Курьёз 28

Дмитрий Сухарев
"ГЛУХАРЬ И ПИТОН"

Эта история тоже случилась на опорном пункте.

Она началась с того, что опер уголовки (ранее трудившийся участковым инспектором милиции) привёл на свой бывший ОПОП молодого глухонемого паренька. Того какая-то нелёгкая занесла в Свердловск, хотя он вполне оседлым образом проживал в Ижевске. В Свердловске он случайным делом познакомился с ещё двумя глухонемыми архаровцами, которые вместо проявления радушия к убогому гостю, обобрали его (при совместной пьянке), и зачем-то забрали себе его паспорт. Опер помнил одну "лихую" парочку "глухарей", с которой однажды уже доводилось иметь дело. Оба были недавно условно осуждены. Поэтому уяснив суть дела из детских каракулей глухонемого "заявителя", он быстро и небезосновательно прикинул, что знакомиться с подозреваемыми, видимо, нужды не будет. Адрес одного из безобразников он помнил визуально с прошлого дела, хоть и находилось это жилище в другом районе города. Прокатившись до нужной квартиры, опер удовлетворённо убедился, что "немтыри" друг друга узнают, а значит он не ошибся. Понимая, что "подвиги" оболдуев на уголовное дело не потянут, опер лишь потребовал от упыря вернуть бездокументарному собрату его паспорт, показав потенциальному "злодею" хорошо знакомое в их среде изображение "тюрьмы", ждущей его при плохом раскладе. Иероглиф "решётка" с "крышей" дал проходимцу нужный импульс, и паспорт с владельцем вновь объединились.

Но куда было теперь девать обобранного "глухаришку". Пять золотых, которые он имел при себе на момент приезда в город, прогулялись и пропились с "котом и лисой". А кушать хочет любой организм, даже глухонемой. И вознамерился опер (после дежурства) - до окончательного решения вопроса, отвести парня на опорный пункт, где имел много друзей. Там, конечно, сводил в столовку. Познакомил его с работавшим тогда председателем ОПОП Серёгой, имевшим гордое прозвище "Питон" (или "Змеюшко", "Питоша" - если ласково). Глухарёк тоже оказался Сергеем, но путаницы никакой это не вызвало. Дело было в том, что Серёгу-председателя по имени называть было вообще не принято, а молодого Сергея по имени звать было ни к чему - он понимал только движения рук. Из достаточно большого числа парней, бытовавших на опорном пункте, азбуки глухонемых не знал никто. Но она и не требовалась. Глухому достаточно было показать рукой - "айда" и "ням-ням" (ложкой из тарелки), он быстро понимал всё как надо. Что-то более серьёзное - он читал в письменном виде, с листочка. Немного писал и сам, только печатными буквами.

Первое время опер достаточно часто наведывался на опорный. Не забывал дважды в день кормить постояльца в студенческой столовке (где частенько питался и сам, чтобы не готовить дома), ибо ночевал глухой Серёженька тоже на опорном. Предполагалось, что "немоть" дождётся из дому некой денежной помощи, при помощи которой уедет обратно в Ижевск. Это следовало из того, что у него там осталась родня. Но кто знал, что под понятием "родня" может подразумеваться глухонемая сестра, живущая собственной семьёй, впроголодь. Поначалу Питон интересовался у опера - как надолго обосновался в его рабочем кабинете "глухарь"? На что получал убедительный ответ - как только получит перевод, так сразу и уедет.

Но время шло, а перевод не шёл. К вскармливанию Серго подключались и иные обитатели опорного. Но самое интересное, что постепенно к окормлению подключился и сам Питон. Оказалось, что за его суровой, нелюдимой внешностью, билось по-матерински заботливое огромное сердце самки горбатого кита. У вскармливаемого Сергея появился даже некий инстинкт. Едва зазрев появившегося в дверях Питона, он очень быстро напяливал на себя свою нехитрую одежонку, всем видом выражая полную свою готовность - идти в столовку.

Через некоторое время Серёжа-глушак уже воспринимался как некая принадлежность кабинета.
Как был прав А.М.Ж.-Б.Р. де Сент-Экзюпери, говоря об ответственности к приручённым, чёрт бы побрал и его, и их. Лучше всех это понял на своей шкуре Питон. Ибо именно его, крайне скудный на то время бюджет председателя ОПОП, пытался противостоять прожорливости двух растущих молодых организмов - восПИТЫВАЮЩЕГО и восПИТЫВАЕМОГО. Серёженьку продолжали подкармливать понемногу все обитатели опорного (кроме участковых), но как бы там ни было - 99% забот о воспитаннике тащил на себе худеющий (во всех смыслах), а ещё точнее - охудевающий Питоша.

Так прошло полгода. Нельзя сказать, что за этот период времени Питон не пытался поднимать вопрос о реэмиграции или репатриации удмуртского гостя. Он иногда тихо, а иногда даже громко принимался роптать. Но его мало кто слушал. В лучшем случае говорили: "Так что ты с ним маешься - выгони на улицу, да и всё". Но так поступить Питон не мог, и продолжал тащить ношу, которая становилась всё тяжелей, вследствие усталости. Он, будучи от природы худым и длинным, ещё более похудел и осунулся. Длиннее, правда, не стал. Питон ведь и так - длинный.

Всё чаще Питон обдумывал перспективный вариант восстановления статуса кво, радовавший его принципильной осуществимостью. И вот - дошло как-то до реализации этой умопомрачительной затеи. Питон приобрёл на свой счёт железнодорожный билет Серёже - аж до самого Ижевска. Хорошо разбираясь в математике, Питон, не прибегая к громорздким численным методам, на скорую руку прикинул, что единовременная, пусть и большая плата - сэкономит кучу дальнейших маленьких плат. Снабдив Серёжу едою в дорогу, он усадил его в железндорожный вагон нужного сообщения, жёстко проконтролировав факт убытия.

После этого Питон стал активно отъедаться, набирать дореформенный вес и быстро приходить в форму. В его рационе появились блюда, длительное время отсутствовавшие, вследствие вынужденного поста. Некоторые яства он стал принимать в столовке в двойном размере. Он стал радушен. Взгляд его приобрёл спокойствие и благожелательность. Настало тучное время вкушения удовольствий и радостей жизни. Обвисшие серенькие щёчки Питона вновь стали былыми упругими комочками, вернув себе даже забытой розоватенький румянец. О, какие настали времена! Питон за последующее полгода ни разу даже не вспомнил о том, предшествовавшем "военном" полугодии.

Опер продолжал наведываться к своим друзьям и знакомым на ОПОП. Его обитатели вели очень бурную "общественную" жизнь, которая привлекала к себе многих. И он не был исключением. В тот раз на опорном кроме Питона, всё ещё трудившегося "председателем", никого не было. Опер уселся поудобнее в глубокое креслице в углу председательской комнатки. Питон подошёл к нему почти вплотную и, гадко ухмыляясь, спросил: "Помнишь своего глухонемого? Как он меня достал! Как вы оба меня достали! Я же полгода из своей жизни вычеркнул! На-все-гда! Я ничего кроме кормлений не видел. У меня все деньги на кормление уходили. Я ничего себе позволить не мог - ни-че-го! Все люди, как люди. А я - как с собственным дитём... Всем, всем на меня наплевать было. Как я вас всех ненавижу! А тебя - тварь ты этакая - больше всех! Это ты его привёл! Это из-за тебя я узнал такую нужду! Но ничего... Слава Богу больше этого никогда не будет. Уехал Серёженька! Уехал родименький! Тю-тю! Нету больше Серёженьки...".

Питон, произнося эту внушительную речь, не обратил внимания на то, что схлопали наружные двери (да и мало ли кто там мог придти, участковые, например). Не обратил он внимания и на легкий скрип двери его собственного кабинета. Но он прочёл что-то очень важное для себя в лице, молча его слушавшего опера. Обернувшись к двери кабинета, Питон увидел бессловесное окончание его пламенного монолога - в дверях стоял "глухарь". Питон, став меньше сантиметров на 40, обнял вечного воспитанника за плечо, и, беззвучно всхлипывая, повёл его в столовую.

о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о о

На фото (значительно более позднем) - Серёга "Питон".