруга, моментально уловившая по виду мужа, что в доме происходит что-то исключительно интересное. Поэтому она сразу и основательно уселась в кресло, сложив пухлые ручки на коленях. Хозяевам стало ясно, что эта парочка заявленным получасом не обойдется.
В дверь постучали.
- Наконец-то! – с этим восклицанием Александра Игнатьевна заспешила в коридор. На пороге стояла счастливая Анна-Нюша.
- Я сейчас уйду, – обозначила свои намерения родственница. - Но у них там (она показала куда-то наверх) еды в доме нет совсем, а есть хочется. Дай мне что-нибудь.
Из комнаты показался Семен Маркович.
- А это что за прекрасное видение? Почему не знаю?
Прекрасное видение кокетливо подтянуло треники и просипело:
- А я Шуркина родня по отцу. В гости приехала.
- А вот и я! – раздался откуда-то из-за спины Нюшки преувеличенно-радостный голос Мишеля.
- Сейчас, сейчас, - замурлыкала Александра Игнатьевна, вышедшая из кухни с объемным пакетом. Сунув пакет Нюшке в руки, она бесцеремонно отодвинула ее в сторону и буквально втащила корреспондента в коридор, сразу захлопнув за ним дверь. На немой вопрос в глазах Мишеля Александра Игнатьевна небрежно уронила:
- «Помощь неимущим!» – вот главный девиз нашего рода.
Так как Семен Маркович упорно не желал покидать свой наблюдательный пост на пороге комнаты и с нескрываемой жадностью впитывал в себя мельчайшие подробности происходящего, Александре Игнатьевне пришлось всех представить:
- Мишель! Это – старинный приятель Сергея Петровича Семен Маркович. Семен Маркович – это мой гость Михаил, мы вам мешать не будем, а расположимся в другой комнате.
Не желая больше углубляться в реалии текущей минуты, Александра Игнатьевна увела гостя к себе, хотя Семен Маркович всем своим видом демонстрировал готовность потерпеть сегодня любые помехи. Обиженно поглядев на плотно закрывшуюся за Шурочкой дверь, Семен Макович вернулся в комнату. И как ни старался Сергей Петрович завязать с ним какой-нибудь «долгоиграющий» разговор, гость, обычно любивший порассуждать на любые темы, отвечал неохотно, односложно и рассеянно, хотя домой при этом, похоже, вовсе не собирался. Незаметно пролетел час. Сергей Петрович решил заглянуть к супруге.
Судя по всему, работа по созданию сенсационной статьи кипела вовсю. Сама урожденная Щербатова изящно водила пальчиком по нарисованной ею схеме, призванной доказать всем желающим ее связь со знаменитыми князьями. Правда, теперь в ее монологе появился новый оборот - «мы, бастарды», который она произносила, смакуя и наслаждаясь производимым эффектом. Сергея Петровича, чье настроение ухудшалось с каждой минутой, так и подмывало огласить полный перечень синонимов этого термина из Толкового словаря В.И.Даля - от «сумеска» и «выродка» до «межеумка» и «ублюдка». Но он не был уверен, что Александра Игнатьевна в данном конкретном случае по достоинству оценит просвещенность мужа.
Мишеля же это слово просто завораживало. И, уже не задавая уточняющих вопросов, скромный представитель плебса старательно записывал все, что надиктовывала ему высокородная собеседница. Сергей Петрович понял, что настала пора действовать, пока статья не увидела свет.
- Прошу прощения, Шурочка! Может, ты прервешься и отложишь работу на завтра?
Сергей Петрович продолжал тешить себя надеждой убедить супругу не доводить дело до публикации воспоминаний. Или, по крайней мере, повременить с этим. Однако никто не успел ему ответить, так как в дверь настойчиво постучали. Все замерли: Александра Игнатьевна - вновь покрывшись пятнами; Семен Маркович - моментально оказавшись на своем наблюдательном посту на пороге комнаты; корреспондент – досадуя на помехи в его работе; Сергей Петрович – с уже не скрываемым раздражением на всех и на вся.
Через секунду стук прекратился и нападению подвергся звонок.
- Откройте же кто-нибудь дверь, - почти жалобно попросила Александра Игнатьевна.
Сергей Петрович, почти смирившись с ролью домашнего швейцара, выполнил ее просьбу. На пороге, слегка покачиваясь, стоял Сашок. Лицо его излучало добро, которое ему не терпелось нести людям. Чем, собственно, он и начал заниматься, даже не пытаясь войти.
- Петрович! Шура! Пойдем к нам! Что вы тут все кисните? У нас весело.
Как бы в подтверждение его слов где-то наверху раздались знакомые слова об упоительных в России вечерах, исполняемых Степанычем. По всей видимости, старший брат Сашка отыскался непосредственно на территории собственной квартиры. Не совсем в такт, но, не уступая ни буквы, текст романса старательно сипела и Нюша. Сашок счастливо улыбался.
- Пойдемте, люди! – голосом опытного проповедника стал завлекать всех в свои хоромы настырный от выпитого Сашок. – Посидим-попоем-поплачем…
Плакать, судя по выражению лица, хотелось в эту минуту только Александре Игнатьевне. Семен Маркович с нескрываемым любопытством наблюдал за происходящим, Сергей Петрович старался справиться с очередным приступом раздражения, а корреспондент Михаил пытался увязать новое действующее лицо со схемой, нарисованной урожденной Щербатовой. Похоже, это ему пока никак не удавалось.
Если кто-то из хозяев дома и намеревался сделать вид, что никто из них Сашка не знает и этот подвыпивший мужик просто перепутал квартиры, то визитер решительно пресек все эти возможные поползновения:
- Шурка! Нечего ломаться! К тебе родственница приехала, а ты тут сидишь! Бери Серегу и идите к нам. И ты, Маркыч, тоже. А нет - тогда мы сами к вам придем, мы – люди не гордые.
Выдвинув этот ультиматум, Сашок увидел, наконец, незнакомца, выглядывавшего из-за спины Александры Игнатьевны.
- А ты кто? – недружелюбно спросил новоявленный друг Нюшки. Не любивший людей в принципе, он, будучи «пасынком Судьбы», всех остальных считал ее баловнями.
- Я – корреспондент, - гордо ответил наивный юноша, полагая, что это произведет должное впечатление. Но впечатлился и даже несколько оживился лишь Семен Маркович, который уже два часа пытался догадаться, что за таинственный гость секретничает с уважаемой Александрой Игнатьевной. Моментально оказавшись рядом с представителем прессы, он вкрадчивым голосом поинтересовался:
- А что привело сюда молодого мастера пера?
Мастер пера стыдливо зарделся и четко доложил:
- Я готовлю цикл статей о потомках известных дворянских родов. И вот Александра Игнатьевна любезно согласилась приоткрыть завесу над тайной, которую она хранила всю свою жизнь.
- Неужели? А нам казалось, что мы знаем ее – простите за вульгаризм – как облупленную. И что же поведала Вам наша драгоценная Александра Игнатьевна?
Почувствовав некоторый сарказм в голосе Семена Марковича, Мишель растерянно обернулся к Александре Игнатьевне. Но эту женщину всегда было трудно выбить из седла, а уж дворянские корни придали ей прямо-таки сверхъестественную устойчивость.
- Мишель, дорогой. Вы сами понимаете, что информация, которую я Вам поведала, когда-то должна была храниться в строжайшей тайне даже от самых близких людей (мастер пера закивал головой, демонстрируя свою понятливость и профессиональную осведомленность в дворцовых интригах). Да и потом, согласитесь, кого интересует все это теперь, в наше грубое невежественное время?
Александра Игнатьевна горестно вздохнула, как королева, узнавшая о черной неблагодарности своих подданных. Мишель сочувственно взял урожденную Щербатову под локоток, словно говоря ей о том, что его-то уж эта информация интересует однозначно. Повисла пауза, в течение которой Сергей Петрович понял, что ситуация окончательно вышла из-под контроля и развивается теперь по законам трагикомедии.
Семен Маркович, по всей видимости, задавшись целью окончательно испортить жизнь обитателям этого дома, униматься не хотел:
- И какая же тайна тяжким грузом все эти годы лежала у тебя на сердце, Шурочка? Ты предала Родину? Подделала цифры в заводских документах? Или убила кого-нибудь?
- Вот видите, Мишель, люди скорее поверят во что угодно, нежели в то, что всю жизнь жили рядом с человеком, чьи предки когда-то имели свой собственный герб и фамильный девиз.
Как и следовало ожидать, эта реплика лишила Семена Марковича дара речи. «Когда только она научилась так складно говорить?» - запоздало подумал Сергей Петрович, страшась теперь даже представить дальнейшее развитие событий. А оно не заставило себя ждать.
Вероятно, случайно обнаружив отсутствие Сашка, Степаныч и Нюша заспешили к соседям, как раз попав на общий сбор в коридоре. Именно в этот момент Семен Маркович невероятным усилием воли пытался вновь обрести почву под ногами.
- Привет вам снова! – Нюша бесцеремонно добавила себя к общей композиции, в результате чего пространство коридора потеряло свои последние свободные полметра. Надо было срочно куда-то всех перемещать, тем более что и Сашок со Степанычем явно хотели тоже очутиться непременно в этой квартире. Причем, Сашка из всех присутствующих интересовал исключительно только корреспондент, Степанычу было все равно, с кем петь романсы, а Нюше не терпелось пообщаться, наконец, с родственницей.
Семен Маркович сразу воспрянул духом и злорадно произнес:
- А вот и свита нашей высокородной Александры Игнатьевны…
Может, конечно, Нюша и не блистала интеллектом и аристократизмом манер, но она обладала удивительным чутьем на все превратности Судьбы в целом и жизненных ситуаций, в частности. Более того, ее прямо-таки переполняла безоглядная и отважная преданность родственным узам. Поэтому, даже не вникая в события, разворачивающиеся у нее перед глазами, она сразу почувствовала в Семене Марковиче личного врага, замахнувшегося на благополучие родственницы. Решительно подтянув треники, Анна-Нюша недоброжелательно посмотрела на выявленного недруга и просипела:
- А сам-то ты кто?
Все уставились на Семена Марковича, в том числе, и Сашок со Степанычем, которые, разумеется, за двадцать лет общения с ним прекрасно знали, кто он такой. Но, тем не менее, сейчас они рассматривали его с не меньшим интересом, чем их новая подруга и новый друг Александры Игнатьевны. Похоже, всех всерьез взволновала личность Семена Марковича.
- Однако! – возмущенно воскликнул тот. – Я прихожу, как обычно, в гости к своим друзьям и сталкиваюсь здесь с какими-то «тайнами Мадридского двора» ! Меня фактически изгоняют из общества в другую комнату, родственницу, приехавшую не известно, из каких далей… А, кстати, из каких краев Вы, Нюша, приехали?
- Из Вольска я приехала, - неохотно буркнула Нюшка.
- О! Саратовская губерния! – обозначил свою осведомленность молчавший до сих пор Сергей Петрович.
- Там цементный завод имеется и турбаза «Эдельвейс», - оживился Сашок.
Корреспондент встрепенулся и решил не отставать в этом стихийном конкурсе знатоков.
- Там женская исправительная колония есть, - радостно поделился своей информацией мастер пера.
Словно что-то пронеслось в воздухе, оставив на лицах присутствующих выражение настороженного любопытства, с которым в сторону Нюши устремилось семь пар глаз. Пауза затягивалась…
Наконец, решивший взять инициативу на себя Семен Маркович озвучил общий вопрос:
- А документы у Вас имеются?
Трагикомедия начала превращаться в детективную историю. Только теперь Сергей Петрович неожиданно сообразил, что ни он, ни Александра Игнатьевна не проявили элементарной бдительности, спокойно впустив в дом незнакомую особу, которая изначально должна была внушить подозрение одним лишь своим внешним видом, начиная от грязной кофты и заканчивая синюшным шрамом на лбу. Досада на собственное легкомыслие придала Сергею Петровичу решительности, и он переместился в коридоре, отрезая Нюше все пути к отступлению.
- Шурка! Вы что тут – совсем разум потеряли? Если наша тетка и племянник Нинкин на нарах чалились, а Вован на учете в полиции стоит, так что – родня уже не родня? – шрам на лбу Нюши налился кровью, а сама она едва успела подхватить треники.
Было бессмысленно уже уточнять, кто такой Вован и Нинка. Стало совершенно очевидно, что замысловатая схема, начерченная фантазией Александры Игнатьевны, рушится прямо на глазах. В такой плотной паутине родственных связей непутевой и многочисленной родни Шуры даже теоретически было невозможно отыскать лазейку, через которую в эту толпу могла просочиться хотя бы капля благородной крови.
Видимо, понял это и явно огорченный Мишель, начавший складывать исписанные листочки в свою папку. Он потихоньку ретировался, оставив всю компанию коротать остаток дня, а заодно и уточнять месторасположение Нюши на ветвистом генеалогическом древе урожденных Щербатовых. Но не князей…
Продолжение: http://www.proza.ru/2011/01/11/662
Иллюстрация взята с сайта:
http://www.ia-centr.ru/expert/9259/