Доктор стоял у окна и курил, с каждой затяжкой понимая, что от этого не расслабиться. Так же напряженно и собранно, будто выполняя точную работу, на этаже дружно курили в форточку его ассистенты. За окном стояла бесснежная зима, голая и унылая. Такая же серая как ощущения доктора Петренко. Правда, за окном был хотя бы ветер, а внутри тоскливо замерло все - никакого движения…
- О, вот вы где! А я вас везде ищу! - подскочил к нему некстати оживленный коротыш из правительственной комиссии. – Наши спрашивают, как тут у вас все прошло? Какие результаты?
Доктор перевел на него пустой тяжелый взгляд. Послушал, как за дверью в операционной чвакают новыми уборочными машинками санитары, мгновенно и наводя стерильный блеск, и перерабатывая органику в прессованные компостные брикеты. Вздрогнул и выдавил:
-Да ничего, так им и передайте. Зря это все. Он безвредный был абсолютно! У него в принципе ничего в организме на атаку или агрессию приспособлено не было – только мимикрия, ассимиляция и подражание. На высочайшем уровне! Вы понимаете это?
- Не очень, - растерянно моргнул радостный представитель комиссии. – А знаете что? Давайте назавтра подготовим доклад, и…
- А! - доктор махнул на него рукой, смял и вышвырнул в форточку окурок, развернулся и пошел домой. – Завтра, так завтра.
Не сговариваясь, разошлись ассистенты, оставив столичного гостя соображать, что случилось, и надеяться, что его не игнорируют, а просто очень устали…
Дома доктор Петренко в одиночестве выкурил еще несколько сигарет, потом подумал, как некстати приехала эта комиссия и как некстати уехала к теще жена с детьми и терьером Гариком на каникулы. Невыносимая тишина, просто невыносимая! Взгляд его упал на подарочную водку – литр качественного алкоголя с вихрящимся в жидкости серебристым снежком. Он взял её и вышел к соседу.
Тот долго не открывал. А когда открыл – мрачно изумился: Крячков и Петренко не разговаривали друг с другом, наверное, со школьных лет, класса с седьмого, хотя до этого даже дружили. И тут – на тебе! Крячков хотел спросить: «С какого б это перепугу?», но оценив безжизненное лицо соседа-доктора и огромную красивую бутылку, только молча посторонился, пропуская его в квартиру.
- На кухню? – поинтересовался Петренко, и в ответ на беззвучное согласие Крячкова, расположился за столом, критически оглядел пыльные стаканы, и предположил, – Я налью?
Они выпили – доктор без чувств и эмоций. А Крячков – с явным удовольствием от серебристой экзотики, но вдруг вспомнил:
- Только вот закуски у меня …
- А! – снова махнул рукой доктор и предложил, – Повторим?
Разговор пошел, только когда бутылка наполовину опустела, и Крячков, наобум пошаривший в кухонном шкафчике, таки нашел и вскрыл рыбные консервы.
- Какую-то очередную подлость запиваешь, да? – беззлобно поинтересовался он у гостя.
- Хха! – нервно хохотнул доктор и согласился. - А ты прав… Интересуешься этими, – он повертел выразительно пальцем вокруг головы, – Инопланетянами?
- Нну-у-у,.. Как бы да. А что?
- Слушай…
История доктора смахивала на бред: дескать, около года как к ним перевелся новый младший научный сотрудник. С документами у него была какая-то неразбериха, какие-то подписи отсутствовали, чего-то не хватало, но его все–таки взяли. Толковый, неглупый, неконфликтный, услужливый. Какой-то остроум за специфическую осанку и ныряющую походку, окрестил его «кифоз» - так все и звали, а он не обижался.
Вообще, он странный был: не то чтобы детскость в нем какая-то была или чудаковатость, но еще и плюс ко всей наивности странная внимательность ко всем и ко всему, чуть ли не готовность конспектировать. Он смотрел на каждого с открытым ртом, как ребенок на ёлку, как советский покупатель на финскую сантехнику. Слушал взахлеб, даже концы чужих фраз губами прошевеливал, неосознанно экспрессивные жесты повторял. Вообще, если б он копировал или пародировал для смеху – хохмач бы был ещё тот. Но он делал все так серьезно, будто приспособиться так пытался к коллективу, к людям, а потому это немного нервировало.
Особо с ним никто не дружил, не общался – так, человек-фон, не более. Кто там его рассматривал? Серенький, вихлястенький. А тут вдруг заметили, точнее дежурная по этажу Машенька заметила, что он на всех фотографиях умудряется выглядеть по-разному: рост у него разный, ширина плечей разная. И даже зависимость она вывела от бездельного своего сидения по ночам: он всегда немного похож на тех, с кем фотографируется. Короче, заинтересовались им.
- "Чужой"? – догадался Крячков, пока доктор нервно наливал.
- Как оказалось! – Петренко залпом выпил, не дожидаясь собутыльника, и продолжил. – У них вымирающая цивилизация. У них солнце гаснет, и надо перебираться куда-то. Ищут, куда переселяться. - Короче, несколько «разведчиков» заслали и на Землю: они любую нишу занять могут – в пище непривередливы, а внешний вид – отдельная история. У них костей нет, мышечная масса солидная - один сплошной мускул, если проще, как наши моллюски – улитки, осьминоги, понимаешь? Из него лепи, что хочешь, каким хочешь хорьком прикинется… - Он поймал удивленный взгляд соседа и поправился. - Не смотри на меня так, это я тебе с его слов - я там не был. Он сам рассказал, контактный… был. Говорил: если хотите - меня изучать можно. Меня, говорит, предупреждали, что земляне могут захотеть изучить особенности нашего строения и поведения, так что я готов. Говорит, я за вами наблюдаю, а вы – за мной. Может, вместе жить на одной планете будем…
- А при чем здесь ты?
- Я? Да видишь ли какое дело… Кто-то стукнул «наверх», - доктор уважительно поднял палец к потолку, - И понеслось! Комиссия специальная правительственная приехала, его закрыли, фотографировали, беседовали,записывали, изучали. А потом нам поручили… организм исследовать… так сказать, в деталях.
- Короче, зарезать и посмотреть, что у него внутри?
- Ага.
- А ты – зарезал и посмотрел, а теперь мучишься, так что ли?
Доктор молча разлил остатки водки.
- Интересно, кто же из ваших поспешил «довести до сведения»? Не думал об этом?
Доктор сморщился и посмотрел на Крячкова с такой досадой, что вопрос отпал сам собой.
- Поня-атно, - протянул Крячков. – Выпьем? Не чокаясь?
И тут оба задумались, представляя перед глазами каждый свою картину, но если б только они знали, как эти картины были похожи!
Перед глазами Петренко два ассистента ввозили на «каталке» в операционную улыбающегося «кифоза». Тот умильно глядел на доктора, становясь все более и более на него похожим – медленно и неотвратимо – и ласково говорил: «Вы не переживайте, господин Петренко. Я готов к тому, что меня будут изучать. Меня предупреждали. У нас свои методы, у вас – свои. Я потом тоже буду докладывать и о результатах своих наблюдений, и этого занятного опыта тоже». И по мере того, как лицо его безотчетно принимало угрюмую гримасу самого доктора, последнему становилось тоскливо и страшно: как же, доложишь – стечешься, что ли, из компостных брикетов снова в один комок, как капельки ртути?…
«Что ты смотришь на меня как на ёлку, урод инопланетный!? Я тебе не золотой унитаз, так на меня пялиться! Ты на человека смотришь!» - хотел ему крикнуть от злости доктор, но кричать почему-то не стал…
Перед глазами Викентия Крячкова была картина такая. Он первый раз в жизни, в седьмом классе, «совершил поступок» – не дал обидеть новичка со смешной фамилией Квадратенко. Не то чтобы заступился, но просто слишком громко заверещал: «За что вы его? Он же безобидный!» На его вопль в спортзал вовремя вернулся физрук и прекратил "бои без правил". Но потом, в раздевалке, на них обоих навалились все: как не побить придурка-новичка и жирного вику-крячку?
Ваня Петренко, не то чтобы его друг, но сосед и каждодневный попутчик к школе, переодевался тогда ближе всех к двери, не вмешивался и рук не марал. В какой-то момент он мог позволить выскочить из раздевалки и Крячкову, и незадачливому Квадратенко, чудом вырвавшимся из свалки. Но он вдруг молча захлопнул у них перед носом дверь и повернул в замке ключ!
- Молоток, Вано! Бей уродов! – но Ваня только отвернулся к стене и продолжил переодеваться. Как ни в чем не бывало…
- Ну и что ты мне обо всем об этом скажешь? - поинтересовался, помолчав, доктор, причем белое нехмельное лицо его особого интереса не выражало, как будто ответ он знал и сам
- А что я скажу? Сука ты. И всю свою жизнь сукой был, – спокойно, без тени сомнения ответил такой же трезвый Крячков. - Если б не такие вот безобидные, по которым ходить пешком можно, хрен бы ты карьеру сделал. Так что не горюй, переживешь и это.
- Ххха! А ты снова прав, снова прав… - доктор криво улыбнулся, встал, хотел было по-дружески хлопнуть соседа по плечу, но вовремя спохватился, попрощался и вышел.
Викентий убрал со стола пустую бутылку и, перед тем как закрыть форточку, посмотрел в звездную черноту ночи за окном. Как бы подмигнув ему, вспыхнула и погасла далекая маленькая звездочка.