Острые грани милосердия, рассказ, гет

Ирина Мусатова
Острые грани милосердия.

Конечно, Тину не отпустили бы, но позвонила классная и строгим голосом отчитала маму, что дочь не посещает внеклассных мероприятий, что на открытии благотворительного центра будет весь город, тем более, дети, которые учатся в художественной школе, потому что в вестибюле выставлены их лучшие работы.
Для мамы был важен статус в глазах общественности, да и отец согласился.
Так Тина оказалась в толпе ровесников и взрослых, ожидающих, когда откроются двери, перед вычурным фасадом, украшенным гирляндами из воздушных шаров.
Внутри обещали раздачу всяческих бонусов: дисконтные карты для магазинчиков рукоделия, сладкие пирожки с предсказаниями, бесплатный кофе и прочие радости малоимущих.

Вход в ночлежку и бесплатную столовую для социально незащищенных слоев населения, как нынче принято называть нищету, благоразумно расположили в другом конце здания. Была и там красная ленточка, и куча журналистов. Ленточку разрезал сам губернатор, а  ножницы имел право забрать с собой. Поговаривали в городе, что сделаны они не из серебра с позолотой, а из самого настоящего золота, прикидывали, сколько может стоить такой инструмент. Но губернаторовым двум дочкам на серьги хватит.
Тину подруга потянула на другую сторону здания на другое, менее праздничное зрелище. Хотя смотреть на приодевшихся в лучшее бомжей и пенсионеров было горько.
Завидев среди неприглядной толпы девушек, к ним подскочил бойкий паренек с микрофоном.
- Вы извините, мы ошиблись дверью, - нашлась Тина и потащила подругу за собой.
Когда вернулись к главному входу, раздача благодеяний была в разгаре. Хозяин Центра стоял в стороне, перепоручив суматоху подчиненным.
В этой части здания были магазинчики и мастерские. Любой желающий за небольшую плату мог поработать в швейном цеху или сдать в магазинчик рукоделье, созданное из тут же продающихся бусинок и ленточек со всего света, из пряжи и кожи, из полудрагоценных камней.
Назывался благотворительный центр Городом мечты. Тут одни, имеющие хоть сколько денег и умения, могли поддержать за средства более богатых  -  самых нуждающихся. Понести свои изделия на рынок было бы выгоднее. Но благотворительный фонд обещал поддержку самым способным ремесленникам и творцам.

Ничего здесь не давалось даром. Даже бомжи должны были участвовать в общественных работах по уборке территории, например, только в этом случае здоровый человек (алкоголизм не считался признаком нездоровья) мог получить талон на койку и еду.
Изобретатель этой Мечты был известен всему городу, но мало кто его видел. Говорили, что он бывший боксер: судили по сплющенному носу и пудовым кулакам, по широким развернутым плечам. Это кто видел.
Тина видела однажды, когда приезжал он в художку искать дешевых и способных маляров: расписать какую-то крохотную церквушку в Богом забытом селе. Ее тогда директриса вытолкнула из строя чинно одетых школяров и представила как ту, чьи работы господину Тёрну понравились.
Серые невыразительные глаза зацепились за невзрачную фигурку Тины, пробуравили ее собственные, зеленые в крапинку, коротко стриженая голова мотнулась в отрицании. Тогда он выбрал двух других старшеклассников, а Тина огорчилась, что упустила случай получить хоть немного свободного времени. Ну кто же знал, что такое случится?
А еще о господине Тёрне говорили, что он вырос в детдоме, а свое богатство нажил после окончания спортивной карьеры грабежами, рэкетом и прочими прелестями бандитской жизни. Однако теперь ему кланялся и губернатор, и заезжие из столицы высокие чины. Правда, так судить можно было только по слухам.
У Тины свои проблемы были, покруче.

Она только подошла посмотреть выставленные работы учеников художественной школы, на ходу изобретая способы отделаться от подруги. Проще всего, конечно, отойти будто бы по нужде и затеряться в толпе. Кажется, весь город был здесь – в Городе Мечты. Хорошо, что Тина была уверена: родителей здесь нет. Не тусовочные они люди.
Нашла свою работу, подивилась соседству с первоклашечными рисунками (а вот не спорь по творческим вопросам с завучем!). И затылком почувствовала упорный взгляд.
Господин Тёрн что-то сказал сопровождающим и двинулся в ее сторону, разрезая толпу, как ворон стаю мелких воробьев.
Тина почему-то перепугалась, хотя была уверена, что мужчина заинтересовался кем-то другим.
Но порскнула за колонну, а потом выскочила на улицу и спряталась за новенькими мусорными контейнерами, в которые еще и фантика не бросили.

И когда массивная фигура Тёрна появилась следом, девушка затаилась и потихоньку начала двигаться в сторону автобусной остановки.
Но ужасный господин оказался и там, вертя круглой башкой, старался высмотреть ее, теперь Тина была уверена. Почему? Какой смысл бежать за обычной девчонкой? Она ничего плохого не сделала. Да и картина ее на выставке ничем не выделяется. К тому же господин мог своих служащих за ней погнать. А еще проще – найти ее в школе или дома.
Так что…Недаром говорят: все непонятное кажется опасным.
Тине интерес к ее особе сейчас вовсе не в тему, когда она в конце концов за целый месяц оказалась без присмотра родителей.
И Неня соскучилась уже, наверное.
Тина тихонько постучала в заднюю дверь киоска, за которым пряталась. Выглянула знакомая продавщица с щербатой усмешкой.
- О, давно не появлялась! Тебе как всегда?
- На все, - сунула ей бумажную денежку Тина.
- Тут меньше, - заметила та.
- Больше накопить не удалось.
Продавщица появилась с кульком разноцветных леденцов на палочках.
- Я тебе столько же дала, потом расплатишься, одета вроде прилично.

Тина поблагодарила и осторожно выглянула из-за киоска. Ей пришлось пропустить два автобуса, пока не убедилась, что преследователь исчез. Счет шел на минуты, но веселая музыка еще доносилась со стороны Города Мечты, так что можно было отговориться, что загулялась там.

В автобус Тина вскочила, когда задние двери закрывались. Ей повезло и второй раз после доброй продавщицы: оказывается, в честь городского праздника муниципальный транспорт был оплачен все тем же Тёрном. Значит, на обратном пути можно будет отдать мелочь за леденцы: Тина не привыкла быть должной. И пускай родители вдалбливали ей с детства, что у бедных нет гордости. Но какие же они бедные? Гимназию оплачивают и художку тоже. Вот про обычные общеобразовательные школы в городе страсти рассказывают. И дольше восьми классов там не хотят учиться, и лучшие драчуны и проститутки из них выходят.
Тина села у окна, расправила праздничный белый передник, расстегнула верхнюю пуговку на форменном платье.
Автобус шел полупустым, за город ездили обычно в конце недели, а не во вторник.
По случаю буднего полдня калитка была заперта, но Тина проскользнула сквозь дыру в заборе, ею же самой замаскированную кустом со стороны дороги. Пересекая двор, заметила в окне первого этажа заведующую в высоком монашеском чепце.
Они давно нашли общий язык. После первого посещения монахиня Елизавета позвонила родителям Тины и радостно спросила, как часто они намерены приезжать к ребенку.
Тогда и выяснилось, что Тина приехала тайком. Тогда и выяснилось, что родители не намерены вспоминать девочку, вычеркнутую ими из жизни семьи, и не позволят Тине навещать сестру.
Но Тина ухитрялась приезжать, и теперь не только сестра Елизавета, но и весь персонал так называемого пансионата «Пчелка»  (на самом деле, больницы для неполноценных детей) скрывали ее посещения – и радовались каждый раз, если девушке удавалось увидеться с сестрой хоть на минутку.
Тем более, она привозила леденцы для всей группы слюнявых идиотов. На палочке, как и советовал персонал, потому что их приходилось долго вылизывать, потому что разгрызть ну никак – крепкие. И нянька успевала подбежать, пока дитя не подавилось. Обычные леденцы поэтому не катили, а настоящих шоколадных конфет, тающих на языке, дети обычно не получали – разве что в рождественские чулки сердобольные монахини клали по конфетке. Только и доставать сладости оттуда приходилось самим: не все дети понимали сакральный смысл праздника.
Неня Тину сразу узнала, протянула ручонки.
- Давай раздадим конфеты, хорошо? А потом поговорим, правда, времени у меня совсем немного.
Ненино личико поблекло, а потом вновь засияло.
- Тиня, - сказала она.
Господи! Имя наконец-то выучила! Тина упала на колени, обняла сестричку, заплакала.
Но Бог не совершил чуда, ножки Нени (Елены в крещении) оставались недвижимыми, маленькими по сравнению с телом, мягкими конечностями куклы.
Держа девочку на руках, Тина обошла всех малышей, каждому Неня вкладывала в руку палочку с леденцом. Малыши назывались так условно, потому что исполнилось им по двенадцать-пятнадцать лет, Неня была самой младшей, ей недавно исполнилось девять, почти осознанно улыбались. Некоторые даже помнили Тину.
Неню определили в старшую группу к самым спокойным детям, которые не могли причинить вреда ребенку.
Потому что Неня психически была здорова. Она отставала в развитии по некоторым гормональным причинам, но врачи считали, что из-за отсутствия нормальной семьи.

О существовании сестры Тина случайно узнала год назад. В гости из другого города приехала бабушка - мамина мама. Взрослые закрылись в комнате, сначала шептались, потом бабушка громко сказала:
- Но ведь слабоумие не подтвердилось! Почему вы не забрали ребенка?!
- Вот сама себе и вешай на шею инвалида, а нас не осуждай! – закричала мама.
Что-то примирительно забормотал отец. Бабушка не стала ночевать, уехала.

Тина сама узнала от семейного врача, напросилась на прием, когда мама была на работе, а отец всегда был на службе: такая у них была странная семейная жизнь.
У отца были какие-то химические прорывы на заводе, а потом мама забеременела, а потом ей сказали, что ребенок никогда не будет ходить, да и нормальная психическая деятельность его под сомнением. И та же бабушка уговорила маму отказаться от калеки. А отцу, как всегда, было все равно.
И Тину никто не спросил – ей было семь лет. Сказали, что больная сестричка умерла – и все дела.

Во время скандала, разразившегося после первой встречи Тины и Нени, родители спросили старшую дочь: хочет ли она перевестись в обычную школу, оставить занятия в художке, получать обновки только ко дню рождения? Это непременно произойдет, если на иждивении семьи появится инвалид.
Тина не смогла ответить. И родители в очередной раз убедились в своей правоте.

А теперь Тина внешне образцовая послушная дочь. И никому невдомек, что шестнадцатилетняя девушка стремится поскорее закончить гимназию и художественную школу, уйти от родителей, найти работу и, наконец-то, беспрепятственно навещать сестру. Может, и найти возможность забрать ее домой, когда этот дом у нее будет: хоть крохотная комнатка, да своя.
Было бы проще, обратись Тина за помощью к бабушке. Но она не могла пересилить себя и просить помощи у той, которая когда-то посоветовала родителям отказаться от Нени.
Тина не задумывалась, зачем ей такой груз в жизни. Гораздо тяжелее был груз на сердце.
Да, она читала, что дети не должны отвечать за грехи родителей.
Но когда вспоминала светлое личико Нени с такими же глазами в крапинку, которые видела в зеркале, решимость ее крепла.
Тина бросила взгляд на часы, заторопилась.
- Стишок расскажи, - все же сказала она сестре, усадив ту в манеж.
Солнце уже стремилось к западу, расцвечивая светлые волосы девочки розовыми отблесками.
- Спать пора- уснул бычок - лег в коробку червячок - сонный мишка лег в кровать- только ты не хочешь спать – Неня - песенку пропой - засыпай – и Бог с тобой! – без остановок на знаках препинания пропела Неня, засунула сложенные ладошки под щеку и свернулась на дне манежа. Но глаза полностью не закрывала. Следила через щелочки, пока обманутая сестра не выйдет из комнаты. Подождала еще – и заревела.

Тина зажала рыдания ладонью, вышла уже как положено: через калитку. И едва не наткнулась на черный блестящий автомобиль, больше похожий на монстра из страшной сказки. Засунув руки в карманы, на него небрежно опирался спиной господин Тёрн. В машине больше никого не было.
- Садись в машину, - беспрекословным тоном сказал он.
Тина растеряно оглянулась на лечебницу, увидела, что сестра Елизавета спокойно смотрит на сцену, ей, Тине, кажущуюся абсурдной. Ну если так…
Предала она ее однажды – не со зла, по незнанию, может предать еще раз? Вряд ли. Тина верила людям. Кроме своих родителей.

Тёрн предложил девушке сесть на заднее сиденье.
В салоне пахло дорогой кожей, дорогим табаком, дорогим мужчиной. Тина как будто цитату из дамского романа прочитала. Или кусок сериала увидела, который мама смотрит ежедневно.
Только через несколько минут сказал:
- Давай обойдемся без предисловий и объяснений. Я сейчас тебя отвезу к благотворительному центру, ты пойдешь домой и скажешь родителям, что я предложил тебе работу после занятий в школе. В своей фирме. Рисуешь ты средне, а полы мыть умеешь? – и продолжил, не дожидаясь ответа. – Будешь у меня поломойкой. Полчаса тебе хватит, чтобы мой кабинет, комнату отдыха и приемную вычистить. Без выходных. Зато платить тебе буду…Нормально. И два часа у тебя будут свободных, чтобы сестру навещать.
- Почему я? – осмелилась спросить Тина, встретившись глазами с взглядом водителя в зеркале заднего обзора.
- Ты добрая девочка, и больше не спрашивай.
- А вы добрый человек? – язвительно уточнила Тина. – Чем я должна буду расплатиться?
Тёрн хохотнул.
- Собой, деточка, ты все правильно понимаешь.
Тина посмотрела на летящий за окном лес. Она хорошо понимала, что господин Тёрн подстроил ей какую-то ловушку.
- Зачем вам такая неумеха? Вы можете купить любую девушку в городе.
- Я не хочу покупать, - вдруг отозвался он серьезно. – Ты готова заплатить за возможность видеться с сестрой ежедневно, а там, возможно, забрать ее к себе – в свой дом?
- Да, - не размышляя больше, сказала Тина. – Мне сейчас начинать?
И она взялась за вторую пуговку на форменном платье.
Тёрн все же отвлекся от управления своим черным блестящим монстром и обернулся:
- Не спеши, Тина. Мы еще не прошли конфетно-цветочный период.