Автобус полз сквозь синий тягучий вечер. Огромными хлопьями шел снег, было холодно.
На задних сиденьях с чувством пили самогон. Поднимались тосты. Я задремал.
Автобус мерно потряхивало, кругом, до самого горизонта тянулась степь. Степь была какая-то чахлая и совсем не вязалась с буйным закатом. На задних сиденьях в вполголоса добродушно матерились – пролили самогон. В небе показались первые звезды.
Вспомнилось, как я приехал сюда в прошлый раз.
Была середина октября, только начало по-настоящему холодать.
По утрам на улице было совершенно неможно курить просто так. Нужно было обязательно надеть свитер и иметь в руках кружку горячего чая. Пар клубился над чашкой, пар валил изо рта, кругом лежал плотный загадочный туман. Из тумана раздавались знакомые, но загадочные в тумане звуки, - скрип калитки, голоса, далекий автобус…
Я чуть открыл глаза. Нельзя спать. Во-первых, холодно, а во-вторых, просплю свой поворот. Это очень хреново – проспать свой поворот – убеждал я себя… Глаза слипались, и я снова задремал…
Когда я приехал сюда в прошлый раз, все было совсем по-другому. Солнце поднималось и разгоняло туман. Приходил сосед на чай. Играли в шахматы во дворе. Вокруг носился, поминутно падая круглым пузом кверху, мелкий симпатичный пес Еврик. Если шахматы падали со столика, Еврик их утягивал на огород и прятал там. Бороться с этой его хулиганской привычкой было невозможно.
Но главное вот что…
Автобус сильно тряхнуло на повороте, резанули по глазам огни. Заправка. Еще долго ехать. Меня знобило. Ох, заболею…
В один из последних теплых дней я пошел в гости к соседке насчет одного дела связанного с картошкой луком и капустой. И возможно с пятком яиц и банкою парного молока.
Соседка была старушка с добрым, хитрым и морщинистым лицом. Бывают такие люди, смотришь, и невольно тянет сделать что-нибудь хорошее.
С осенней грустинкой солнце, тротуарная плитка во дворе, вся в опавших листьях. Моя соседка и я стоим у погреба и собираемся набрать картошки и прочего, вопрос с яйцами и молоком решен быть не может, ну и ладно. Переходим к сплетням. Это самый утомительный момент. Никифоровна, добрая душа, с добрыми хитрыми глазами, ну не пофиг ли мне эти ваши…?
Смотрю как по кирпичной кладке пробирается мелкий жук. Боже, как ему трудно. И враги кругом, вон – хищные куры по двору бродят…
Монолог о странных делах в деревне затягивается минут на двадцать…
Остановка. Двери раскрываются, со скрипом, меня скрючивает от мороза. Решено. Заболею нафиг! Подушек мне! Чаю горячего! Аспирину!
Автобус снова трогается. Осталось немного. Не спать…
Жук успешно скрылся из виду. Везет же… Я бы тоже куда-нибудь скрылся! Уже ничего не соображаю и только киваю головой – Да! О, да! Проклятье…
Тогда и случилось чудо.
Я наклонился и потянул тяжелые, сырые створки погреба. Пахнуло вековой сырость, свет солнца увяз в кромешной тьме… Из тьмы вдруг возникла радуга. Нет, не радуга, а фейерверк! Черт. Даже не фейерверк. Это было как…
Это были бабочки, множество бабочек, которые забрались в погреб зимовать. Солнце нагрело двери погреба и они ожили.
Боже как они летели! Хоровод, калейдоскоп, я словно попал в страну фей, хороводом они пронеслись сквозь меня, превратились в цветной дымок, исчезли, растворились в небе. Боже…
Тогда я дал себе зарок.
Никогда, как бы плохо мне не было, не забывать.
Вот мелькнул знакомый дорожный знак. А вот и поворот.
- Командир! Останови тут, на повороте, на спуске!
Двери с характерным шипением складываются. Холодно-то как.
-Спасибо!
Степь, дорожки под снегом не видно, звезды, смутно виднеются вдали огоньки. Проваливаюсь в снег, иду. Иду, иду.
Никогда я не должен забывать что чудеса еще не кончились, и боги, случается, проходят меж нами. Держи свои глаза открытыми – говорю я себе, и душу тоже. Держи ухо востро и всегда принюхивайся. И никогда не забывай.