ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ ЭТЮД
(п ь е с а)
РИГА. 2010 г.
* * *
Предисловие от А л е к с а н д р а:
«В 1972 году я оказался в центральном психоневрологическом стационаре, или, как его называли в народе, «Жёлтом доме». Этому событию предшествовала черепно-мозговая травма. От боли в голове я бросался на стены. Образовалась гематома, которая давила на мозг и вызывала чудовищную боль. Друзья снабдили меня литературой по лечебному голоданию, познакомили с доктором, которая начала практиковать при втором женском отделении вышеназванного учреждения. В нем выделили две палаты для «голодающих»: мужскую – на шесть человек и женскую – на десять. При отделении был «красный уголок» на пятьдесят посадочных мест, где стоял старый расстроенный рояль. Позднее мне принесли саксофон, и я мог музицировать на радость психам.
В нашей палате контингент был еще тот: один избавлялся от избыточного веса, я – от боли, следующий – от депрессии (это был интересный мужчина, в бывшем – главный инженер завода). И трое – с диагнозом «шизофрения». Из них первый – «Капитан КГБ с особым заданием». Второй – «Баптист, провинившийся перед Богом». Третий – «Актер», очень умелый пародист, доводивший иногда себя своими выступлениями до полного «крейзи» - припадка. Ярый фанат Райкина, в прошлом - артист театра.
По мнению врача всех этих людей можно было исцелить при помощи лечебного голодания.
Что интересно, все «шизики» отнюдь не считали себя больными, каждый находил для себя оправдание, почему он здесь.
К примеру, наш «Капитан КГБ» Коля был внедрен в структуру нашего «объекта» для расследования дела государственной важности. Любой предмет в его руках превращался в переговорное устройство. Каждые полчаса он просил Центр дать ему полномочия. Но «Центр» видимо с этим не спешил, и Коля нервно ходил по палате, потом плюхался на койку, параллельно смачно промывая кости нерасторопному начальству. Вновь вскакивал и опять начинал действовать»
К о л я:
- Центр? Я прошу дать. Что, что,… Что обычно даёте – добро! Почему – нет? Ну, вы и зажрались там, товарищ майор. Да. Нет, я буду ждать. Есть никакой самодеятельности. Так точно. Буду бдеть. До связи. Пароль прежний: «оторви и выбрось»…Вот суки! Стрелочник им нужен. Я должен всё, а этот толстый дятел потом сливки будет снимать!
Т о м а с (мужчина с избыточным весом, эстонец. Слово «толстый» его зацепило):
- Толстый тятел.… Во первый раз – не бывает. Во второй раз – этот птица не кушает молочный пища. А в третий раз – эта тятел делает обет от того, что стучит, где надо, клювом по всяким теревам и ест всякий букашка.
К о л я (взвился, как джин, выпущенный из бутылки, и стал вызывать Центр в авторучку):
- Центр? «Оторви и выбрось». Секретно, для убойного отдела: расширяю клиентуру. Стучит дятел. Повторяю: стучит дятел. «Толстый» вышел на связь. Есть контакт...
Т о м а с:
- Коля, я хотел тебе сказать – меня зовут Томас. Не «Толстый». Просто Томас. О’кей?
К о л я:
- О’кей! Мы будем называть тебя Том. Главное, не переедать – и жиры отойдут. Война калориям!
Б а п т и с т:
- Господи, прости меня за то, что я отвернулся от Тебя. Но я, на самом деле, не отвернулся. Я всегда с Тобой. Для близких и друзей я отступник, но Ты ведь знаешь, что это не так. Верую, ибо уверен в милости Твоей и в сокровенной тайне моего пришествия в этот мир для спасения душ нераскаявшихся. Будь благословен, Господь. Во имя Отца и Сына, и Духа Святого. Аминь!
К о л я:
- Религия – это опиум для народа. А опиум есть что? Наркота! Та-а-ак, отец, собираем вещи – и к женщинам в отделение на перевоспитание. В чистилище его!
Б а п т и с т:
- Изыди, Сатана! Сын Антихриста, во-о-он! Не искушай! Господь, защити меня от всякой нечисти. Кровь Иисуса на мне, на моей кровати и вокруг меня... И вокруг меня…И вокруг меня кровь Иисуса...
________
Штрихи к портретам К о л и и Б а п т и с т а:
Н и к о л а й – юное создание восемнадцати лет от роду. Высокий и очень красивый юноша. На выпускном школьном вечере заступился за свою одноклассницу, за что получил от отморозка по голове полной бутылкой шампанского. Был медалистом, подающим надежды, стал шизофреником и «Капитаном КГБ». Почему капитаном? Может быть, у него была мечта стать офицером? В какой-то степени он рад, что она осуществилась. Пусть в фантазиях, но он здесь на передовой. Он нужен, пока есть зло.
Его мама тихо надеется, что новый метод лечения поможет её Коленьке снова стать тем мальчиком, который окончил школу с золотой медалью, и что всё у него будет хорошо.
Б а п т и с т – зрелый мужчина сорока пяти лет, маленького роста, со вздёрнутым носом и выпуклыми как у рака глазами. Речь его напориста и тороплива. Большую часть времени проводит в философских рассуждениях.
Его идефикс – защитить свой дом от многочисленных родственников. И здесь все цели хороши! Он «отрёкся от Бога». А поскольку семья баптистская, значит ОНИ обязательно должны от него отвернуться и оставить его и ЕГО ДОМ в покое. Но, увы, этого не происходит. Семья борется за бедолагу. И не понять тому, что его близкие искренни. Что переживают за него, что сочувствуют ему.
______
М а р к:
- Федя, а вы сегодня на клизме были?
Б а п т и с т:
- А при чём тут клизма? Капитан достал. В него бес вселился.
М а р к:
- Клизма, Федя, для того, чтобы шлаки выходили. Утром проклизмились, потом массажик сделали, водички попили, душик приняли – и радуйтесь жизни! А Бога не гневите, не упоминайте имя Его всуе.
Б а п т и с т:
- А я что, я ничего. Защита у меня такая. Молитва – мой щит, слово – мой меч.
К о л я:
- Центр, аллё, центр... Фу, гадость какая. (С отвращением сплюнул в мусорник чернила, которые всосал из авторучки) Что за техника?.. Вооружен и очень опасен. Да. Вышлите мне подкрепление. (При этом откусывает яблоко и, решив, что ручка своё отслужила, продолжает монолог с половинкой яблока) Да, я на связи. Веду наблюдение. Объект под колпаком.
М а р к (вырвав из рук Николая яблоко):
- Ты что, обалдел?! Неделю голодаем, загнуться хочешь? Где яблоко взял?
Б а п т и с т:
- Девочки угостили. Они нас жалеют. Вот и Сане привет передали.
А к т ё р:
- Вы смотрели фильм «Как закалялась сталь»?
Т о м а с:
- Та, в детстве я видел это кино.
А к т ё р:
- А главного героя помните?
Т о м а с:
- Та, Миша, это Павка Корчагин.
А к т ё р:
- Это не Павка, это я играл.
Т о м а с:
- Я в этом не уверен, Миша.
А к т ё р:
- Ну, где вам помнить, вы же в детстве смотрели. «Жизнь нужно прожить так, чтобы не было мучительно больно за бесцельно прожитые годы!» А? Каково? Какой слог! Какая эстетика! Нам за этот фильм Ленинскую премию дали.
Т о м а с:
- Ну, не знаю, я думаю, что вы ошибаетесь. Там был другой актёр, но я его не помню.
А к т ё р:
- Вы, сударь, не помните, потому что я тогда был значительно моложе. Да и грим делает своё дело. Меня даже родители не узнали. Что вы хотите – искусство! Это вам, батенька, не людьми командовать на овощной базе. Магия души!
/Отвернувшись к стене, обиженный Михаил тихо замурлыкал себе под нос какую-то незамысловатую мелодию. Томас уткнулся в книгу. Открывается дверь, появляется женская голова, вопросительно осматривает палату. Взгляд останавливается на мне./
Е л и з а в е т а:
- Александр, я приглашаю вас на променад...
/Завораживающий голос. Да и внешность что надо: женщина бальзаковского возраста, жена генерала, начальника N-ского военного округа. Ушла в глухую «шизу» после гибели сына с невесткой и внучкой. Чувствуется её интеллигентность и знание литературы. На первый взгляд сложно определить её заболевание, но оно проступает по ходу общения, которое состоит практически из её монолога.
Походка грациозная, но с постоянными остановками, во время которых она вправляет себе что-то там внизу со стороны спины, извиняясь при этом./
- ...Простите, Александр, опять кишка. Геморрой замучил... Да, так на чем мы остановились? Ах да, музыка. Это так чудесно! Вы играете классику? Нет? Как жаль. Вы даже не можете себе представить, как я её люблю. Ах, Чайковский, ах, Рахманинов, какая прелесть! Ой, простите, Александр, опять... Мне так неудобно... А мы её вот так подправим... Значит, о чем мы говорили? Ах да, Чайковский. Чайковский вызывает у меня сентиментальность. Хочется все время плакать, размышлять, опять плакать. Я, наверное, очень странная? Нет? В самом деле? Ах, Александр, какой вы душечка! Вы так меня понимаете. Поверьте, это такая редкость. Вы – тонкой души человек. Как вы чувствуете людей! Муж так не понимает, как вы. Кстати, он должен сегодня придти и забрать меня отсюда. Я устала от этого санатория. Еда отвратительная, потом эти лекарства – такое ощущение, будто меня специально залечивают. Вы знаете, Александр, у мужа есть любовница. Вы так не считаете? Ах, как это мило с вашей стороны! Простите, опять, проклятая... Как она мне надоела! Старость – не радость. Что вы говорите? Вы льстите мне, Александр. Вы так считаете? Еще ничего? Да, я люблю хорошо выглядеть. Ах, какой вы милый молодой человек! Представляю, как вы умеете любить женщин. Не скромничайте. Вы так харизматичны. У меня голова кружится. Я бы могла вам подарить близость. Шарман... Тьфу, ну что ты будешь делать с этой кишкой...
Так вы видели на Таганке «Гамлета» с Высоцким? Ах, Гамлет, ах, Высоцкий – это так романтично! Я так давно не была в театре. Театр заставляет переживать, мучиться, думать, радоваться... И плеваться. Да, да, Александр, если плохой спектакль, у меня почему-то начинается процесс активного выделения слюны, и я ничего не могу с собой поделать. Рефлекс!
Ах, Александр, простите, у меня кажется катастрофа с желудком. Прощаемся до следующего променада, мой юный гардемарин. Чао!.. Ой-ёй-ёй, бегу, бегу...
А к т ё р:
- Томас, а вы видели фильм «Еще раз про любовь»
Т о м а с:
- Видел.
А к т ё р:
- Тоже в детстве смотрели?
Т о м а с:
- Нет, это свежий фильм.
А к т ё р:
- Так вот, я там тоже играл.
Т о м а с:
- Та, та, та, вы очень похожи на тот самолёт.
А к т ё р:
- А при чём тут самолет?
Т о м а с:
- Как я понимаю, вы играли роль самолёта? Очень впечатляет.
А к т ё р:
- Ты что, псих? Ну как я, человек, могу играть самолёт? Я, между прочим, там главную роль играю. Там сцена любви была очень смелая. Для меня легче вагон разгрузить, чем сыграть страсть в постели. Так завожусь, жуть! А Доронина от меня заводится. Ну, заводились, заводились – и на сто дублей накрутили. Режиссер плюнул и дублера взял. Поэтому ты и не узнал меня. Ленинскую нам дали за этот фильм.
Т о м а с:
- Я не думаю, что за этот кино дают премию Ленина.
А к т ё р:
- Да ты что! Это шедевр отечественного кинематографа. Вон, Санёк с искусством связан, спроси у него. Сань, дают премию?
А л е к с а н д р:
- Дают, Миша.
М а р к:
- В нашей стране дают, догоняют и добавляют. Слово из восьми букв – наука о религии...
А к т ё р:
- Марк Борисыч, это слово: «теология».
М а р к:
- Точно. Ты, Миша, здорово играл. Шедевр!
А к т ё р (Т о м а с у):
- Ну вот, а ты говоришь «Не ты, не ты...». Фильм надо смотреть душой, а не мозгами.
Т о м а с:
- Миша, стаюсь. Ты сыграл гениально.
А к т ё р:
- То-то же...
Проснись, любовь!
Твоё ли остриё
Тупей, чем жало голода и жажды?
Как ни обильны яства и питьё,
Нельзя на век насытиться однажды...
- Это был эпиграф к нашему фильму. Да... Вот так-то.
М а р к (с кроссвордом):
- Зарплата без премии...
А к т ё р:
- Жопа!
М а р к:
- Из пяти букв, Миша.
А к т ё р:
- Тогда слёзы - «Чтоб вы жили на одну зарплату».
М а р к:
- Точно, слёзы. Да, Миша, фильм был замечательный. Молодец!.. Муза Пушкина.
А к т е р:
- Я помню чудное мгновенье,
Передо мной явилась ты
Как мимолетное виденье,
Как гений чистой красоты...
Анна Керн.
М а р к:
- Молодец, Миша, ты великолепно сыграл в этом фильме. Любовник что надо. Шоб мне так жилось, как тебе там любилось... Тип, что за рубль удавится.
А к т ё р:
- Говно.
М а р к:
- Не, Миша, жадина.
А к т ё р:
- А по мне, хоть пивом его облей, хоть вином – всё равно говно. Терпеть не могу.
М а р к:
- Поэтому ты и страдаешь от искусства, а я от взглядов. Александр, у тебя что, никого нет из родных?
А л е к с а н д р:
- Почему нет? Есть.
М а р к:
- Мы уже сколько лежим, а к тебе никто не приходил.
А л е к с а н д р:
- Жена уехала в Москву поступать в «Щуку». А родители далеко отсюда.
М а р к:
- Всё ясно. Кому мы такие нужны. Пока был я на коне, всё было в норме. А потерял работу – и началось: то не так, это не так… Не нашел я своей половинки… Помучили друг друга двадцать лет и разбежались, благо дети взрослые. Хорошо хоть разошлись по мирному.
А л е к с а н д р:
- А я и не знаю, нашел я эту самую половину или нет. Первая нас поженила.
М а р к:
- Кто поженил? А, так это вторая у тебя. Как это, «поженила»?
А л е к с а н д р:
- Да. С первой после армии познакомился. Я же в ансамбле служил. После службы сразу в кабак воткнулся, у них саксофонист в Америку ноги сделал. Кабак этот «Астория» назывался. Знаешь такой? Что-то типа «Интуриста». А она там «работала», клиентов сшибала. Красивая баба, опытная. Старше меня на двенадцать лет была. Ну и закрутилось у нас. Ей нужен был штамп в паспорте, чтоб от ментов отмазка была: мол, замужем я. Музыканты отговаривали: куда лезешь? А я ни в какую, люблю, мол, и точка. А на свадьбе прямо за столом получил от неё пощёчину. Цветок сломался в её невестином букете, я его за окошко выбросил, тут гости кричат «горько!», а она встает и, со всего маху, да прямо мне в ухо! Гости в столбняке, я, как ни в чём ни бывало, встаю из-за стола, объясняю всем, что это такая новая традиция: жених выбрасывает цветок,
получает от невесты в лоб и покидает на время зал. И ушёл я гулять по городу…
Так что, я бы мог попасть в книгу рекордов Гинесса. Свадьба без жениха – это круто! Зато гости и невеста нажрались как свиньи.
М а р к:
- Ну а дальше?
А л е к с а н д р:
- А дальше началась бытовуха – у неё свои дела, у меня свои. Стыдно было перед ребятами. Мы играем, а она снимает. Пытался с ней говорить – всё без толку. Ну и я стал загуливать. А один раз она убила меня наповал. Пришёл с работы слегка навеселе, пытаюсь открыть дверь – не открывается, заперта изнутри. Звоню. Дверь открывается, и встречает меня совершенно голая деваха, пьяная в стельку. «А,» - говорит, - «это ты? Заходи» «Ты кто?» - спрашиваю. «Я? Подруга» Ага, понятно. Прохожу в комнату: на столе бутылки недопитые, закусь. Хорошо кто-то сидел. Говорю ей: срам прикрой, не сверкай мощами. Она ни в какую: «Душно», - говорит, - «у вас, я так посижу»
И усаживается... мне на колени. Наливает себе, мне: «Ну, на брудершафт что ли?»
Думаю, хрен с тобой, птичка, давай. Выпили, поцеловались – еле от губ оторвал, как вантуз к раковине присосалась. И командует: «Саня, ближе к телу, раздевайся!»
Так рванула рубашку, что пуговицы все отлетели. Стою как идиот, а она уже с брюками возится. Смотрю, а кукла вроде как ничего, всё на месте. Короче, зажгла меня. Кувыркаемся с ней в койке, всё путём, как положено. И тут, на самом интересном месте, с грохотом распахиваются дверцы шкафа, выскакивает моя фурия и хватает меня за ноги.
«А, сука!» – кричит, - «Ты меня шлюхой называл, но за ноги ни разу не держал, а я тебя, целочку такую, с первого раза взяла! Что, съел?! Квиты».
Ну, у меня всё и опустилось. То, что было на столе, я об стенку грохнул и сказал: всё, баста, подаю на развод!
Вот такие дела.
А к т ё р:
- Это ж готовый сценарий! Я бы главного героя так сыграл, что мама не горюй!
М а р к:
- Миша, это жизнь.
* * * * * * * *
А л е к с а н д р (в зал):
- Дни тянулись очень медленно. Процедуры, палата, в хорошую погоду – прогулки по саду, в плохую – по коридору. Положенный цикл голода – двадцать дней, у меня был заход на сорок. К концу этого срока выдержка у всех начинала хромать, любые разговоры сводились к еде, некоторые докатились до сочинительства рецептов.
За время коридорных прогулок ко мне прилипли две девушки. Первая – переучившаяся студентка, попавшая в «дурку» после очередных экзаменов. И я в её глазах был тем самым последним профессором. А вторая в пятидесятые годы была вместе с родителями на теплоходе, перевернувшемся у самого причала. Девочку спасли, а папа с мамой утонули. Тогда очень много людей погибло. Она же, которой в момент трагедии было шесть лет, так и осталась в своем шестилетнем детстве. Меня она воспринимала как доктора. Поскольку вход в нашу палату был свободным, обе иногда к нам заглядывали. Одна – сдавать очередной экзамен, другая – поговорить с доктором.
/Открывается дверь, в палату очень нерешительно заходит девушка. Это – О л я/
О л я:
- Простите, профессор, можно?
А л е к с а н д р:
- Да, проходите.
О л я:
- Я пришла сдать вам зачет.
А л е к с а н д р:
- Так. Хорошо. Ну и какой предмет мы сегодня сдаем?
О л я:
- И-и-и-и...
А л е к с а н д р:
- Иностранный язык?
О л я:
- Нет! И-и-изо-образительное искусство.
А л е к с а н д р:
- Хорошо. Зачетку. (Девушка протягивает листок бумаги) Так, Ольга Карпенко. Ага... Оленька, а вы меня не баловали своим посещением: за семестр – всего два раза.
О л я:
- Я, я... А я болела. Я, я... Нет, я была на лекциях, я..., я...
А л е к с а н д р:
- Ну-ну-ну, не волнуйтесь так. Тяните билет.
О л я (тянет воображаемый билет):
- Тяну.
А л е к с а н д р:
- Ну?..
О л я:
- Ну.
А л е к с а н д р:
- Билет?..
О л я:
- Билет.
А л е к с а н д р:
- Номер?..
О л я:
- Номер.
А л е к с а н д р:
- Какой?..
О л я:
- Двадцать... Двадцать второй.
А л е к с а н д р:
- Ну и?..
О л я:
- Ну и.
А л е к с а н д р:
- Первый вопрос?
О л я:
- Кто изобрел способ писать масляными красками, и когда?
А л е к с а н д р:
- Та-а-ак, очень даже неплохой вопрос.
О л я:
- Да, вопрос очень хороший.
А л е к с а н д р:
- Ну, излагайте.
О л я:
- В пятнадцатом веке была очень большая проблема с красками. До этого картины писались красками на клеевой основе. Это было очень неудобно. Да и сами тона были блёклыми, невыразительными.
А л е к с а н д р:
- Позвольте, немцы утверждают, что уже в одиннадцатом веке писали маслом.
О л я:
- Да, писали – как размалевывают ворота, но не так, как пишут картины. Тогда это был ужасно долгий процесс. Накладывать краску можно было только после того, как другая краска, которая наложена раньше, и к которой хотят присоединить блики или тени, просохнет на солнце. Этот способ не был пригоден для замыслов великих художников. Надо было найти такой сорт масла, который, будучи смешан с красками, мог бы просыхать без помощи тепла. Художник Ян Ван-Эйк в 1410 году нашел нужные составные части, которые, при соединении с маслом посредством кипячения, образовали лак. Он быстро сох, не боялся влаги, усиливал яркость красок и позволял им великолепно соединяться.
А л е к с а н д р:
- Спасибо, достаточно. Второй вопрос?
О л я:
- Основные школы итальянской живописи.
А л е к с а н д р:
- Послушаем.
О л я:
- В начале пятнадцатого века живопись Италии стала приобретать определенный характер. Всего в этот период можно насчитать пять основных школ. Это Флорентийская, которая была знаменита своим рисунком. Римская – это изображение страстей. Ломбардская – славилась нежной и меланхолической экспрессией произведений Леонардо да Винчи и Луини, а также небесной грацией Корреджо. Венецианская школа характерна правдивостью и яркостью красок. И, наконец, Болонская школа, которая развилась позже и с успехом подражала всем великим мастерам.
А л е к с а н д р:
- Достаточно. Надо отметить, вы неплохо поработали. Всё, Оленька. Возьмите зачётку. Удачи вам.
О л я:
- Спасибо, профессор. До свидания. Спасибо, профессор. (Уходит)
Б а п т и с т:
- Что же вы творите? Это не по-божески. Вы издеваетесь над этой бедной девушкой.
М а р к:
- Федя, тебе делают клизму, и становится легче?
Б а п т и с т:
- Разумеется, легче.
М а р к:
- Вот и Александр ей ставит клизму – и девочке легче. Психотерапия называется.
Б а п т и с т:
- Надо за неё молиться, и тогда отпадёт надобность в вашей терапии.
М а р к:
- А как же заповедь «Возлюби ближнего своего, как самого себя»? Ты видел, какая она выходила? Александр дал ей глоток счастья, любви. Она ж всем будет говорить, что сдала экзамен!
Б а п т и с т:
- Ей надо придти к Богу и покаяться. И вам заодно. В Иисусе спасение. Вы пропадете без Него. Он наша опора, наш Спаситель. Подумайте о том, как вы явитесь на суд Божий! Я призываю вас именем Господа нашего Иисуса Христа: покайтесь, грешники! Припадите к стопам Его и молитесь о спасении своем. «Пробил час, и Я гряду...»
К о л я:
- Отец, ты не волнуйся так, сейчас подмогу вызову. (В руках у него чайная ложка). Центр! Центр! Нет, дятел не стучит, дятел спит. Срочно высылайте бригаду. Нужна помощь.
Б а п т и с т:
- Изыди, Антихрист! Я призываю всех: покайтесь!
К о л я:
- Да, да. Записывайте адрес: улица Дунтес, 2. Если можно, захватите с собой крест. Какой, какой – православный. Будем крестить отца в православную веру.
Б а п т и с т:
- Я крещёный в церкви нашей. А православие есть мракобесие. Изыди, говорю, прочь, или я изыду.
К о л я:
- Центр? Отбой. Операция отменяется. Да, я слушаю. Есть. (К А л е к с а н д р у) – Сань, меня к награде приставили. Не могу поверить!
А л е к с а н д р:
- Верь, не верь, а заслужил. Ты молодец, Николай!
К о л я:
- Правда, молодец? И мама мне то же самое говорит. Как хорошо, когда всё хорошо. Так жить хочется!
Т о м а с:
- Какие вы странные люди. Играете тетские игры.
М а р к:
- Не странные, а счастливые. Здесь тебе морду не набьют, жидом не обзовут. Только тут можно понять, что такое настоящая свобода. Хочу – читаю всё, что ТАМ нельзя, хочу – во весь голос пою Высоцкого, Окуджаву. Хочу – ругаю и партию, и правительство, и руководство вместе взятых. И самое худшее, что мне угрожает – это электрошок и смирительная рубашка...
А л е к с а н д р:
- Марк Борисыч, не заводитесь. Нельзя сейчас нервничать. Спокойно дышим. И забыли.
М а р к
- Саша, о чём вы говорите? Меня захотели сделать инвалидом только за то, что я имел глупость подать документы на оформление в Израиль. Как после этого я могу дышать свободно? И где? Только здесь. Вы правы. Не дождутся они. Вдох – выдох. (Делает глубокий вдох и короткий выдох) Вдох – выдох. Вдох – выдох...
А к т ё р:
- А я только и думаю, что о еде.
Т о м а с:
- Та, Миша, я чувствую, как пахнет чёрный хлеб.
А л е к с а н д р:
- Ребята, а давайте гульнём в ресторане!
М а р к:
- Как это?
А л е к с а н д р:
- Вот здесь у нас будет стол. Спешите занять места. Я буду официантом. Та-а-к, уселись... Молодцы... Воображаемый стол – воображаемая пища. Играет музыка... Миша, включи свою «спидолу». О’кей. Итак, господа, что будем заказывать?
М а р к:
- Для начала – салатик мясной. А какие напитки у вас есть?
А л е к с а н д р:
- К сожалению, сегодня у нас только компот.
М а р к:
- Любезный, а из спиртных?
А л е к с а н д р:
- Я бы вам рекомендовал «Кристалл». Очень мягкий напиток.
М а р к:
- Графинчик сюда!
А к т ё р:
- А я бы, пожалуй, щец заказал.
А л е к с а н д р:
- Остались только солянка и пельмени «Балтийские».
А к т ё р:
- Тогда пельмени.
А л е к с а н д р:
- Ну а вы, любезные, что желаете?
Б а п т и с т:
- У меня пост. Через два дня могу разговеться, а сейчас ни-ни.
Т о м а с:
- А я хочу картофельные драники.
А л е к с а н д р:
- Какая жалость! Две минуты назад они закончились. Могу предложить шницель «Краснодвинский».
Т о м а с:
- Хорошо, пусть будет шницель и кофе.
А л е к с а н д р (приносит на подносе «заказы» и раздает):
- Та-а-к: салатик, водочка, пельмени, и вам – шницель и кофе. Приятного аппетита, господа.
М а р к:
- Принесите стаканчики для водочки.
А л е к с а н д р:
- Сей момент. Вот ваши стаканчики. Позвольте (берёт «графин» и «разливает»). Прошу!
М а р к:
- Ну, господа хорошие, вздрогнем.
А к т ё р:
- Ох, хороша чертовка!
Т о м а с:
- Та, но очень крепкая.
А к т ё р:
- Марк Борисыч, я думаю, ещё по ниточке, чтоб зацепило.
М а р к:
- Не возражаю.
Т о м а с:
- Нет-нет, надо закусить.
А к т ё р:
- Калории нельзя сразу закусывать калориями. Ну, за всё хорошее – хоп!
К о л я:
- Я тоже хочу.
М а р к:
- У тебя поста нет, тебе можно. Только закажи что-нибудь на закусь.
К о л я:
- Официант!
М а р к:
- Человек!
А л е к с а н д р:
- Чего изволите, господа хорошие?
К о л я:
- Я хочу мамины котлеты.
А л е к с а н д р:
- Гарниром будет картошка?
К о л я:
- Да, и с подливкой.
А л е к с а н д р:
- Слушаюсь и... получите!
А к т ё р:
- Ну, Марк Борисыч, за прекрасных женщин, которых с нами нет!
К о л я:
- Ух, какая! А я в первый раз водку пью.
Т о м а с:
- Ты не увлекайся, Коля, ещё будет время научиться.
А к т ё р:
- А пельмени – дерьмо собачье!
А л е к с а н д р:
- Позвольте’с не выражаться. Пельмени – не фирменные.
А к т ё р:
- Заберите их взад!
А л е к с а н д р:
- Не-е-е, вы здесь колупались уже. Так что ешьте на здоровье.
М а р к:
- Под водочку пойдет.
К о л я:
- А вы, Миша, у меня котлетку возьмите. Это мамины.
А к т ё р:
- Ну, по единой! Чтоб крепче стоялось и мягче падалось.
К о л я:
- У-у-у, зацепило конкретно.
М а р к:
- Да, это уж точно. Зацепило.
А к т ё р:
- А давайте споем:
Ты ж мене пидманула,
Ты ж мене пидвела,
Ты ж мене, молодого,
С ума-разума свела!
Ты казала – в понедилек
Пийдем разом по барвинек.
Я прийшов, тебе нема –
Пидманула, пидвела!
Припев:
Ты ж мене пидманула...
Ты казала: у ве вторек
Поцелуешь разив сорок.
Я прийшов – тебе нема.
Пидманула, пидвела!
Припев...
/Все подхватывают. На самом пике в палату вбегает с е с т р а/
С е с т р а:
- Это что такое здесь происходит? Почему шум? Молчать!
А к т ё р:
- Это не шум. Это – песня души нашей.
К о л я:
- А мы здесь плюшками балуемся.
С е с т р а:
- Я вам сейчас побалуюсь, юмористы недоделанные. Ну-ка, чтоб тихо было! (Уходит)
А к т ё р:
- Ребята, под сурдинку поём:
Ты казала: у середу
Пийдем разом по череду.
Я прийшов – тебе нема.
Пидманула, пидвела!
Припев...
/Все с упоением шёпотом поют. Появляется Е л и з а в е т а П а в л о в н а/
Ты казала: що умру.
Я принес тебе труну.
Я прийшов, а ты жива.
Пидманула, пидвела!..
Е л и з а в е т а (тоже шёпотом):
- А что вы тут делаете, мальчики?
А л е к с а н д р:
- Елизавета Павловна, мы гуляем в ресторане. Мальчишник.
Е л и з а в е т а:
- Ах, какая прелесть! Я так давно не была в настоящем ресторане. И что дают?
А л е к с а н д р:
- Здесь всё дают.
Е л и з а в е т а:
- А что вы пьёте?
А л е к с а н д р:
- Водочку, Елизавета Павловна.
Е л и з а в е т а:
- Фи, как грубо, мальчики. Угостите даму шампанским.
М а р к:
- Шампанское есть?
А л е к с а н д р:
- Для Елизаветы Павловны – в любое время дня и ночи. Вот ваш бокал. Открываю... Ба-бах! («наливает» в «бокал»)
К о л я:
- Не надо шампанское! (Закрывает голову руками) Шампанское не надо! Я сказал, шампанское не буду. (хнычет) Не буду, не буду... Не хочу, не-е-е-е-т!
А к т ё р:
- Тихо, тихо, Коля, мы с тобой водочки выпьем.
К о л я:
- Водочку буду.
Е л и з а в е т а:
- За что пьём, мальчики?
А к т ё р:
- За что пьют гусары? За прекрасных дам! За Вас, созданье чудное из всех!
Е л и з а в е т а:
- Ах, ах, какой вы шалун, однако. Как образно: «созданье чудное из всех».
М а р к:
- Вы кушайте, Елизавета Павловна. Вот пельмени, котлетки. Угощайтесь.
Е л и з а в е т а:
- Какая прелесть! Александр, а что ж вы не пьете?
А л е к с а н д р:
- Я при исполнении. Ну что, повторить?
Е л и з а в е т а:
- Да, да, обязательно. Такой чудесный напиток. Какой букет! Какой аромат! Шарман. Вы меня балуете. А у вас дают музыку?
М а р к:
- А как в ресторане без музыки? Конечно, дают.
А к т ё р (включает «спидолу»):
- Вот вам и музыка.
/Входит Ольга/
О л я:
- Профессор, я пришла сдать вам экзамен.
А л е к с а н д р:
- Оленька, сегодня кафедра закрыта. Если не сложно, подойдите на следующей неделе.
О л я:
- А что это Вы на кафедре делаете?
А к т ё р:
- Пьянку пьянствуем.
О л я:
- Ой, мне бы немного тоже не помешало. У меня такой стресс. Мне пересдавать надо. Просто ужас!
Е л и з а в е т а:
- Не волнуйтесь, сдадите.
О л я:
- Да, я знаю. Сдам обязательно.
А к т ё р:
- А я бы смог у Вас принять экзамен. Вы танцуете?
О л я:
- Нет, у меня такого предмета нет.
А к т ё р:
- Танцы – это хореография. Сейчас мы все поправим. Разрешите?
(Танцуют)
Е л и з а в е т а:
- Александр, я бы тоже потанцевала с удовольствием, но вы же знаете мою проблему.
Б а п т и с т:
- Срам кругом. Безобразие кругом. Содом и Гоморра. Последние дни не за горами.
Е л и з а в е т а:
- Что вы там всё бормочете? Подходите, выпейте с нами.
Т о м а с:
- Ему нельзя, у него пост.
Е л и з а в е т а:
- Хорошо сидим. Александр, как кружится голова...
Ой, цветёт калина в поле у ручья.
Парня молодого полюбила я.
Парня полюбила на свою беду:
Не могу открыться, слов я не найду.
Не могу открыться, слов я не найду.
Он живёт, не знает ничего о том,
Что одна девчонка думает о нём.
У ручья с калины облетает цвет,
А любовь девичья не проходит, нет!
А любовь девичья не проходит, нет!
А любовь девичья с каждым днём сильней.
Как же мне решиться рассказать о ней?
Я хожу, не смею волю дать словам.
Милый мой, хороший, догадайся сам!
Милый мой, хороший, догадайся сам!
М а р к:
- Готовьтесь, сейчас будет столько шуму, мало не покажется.
/Влетает с е с т р а/
С е с т р а:
- Та-а-к... Я вам что сказала? Что я вам сказала?! Чтоб было тихо. А вы что тут творите? Ну-ка марш по палатам. Завтра всё доложу врачу.
/Женщины уходят/
- Встали в одну шеренгу. На первый-второй рассчитайсь!
/Идёт расчёт/
- Вторые номера, шаг вперёд – и за мной! Полы будете мыть, ясно? Первые номера наводят порядок в палате. Вперёд!
А к т ё р:
- Ты ж мене пидманула
Ты ж мене пидвела
Ты ж мене молодого
С ума-разума свела
/Остальные подхватывают, и пение переходит в какое-то неистовство/
- Ты ж мене пидманула
Ты ж мене пидвела
Ты ж мене молодого
С ума-разума свела!..
* * * * * * *
А л е к с а н д р (в зал):
- Прошло время. Ребята уже полным ходом восстанавливались. Положительный эффект был у толстяка – он скинул двадцать килограмм. Марк повеселел, но я не думаю, что ему помог голод. Что касается Коли, Фёдора и Миши, то здесь всё осталось по-прежнему. Миша вспоминал своё актёрство, Коля оставался на службе в «Центре». Ну а Фёдор при нас изгонял бесов и молил Бога о прощении, а при появлении родственников «бомбил» церковь баптистов. Я же с завистью смотрел на их восстановление и ловил кайф от запаха пищи. Периодически заходили девушки. Появилась новая поклонница Валя – она попала сюда «на сексуальной почве», и её навязчивым «бзиком» стала идея поиска сексуального партнёра. Сестра по-прежнему ругала и гоняла нас. Курящим было легче: курилка располагалась в туалете, а поскольку он женский, то и недостатка в общении с дамами не было. Дым стоял коромыслом, вонь ударяла в нос, но это отнюдь не мешало приятному времяпрепровождению с прекрасным полом. Мужчины были очень довольны, такое изобилие женщин льстило их самолюбию.
А к т ё р:
- Томас, а ты видел...
Т о м а с:
- Нет, не вител.
А к т ё р:
- А почему ты не видел?
Т о м а с:
- Это было в тетстве, и меня мама не пустила.
А к т ё р:
- Не понял, а при чём тут мама?
Т о м а с:
- Она мне тенег не давала.
А к т ё р:
- Стоп. Какие деньги? Мы же курить вместе ходили.
Т о м а с:
- Что токта я толжен был витеть?
А к т ё р:
- Ну, новенькая с чёрными глазами.
Т о м а с:
- Она что, тоже актриса?
А к т ё р:
- Да нет, она просто женщина. Наша компаньонка по перекуру.
Т о м а с:
- Мне не нравится..
А к т ё р:
- Ещё бы! Она обозвала тебя сексуальным эстонским мачо.
Т о м а с:
- Мне такие тамы не интересны.
А к т ё р:
- А по мне так очень даже ничего. Она сексопатолог. Разбирается в тонкостях отношений между мужчиной и женщиной.
Т о м а с:
- Нет, Миша, это сексопомпа и маньяк по штанам.
М а р к:
- Ребята, будьте проще. Она спортсменка. А в спорте всегда есть неудовлетворённость. Мужики для неё – спортивные снаряды. Сегодня один, завтра другой.
А к т ё р:
- Я бы хотел быть одним из этих снарядов.
А л е к с а н д р:
- Она просто несчастная баба. Может со временем она станет хорошей женой, и всё образуется, если крыша встанет на место.
Б а п т и с т:
- Таких, как эта особа, раньше забивали камнями.
А к т ё р:
- Ещё чего! Такое добро лелеять надо, ухаживать, а потом наслаждаться её дарами.
/В дверь просовывается голова девушки. Это К а т я/
К а т я:
- Дяденька-профессор, можно к вам?
А л е к с а н д р:
- Катюша, что случилось?
К а т я:
- А меня Оля обидела. Она со мной в экзамен играет, и сегодня в школе поставила в угол!
А л е к с а н д р:
- И что ты натворила?
К а т я:
- Я матными словами сказала тётеньке, чтобы она шла от меня. А та не захотела идти, и я тогда отобрала у неё игрушку. А Оля сказала, это тётенькины очки, а вовсе не игрушка, и поставила в угол. А там муха ползала, я её поймала и оторвала крылышки.
А л е к с а н д р:
- А почему ты оторвала крылышки у мухи?
К а т я:
- А чтобы не летала. Пусть ползает, а я буду её кормить. А потом она станет толстая, и я подарю её маме с папой, когда они придут ко мне. А Оля, она плохая. Мне всё время плакать хочется, когда Оля меня обижает. Вы, дяденька профессор, скажите Оле: «Оля, не обижай Катю. Катя хорошая. Катю пожалеть надо, она плачет. Ну-ну-ну, Оля, тебя тоже в угол поставят. Будешь знать, как обижать Катю!» Дяденька-профессор, вы скажете Оле? Я такая несчастная...
А л е к с а н д р:
- Катюша, ты хорошая девочка, я обязательно скажу Оле, и она не будет больше обижать тебя. А теперь дай слово, что ты не будешь говорить нехорошие слова.
К а т я:
- Матные?
А л е к с а н д р:
- Да.
К а т я:
- Дяденька-профессор, я никогда больше не буду говорить матные слова... А нематные можно?
А л е к с а н д р:
- Нематные? Можно. Ну, а теперь быстренько в палату. Отдыхать.
К а т я:
- Что? Тихий час?
А л е к с а н д р:
- Да, Катюша, тихий час.
К а т я:
- Дяденька-профессор, я не ябеда?
А л е к с а н д р:
- Нет, нет, Катюша, ты хорошая девочка. А хорошая девочка пойдёт сейчас куда?
К а т я:
- В палату! Спасибо, здравствуйте, пожалуйста и до свидания.
(уходя) Я тебя очень сильно люблю, дяденька-профессор.
А л е к с а н д р:
- Я тебя тоже люблю, Катюша.
К о л я:
- «Центр» целую неделю не выходит на связь. Может они потеряли меня?
А к т ё р:
- Ты не опускай руки, Коля, вызывай.
К о л я:
- «Центр», я на связи. Как слышите? Приём. Я на связи. «Центр»?! - О, ну наконец-то они проснулись. – Да, я потерял вас. Какие указания? Так. Уточните задание. Да. Понял! Спасибо. И вам удачи.
М а р к:
- Александр, ты говорил, что «первая» тебя поженила на «второй»? Это как?
А л е к с а н д р:
- Когда мы разбегались, я заканчивал у нас «кулёк». По режиссуре. И ставил дипломный спектакль. В нём главную героиню играла девушка из этого же заведения. А репетировали мы в одном клубе. Куратором была замечательная Наталья Борисовна. Она раньше в ГИТИСе преподавала. «Первая» делала набеги на наши репетиции и закатывала скандалы, батальные сцены ревности с битьём мебели. И так до самого выпуска спектакля.
Пришла она и на вручение диплома. Там поиграли в прятки-догонялки – устроила облаву на нас. Педагоги помогли смыться через чёрный ход. Решили мы с моей юной героиней отметить это событие у неё дома. На тот момент ей было семнадцать. Ну и отметили. Где-то в двенадцать ночи звонок в дверь. Открывать пошла моя будущая тёща. Глядим, на пороге милиция, понятые... «Ваши документы!» Даю. «Так, а почему вы в столь поздний час находитесь в квартире у несовершеннолетней особы? Ба, да у вас и бутылки на столе? Это же растление малолетних!..» «Собирайтесь» - это он мне. И тут тёща выхватывает мой паспорт у сержанта из рук и танком на него: «А какое ваше собачье дело? С моего согласия они женятся, и будут жить здесь. Вон из моего дома!» Ну, тем ничего не оставалось делать, как извиниться и убраться восвояси. А я остался ночевать со всеми вытекающими отсюда последствиями. Вот так меня и женили. С «первой» был суд, а через месяц – новая свадьба. Но и тут она отличилась. Поднимаемся в загсе по лестнице на второй этаж, вдруг выскакивает моё бывшее сокровище, рвёт наши с ней свадебные фотографии и орёт: «Сука, ты по этой лестнице со мной поднимался, а теперь с этой стервой! На, получи!» Выхватывает какую-то бутылку, открывает – и на нас. Пиджак, платье невесты – всё в дырках. Кислота оказалась. Хорошо ребята мои успели перехватить, могла и лица изуродовать. В загсе шок – заходят молодые в свадебных лохмотьях. Перед её родителями стыдно было до жути. После регистрации решили заехать домой, переодеться. Заехали со свидетелями. Сменили лохмотья, думали слегка перекусить. На столе закусь, шампань, водочка. Только налили – в окно влетает какой-то свёрток и прямо в салат. Мы в дерьме. Разворачиваю свёрток, а там, в грязную замасленную куртку упакован кирпич и открытка: «Мой свадебный подарок». Выскакиваю на улицу, вижу – отъезжает такси, и «первая» ручкой машет, лыбится, аж рот до ушей... Так что вторая свадьба у меня тоже памятная.
М а р к:
- Да-а, такое не забывается. Весело ты начал жить.
А к т ё р:
- Какой классный сюжет, какая динамика. Обалдеть!
Т о м а с:
- Это темперамент русский баба.
Б а п т и с т:
- Бесы! В неё вселились бесы. Изгонять надо. Нехристь её опутал. Одно слово, язычница.
С е с т р а (заходит):
- Иванов?
Б а п т и с т:
- Я здесь.
С е с т р а:
- К тебе родственники пришли.
Б а п т и с т:
- Да, да, да... Хорошо, хорошо.
С е с т р а:
- Их в палату, или сам выйдешь?
Б а п т и с т:
- Да, в палату... (с е с т р а уходит)
(к А к т ё р у) – Быстро карты! Играем в «дурака» на щелбаны.
А к т ё р:
- Заметь, не я сказал, сам предложил. Садись. Так. Тебе, мне, опять тебе, и мне. Черви козыри. У кого младший? Ага, у меня. Пошли.
Б а п т и с т:
- Давненько я не брал в руки шашек.
А к т ё р:
- Не боись отец, это первые щелбаны больно, потом привыкаешь.
Б а п т и с т:
- Играем, играем. Там ещё посмотрим, кто щелбаны раздавать будет.. Бери карты. Дальше. Вот так. Каково?
А к т ё р:
- Ты, Федя, не жульничай.
Б а п т и с т:
- Это кто жульничает? Я? Это ты карту спрятал.
А к т ё р:
- Да нет... Вот она, живая.
Б а п т и с т:
- Знаю, какая она живая. Сейчас мы её... вот! Красиво сделал? А?
/В палату входят женщина и мужчина. Это ж е н а Фёдора и б р а т церковный/
Ж е н а:
- Здравствуй, Феденька. Добрый день всем.
Б р а т:
- Мир дому этому.
(Игроки не обращают внимания на вошедших)
Б а п т и с т:
- Ты, Миша, куда карту дел? По две брали, а у тебя только одна. Ты шулер! С тобой по-честному играть невозможно.
Ж е н а:
- Феденька, Господь с тобой, что же ты удумал?
А к т ё р:
- Федя, давай жить дружно. Это ты у меня козыря слямзил, по глазам вижу. Не мухлюй... Федя! Не надо...
Б р а т:
- Господи, прости душу раба Твоего Фёдора. Не ведает, что творит. Брат наш, опомнись. Господь милостив, Он прощает все наши грехи. И твои простит...
Б а п т и с т:
- Бью твоего короля козырной шестёркой. Ха-ха-ха.
А к т ё р:
- Не-не-не, Федя, какая ж это козырная? Ну ты даёшь! Нет, ну ты даёшь!
Ж е н а:
- Фёдор, именем Иисуса Христа я изгоняю бесов, которые вселились в тебя. Кровь Иисуса Христа на муже моём. Бесы, я приказываю вам выйти из сосуда мужа моего Фёдора. Господи, очисти его от всякой скверны...
Б р а т (молится «голосами»):
- Амга-чера-бала-и-га-кара-лахма-на, горе сумхала...
Б а п т и с т:
- А я бью тузом! А?! Что, съел?!
А к т ё р:
- Ну, ты даёшь! Нет, блин, ну ты и даёшь!
Б а п т и с т:
- Лоб давай. Раз...
А к т ё р:
- Больно, зараза!..
Б а п т и с т:
- Два... три... четыре... пять!
Ж е н а:
- Федя, это я, жена твоя!
Б а п т и с т:
- Ну, Миша, как тебе щелбаны? Не сильно тебя зашиб?
М и ш а:
- Больно, Федя. Дай оклематься.
Б а п т и с т:
- Ну, отдохни маленько, потом продолжим. Зачем пришли, миряне?
Ж е н а:
- Окстись, Фёдор, какие мы миряне? Вся церковь за тебя молится.
Б а п т и с т:
- Церковь? Где ты видишь церковь? Это вы – церковь? Какие же вы христиане, когда меня дома лишить хотите! Я вот этими руками поднимал его, а вы – на готовое? Не выйдет! Сектанты! Богохульники!
(Б р а т молится так же, «на языках»)
Ж е н а:
- Доктор сказал, что тебя надо полечить ещё, и всё будет хорошо.
Б а п т и с т:
- Хорошего уже ничего не будет. Я принимаю православную веру. Буду молиться за вас, чтобы вы пришли к настоящему Богу.
Ж е н а:
- Какое православие? О чём ты говоришь? Это же идолопоклонство!
(Б р а т продолжает молиться)
Б а п т и с т:
- Дома вы не увидите! Я всё сказал. Миша, раздавай карты.
Ж е н а:
- Мы вот принесли фрукты, мёд, домашний творожок...
Б а п т и с т:
- Так, давненько я не брал в руки шашек.
М и ш а:
- Только не на щелбаны!
Б а п т и с т:
- Не-е, Миша, в азартной игре нужен интерес.
Ж е н а:
- Фёдор, мы придём к тебе в следующий выходной. Вся церковь придёт к больнице, и будет молиться за твоё исцеление.
(Б р а т перестаёт бубнить)
Б а п т и с т:
- Та-а-ак, и на чём мы остановились? Ага. Ладно, взял домой. Ты плохо карты размешал.
М и ш а:
- Да нет, Федя, хорошо.
Ж е н а:
- Все кланяются тебе, Фёдор. Братья и сёстры молятся за тебя и уповают на Господа нашего Иисуса Христа.
Б р а т:
- С Богом, Федя. Мы ещё придём.
Б а п т и с т:
- А мы его королём! А?! Вот так-то будет лучше.
М и ш а:
- Ну, у меня козыри есть, на испуг не возьмёшь!
(Ж е н а и б р а т долго смотрят на Фёдора, что-то бормоча про себя, видимо творя молитву, и медленно уходят)
Б а п т и с т:
- Играем наверняка. Вот так. А?!
(Увидев, что родственники ушли, мгновенно меняется и бросает карты)
- Всё. Прочь от меня, Сатана! Именем Иисуса Христа я прогоняю тебя!
М и ш а:
- Фёдор, ты чего?
Б а п т и с т:
- Прочь! Прочь! Изыди! Во-о-о-он!.. (Плачет)
/Входит с е с т р а/
... Во-о-о-он!..
С е с т р а:
- Что, недоумки, опять шумим? Полы давно не мыли? Я сейчас вам нарисую. Ну-ка тихо! Молчать всем! Вот так-то лучше. Легли и успокоились. Ясно?
М а р к:
- Солнышко ты наше ясное! Ну, как же неясно. Ясно.
С е с т р а:
- Ты ещё поговори мне! Умник! Всё. Успокоились. (уходя) Я сказала.
К о л я:
- «Центр», я на связи. Донесение моё в мусорнике. Да, вторая дверь слева. Как слышите? Приём. Хорошо, будем продолжать исследование. До связи.
А к т ё р:
- Томас, а ты видел...
Т о м а с:
- Да, видел.
А к т ё р:
- Я же ещё не сказал, что!
Т о м а с:
- Сам догадался. О чёрных глазах ты хотел меня спросить.
А к т ё р:
- Нее, ты видел фильм «Двенадцать стульев»?
Т о м а с:
- Видел. А ты что, и здесь играл?
А к т ё р:
- Играл. Очень долго искали исполнителя главной роли. Человек десять пробовали, и всё мимо. А потом Филиппов привёл меня на студию, режиссёр глянул, и сразу взяли без проб.
Т о м а с:
- Тогда тебе повезло, Миша.
А к т ё р:
- А ты думал. Все сцены со второго дубля делал. Даже когда за Пуговкиным лез, он со скалы сорвался и повис подтяжками на дереве, мне его вытаскивать пришлось. Вытащил. Нужно второй дубль делать, а он боится. Стресс всё-таки. Так мне пришлось и за него, и за себя работать. Сделали. Что здесь такого? Работа такая. После съёмок отмечали его второй день рождения. Нажрались, как свиньи. Вот, часы подарил, именные. Хороший человек, не жадный.
Т о м а с:
- Ну и, конечно, Ленинскую дали.
А к т ё р:
- На этот раз нет. Чиновникам очень не понравился фильм. Некоммунистический оказался формат. Погоня за сокровищем. Кинули на полку, а потом кто-то перепутал, и пустили в прокат. Шуму было! Но посмотрел Брежнев, ему понравилось, он тут же всех успокоил. А я вот купил себе «Волгу» за гонорар. Теперь права буду делать.
А л е к с а н д р:
- Миш, это не проблема, три месяца в ДОСААФе позанимаешься, и права в кармане.
/В палату заглядывает Ольга/
О л я:
- Профессор, извините, опоздала. Но я готова.
А л е к с а н д р:
- Здравствуйте, Карпушкина.
О л я:
- Я не Карпушкина, я Карпенко.
А л е к с а н д р:
- Мы сегодня сдаём изобразительное искусство?
О л я:
- Нет, литературу.
А л е к с а н д р:
- Да, да, да, точно. Но на занятиях вы не присутствовали? А нет, были, целых четыре раза. Надо же. А остальное время...
О л я:
- В колхозе была. Картошку убирали.
А л е к с а н д р:
- И как, удалось спасти сельское хозяйство?
О л я:
- Да. Нам всем премию дали – мешок картошки.
А л е к с а н д р:
- Ну, хорошо. Билетики тянем.
О л я:
- Все сразу?
А л е к с а н д р:
- Нет, для начала один.
О л я:
- Ага, есть.
А л е к с а н д р:
- Запишем. Номер?
О л я:
- Тринадцать. Сергей Есенин – лирика.
А л е к с а н д р:
- Замечательно. Подумаем или сразу?
О л я:
- Мне легче не думать.
А л е к с а н д р:
- Пожалуйста.
О л я:
- Сергей Есенин родился в 1895 году в Рязанской губернии. С двух лет был отдан на воспитание зажиточному деду по линии матери. Воспитывался в строгости. В детстве был отдан в церковно-учительскую школу, по окончании которой должен был поступить в Московский учительский институт. Но этого не случилось. Стихи начал писать рано, но сознательное творчество можно отнести к 16 – 17-ти годам. Некоторые стихи этих лет помещены в «Радунице».
Выткался на озере алый цвет зари.
На бору со звонами плачут глухари.
Плачет где-то иволга, схоронясь в дупло.
Только мне не плачется – на душе светло.
Знаю, выйдешь к вечеру за кольцо дорог,
Сядем в копны свежие за соседний стог.
Зацелую допьяна, изомну, как цвет,
Хмельному от радости пересуду нет.
Ты сама под ласками сбросишь шёлк фаты,
Унесу я пьяную до утра в кусты.
И пускай со звонами плачут глухари,
Есть тоска весёлая в алостях зари.
В 16 лет Сергей Есенин едет в Петербург. Знакомится с Блоком, Городецким, Клюевым. Поступает в Университет Шанявского. Из современников ему нравились Блок, Белый, Клюев. Позднее он признался, что у Белого он перенял форму, а Блок и Клюев научили лиричности.
Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить...
А к т ё р:
- Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки...
О л я:
- Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому...
А к т ё р:
- Поступь нежная, лёгкий стан,
Если б знала ты сердцем упорным,
Как умеет любить хулиган,
Как умеет он быть покорным...
О л я:
- Я б навеки забыл кабаки
И стихи бы писать забросил,
Только б тонко касаться руки
И волос твоих цветом в осень...
А к т ё р:
- Я б навеки пошёл за тобой
Хоть в свои, хоть в чужие дали...
В первый раз я запел про любовь,
Первый раз отрекаюсь скандалить...
А л е к с а н д р (захлопал, за ним М а р к и К о л я):
- Молодец, Оля. Я даже не буду вас дальше мучить. Пять баллов.
О л я:
- Спасибо, профессор. Для меня большое счастье сдавать вам.
А к т ё р:
- У вас тонкая натура, Оленька. Вы обворожительна. Пойдёмте, обкурим это дело.
О л я:
- Спасибо. До следующего экзамена, профессор.
А л е к с а н д р:
- До свидания, Оля.
Б а п т и с т:
- Александр, ты веришь в Бога?
А л е к с а н д р:
- Федя, каждый человек верит, но по-своему. Я верю, что существует высшая субстанция, которая руководит нами. Мы как букашки под её наблюдением. Над нами колпак увеличительного стекла, и сквозь него смотрят, как мы суетим, бегаем, творим зло, добро. А потом одних наказывают, а других поощряют.
Б а п т и с т:
- Но это и есть Бог!
А л е к с а н д р:
- Да, для тебя Бог, для других Аллах, а кому-то Будда. Человек приспосабливает объект веры под себя. Ему это близко, греет – значит, верует. Не греет – ищет новый объект.
Б а п т и с т:
- Я грешник, но я верую. У меня семья из баптистов была. Когда отец воевал на фронте, мама каждый день молилась за него, и он остался в живых.
А л е к с а н д р:
- Ты, говоришь, грешен? А сколько священников прозябает в грехах! В церкви наставляет прихожан, а в миру – грешник грешником. Помню случай один. С компанией как-то отдыхал в лесопарке, потом ушёл от них, но осталось чувство неудовлетворённости. Решил добавить. Стою в очереди в магазине, передо мной священник – в рясе, с крестом на пузе. Он берёт бутылку водки, я – вина. Вышли из магазина, он смотрит на меня и спрашивает: «Сын мой, а где здесь можно трапезу совершить?» Отвечаю: «Да тут рядышком, отец. Иди за мной» Зашли в парчок подальше от глаз людских, сели и стали «творить трапезу». Каждый поднятый стакан благословлялся, пища, появившаяся из его портфеля - также. Всё чин по чину. Пока мозги ещё шурупили, наставлял меня на путь истинный. Обнимались, целовались, пели мирские песни и опять благословлялись. Потом на нас, видимо, опустилась благодать Божья, и мы вырубились на солнышке под кустом. Дальше – картина Репина «А поутру они проснулись». Кругом решётки, рожи опухшие. Я его не узнаю, он – меня. Голые, они ж все одинаковы. Благодати – как не бывало! Так мы и разошлись из вытрезвителя в разные стороны, не попрощавшись. Стыдно было почему-то. Ему – передо мной, а мне – перед ним. Твои грехи, Фёдор, поправимые. Молись, и будешь прощён. Самое главное – проси у Бога прощения за обиды, нанесённые жене и родным. Им не дом твой нужен, а ты. И не больной, а здоровый. Подумай об этом, Фёдор.
Б а п т и с т:
- Спасибо тебе, и будь благословен.
А л е к с а н д р:
- Буду, и ты будь.
М а р к:
- Ты на самом деле веришь в то, что сказал?
А л е к с а н д р:
- Верю, Марк Борисыч. Без этого жить тошно. Люди должны во что-то верить, надеяться, любить, быть кому-то нужными. Боюсь, что жизни моей не хватит, чтобы понять, для чего я здесь на этой земле. Да и многие из нас хотели бы получить ответ на этот вопрос.
М а р к:
- Вот и я хотел бы его получить...
(А л е к с а н д р и Н и к о л а й выходят из палаты)
С е с т р а (волоком тащит А к т ё р а):
- Ах ты, паскудник! Что ты там делал?!
А к т ё р:
- Да ничего! Она сама виноватая.
С е с т р а:
- Так это она тебя за титьки таскала? Так?!
А к т ё р:
- Я курил, а потом в туалет пошёл... Приспичило...
С е с т р а:
- Вижу, что приспичило.
А к т ё р:
- Да вы не то подумали! В буквальном смысле - захотелось в туалет! А там она.
С е с т р а:
- Ну и что она?
А к т ё р:
- Зажала в угол. Поскользнулся, упал, очнулся – а со мной что-то делают.
С е с т р а:
- И что делают? Быстро! Смотреть в глаза, и как на духу!
А к т ё р:
- Искусственное дыхание. Рот в рот.
С е с т р а:
- Я вам сегодня устрою «рот в рот»! Всю посуду перемоете в раздаточной, полы вымоете и туалеты выдраите. Задача понятна?!
А к т ё р:
- Огласите, пожалуйста, весь список, но помедленнее.
С е с т р а:
- Что?! Он ещё издевается. Так, ну-ка быстро за мной!
А к т ё р:
- Куда?
С е с т р а:
- Я сказала – за мной! Оглашать список буду! А вам – тихо! Приду и, не дай бог, замечу что – будете икать всю оставшуюся жизнь. Понятно?!
М а р к:
- Так точно, Ваше высокоблагородие!
С е с т р а:
- А-а-а, умник, закатное солнышко наше, это ты... Тоже за мной! Сейчас вам покажу и рассвет и закат... (Уходят)
/Входят А л е к с а н д р и К о л я/
К о л я:
- «Центр»! «Центр»! Выхожу один я на дорогу. Донесение в конверте в первом мусорнике. Как поняли? Приём. Всё. До связи...
А л е к с а н д р:
- Это мама к тебе приходила?
К о л я:
- Мама.
А л е к с а н д р:
- Красивая она у тебя, Коля.
К о л я:
- Красивая, только плачет много.
А л е к с а н д р:
- Потому что тебя любит.
К о л я:
- Да, я знаю, но всё равно жалко.
/Входит К а т я/
К а т я:
- Дяденька профессор, вы гостей не ждали?
А л е к с а н д р:
- Катюша, не ждали...
К а т я:
- Значит я хуже татарина?
А л е к с а н д р:
- Почему хуже?
К а т я:
- А мне Оля сказала, что незваный гость хуже татарина...
А л е к с а н д р:
- Катя, ты у нас желанный гость.
К а т я:
- Желанный – это не татарин?
А л е к с а н д р:
- Нет, Катюша, желанный – это ты.
К а т я:
- А непрошенный кто? Оля?
А л е к с а н д р:
- Оля – тоже желанный.
К а т я:
- Хорошо. Получается, я – гость прошеный и желанный. А прошеных гостей угощают?
( к К о л е) А что ты кушаешь?
К о л я:
- Это мама мне принесла. Вот, вкусные штучки.
К а т я:
- А Катенька тоже эти штучки любит.
К о л я:
- Угощайся.
К а т я:
- Как хорошо быть желанным гостем! Спасибо. Вкусно. А у тебя их много?
К о л я:
- Много, много.
К а т я:
- Ну, тогда я ещё погощу у вас.
А л е к с а н д р:
- Катюша, тебя не будут искать?
К а т я:
- Нет, не будут. Я сказала, что иду рисовать, а пришла в гости. Когда я рисую, меня никто не угощает, а в гостях дают всякие штучки вкусные. Правда, дают?
К о л я:
- Дают, дают. На...
К а т я:
- Ну и спасибочко вам! А что говорят желанные гости, когда приходят?
А л е к с а н д р:
- Обычно здороваются, интересуются, как дела, здоровье.
К а т я:
- Ага... Так, значит. Ладно, я прихожу к вам в гости: дяденька профессор, здравствуйте! Как вы живёте тут без меня? Скучаете?
А л е к с а н д р:
- Скучаем.
К а т я:
- Я пришла сказать вам, чтобы вы не скучали. Живите весело и... Ой, а кто это тут так хрустит вкусно? Штучками балуетесь? Знаете, я тоже их очень сильно люблю. Вы угощаете?
К о л я:
- Угощаю, но у меня мало уже.
К а т я:
- Ничего, я тоже мало возьму. Спасибо. А вам я подарок принесла – моя самая любимая картина.
А л е к с а н д р:
- Здорово как! Ты у нас настоящий художник, Катя. Какие цвета! Это лес такой?
К а т я:
- Нет, это море... Это – кораблик, а это – я, мама и папа. Мы плаваем... Штучек нет?
К о л я:
- Нет, кончились.
К а т я:
- А не штучек каких-нибудь тоже нет?.. Ага... Ну что ж, засиделась я у вас в гостях. Спасибо за штучки, за интересную беседу, но пора и к дому повернуться. Буду в ваших краях – обязательно зайду. Можно и погулять теперь. До свидания. Было просто замечательно. Непременно зайду ещё раз...
А л е к с а н д р:
- Заходи, Катюша. Пока.
/К а т я уходит/
Т о м а с:
- Тебе что, принесли саксофон?
А л е к с а н д р:
- Да, друзья достали на время.
Т о м а с:
- А твой где?
А л е к с а н д р:
- Мой, к сожалению, первая украла.
Т о м а с:
- Как «украла»?
А л е к с а н д р:
- Так получилось. Нас с женой не было дома. Приехала с каким-то мужиком, позвонила в дверь. Тёща открыла, а та – её в комнату, схватила вилку со стола, к горлу приставила и пытает: где сакс? Тёща стала сопротивляться, ну и получила вилкой в руку. Потом мужик перехватил, а та обыск учинила. Нашла сакс, кларнет, но этого ей мало показалось, забрала и шмотки. Уходя, бросила через плечо: «Запомни, старая – где инструмент, там и хозяин. Потом жена приехала. Когда я появился – обалдел: сидят рядом и плачут! Спрашиваю, что случилось. Жена ставит бутылку на стол: «Давай выпьем». Я заинтригован: «Давай». Выпили водочки. - «Давай ещё». Я кричу: «Мне на работу надо!» Она, виновато так: «Сегодня ты не пойдёшь работать... Была «твоя», увела инструменты, одежду, и мать поранила»... Ё-о-о-пэ-рэ-сэ-тэ! Спустя полгода проявилась. Обзвонил друзей. Компания подобралась лихая. Юра – работал в милиции, заканчивал юрфак в Универе, Миша – режиссёр, Санька – месяц назад отскочил из зоны. Допили водку, потом ещё одну взяли и поехали за справедливостью. К первой, значит. А была она у старшей сестры. Сестры дома не было, был только её муж. Мы его на кухню определили, и Юра стал проводить допрос с пристрастием, а остальные обыск учинили. «Моя» сидит на диване и ухмыляется. Всё обыскали – нет нигде, а поднять её с дивана не догадались. Инструмент же находился под её задницей! Вышли на улицу, а Саня-уголовник хлопает меня по плечу и говорит: «Шурик, не горюй, я компенсировал тебе потерю сакса», - и вытаскивает из кармана золотишко. Я кричу: «Ёбтыть, что же ты наделал, Саня? Это же статья!» «Не дрейфь» - отвечает – «Прорвёмся!». Короче, в кабаке спустили «компенсацию». Нажрались... А рано утром за мной – милиция. Привезли в отделение, гляжу, а следак – Славка, брат нашего гитариста! «Объяснись» - говорит. Ну, я и рассказал всё как было. «Так вот, это надо было написать, и ко мне на стол. А теперь – они написали!» Короче, «пострадавшие» оценочку сделали на 800 рублей, и деньги надо было достать до завтрашнего дня. Не достану – Славке дело пришлось бы открывать...
В общем, достал я деньги, дело закрыли, но сакс, конечно, потерял. Вот такая история о моём саксофоне...
Т о м а с:
- Слава богу, что у тебя от той жены детей нет.
А л е к с а н д р:
- Хотела она наказать меня: мол, чужие бычатки - твои телятки. Но не получилось!
Т о м а с:
- Я себе представляю, что было бы. Это у тебя кобыла с яйцами оказалась.
А л е к с а н д р:
- Не кобыла, Томас, конь!
Т о м а с:
- Та, та, конь! И ещё какой конь... Лучше с такими тел не иметь. Себе тороже бутет.
А л е к с а н д р:
- Да уж, дороже – это точно.
/Появляются А к т ё р с М а р к о м/
А к т ё р:
- Марк Борисыч, я тут вообще не при делах. Застучал кто-то из баб.
М а р к:
- Миша, в этих делах спешка неуместна.
А к т ё р:
- А что я мог сделать, если она на меня танком пошла? Такой темперамент, устоять невозможно. Вот и получилось, что получилось...
М а р к:
- Миша, но мы тут при чём? Ты получаешь удовольствие, а мы страдаем!
А л е к с а н д р:
- Что, досталось?
М а р к:
- Да заставила перемыть всю посуду. И в придачу туалет на вечер оставила. Никогда не думал, что и здесь стукачи достанут.
А л е к с а н д р:
- А они везде есть. Это уже у них в генах заложено: делать дерьмо. У меня приятель был, тоже саксофонист. Работал на плавбазе, а потом вдруг списался на берег и в порту стал вкалывать. Оказывается «дятлом» был, стучал на всех. А я не знал этого. Вроде ничего мужик. И в разговоре с ним проболтался, что однокурсник мой в Израиль уезжает, не знает, как вывезти деньги, золото... Через день происходит встреча с человеком в штатском. Тот сразу быка за рога: «У тебя, мол, «дядя» в таможне работает, и ты должен убедить приятеля оформлять груз у него» Понял, что задница – подставил Изю. Встретился с ним и говорю: так, мол, и так, подвёл тебя. Тот успокоил и говорит, что для отвода глаз кое-что оформит у «дяди». В общем, таможню Изя обхитрил, ну а я по пьяни настучал по голове саксофонисту. Гнилой был человек. На плавбазе его чуть не убили за стукачество.
М а р к:
- Вот и я от такого же говна пострадал.
(Появляется Е л и з а в е т а)
Е л и з а в е т а:
- Мальчики, что вы заскучали? Я приветствую вас! Сегодня чудесный день – у меня был муж, и я могу посплетничать. Александр, как насчёт променада?
А л е к с а н д р:
- Елизавета Павловна, я к вашим услугам. Идёмте.
Е л и з а в е т а:
- Ах, Александр, у меня столько завистников, я даже не знаю, как с этим бороться! Завидуют, когда муж приезжает, и когда с вами гуляю... Прямо беда!
А л е к с а н д р:
- Вам лучше всего не заострять внимание на этом.
Е л и з а в е т а:
- Вы так считаете? А впрочем, вы дальновидный молодой человек. Так мы и сделаем. Возьмите меня под руку. Пусть эта мымра тоже позавидует. Так вы думаете, что этот наряд мне больше подходит? Ах, право же, вы такой милый угодник. Сердцеед!.. Впрочем, чего я распыляюсь, она уже далеко и не слышит... Вы давно были в опере? Знаю, знаю, что вы хотите сказать. Ах, молодёжь, молодёжь, вы так не цените классику. Чайковский, ах... Прокофьев, ох... А Глинка? О-о-о... Ой, простите, казус выскочил. Сейчас, момент – и заправили... Музыка – это первично. Мне кажется, что в начале появилась музыка, а потом уже всё остальное, и слово в том числе. Кстати о слове, как вы смотрите на Пастернака? Вы читали Шекспира в его переводе? О-о, какой шарман! Лозинский там рядом не валялся, он отдыхает... А сонеты? Ах, как они романтичны!
«Любовь к себе моим владеет взором.
Она проникла в кровь мою и плоть.
И есть ли средство на Земле, которым
Я эту слабость мог бы побороть?»
Какая энергетика! Александр, это - высокая поэзия. О. шарман, всё время забываю о походке. Опять казус. Отвернитесь, шалун. Понимаете, для того, чтобы не происходило казусов, нужно ходить так: представьте себе, что в попе у вас пять копеек, и их надо удержать. Сжимаем ягодицы и держим, держим. И сразу меняется походка. Попробуйте – как у моделей. Ах, ах, мы с вами модели! Как это чудесно – хоть на минутку представить себя моделью!.. В молодости я была импозантней. Хотя, в вашем присутствии... Опять эта мымра! Александр, говорите мне комплименты. Быстро!
А л е к с а н д р:
- Елизавета Павловна, вы прекрасны! Ваш чарующий голос как колокол в моей груди. В глазах я вижу блеск и чудное желанье быть рядышком в руках моих. О, нимфа!.. О, любовь!..
Е л и з а в е т а:
- Пожалуй, достаточно. Её уже только от этой порции кондрашка хватит.
А л е к с а н д р:
- Елизавета Павловна, а вы не так уж безобидны. Но в злости вы само очарование!
Е л и з а в е т а:
- Ах, Александр, видели бы вы меня в молодости. Я была такая внезапная, такая непредсказуемая. Муж так меня ревновал!.. О-ля-ля!.. Ох, опять со мной казус, ха-ха – пять копеек потеряла. Так, зажали и пошли. О чём мы? Опять эта мымра. Теперь я говорю... Александр! Меня всю переполняет желание обладать тобою. Ты великолепен. О, Аполлон, как жду я этого момента!.. Тьфу ты! Подслушивает, аж слюной исходит. Ну что ты с ней будешь делать?.. Александр, пойдёмте в нумера. Вы обещали мне массаж. Да, да, я жажду вашего массажа! У вас такие чудесные руки... О, шарман, в зобу дыханье спёрло... Скорей же в нумера!.. Всё, ушла поганка. Фу-у-у... Ну и мне пора. До встречи, Александр. Пока!
(Расстаются)
А л е к с а н д р (в зал):
- Вот так незаметно, день за днём, проходили наши будни. Я выдержал цикл и восстанавливался полным ходом. В красном уголке играл на саксофоне... Однажды туда привели молодого человека из другого отделения, и он настроил рояль. Потом стал музицировать. Мы познакомились, даже не подозревая, что судьба свела нас в музыке на целых двенадцать лет; что у меня появятся два очень сильных увлечения – театр и музгруппа «Атональный синдром».
А пока всё шло своим порядком. Боли в голове исчезли. Я кушал и уже готовился к выписке... Но нервы были как натянутая струна.
* * * * * * *
С ц е н а в к р а с н о м у г о л к е.
Звучит соло на саксофоне. И сразу же выходит А к т ё р в образе Аркадия Райкина.
А к т ё р (читает в зал его монолог):
- Ой, цто вы такие задумцивые? Вы за мной понаблюдайте, зивот надорвёте от смеха. Оцень смесной. Вот вы просыпаетесь от будильника, а я от хохота.
Согрелся под одеялом, от смеха открыл глаза, цто мне приснилось – никто не знает. Хохоцу себе, хохоцу и хохоцу. Оцень смесно.
Если бы вы видели, как костюм на мне сидит. Я сыл в ателье его у нас. Сколько я ходил за ним, надо рассказывать отдельно, в отдельном месте, с глазу на глаз, а то вы разнервницаетесь. Однако, ссыли. Выносят. Одеваю.
- Кто сыл костюм? Я могу с ним поговорить? Я не буду крицать, я хоцу посмотреть ему в глаза и всё.
Выходят сто целовек. Этот – воротницок, тот – лацканцик, этот – хлястик, тот – манзетик... Никто ни за цто не отвецает.
- Кто сыл этот цудный костюм?
- Мы...
И не с кем говорить.
- Знацит, никто не виноват?
- Никто.
- Всё, поздравляю вас, ребятки, вы цудно устроились.
Одел костюм и посол.
В парикмахерской – хохот.
- Цто вы смеётесь, - спрашиваю? - Цто, я похоз на целовека, у которого плохо ссыт костюм? Или прицёска плохая? Сцас будет прицёска, главное не прицёска, а дуса. Постриги, девоцка. Только дусу влози.
И сто вы думаете? Постригла. В зеркало посмотрел:
- Слусай, девоцка, сто я тебе – враг? Сто я тебе – муз бывсый? Ты посмотри, сто ты натворила! Мне фуразки не хватит прикрыть твою работу, мне зе саль надо носить персидскую, мне голову надо бинтовать теперь...
Она говорит:
- А сто я могла сделать, у меня нозницы не стригут, тоцильстик так затоцил.
Я не поленился, к тоцильстику посол:
- Сто ты девоцке нозницы так затоцил, она меня зутко постригла?
А тоцильстик показывает:
- Ты видись, как они сделаны? Если завод такие нозницы делает, их тоци не тоци, они не соприкасаются мезду собой.
Я не поленился, на завод поехал.
- Сто з вы такие нозницы делаете? Их тоци не тоци, они не соприкасаются мезду собой, и девоцка меня зутко постригла.
Посмотрел на меня контролёр, вытер слёзы от хохота.
– А сто я могу сделать? Такая сталь, её нозом мозно резать, только не тепересним, старым нозом. Литейстики подводят.
Я не поленился, к литейстикам подосол.
– Литейстики, а литейстики, сто зе вы подводите? Сто з вы такую сталь делаете, сто нозницы не соприкасаются? Их тоци не тоци, а они рвут, и девоцка меня зутко постригла. Квалификация у вас есть?
– Квалификация? Смотри, дурацок, вот сталь – броню пробивает на зутком расстоянии.
– А цево з у вас нозницы не стригут?
– Нозницы? ГОСТ у нас, дурацок. ГОСТ есть, мы его выдерзываем и всё. Отойди! От твоей прицоски литейстики хохоцут, цугун на ноги разливают.
– Так кто зе так ГОСТы выдумывает?
– ГОСТы - это в Москве в институте целовек сидит.
– Он сто, такой умный?
– Нет, у него московская прописка.
Не поленился я, в Москву звоню.
– Сто з ты, ГОСТовик ты, такую сталь нозницам даёс? Они не соприкасаются, их тоци не тоци – они рвут, и девоцка меня зутко постригла. Ты мозес ГОСТ поменять?
– ГОСТ поменять? – он так загоготал, сто трубка выпала. – ГОСТ поменять... Я, - говорит, - луцсе пол-зизни нестризенный, нецосанный ходить буду. Я луцсе умру таким патлатым, цем это дело затевать. И тебе советую: ходи как есть. На остроту отвецай остротой, отсуцивайся.
В обсцем, со стризкой уладили, так и хозу. Всё в порядке, а сейцас себе мост строю. Непонятно? Я из зубоврацебного иду. А вы думали, у меня дефект реци? Целюсти у меня из новых материалов, сэкономленных целиком. Им тозе хоросо. Врац мост ставит, техник мост делает, а детали моста из Барнаула летят.
Сейцас как раз озидаем, поэтому я такой смесной. Но главное в целовеке не прицоска, и не зубы, а дуса. Один лектор трепался, сто Бога нет и дусы нет. Ну Бога нет – ладно, а дусу залко. Затем дусу вместе с Богом отменили впопыхах?
Нет дусы, вкладывать нецево. Зато голова сусествует – кивать есть цем. Так сто смейтесь надо мной, смех инфаркта не даёт.
(К концу монолога А к т ё р начинает заводиться, заканчивается всё
приступом. А л е к с а н д р помогает А к т ё р у. Психи хлопают, шумят.
На шум вбегает с е с т р а)
С е с т р а:
- Это опять ты, недоумок?!
А л е к с а н д р:
- Не «ты», уважаемая, а «вы»!
С е с т р а:
- А ты вообще молчи, недоделанный!
А л е к с а н д р (продолжая успокаивать А к т ё р а):
- Ты глянь на эту суку – с цепи сорвалась...
С е с т р а:
- Молчать! Или я вас в рубашки одену!
А л е к с а н д р:
- Не ори, дура психованная! Что, недотрахали тебя?
А к т ё р:
- Всё, мне лучше. Пошли отсюда.
С е с т р а (бьёт А л е к с а н д р а по голове):
- Что?! Да ты знаешь, что я сейчас сделаю? Ты знаешь?! Урод!
А л е к с а н д р:
- Мне насрать на то, что ты сделаешь! И вообще, я уже излечился и иду домой. Ключ от входной двери! Быстро! Или удавлю к чёртовой матери. Ну! Ключ давай! Стерва! Я сказал – ключ!..
С е с т р а:
- Ты что? Ты чего? (Пытается уйти, А л е к с а н д р за ней; психи аплодируют)
/Шум за дверью. Что-то разбивается. Крики «Вяжи его! Да держи!.. Вот так, милок, сейчас мы тебя успокоим, как шёлковый будешь» Голос А л е к с а н д р а: «А так могёте? На, получи! Что, взяли? А так?!» Мужские голоса: «Дави его! Держи! Бей! Вот так. Попался, сучонок. Ну, теперь посмотрим...» Шум затихает./
* * * * * * *
/Палата. Входит А к т ё р/
А к т ё р:
- Ребята, Саню повязали.
М а р к:
- Как, повязали?
А к т ё р:
- Да, сестра прицепилась к нам, стала орать, а Санька – на неё. Потом совсем озверел, ключи от входной стал у неё отбирать. Та в раздаточной закрылась и санитаров вызвала. Санёк успел двери выломать - и к ней, а тут они подоспели. Он – с ними махаться. Даже Янка здоровый не мог справиться, пока второй сзади не вырубил. В рубашку одели – и в процедурную.
М а р к:
- Это хана. Сейчас обколют, а утром после врачей кинут на профилактику.
Т о м а с:
- Профилактика – это что?
М а р к:
- Электрошок. Лучше не знать, что это такое.
А к т ё р:
- Что, так больно?
М а р к:
- Не то слово. Через тебя пропускают ток, увеличивают напряжение, и тебя колбасит по страшной силе. Если не расслабиться, то может и кости сломать. Мне в своё время плечо вывернуло. После тока отвозили в институт травматологии.
Т о м а с:
- Помочь нельзя?
М а р к:
- К сожалению, нет. Он сейчас будет во власти докторов. Протестируют, спровоцируют на что-нибудь – и диагностика готова! Эти штучки мы уже проходили. Ну а после шока Саня станет тихоней, если не хуже. Волю сломают, гады, профессионально.
Б а п т и с т:
- Господи, помоги Ты рабу Твоему Александру! Не оставляй его в тяжёлую годину. Пусть он с честью пронесёт эти испытания...
К о л я:
- Центр! Центр! У нас чэ пэ. Вы уже знаете? Ждём ваших указаний. Да. Я на связи. Каждые полчаса буду извещать вас. Всё. Отбой.
Т о м а с:
- Ну почему он сорвался? Оставалось совсем мало. Не понимаю.
М а р к:
- Потому и сорвался, что мало.
/Входит с е с т р а/
С е с т р а:
- Ну что, пальцем деланные, вперёд! Туалет убирать – за мной!
(Показывает на А к т ё р а и М а р к а)
Ты, и ты - пошли!
А к т ё р:
- Вам Александр уже сказал: не «ты», а «вы»! Ясно?!
М а р к:
- Вам лучше сейчас уйти.
С е с т р а:
- Что такое? Бунт?! Да мы вас всех в рубашки засунем!
М а р к:
- Рубашек не хватит. А завтра мы подтвердим, что вы спровоцировали Александра. Ну а сейчас извольте выйти вон!
С е с т р а:
- Ну ладно. Ещё не вечер. Ещё посмотрим... (Уходит)
_______________
/А л е к с а н д р - в кресле, в совершенно подавленном состоянии, и врач, устанавливающий ему на голову, руки и ноги электроды./
В р а ч:
- Саша, ну что случилось? Я вас хотела на днях выписывать, а тут такой поворот... Я в затруднении. Вы подвели меня...
А л е к с а н д р:
- Дело в вашем персонале. Не могут и не имеют права хамы работать в этом учреждении.
В р а ч:
- Позвольте не согласиться с вами. Конфликт с сестрой спровоцировали вы. Вы её при всех цинично унизили. Сломали дверь в раздаточной, оскорбили санитаров, дрались. И в ответ на это их действия были правомерны.
А л е к с а н д р:
- Хорошо, доктор. Как скажете...
В р а ч:
- Так и скажу. Психическое состояние ваше на данный момент имеет очень нестабильную форму. Нам придётся приложить некоторые усилия, чтобы вас, Саша, подлечить.
А л е к с а н д р:
- Ну и как долго вы будете меня лечить?
В р а ч:
- Всё зависит от вас. Коллеги такого же мнения. Вам не надо было так вызывающе вести себя при тестировании. Врачи не враги ваши. Они искренне хотят помочь вам. Я назначила медикаментозное лечение и два сеанса электрошоковой терапии.
А л е к с а н д р:
- Я знаю лишь одно, доктор – сюда легко попасть, но выйти весьма проблематично.
В р а ч:
- Саша, вся ваша беда в пессимизме. Откуда он у вас? Вы так молоды, а рассуждаете как старик. Вам же жить и жить. Вот и жена считает, что с нервами у вас непорядок. Она поддерживает нас и надеется на положительный исход.
А л е к с а н д р:
- Всё, доктор, понятно, лечите...
В р а ч:
- Сейчас, Саша, вы почувствуете, как по телу пойдут иголки. Чувствуете?
А л е к с а н д р:
- Да...
В р а ч:
- Ну а сейчас мы увеличим... Чувствуете? Улавливаете разницу?
А л е к с а н д р:
- Да, улавливаю... (Тяжело дышит)
В р а ч:
- Вот так поступенчато мы и поднимаем... Ещё! Чуть выше! И ещё!
А л е к с а н д р:
- Больно... Больно...
В р а ч:
- А так?
А л е к с а н д р (стонет):
- Больно...
В р а ч:
- И ещё, Саша... чуть-чуть...
/Тело всё в конвульсиях. Кажется, что какая-то сила выгибает его в обратную сторону. Хрип из горла/
А л е к с а н д р:
- А-а-а-а-а! Бо-о-о-о-льно-о-о-о!
В р а ч:
- И совсем немножко добавим, вот так!..
(А л е к с а н д р резко дёргается и теряет сознание)
Вот теперь, пожалуй, хватит... В палату его. Пусть поспит. Утром повторим.
(С е с т р а снимает с А л е к с а н д р а электроды, сажает его в коляску и везёт в палату)
_______________
С е с т р а:
- Ну что, милок? Угомонился? Всех бы так, легче работать было бы... Принимайте! Что стоим?!
/М а р к и А к т ё р снимают А л е к с а н д р а с каталки и укладывают в постель/
М а р к:
- Осторожно, поправь подушку. Ну вот, Санёк, отдохни. Набирайся сил.
А к т ё р:
- Что они сотворили с ним, гады.
Т о м а с:
- Он такой толго бутет?
А к т ё р:
- Какой «такой»?
Т о м а с:
- Беспомощный...
М а р к:
- Его сейчас комплексно долбают. Лекарство, потом шок. От шока долго отходить будет. Да и лекарства сделают своё дело.
К о л я:
- А я ему яблочко оставил. Мама принесла.
А л е к с а н д р:
- Марк... (слова даются с трудом) А я выдержал этот шок... Правда, было очень больно... Но самое больное – жена дала согласие на психушку.
М а р к:
- Откуда ты узнал?
А л е к с а н д р:
- Доктор сказала...
М а р к:
- Вот это плохо. Так можно держать до бесконечности.
Б а п т и с т:
- Я буду молиться. Господь не даст его в обиду.
А л е к с а н д р:
- Меня предали, Марк... (плачет) Я не смогу так долго... Я же не псих, я нормальный. Но сейчас мне кажется, что уже не такой, как был. Всё время плаваю. Боюсь... боюсь... Мозги ломит... Марк!
М а р к:
- Санёк, всё будет у тебя хорошо. Ты выскочишь отсюда. Нужно только пройти этот этап. Копи силы для шока и помни: расслабляйся. Слегка напряги мышцы, но расслабься. Легче будет.
О л я (заходит в палату):
- Здравствуйте. Ну, как вы, профессор?
А л е к с а н д р:
- Уже лучше.
О л я:
- Вы выздоравливайте, я вот гостинец вам принесла (достаёт фрукты из сетки) от мамы. А насчёт экзамена вы не волнуйтесь. Поправитесь, я приду и сдам.
А л е к с а н д р:
- Оленька, ты самая лучшая студентка в моей группе.
А к т ё р:
- Оля, придёт время – всё сдашь.
О л я:
- Я знаю. Профессор у нас добрый. Ну, я пойду. Я попросила у мамы чего-нибудь вкусненького. Принесёт – обязательно к вам зайду. (Уходит)
К о л я:
- Центр! Центр! Контрольное время истекло. Нет анализа моих донесений. Следующий сеанс через сорок минут. Как поняли? Приём!.. Как всегда, нет ответа. У них голова не болит. А тут думай, что хочешь!
/Входит К а т я/
К а т я:
- Дяденька профессор, ну что ты тут придумал? Ты не болей много, а то мне скучно будет. Оля сказала, что у неё не будет экзаменов.
А л е к с а н д р:
- Катюша, не переживай, ещё что-нибудь придумаем с тобой.
К а т я:
- Думать будем вместе?
А л е к с а н д р:
- Конечно. А как же иначе? Мы же друзья с тобой.
К а т я:
- Да, я с тобой очень сильно дружу. Вот так... (сжала кулачки) А у меня гостинчика нет. Коля, а тебе мама принесла штучки?
К о л я:
- Немножко принесла.
К а т я:
- А ты не хочешь меня угостить?
К о л я:
- Не хочу... Ладно, угощайся.
К а т я:
- Вот спасибочки тебе. (Протягивает А л е к с а н д р у) Дяденька профессор, вот и гостинчик от меня. Ты только выздоравливай поскорее, хорошо?
А л е к с а н д р:
- Договорились, моя принцесса. А теперь я тебя угощаю. (Отдаёт Олины фрукты)
К а т я:
- Как хорошо, что ты болеешь! Так бы у меня гостинцев не было. Спасибочки... я приду потом ещё раз. Можно?
А л е к с а н д р:
- Заглядывай, Катюша.
М а р к:
- Молодцы, девчонки, быстро среагировали.
А к т ё р:
- Они же всё прекрасно чувствуют.
А л е к с а н д р:
- Да, душу не обманешь. Мне кажется, что такие не предали бы.
М а р к:
- Ты знаешь, можно предать, не ведая того, что предаёшь. В молодости случайно познакомился с девушкой на свадьбе. Гуляли в деревне. Угомонились поздно. Спали на сеновале – кто где, вповалку. Слышу, какие-то звуки. Голос: «Мальчики, не надо, я прошу вас!» Но мальчикам, видимо, приспичило так, что невмоготу. Она громче: «Не надо... Я буду кричать!» Но второй видно рот ей закрыл. Мычит только. Ну, я их немного и остудил. А с девушкой потом стали встречаться. Она училась в медицинском, я заканчивал политех. И вот, во время её сессии, я исчез. Прошла пауза, и месяца через три мы случайно встретились. А за это время я успел жениться на своей однокурснице. Анита увидела кольцо на моей руке и заплакала. «Где ты был? Где ты был? Что ты наделал?! Я люблю тебя!» Это был крик души, а у меня будто камень в груди. Получается, предал я её...
А л е к с а н д р:
- Вот и у меня такое же чувство с женой, только наоборот...
/Появляется Е л и з а в е т а/
Е л и з а в е т а (нерешительно):
- Мальчики, можно?
М а р к:
- Елизавета Павловна, вам всегда можно.
Е л и з а в е т а:
- Ах, Александр, я всё слышала, всё знаю. Это так неожиданно, так нелепо. Все наши женщины только о вас и говорят. Вот все собрали с миру по нитке, хоть какая-то радость будет...
А л е к с а н д р:
- Спасибо, Елизавета Павловна, вы так добры.
Е л и з а в е т а:
- Ну что вы, мой мальчик. Мне искренне жаль. Хочется прижать вас и пожалеть, убаюкать. Так жестоко по отношению к вам, так несправедливо.
А л е к с а н д р:
- Елизавета Павловна, верьте мне – всё будет хорошо.
М а р к:
- Мы ещё повоюем, Санёк. Может и я встречу свою Аниту. Скажу ей: «Прости меня, дурака! Не разглядел, что рядом со мною счастье было»... Может, жизнь я ей испортил, грех на душу взял... Не узнал половинку свою...
А л е к с а н д р:
- Не переживай так. У тебя дети остались. Внуки пойдут. Почувствуешь себя нужным, и всё станет на свои места.
Е л и з а в е т а:
- Мальчики, не надо о грустном. Ко мне уже давно сынок не приходил. Обиделся, наверно. А я не могу понять, за что? В чём я виновата? В чём вина моя?! Он такой у меня был сладкий в детстве. Я что-то не так сделала. Обидела сильно. Что не так? Пойду. Мне надо подумать. Нужно разобраться. Хочу вернуть моего сыночка. Да, вернуть... В чём причина? Где моя вина? Мальчик мой...
* * * * * * *
/Звучит саксофон. Всё погружается в полумрак. Все спят. Заходит с е с т р а, видно, что в подпитии. Что-то делает на коленях у кровати Александра. Потом откровенно седлает его, прикрывшись одеялом. Только голова торчит. Происходит что-то похожее на половой акт/
С е с т р а:
- Тихо, тихо, тихо... Вот так... Тебе хорошо? А мне очень... Не спеши... Вот так... Так ты говоришь, «недотраханная»?.. Ах, какой ты... Что ты делаешь со мной... У-у-у-у! Ах... ах... Тихо. Только тихо... В меня... В меня... Да... Да... Вот так. Не убегай. Дай насладиться... О, как сладко... Ты чудо! У, чудовище моё... Ну, всё. Засыпай. (Собирается уходить)
Б а п т и с т:
- О, свят, свят, свят Господь! Последние дни наступают, кругом разврат и похоть. Господи, ну сделай же что-нибудь! Я призываю тебя!! Господи!!!
С е с т р а:
- Это что такое?! Что за шум? Почему не спим?! Хотите профилактики? Будет вам завтра профилактика!!! Вы у меня попляшете! Молчать!!! Всем молчать!
* * * * * * *
/Звучит соло саксофона.../
А л е к с а н д р (на фоне мелодии, в зал):
- Я долго ещё лежал в больнице, глотал таблетки, терпел уколы. Иногда, в процедурной комнате, сестра удовлетворяла свою похоть, и я не мог воспротивиться, ибо знал, что любое противление будет жестоко подавлено. Мне надо было выйти из этого «жёлтого дома»... И долгожданный момент наступил! Врач признала моё состояние нормальным, торжественно передала меня жене, и я, измождённый, но счастливый, шёл домой. Своих друзей по несчастью и Катюшу с Оленькой я больше никогда не встречу. Но в памяти они остались. Я начну играть чудесную музыку на саксофоне, буду ещё учиться в институте, а потом работать в театре. Это всё будет... А пока я просто иду по городу.
Домой...
/Перехватывает на саксе тему и живым звуком на затухании её заканчивает/