В качестве журналиста от очень влиятельного, но никому не известного издания я попал в этот город.
Встретили меня со вниманием и пиететом, но довольно быстро разобрались в чем-то и так же, уважительно определили меня в психушку.
Палата была маленькая, всего на две койки. Одну уже занимала маленькая, черненькая, и нечесано - лохматенькая девушка с рыжими глазами. Моему появлению она очень обрадовалась, светилась лицом и особенно глазами.
Большую часть времени моя соседка была с головой под одеялом…. А одеяло такое страшненькое, типа тюремного… про такие говорят, что «под ним уже умерло человек триста». А когда она из-под одеяла выглядывала – мы, молча общались.
Она знала кто я, а я знал кто она. Мы оба были с СЕНОКОСА.
Днем мы общались редко. А когда наступала ночь, мы легко, в форточку, между прутьев решетки ускользали на сенокос.
Там был другой мир. Наш мир. И все там было не так как в том дурацком городе. На покосе не было солнца, и не было неба. Да оно там и не нужно было. Там было свободно и здорово от того, что этот Мир живой и реальный, а не придуманный.
Это были длинные аллеи-корридоры из живых жердей. Между жердями везде было свежее сено. И пахло оно не лежалым и прелым, а густо и глубоко, одуряющим запахом, который бывает после 3-4 дневной просушки. Сено тоже было живым. Рядом, текла живая речка. Странная речка! Она текла всегда рядом с нами, куда бы мы ни шли. Из нее почему-то все время вылезали раки и шлепались обратно в воду. Параллельно и рядом было еще много таких же аллей-корридоров, там были другие покосники, но мы не могли с ними встретиться, ибо они были всегда в других коридорах.
Это был наш покос, и с сумерками, мы всегда улетали туда.
А через некоторое время мою соседку забрали из палаты, объяснив, что она будет умирать.
Я был важный, и мне многое позволяли. Я нашел мальчишку, с которым моя соседка дружила в ранней юности и привел его к ней. Такой же черный и лохматый. Он стоял у ее постели, ко мне спиной и молчал. Я видел только его спину и голову. Спина и голова были смятенно-удивленно – мертвыми. А моя соседка, лежа на спине, лицом к нему и ко мне заливалась смехом и трындела звонким голосом :
- Ой, ты такой же хлупый как и был!!! Савсем в идиота превратилсе!!! Ой не могу!!! Иди штаны стирай, а то смешно сильно выглядиш…
Мальчишка исчез. И тогда она посмотрела на меня. В этих глазах было все. История чувств и народов. Времена года и Сенокос. Миры без неба и миры с небом . Там были люди непризраки и вообще все, что было, есть и будет в мирах и пространствах… А потом, ее глаза стали Пространством.
Я понял, что она умерла.
Вышел на улицу. Это был Мир с солнцем и небом. Конец мая. Начало дня. В небе ни облачка, а после ночного дождя все сверкало и искрилось росой. Роса была везде. На зарослях жасмина, сирени и еще чего-то, на свежей молодой траве, на асфальте. Смотреть было больно, тихо и сладко. Стоял и смотрел.
- Так ведь это ее глаза!!! – как-то вдруг дошло до меня!
- Хи-хи! – хихикнуло в ответ Пространство – Придурок! Покосники не умирают!!!