***

                Олюшка

«Олюшка», - звучит так ласково, так по-домашнему, воображение тут же рисует образ то ли тургеневской героини, то ли чеховской барышни, в общем, нечто среднерусское, с длинной косой и серыми глазами… Можете отправить свое воображение отдыхать в Анталью, получится даже дешевле, чем в Крым. Обмишурилось ваше воображение. Олюшка была мощной еврейской девушкой с шевелюрой a la Анжела Девис и вполне явственными усиками, грозившими в старости превратиться в гренадерские усищи.
Поэтому Ноннке и в голову не приходило называть свою школьную подругу  нежно-уменьшительно. Назвал ее так Толик – Олин первый муж, да и то не сразу, а через много лет после свадьбы и некоторое время после развода при обстоятельствах…
Так, не будем суетиться под клиентом. Будем все по порядку.
Познакомилась Оля с Толиком одновременно со всем классом. Юный педагог-биолог совсем без усов начал читать девятиклассникам основы дарвинизма. Этот идейно выдержанный предмет заменял тогда развратную анатомию. Подросткам не полагалось знать ни про внешние формы, ни про внутренние органы, среди которых есть такие, такие… Страшно прочитать их названия  в учебнике. Лучше прочитать на заборе. Так что некоторые научные термины остались Ноннкиным одноклассникам неизвестными. Зато внешние формы многих одноклассниц давали огромную фору аналогичным формам Джины Лоллобриджиды и Брижит Бардо, под которую они все были начесаны.
И даже в таком типично одесском коллективе Оля выделялась объемами. Кстати, не только бедер и груди, но и знаний. Такое сочетание сразило Толика наповал.
Он честно промучился три года, на его беду Министерством образования СССР был тогда прибавлен к десяти еще одиннадцатый класс. Чтобы выпускники не перли поголовно в вузы, а пополняли ряды рабочего класса. Так что каждую среду Ноннкин класс проводил на Главпочтамте, где девочек посадили за телетайпы, а мальчиков натаскивали эти самые телетайпы чинить. У Ноннки, наученной советскими родителями беречь каждую бумажку, до сих пор где-то валяется свидетельство о присвоении ей третьего (или четвертого?) разряда. Из обученных телеграфному делу одна только Люда Мороз всю жизнь передавала телеграммы. Все остальные поперли в вузы.
Оля кончила политех, но еще до получения диплома сочеталась законным браком с дождавшимся своего счастья Толиком.
Олина мама – училка русского языка и литературы и Толика мама – училка биологии подружились задолго до свадьбы, при встрече беседовали о вечном и пили чай с покупным печеньем. Хозяйки они были еще те. Ноннка один раз попробовала постный супчик, сваренный Олиной мамой и больше никогда не повторяла этой ошибки, ссылаясь на то, что она уже покушала дома.
Зато стены комнатушки-развалюшки в частном доме между Автовокзалом и Третьим еврейским кладбищем были скрыты стеллажами, точнее, книгами, эти стеллажи заполнявшими. Там Ноннка прочитала «Антологию современной поэзии» за 1909, 1910, 1911 и 1912 годы и узнала, что каждый интеллигентный человек должен выписывать «Литературную газету».
Кое-какие книги разрешалось брать с собой, и Ноннка, еще до того поехавшая на чтении, поехала еще дальше, правда, в последние годы стала притормаживать. Сейчас тормозят почти все.
Благодаря этой библиотеке и хорошей девичьей памяти, она, гуляя с дочерью и зятем по Люксембургскому саду, прочитала стихи Поля Верлена. Прямо у памятника поэту. Закатив глазки и слегка подвывая. Зять, закончивший Гарвард и год стажировавшийся в Оксфорде, был впечатлен.
Попивая чаек, Олина и Толина мамы составили список литературных произведений, с которыми они собирались ознакомить будущих внуков.
Но внуков не было. Ни через год совместной жизни, ни через пять. Оля регулярно носила сперму на анализ, и врачи регулярно заверяли ее, что среди сперматозоидов есть вполне жизнеспособные экземпляры. Оля решила, что проблема в ней, и стала активно лечиться. Желаемая – да что там желаемая – вожделенная беременность все никак не случалась. Тогда ей предложили экспериментальный метод, страшно, невыносимо, безумно болезненный, она, само собой, согласилась.
Ноннке, пришедшей проведать подругу в гинекологию на Пастера, с трудом удалось сдержать вопль горестного изумления при виде черных кругов под черными еврейскими глазами и над черными еврейскими усами. Воображение немедленно приклеило Оле черную бороду, и перед Ноннкой предстал Уриель Акоста в момент второго отлучения от синагоги.
На некоторое время по причине собственной беременности и рождения второго ребенка Нонна выпустила Олю из вида. Потом сорока принесла на хвосте потрясающую новость: мучения подруги были не напрасны, и она произвела на свет девочку. Вообще-то перед существительным «девочка» положено писать прилагательное «очаровательная», но об этом сороке ничего не было известно. Не было ей известно еще одно немаловажное обстоятельство.
Поэтому Ноннка вскочила в халепу. Выгуливая в коляске ненаглядного сыночка, она нос к носу столкнулась с Толиком. Хотя как можно столкнуться с кем-то нос к носу, если толкаешь перед собой коляску? Неважно, просто встретила счастливого отца. Хотя выглядел он так себе. Вспоминая потом излитые на него восторги, Ноннке делалось хорошо ништ гит.
Родила-то Оля родила, но вовсе даже не от Толика, а от сотрудника, с которым вместе занималась программированием в ПИ-3. Как оказалось, не только им. Программист родом из Хацапетовки, весь обросший рыжим волосам, сумел сделать то, что было не под силу передовой советской медицине.
Тот факт, что он презирал художественную литературу, а его местечковая мама вообще не подозревала о существовании какой бы то ни было литературы, Олю не смутил. А может и смутил, но уж очень хотелось родить.
Она и второго родила – мальчика, получился полный комплект. В конце восьмидесятых Оля с Борей, двумя детьми и двумя мамами, которым абсолютно не о чем было разговаривать, уехала в Америку.
А Толик тоже второй раз женился, и толстая блондинка родила ему сына. «Хотел от черной королевы, а получил от белой», - объяснил он Ноннке. Они опять стали общаться, и Толик ни разу не дал понять, что он помнит, как Ноннка опростоволосилась. Интеллигент!
Между прочим, именно бывшему зятю поручила Олина мама отвезти самые ценные книги из своей библиотеки в Пушкинский дом.
О том, что Оля приезжала в Одессу, Ноннка узнала от Толика: «Боря зашел к своим родственникам, и Олюшке удалось ко мне заскочить. На пару минут. Мы эти пару минут друг у друга на плече прорыдали». «Олюшка!» - воскликнула Ноннка. Про себя. «Да ты ее еще любишь!» - воскликнула Ноннка. Опять таки про себя.
Рыжий Боря оказался страшным ревнивцем. Имя Толика было строжайше запрещено произносить. Может именно поэтому Оля Ноннке даже не позвонила. Боялась, что та произнесет. А может просто забыла школьную подругу. Бывает.