Конкурсное произведение 1

Конкурсы
Небесная

"Первая встреча"
(6 130 знаков с пробелами)

Отец вертелся вокруг меня и заметно нервничал. Видно было… что ему очень хочется что-то сказать, но он не решается, боясь опять натолкнуться на стену непонимания и холодности с моей стороны, которая в наших отношениях стала уже привычной. Мне сделалось жалко его.
- Хватит пританцовывать, как будто тебе пятки пламя жжет, - я поерзала на сиденье инвалидного кресла, принимая более удобную позу, - выкладывай, что у тебя там.
Поняв, что я готова его выслушать, родитель, испугавшись, как бы дочь не передумала, быстро пробормотал:
- Поедем на новогодний маскарад?
Благодушное настроение с меня как рукой сняло. Зашевелилась, просыпаясь, злость, противно щекоча где-то под сердцем.
- Ты, наверное, пошутил, да? - проскрипела я зубами.
- Почему? - удивился отец. - Я вполне серьезен. Ты же так любила эти маскарады раньше.
Отчаяние бросилось мне в голову.
- Это было раньше, папа! - раздраженно выкрикнула я. - Раньше, когда весь мир был у моих ног, а не я стояла на коленях миром! Когда мое пространство не ограничивалось вот этим! - я так сильно ударила по колесам кресла коляски, что от боли на глаза выступили жгучие слезы.
О боги, сколько он еще будет заставлять меня вспоминать это?
Я появилась на свет с каким-то врожденным пороком, породившим малоизвестную болезнь. Врач сказал, что с каждым годом она будет только прогрессировать, и поэтому лучше от меня отказаться. На что отец отрезал:
- Чтобы я отказался от собственной дочери?! Вы, наверное, не понимаете, о чем говорите!
Взял меня на руки и заворковал:
- Мы вылечим нашу девочку. Обязательно вылечим! Правда, дорогая?
Мать едва слышно ответила:
- Вот сам ее и лечи, раз такой умный.
Тогда папа не придал ее словам особого значения, будучи уверен, что это шутка. Но она говорила это на полном серьезе. И, когда мне исполнилось три года, уехала от нас в столицу, заявив супругу:
- Ты мне надоел. И твоя дочь тоже.
Так Ариса Киояма, школьный преподаватель словесности и каллиграфии из маленького японского городка Якурэ, остался в полном одиночестве с маленьким больным ребенком на руках. Он разрывался на четырех, а то и пяти работах, кроме официальной должности, но первое время денег все равно хватало лишь мне на еду. Он голодал, врал мне, что не хочет есть, а коллегам - что сел на диету.
О, если б меня спросили, кого я ненавижу больше всего, я бы назвала мамино имя, хотя, положа руку на сердце, не помню даже, на какой иероглиф оно начинается.
Тот врач оказался прав. Болезнь, действительно, прогрессировала, и в десять лет я вынуждена была сесть в инвалидную коляску: отказали ноги. С тех пор я вот уже шестьдесят месяцев неотлучно нахожусь дома, изучая школьную программу через Интернет, чтобы не показываться никому на глаза. И каждый год Ариса спрашивает про пресловутый новогодний маскарад. И каждый год я отвечаю:
- Нет.
Но в этот раз все будет не так. Я чувствую это. Я знаю, что сейчас я просто обязана хоть как-то отблагодарить Арису за все те жертвы, на которые он из-за меня пошел. И лениво, как бы, между прочим, роняю:
- Мне понадобится маска.
Ариса ликует, как ребенок, заливисто смеясь, бросается меня обнимать.
Что ж, пусть хоть кто-то в этот новогодний вечер будет по-настоящему счастлив.
***
Зал, где проводится бал-маскарад, полон золотистых огней от свечей и всякой блестящей мишуры. По начищенному стеклянному полу скользят в медленном танце девушки и юноши в нарядах фей, эльфов, вампиров и ниндзя.
Я сижу у стены в своей коляске в костюме и маске белой кошки и кляну себя за то, что воспылала благодарностью к отцу.
Вот идиотка! Здесь же умереть можно от скуки и зависти. Да и музыка на сегодняшнем балу - не музыка, а какие-то "розовые слюни".
Я изо всех сил стараюсь подавить зевоту. Мне холодно и безудержно хочется домой.
Неожиданно ко мне подходит парень с широкими белоснежными крыльями за спиной. Сквозь прорези для глаз в маске волка блестел взгляд цвета расплавленного золота. Крылатый волк. Хм, странное одеяние.
- Сора-сан? - к моему удивлению, осведомился он бархатно-мелодичным голосом, положив ладони на подлокотники моего кресла и глядя на меня так доверительно и нежно, будто мы знали друг друга миллион лет.
И я задала один из тех вопросов, какой имеют обыкновение задавать наивные и недалекие умом принцессы из слащавых европейских сказок:
- Откуда вы знаете мое имя? Разве мы знакомы?
Удивительный крылатый субъект засмеялся так, что маска у него на лице запрыгала, и изрек невероятное:
- Конечно, мы знакомы, Сора-сан. Я знаю вас с детства.
Изумленно приоткрыв рот, я оценивающе смерила юношу глазами. Он был вряд ли старше меня (если только на год), и я его никогда прежде не видела ни разу в жизни. Как же он мог знать меня с детства?
"Издевается", - решила я, а тот, как ни в чем не бывало, продолжал:
- Я знаю, что вы мечтаете стать художницей, потому что хорошо рисуете. Я знаю, что ваш любимый цвет - синий. Я знаю, что вы способны съесть целый лимон без сахара и не поморщиться. Я знаю, что ,заметив в небе падающую звезду, вы всегда загадываете желание, чтоб ваша мать пожалела о содеянном.
Я открыла было рот, дабы поинтересоваться, каким образом ему все это сделалось известно, однако он не дал мне заговорить вопросом:
- Не танцуете?
Я пришла к окончательному выводу об издевательстве и насмешке и взорвалась:
- Сами не видите?!
- Вижу, - кивнул он и заявил: - Я приглашаю.
- А не пошли бы вы...?! - рявкнула я вне себя от гнева.
Прилипчивый юноша покачал головой:
- Сора-сан, я уже достиг цели, к которой шел всю жизнь. Это вы, и отныне я буду находиться подле вас, как верный пес, ибо в этом мое Предназначение. Можете считать меня сумасшедшим, но это так.
Сказав это, юноша вытащил меня из кресла-коляски и закружил по залу. Белая кошка сначала билась в руках волка-ангела, потом успокоилась, так как волк-ангел был очень трепетен и нежен, и от него исходило такое живое, трогающее за душу тепло, что кошке хотелось плакать.
Вечером, в конце праздника, я прошептала, прижимаясь к нему:
- Как тебя зовут?
- Алексиэль, - прошептал он вовсе не японское имя, срывая маску и разметав по плечам густые светлые волосы.
А крылья - широкие белоснежные крылья, вопреки моим мыслям, не были деталью карнавального костюма, являясь частью его тела. Он был настоящим ангелом. Чудом, несущим свет.