Каким ты рождаешься, человек?
Ты приходишь в этот мир, неся в себе ту любовь и радость ожидания открытия, что ощущал в самом благостном и безопасном месте. Оно приняло тебя, когда ты ещё не осознавал себя. Впрочем, осознание случилось гораздо позже, когда неведомая сила отделила тебя от целого, бывшее тобой по праву клетки, равной всем другим в той Вселенной…
Ох, как ты был потрясен! Ты орал так, что в неожиданно ослепившем тебя при разъединении сиянии возникло беспорядочное мельтешение теней и оглушающее дребезжание звуков. Ты был в ужасе! Ты хотел вернуться туда, где всё было знакомо. Там было тепло и надежно. И вдруг тихий слабый звук заставил тебя на мгновение затихнуть. Ты знал его! Он был голосом оттуда, из центра твоей Вселенной.
Ты продолжал орать, но уже только для того, чтобы затихли все другие звуки, чтобы остался только один – голос дома.
Когда он приблизился настолько, что ты ощутил тепло и сладость источника, ты жадно приник к нему и, выбившись из сил от всего случившегося, провалился в темный колодец тишины и покоя, который был только там – дома.
Поначалу ты никак не мог привыкнуть, что блаженство неожиданно кончалось от необычных ощущений дискомфорта. И ты снова орал, чтобы дом оказался вокруг. И это помогало, пока однажды ты не прозрел и тебя не осенило, что дом и ты разделены. В утешение тебе было дано зрение. Теперь ты видел источник, а потом научился выражать радость и любовь к нему…
Потом тебя стали учить, что ты – не дом, что дом – это мама. И ты, полный любви и радости, что дом всё время хотя бы рядом, благодарно повторил однажды «мама»
И понеслось…
Мир всё больше рассыпался на части, носившие свои имена, как ордена. Сначала тебе было смешно, что они гордятся своей индивидуальностью, не видя своего единства. А ты его видел. Хотя нет! Ты его чувствовал. Это было удивительно!
Глазами, руками, языком, ушами, ты ощущал, видел, слышал каждую часть отдельно, но чувствовал, что все они – одно.
Но однажды ты был напуган до смерти, обнаружив, что это единое находится прямо напротив тебя!
До этого ты не подозревал, что мир и ты разделены. Ты любил всё вокруг. Ты и был этим миром. Как только случилось второе, окончательное разделение, ты ощутил боль…
Всё разлетелось на миллионы осколков. Ты тщетно заглядывал в каждый из них в надежде отыскать единство. Ты больше не мог любить эти всё больше дробящиеся части. Казалось, каждая из них забирает себе часть твоей любви.
И вдруг ты ощутил пустоту в своём сердце. Ты знал, что в глубинах его есть неприкосновенные запасы, но был не в силах вскрыть последнюю дверь, уничтожив свою единственную надежду. И тогда ты стал искать любовь в других, чтобы не погибнуть от собственной опустошенности.
Это было больно, безнадежно, бессмысленно…
Иногда это приносило облегчение, но потом пустота поглощала жалкие крохи, падающие извне, и всё начиналось снова…
«Господи!» - воскликнул ты однажды. И поскольку картонный Бог внимательно смотрел на тебя и, как тебе показалось, слушал, ты излил ему свою боль.
Тебе стало так легко, так спокойно. Ты вспомнил дом, но не тогда, когда он был тобой, а ты им, а тот, который был уже отделен от тебя, но приходил и дарил тебе себя всякий раз, как ты просил.
«Вот оно!»- ты любил Бога.
Он был знакомо велик и всемогущ. И не беспокоил тебя, когда был не нужен тебе.
Всё было бы хорошо, но вдруг ты опять ощутил пустоту…
Любовь, которую ты, казалось, обрёл, подобно миражу в пустыне, всё больше теряла свою четкость и наполненность. Ты всё ещё надеялся, что Бог поможет не исчезнуть его любви, не понимая, что это иссякает луч твоей, отражающийся от лакового лика и печальных глаз.
Всё было напрасно. И тогда у тебя не осталось выбора: ты должен был разбить сердце и отдать миру неприкосновенный запас любви…
И ты сделал это…
И ты сделал это?