В первом семестре 3 курса у меня продолжались, уже достаточно редкие и вялотекущие, отношения с девушкой Любой, которые вскоре почти совсем прекратились.
Где-то в начале октября, в среду я пошел в вечернее увольнение. Увольнялся, я был обязан вместе с курсантами 21 роты, а командир роты капитан 3 ранга Евдокимов решил в этот раз лично проследить организацию процесса. Поэтому, вышел я из «под шпиля», почти в двадцать часов. Решив, что домой ехать поздно, отправился в Дом культуры работников связи, так как знал, что там будет вечер танцев.
Видимо по причине буднего дня, народа было не много и сразу, как только я вошел в зал, я увидел её. Натуральная блондинка с высокой прической, оставляющей открытой грациозную шею, в обтягивающем фигуру алом платье, сидела в кресле, стоящем у стены зала. Грустное лицо ее с правильными чертами, ярким ртом и распахнутыми ресницами невольно притягивало взор. «Я сам себя не прощу, если не познакомлюсь с ней сегодня», - мелькнуло у меня в голове. Зазвучала мелодия из кинофильма «Человек амфибия» и какой-то шустрый парень, опережая меня метров на десять, подошел к ней и наклонил голову, приглашая на танец. Но девушка, подняв глаза на подошедшего кавалера, с грустной улыбкой покачала головой. Он, с кислым видом, отошел и направился в другую сторону зала, с явным намерением пригласить другую. Соображая на ходу, как поступить, я решил не рисковать и, переждав танец, попытаться к следующему началу оказаться первым. Для этого пришлось, не доходя до девушки, изменить направление движения и остановиться в двух метрах, повернувшись лицом к танцующим. Боковым зрением я увидел, что девушка заметила мой маневр и, чуть заметно, улыбнулась. «Похоже, прогадал, надо было брать сразу, к тому же, девушка пользуется успехом», - подумал я, когда увидел, что еще один кавалер направился к ней. «Извините, я устала и хочу отдохнуть»,- расслышал я грудной голос девушки, в ответ на очередное приглашение. И этот парень, получив отказ, пошел искать лучшей доли. Когда её соседку по креслам пригласил знакомый второкурсник, я решил, что пора действовать. Поэтому повернулся, и, подойдя к девушке, спросил самым добродушным тоном : «Я видел, что Вы ответили на приглашения отказом, но не позволите ли сесть рядом с вами, чтобы первым пригласить Вас на следующий танец»? Девушка улыбнулась безупречной белозубой улыбкой и, кивнув на свободное кресло, сказала просто: «Садитесь»! И тут же добавила: «А я уж подумала, что Вы уж совсем робкий»! «Почему Вы так решли»? – сказал я, всё понимая, но от внутреннего волнения не найдя что сказать. Ответ был вполне предсказуем, и выложила она его просто и понятно.
«Мне не хотелось получать от Вас отказ даже по формальному принципу, не соглашаться на приглашение незнакомца, если только что другому отказали»,- начал я оправдывать свою нерешительность.
«Я видела, что Вы направились в мою сторону, и готова была согласиться»,- сказала девушка дружелюбно.
Во время этого легкого разговора я вглядывался в её лицо и решил про себя, что она настоящая красавица. Густые, убранные в затейливую прическу, светлые, явно натуральные волосы, чистая, нежно розовое лицо, ласковые аквамариновые глаза, опушенные густыми и длинными ресницами, чуть вздернутый славянский нос, чувственные губы, высокая грудь, все эти женские прелести заставляли всё сильнее биться моё сердце. Судя по тщательно наложенному макияжу, девушка была явно не десятиклассница, но её яркая помада губ и черные, крашеные ресницы удивительно хорошо сочетались с её прической. Как потом оказалось, она была двумя годами меня старше, но выглядела она года на двадцать два. «Если Вы не против, то давай познакомимся, я – Юрий Бахарев, курсант училища Дзержинского, с удовольствием буду откликаться на имя Юра», - сказал я, рассчитывая предложить девушке быть её кавалером на сегодняшний вечер. «Я - Татьяна Константинова, , а если Вы не против, то не только готова откликаться на имя Таня, но и предлагаю перейти на ты»,- ответила девушка в тон мне.
«Отлично! А Танечка и Танюша можно?», - спросил я, как бы в шутку. «Такое обращение будет только приветствоваться»,- с улыбкой ответила Таня. В этот момент оркестр заиграл «Албанское танго». « Под эту мелодию я первый раз пригласил Любу два года назад»,- подумал я про себя, а вслух сказал: «Ну, тогда я предлагаю тебе себя в кавалеры на этот вечер». И встал, приглашая девушку на танец. Пропуская девушку вперед, я оглядел её со спины. Всё оказалось не хуже чем спереди, тонкая талия, развитый таз, длинные, стройные ноги. В туфлях на высоких каблуках, она оказалась чуть ниже меня, и когда я обнял её, начиная танец, а она, подняв лицо, ласково посмотрела на меня голубыми, как у моей мамы, глазами, я подумал, что с ней отношения у нас будут долгими и теплыми.
Мы с ней весь вечер протанцевали вдвоём, я не отходил от неё ни на шаг, и она не пыталась от меня отвязаться. С первым звуком нового танца она брала меня за руку, показывая потенциальным кавалерам, что она со мной и не хочет других приглашений. В промежутках между танцами, когда оркестр замолкал, мы дружелюбно болтали, рассказывая друг другу элементы своей жизни.
Таня живет вместе с мамой, старшей сестрой и младшим братом на Васильевском острове. Отец погиб во время войны. Окончила школу, и сейчас работает на заводе Козицкого на сборке телевизоров. Я, рассказав коротко о себе, добавил, что с первого курса встречался с девушкой, но отношения зашли в тупик, поэтому нахожусь сейчас в свободном поиске. В свою очередь, Таня сказала, что весь прошлый год она встречалась с курсантом кораблестроительного факультета Дзержинки с фамилией Серафимович. В начале сентября они расстались, как она выразилась: «по принципиальным соображениям». Я не стал расспрашивать подробности, но заметил, что видел в училище этого старшину 1 статьи, хотя лично с ним не общался. « Хотя он сейчас только на втором курсе, но пришел в училище послужившим, видимо, поэтому хотел больше, чем я ему могла дать», - добавила девушка.
« Да, значит это тот, про которого я подумал. Он из старослужащих и учится на втором курсе корфака», - ответил я. Забегая вперёд, скажу через двадцать лет, служа в училище, услышал, что офицера с такой фамилией назначили начальником одной из кафедр кораблестроительного факультета, и однажды, по случаю, завел с ним разговор. Но он оказался на пару лет моложе по выпуску, того моего соперника. От него я узнал, что тот Серафимович, несколько лет назад, умер.
С того вечера и до апреля 1966 года мы с Таней стали плотно встречаться, как пел Высоцкий: «Не опасаясь пагубных последствий». Почти все мои увольнения проводили вместе. Когда мама была на работе, увольнения проходили у меня дома, но ходили и на танцевальные вечера в училище, выезжали на лыжные прогулки в Зеленогорск, встречали в разных компаниях праздники, посещали театры и кино. Все мои знакомые считали её моей официальной девушкой, а она со своим легким и дружелюбным характером со всеми находила общий язык.
Надо сказать, что за всё время учебы в Дзержинке мы с тем Серафимовичем лично так никогда и не поговорили, хотя при встречах заинтересованно переглядывались.
В то время в нашем кругу ходили такие анекдотические определения театральных жанров:
Комедия – есть где, есть с кем, но некогда. Водевиль – есть где, есть когда, но не с кем. Драма – есть с кем, есть когда, но не где. Трагедия – всё есть, но не чем. Так вот в конце первого семестра третьего курса
наши отношения с Таней плавно переходили из комедии в драму. В конце осени объявили карантин, а когда карантин кончился, я узнал, что мама ушла в отпуск на декабрь. Поэтому, когда перед Новым годом моя подружка сказала, что с 19 и до 23 часов 31 числа мы можем устроить проводы старого года у неё дома, я возликовал. Её двоюродная сестра служила актрисой в театре Ленинского Комсомола и на новогоднее представление прислала билеты ей два билета. Таня же уговорила пойти на представление мать с сестрой, а так как её брат собрался уйти встречать Новый год к приятелям, то мы могли рассчитывать несколько часов побыть вдвоем.
Всё бы было прекрасно, но за день до Нового Года мой новый командир роты приказал заменить в новогоднем наряде старшину 211 класса Постоева на меня. Мотивировалось решение тем, что на праздники дежурным по роте не должен стоять, еще не имеющий опыта, первокурсник. Это распоряжение рушило все мои планы, и я, измученный долгим воздержанием, уговорил Постоева выйти на развод вместо меня. Я обещал, что к утру первого числа его заменю, и когда прибудет командир роты с проверкой, встречать его буду я. Так как дежурным по роте разрешалось выходить в клуб на новогодний вечер, то Постоев, практически ничего не терял, так как всё равно собирался на Новый Год пойти в клуб.
Я же рассчитывал, после 23 часов пойти с Таней к нам в клуб на Новогодний вечер, а по окончанию его, сменить Постоева.
Но планы мои с треском провалились. Точнее, первая часть, ради которой афёра затевалась, прошла, как нельзя лучше, но когда за пол часа до Нового Года мы пришли в клуб, смутная тревога заставила меня пойти в расположение роты и узнать, как проходит мой план. Всё оказалось хуже некуда. Дежурный по факультету к 3 ранга Туганов обнаружил незаконную замену, и сразу понял, что дело не чистое. После развода он потребовал от Постоева показать ему книгу увольняемых, и убедился, что я на увольнение не записан. Постоев сказал, что я, в училище и собирался пойти на Новогодний вечер. Туганов потребовал от него немедленно меня найти и доставить к нему «живым или мертвым». А пока меня не найдет, докладывать ему через каждый час результаты поисков. Постоев поймал меня на лестнице в спальное помещение, когда он очередной раз шел докладывать Туганову, что я пока не найден. Я попросил его подождать, пока сбегаю в клуб и извещу свою девушку, что у меня неприятности по службе и мой праздник на этом закончен. Через десять минут, мы вошли в помещение дежурного по факультету. Но Мурата Сафербековича там не было, сидел только его помощник, курсант пятого курса Гриша Корж.
Он мне сказал, что Туганов пошел отдыхать до трех часов и велел, если я найдусь, дожидаться его в комнате дежурного. И, непременно, написать объяснительную записку со всеми подробностями, почему я не вышел на развод, указав поминутно, где я был, начиная с 17 часов. В этот миг забили куранты в Гришином транзисторе, и мы, с разной степенью бодрости, поздравили друг друга с Новым Годом.
С Гришей, окончившим училище с золотой медалью, мы потом встретились в Гремихе, куда я был направлен к месту формирования 46 экипажа, и где, дожидаясь прибытия остальных офицеров, почти 2 месяца был прикомандирован к подводной лодке, на которой он служил.
А в ту Новогоднюю ночь, пока Гриша читал какой-то толстый литературный журнал, периодически отрываясь на прием докладов от дежурных по ротам о прибытии из увольнения, я занялся написанием объяснительной записки.
Моё творение выглядел так:
Дежурному по второму факультету капитану 3 ранга Туганову
От старшины 2 статьи Бахарева.
Объяснительная записка
Согласно графику нарядов, утвержденных командиром 21 роты капитаном 3 ранга Евдокимовым, 31 декабря 1963 года дежурным по 21 роте должен был заступать старшина 211 класса старшина 2 статьи Постоев, а 1 января 1964 года я, старшина 2 статьи Бахарев. Мой непосредственный начальник, заместитель командира первого взвода старшина первой статьи Сенченко, довел до моего сведения, что командир роты принял решение, что 31 января дежурным по роте должен заступить я. Так как старшина 2 статьи Постоев, как курсант первого курса, еще не имеет достаточно опыта, чтобы нести службу на Новый Год в связи с множеством особенностей организации распорядка дня в эти сутки. Я ответил ему, что если не учиться нести службу в особых условиях, то не возможно и научиться и попросил заместителя командира взвода взять Постоева дублёром дежурного по роте, ибо, как он мне сказал, не собирается идти в увольнение в новогодний вечер. Сенченко мне ответил, что он не возражает против этого. Перед выходом на развод я принял решение организовать стажировку моего дублёра как можно ближе к реальному дежурству. Поэтому сказал Постоеву, что дежурным по роте 31 января заступает он, а я буду курировать выполнение служебных обязанностей, не отлучаясь из Училища. Проведя инструктаж суточного наряда роты идущего на развод, я сказал Постоеву, что в случае необходимости, меня можно будет найти или в классе или в клубе. Из окна 3 этажа я наблюдал за ходом развода, и когда убедился, что развод окончен, пошел в хозяйственную комнату, где до 18 часов гладил брюки и подшивал подворотничок к галстуку шинели. Как мне сказал впоследствии старшина 2 статьи Постоев, он в это время, по Вашему приказанию, меня разыскивал в классе и клубе. По случайному стечению обстоятельств, когда я выходил из хозяйственной комнаты, направляясь в класс, дневальный по роте курсант Надуваев, наводил порядок в санузле спального корпуса и не смог мне сказать, что Вы меня ищите. Когда очередной раз в 19.05 Постоев пришел в класс, разыскивая меня, то класс был закрыт, так как я, на несколько минут, отлучился в туалет и закрыл класс на ключ. Не найдя меня в классе он пошел клуб, где в это время уже начался Новогодний вечер. Меня, естественно, там не было, так как до 20 часов я занимался в классе. В 20 часов спустился по винтовой лестнице в коридор второго этажа. Там курсанты, организаторы вечера, открыли дверь, ведущую из коридора за сцену актового зала, для проноса реквизита. Я прошел с ними в клуб. Именно поэтому разминулся с Постоевым, когда он в очередной раз из клуба пришел в класс и класс оказался закрытым. С 20. 30 до 23 я был в клубе, но не стоял на одном месте, а перемещался, в том числе на хоры третьего этажа и в буфет, работающий на первом этаже клуба. Видимо поэтому Постоеву не удалось меня найти.
В районе 23 часов я пошел в спальный корпус, проверить несение службы нарядом роты и дневальный курсант Балихин сказал, что дежурный по 21 роте пошел искать меня в клуб. Я тут же отправился в клуб, где встретил Постоева, и он рассказал мне, что Вы в гневе. Я направился в расположение факультета и к 23.50 был в рубке дежурного, где получил распоряжение от помощника дежурного по факультету написать объяснительную записку о том, где я был в этот вечер.
Проанализировав происшествие, я считаю, что был не прав, когда самовольно переложил функции дежурного на своего дублера, и не удосужился периодически заходить в спальное помещение, для контроля за организацией службы.
1 января 1964 года 02 часа 30 минут. Старшина 2 статьи Бахарев.
«Дай посмотреть, что ты там насочинял», - попросил Гриша Корж, когда я закончив писать, откинулся на спинку стула. Я протянул ему листок, и заинтересованно стал наблюдать, как он будет реагировать на мою писанину.
Но Гришино лицо во время чтения было невозмутимо. Только когда он окончил чтение, он кисло скривился и изрек: «Перепиши, сразу видно, что полная туфта, а Сафербекович её терпеть не может».
«Ну почему полная туфта, кое-что - правда, а там где неправда, то недоказуемо»,- попытался возразить я.
«Ты плохо знаешь Туганова, он человек обстоятельный, более чем уверен, что он не одного тебя заставил писать объяснительные, и на противоречиях вмиг расколет. А впрочем, может быть он не захочет возиться, ЧП же не случилось», - сказал Гриша и снова углубился в чтение журнала.
«Может быть, в самом деле, стоит, не ловчить, а покаяться и рассказать всю правду?»- думал я про себя. «Ну да скажу, дяденька, прости меня, ушел в самоволку потому что, как поет Высоцкий: «Сегодня Нинка соглашается, сегодня жизнь моя решается». Нет, так не пойдет. Сознаваться в самоволке не буду. Если сознался - значит подставил начальника под необходимость решать: утаивать содеянное или вешать ЧП на факультет »,- решил я.
Эти мои мрачные мысли нарушили звуки шагов, гулко прозвучавшие в тишине ночного коридора. В рубку вошел капитан третьего ранга Туганов, высокий симпатичный осетин, всегда вызывавший у меня искреннее уважение манерами, как мне тогда представлялось, настоящего джентльмена,
При его входе, я вскочил и вытянулся по стойке смирно: «Товарищ капитан 3 ранга, курсант Бахарев по Вашему приказанию прибыл». Туганов слегка наклонил голову на мой доклад и коротко спросил: « Объяснительную записку написали»? «Дело серьёзное, последнее время в разговоре со мной он удостаивал меня обращением на ты», подумал я, а вслух сказал, протягивая своё сочинение: «Так точно». Он взял листок, и повернувшись к помощнику дежурного, сказал теплым голосом: «Гриша, иди спать, жду тебя в семь. А я тут пока поработаю дознавателем». Корж не стал задавать лишних вопросов и тут же вышел, а Туганов сел на его место и погрузился в чтение моей объяснительной записки. Прочитал, насмешливо улыбнулся и сказал мне, подвигая ко мне настольную лампу: « Присаживайтесь, да так, что бы я Вас мог лучше видеть». Я сел, положив руки на колени и, честными глазами, глядя ему в лицо. Он аккуратно положил мою писанину перед собой, разгладил её рукой, а потом медленно достал из нагрудного кармана кителя, сложенный вчетверо, тетрадный листок. Осторожно развернул его и протянул мне со словами: «Читайте». Я взял листок. Это была объяснительная записка дневального Балихина, из которой следовало, что ни до развода, ни после развода, вплоть до окончания его вахты в 2 часа ночи, он меня не видел. Значит Туганов, прежде чем идти отдыхать, сходил в спальный корпус и велел всем дневальным написать объяснительные записки, а перед приходом в рубку дежурного ещё раз навестил спальные помещения и снял «обильный урожай». «Ну что, будем запираться, или будем сознаваться?», - с усмешкой спросил офицер. «Будем сознаваться»,- сказал я, чувствуя, что все сопротивления бесполезны. « Ладно, хорошо, раз готов сознаться, то будешь сознаваться уже своему командиру роты и хорошенько продумай свою новую версию. Я почти уверен, что в самоволке ты не сознаешься. Иди спать, а все бумаги по этому делу я передам Евдокимову», - сказал Мурат Сафербекович, переходя на ты.
Мне осталось только сказать: «Есть, и мгновенно ретироваться, будучи благодарным, за быстрое окончание разбирательства без обычных в этих обстоятельствах воспитательных процедур.
На следующий день капитан 3 ранга Евдокимов, прибывший с инспекцией в ротное помещение, долго и нудно отчитывал меня, пытаясь добраться до подробностей. Я сознался, что самовольно не пошел на развод, так как считал несправедливым замену дежурства за два дня до праздника. Но не стал сознаваться, что был в городе. Он объявил, что меру наказания он определит после праздника, а пока мне надлежит готовиться заступить в наряд 1 числа.
2 января, когда я сменился с наряда, он объявил мне, что он написал рапорт начальнику училища о лишении меня должности командира отделения и звания старшины второй статьи, как не справляющегося с обязанностями младшего командира. А за невыполнение его приказания заступить дежурным по роте он объявляет мне 10 суток ареста с содержанием на гарнизонной гауптвахте.
3 января я перешел под юрисдикцию командира 23 роты и вновь переселился в кубрик к своим одноклассникам. В этот же день, перед строем факультета, меня разжаловали, и мне пришлось целый вечер возиться, срезая золотые лычки с погон всего своего обмундирования. Хотя я и понимал, что кругом виноват, но было обидно, что за один и тот же проступок меня, по существу, наказали трижды: сняли с должности, лишили звания и объявили арест. Правда, с арестом не получилось. Командование факультета всегда заинтересовано, что бы в подразделении было больше отличников учебы, и Беспяткин мне сказал, что если я сдам все экзамены за пятый семестр на отлично, то с меня снимут ранее наложенное взыскание и объявят отличником учебы и воинской дисциплины.
Но Евдокимов настаивал, чтобы меня непременно посадили. Однако, сразу после Новогодних праздников на гарнизонную гауптвахту не так то легко попасть. Нет свободных мест. Меня пару раз безрезультатно сводили туда, а потом было принято решение реализовать наказание после сдачи экзаменов. Экзамены я сдал на пятерки, но опасность провести зимние каникулы на гауптвахте оставалась. В конце концов, мне объявили, что если в течении трех дней после начала каникул меня не смогут посадить, то отпустят в отпуск. Иначе, возникала коллизия, что за один и тот же проступок меня еще и лишают отпуска. Три первые дня отпуска я ходил в город по увольнительной записке, обязанный прибыть утром. Зная, что если места на гауптвахте освободятся, то придется пойти «отдыхать» туда. Так прошли первые три дня моего отпуска, после чего с меня сняли взыскание с формулировкой «за отличную учебу» и отпустили догуливать зимний отпуск в обычном порядке.
Через много лет, когда я пришел на кафедру корабельных электроприводов адъюнктом, мы с Муратом Сафербековичем, уже с юмором, вспомнили эту историю, и он рассказал, что Беспяткин, попросил Александрова, у которого были неформальные связи в комендатуре, сделать так, что бы меня не посадили. Поэтому там и не оказалось места, для пострадавшего за любовь.
Продолжение:
http://proza.ru/2011/05/01/1188