***

Римма

Римма – это моя университетская подруга. Я ее только увидела – сразу подумала: «Вот с ней я буду дружить». До третьего курса дружба все не проклевывалась, у меня были свои друзья, у нее свои – все сплошь из 116-ой. Умные – ховайся. Хотя эти были не самые умные, самые-самые учились в Москве. И кому надо было разогнать 116-ую?
Но на третьем курсе дружба таки проклюнулась, мощно пошла в рост, зазеленела, зацвела-запахла. Я влилась в ее развеселую компашку, в которой самая почетная роль – шута горохового принадлежала Вовке Пивню. Зимы я помню смутно, а вот два блаженных лета врезались в память навсегда. Мы валялись целыми днями на пляже, без шляпок-панамочек жарились на солнце, пихали друг дружку с волнореза, лазили на желтый камень и смеялись, не переставая. Дикой ржачкой сопровождалась «погрузка парохода» на разные буквы, особенно популярна была буква «б». А когда Вовка, кувыркаясь в море, показывал «дельфинчика», мы уже и вовсе лежали покатом.
Почему-то в этой компании никто друг в друга не влюблялся, все находили пассии на стороне. Я была первой, кому Римма сказала, что выходит замуж. Может, она первой сказала бы своей задушевной школьной подруге Миле, но та училась в знаменитом московском педине имени Ленина.
Как сейчас помню: мы смотрим нечто научно-популярное в планетарии. Куда еще идти девочкам с мехмата? Ну, не на танцульки же в парк Шевченко!
Оказалось, что жених ее художник. Точнее, заканчивает художественное. Это было так таинственно, так интересно – совсем другой мир. Я ужасно гордилась, когда Гриша попросил меня позировать. Впрочем, в роли модели побывали все члены нашей компании, слившейся с компанией начинающих художников.
Риммкина свадьба была однозначно самой веселой из всех, на которых мне довелось побывать. А уж мне довелось…
Когда Гриша учился в академии художеств, я приезжала к ним в Ленинград, спала на полу их крошечной комнатушки, уставленной вдоль стен холстами. Этот запах, запах красок – как он мне нравился! Риммуля опять же мне первой сказала, что беременна.
Вернувшись в Одессу, молодые поселились у Риммы, и вдруг оказалось, что Гриша не просто художник, а художник талантливый. Ну и что в этом плохого, кроме хорошего? Ничего, ничего в этом хорошего не было. Не для Гриши, конечно, а для Риммы и ее родителей. Гриша так глубоко погрузился в пучину творчества, что плававшие на поверхности бытовые проблемы его абсолютно не волновали. И что особо было непостижимо для Риммкиных родителей, так это полное невнимание зятя к своему сыну, а их бесценному и несомненно гениальному внуку Алику.
Ну, не получилось у Риммы быть подругой художника. Преданной и самоотверженной.
Вскоре после развода она вышла замуж за своего коллегу - учителя физики. Она математик, он физик – полное взаимопонимание.
Алик сразу же начал называть Марика папой. А биологический отец вычеркнул биологического сына из своей жизни. Начисто и навсегда. Не могу этого понять. Ладно, жену. Но сына? Вспомнить о его существовании ему все же один раз пришлось. Без Гришиного разрешения Алика не выпускали.
Алик уехал в Израиль первым – его послали учиться, а заодно разведать обстановку. Не знаю, каким он оказался разведчиком, но вскоре Римма вместе с Мариком, своей мамой Зиной, его мамой Лидией Ивановной, своим папой Зюней, своей тетей Миррой, своим братом Яшенькой, его женой Светой и опять же со своим пятилетним сыночком Сереженькой совершила восхождение в страну предков. На целых десять евреев стало ближе к постройке третьего Храма.
Хотя нет, Лидия Ивановна – чистокровная русская, она не считается. Света тоже русская, но она уже считается – сдала экзамены на еврейку. Света родом из шахтерского поселка Снежное, и на момент отъезда ее родители даже не подозревали о существовании такой страны – Израиль. Наверное, сейчас уже подозревают. Она несколько раз их навещала, интересно, что они думали, глядя, как дочка зажигает субботние свечи, делает непонятные движения и говорит непонятные слова.
Римма преподает математику в младших классах, Света – в средних, Яшенька – в старших. У Марика не пошел иврит, и он столярничает. Алик отслужил, кончил Технион, женился, у него двое детей. Сережа – чемпион Израиля по фигурному катанию, но его мечте об олимпийском золоте не суждено сбыться – он поломал ногу.
Дяде Зюне на старости лет моча в голову ударила, и он с тетей Зиной развелся. Хотя, может, ничего ему в голову не ударяло, может я погорячилась. Он с фронта вернулся в родное местечко, вышел из поезда на перрон, а там девчонка соседская сидит. Пришлось на ней жениться. Больше не на ком было. В этом местечке вообще больше евреев не было.
Гриша теперь очень известный художник. Мы как-то столкнулись на улице, я ему радостно так: « Здравствуй, Гриша!», а он мне холодно так: «Здравствуй, Оля». Оля? Я же Нонна.
И стало мне очень грустно.