Я лежу в своей старой детской кроватке. Высокая деревянная решетка не дает мне выпасть в во сне. В скупом свете фонаря под окном еле угадываются очертания комнаты. В дальнем углу, будто затянутый черной паутиной стоит телевизор. Узор обоев сливается с темнотой. Я лежу на спине. Полоса света неподвижно застыла на потолке. В желтом свете видны разводы от кисти, оставшиеся от побелки. Полоса света прямо надо мной. Я внимательно вожу глазами по знакомым до боли тропкам потолка. Вон там, возле стены я пару месяцев назад убил комара. Отметина от тапка и ровно посередине — кровавое пятно. Вдруг по желтой полосе света начинает ползти медленная рябь, будто марево от солнца в жаркий день. Ровные линии потолка смазываются и известковая гладь начинает медленно надуваться пузырем. В натянутой пленке начинают угадываться очертания двух рук. Я даже замечаю, что безымянные пальцы на них длиннее указательных. С чуть слышным треском пленка потолка лопается и, две длинных руки в полосатой больничной пижаме тянутся ко мне. Я не то чтобы боюсь — просто жду,когда в рваной трещине покажутся плечи, а вслед за ними и лицо. Я даже знаю какое оно будет. Серое, с зачесанными назад бесцветными волосами. Но видны только руки — бесконечные, с узловатыми пальцами. Они нежно берут меня за плечи и тянут в темноту зияющей дыры. Я ничего не вижу. Только чувствую промозглый сквозняк чердака и слышу возмущенное урчание потревоженные голубей.
Я опять лежу на спине. Слева и справа от меня белые многоэтажки, похожие на гнилые зубы. Голая спина чувствует холодные доски, усыпанные шляпками гвоздей. Справа от меня высокий борт лодки. Течение аккуратно покачивает лодку, успокаивая и убаюкивая. Река течет там, где обычно бывает дорога между двумя домами. И тут я чувствую взгляд. Холодный и безразличный. Я знаю,что он не опасен. Но он жжет щеку и ждет когда я обернусь. Я смотрю вверх. Там рваные края многоэтажек сходятся в паззл, оставляя между собой неровный кусок низкого набухшего неба. Доски ладьи давят затылок. Пытаюсь устроиться поудобнее, немного поворачиваю голову. Совсем чуть-чуть, но ему этого хватает. Тут я вижу его. Он серый. Пигментые пятна черными точками выделяются на высоком лбу с огромной залысиной будто созвездия в планетарии. Он похож на мертвого. Выдают только глаза. Точнее не глаза, а два провала наполненных той же грязной мокрой ватой, что и небо наверху. Я смотрю в них и жду. Так проходит время. Сколько — не знаю. Может час,а может сутки. Тут, где-то на периферии зрения появляется крошечный клочок голубого неба. Затхлый воздух серой ночи начинает разгонять утренний ветерок. Восковое лицо моего спутника оживает. Сперва впадины глах начинает заволакивать белесая дымка похожая на бельмо. Уголки засохшего рта несколько раз подергиваются и губы ничинают растягиватся в улыбке,похожей на ржавое лезвие. Тут первый луч солнца пробегает по моим закрытым векам. Я просыпаюсь....
P.S. Этот сон снился мне несколько месяцев, когда мне было года четыре. Вчера он приснился мне опять.