-Чем кормить собою крыс в королевском застенке и писать в перерывах между пытками исповедь на стене собственной кровью, лучше я в последний раз испытаю удачу на турнире, а заодно напомню забывчивым людям о своем существовании, - заявил генерал, мрачно глядя поверх кружки.
-Народ все помнит, - возразил я, подавив зевок.
-Он помнит песни и голод! А еще каждый из них помнит имена тех, кого потерял в этой войне лично. До прочих им дела нет! один я помню имена всех мальчишек, умерших за годы нашей войны. Скоро меня не станет, и их имена сольются просто в невыразительный призрак неизвестного солдата.
Я застучал пальцами по столу, невольно отбывая ритм старого военного гимна, которым неизменно встречали генерала, где бы он ни появился. Арнэ неуверенно заерзал на стуле, явно желая что-то сказать, но не решаясь. Я мрачно покосился на него, не в силах сдержать своей неприязни. Арнэ изо всех сил пытался придать своему юному, почти девичьему лицу выражение солдата, прошедшего через три ада.
-И все же эти мальчишки были просто пушечным мясом в ваших с королем играх, - сквозь зубы процедил я, устав от трагической атмосферы.
-Верно, - легко согласился генерал. – Но я ничего не забываю в отличие от короля.
-И зря! – я продолжил свою мысль. – Если бы вы, генерал, все забыли, то и король забыл бы о вашем существовании, дав возможность умереть не сейчас и в относительном уюте вашей постели. Однако ваша на редкость несговорчивая и долгая память заставляет Его Величество нервничать. А нервы нашего короля настолько плохи, что добро, сделанное вами, уже не перевешивает причиненные вами же вред и беспокойство. Вы не оставляете ему иного выбора, кроме как убить вас и только тогда забыть.
Мою раздраженную и пьяную тираду генерал выслушал с кривой улыбкой.
-Дядя не мог поступить иначе, как ты не понимаешь! – Арнэ, наконец, нашел, что сказать. – Не в его правилах показывать кому-либо, что он боится! Потому что он никого не боится!
От этих глупостей меня перекосило. Этот сопливый мальчишка очень любил говорить за своего дядю, будто подчеркивая их близость и понимание. Я помнил его привычку еще с прежних времен, когда жил в доме генерала. Что ж, значит, ничего не изменилось.
-В целом, мне все равно, - генерал задумчиво откинулся на спинку стула, - забудет меня король или нет. И все равно, что он обо мне думает. Я твердо знаю, что он решил покончить со мной. Я же сам учил его не оставлять в живых сильного соперника, пусть даже вы и сражались некогда плечом к плечу.
Я не выдержал и зевнул.
-Сами виноваты, - подытожил я и тут же получил увесистый подзатыльник. Рука генерала была столь же тяжелой, как и раньше. Я чуть было не ткнулся носом в стол.
-Вы сами виноваты в том, что завтра выступите перед королем в качестве простого рыцаря на турнире, а не почетного советника, - я не захотел замолчать. После побега из замка генерала многое изменилось в моей жизни. Например, я набрался безрассудства некоторые вещи говорить людям в лицо.
-Да кто ты такой, чтобы так оскорблять! – Арнэ вскочил со стула. Я тер затылок. Генерал же рявкнул:
-Да сядь ты! – и Арнэ послушно плюхнулся на свой стул.
-Выпей лучше! – посоветовал ему я.
-А вот это правильно, Кавен, - сказал генерал, подставляя мне свою кружку. Я налил из глиняного кувшина нам всем вина. Арнэ досталось с самого донышка, а значит, с осадком.
-Ты ничего не понимаешь ни в войне, ни в политике, - сказал мне генерал.
-Не понимаю, - я пьяно замотал головой. Мои сережки звенели, в голове шумело, и старый гимн сам собой срывался с губ. Я стал отстукивать его ритм сначала кружкой по столу, а затем и второй рукой, заставляя браслеты звенеть как можно громче. – Расскажите, может пойму.
Арнэ заерзал. Я давно заметил, что он очень ревниво относится к рассказам дяди. Похоже, он считал, что они принадлежат ему одному, никто другой их слушать не достоин. Мне стало интересно, насколько генерал откровенен с другими людьми. То есть с мужчинами. С женщинами он почти не разговаривал, если не считать глупого флирта и своих к ним требований. Во всяком случае, со своей женой он был именно таков. Это я знал точно и не понаслышке.
Генерал начал свой рассказ с перечисления того, за что, по его мнению, его возненавидел король.
-В этой войне произошло всего пять решающих сражений, и четыре из них выиграл я. А ведь были еще Торн и Бритте, города, которые я отбил у врага тогда, когда это казалось почти невозможным, и этим вернул нам удачу.
-Несчастный король. Это тяжело простить, - я не сдерживал иронии.
-Ты бы смог?
-Простить, что не я это сделал? Да я был бы просто счастлив, что не мне пришлось с этим возиться!
Арнэ на мои слова презрительно хмыкнул, а потом стал с отвращением разглядывать осадок вина в своей кружке.
-Так и было сначала. Но благодарность королей – весьма непостоянная вещь.
-Расскажите о городах.
-Не хочу. Об этом и так сложено столько песен, что я устал их слушать. Одну из них, кстати, ты бормочешь себе под нос весь вечер.
-Я не слишком доверяю песням, потому что сам сочинил уже не один десяток. Если уж вы собрались покинуть нас в скором времени, так не будьте скупы и поделитесь мудростью напоследок.
-Ты свалишься под стол раньше, чем я закончу.
-А вот и нет! я почти не пьян.
-Сам напросился. В песнях говорится, что мы шли отбивать города, как на верную смерть. Что мы, как и положено рыцарям из твоих баллад, нацепили на лица унылые маски мучеников, покаялись в грехах и простились с миром, готовясь к подвигу. Ты думаешь, все было так?
-Да я понятия не имею, как все было! – я попытался сдержать напор генерала.
-На самом деле я взял эти города просто для развлечения, чтобы не умереть со скуки в Роорской области. Я разругался с лордом главнокомандующим, и он сослал меня в ту глушь. Тогда там не было ничего кроме небольшого гарнизона, чертовой прорвы партизанов, которые справлялись лучше солдат, скажу я тебе, бесконечных болот и живущих там мар, которые численностью превышали как нас, так и партизан. Мары знали болота, партизаны знали болота, а мы – нет, поэтому предпочли не мешать им. Враг тоже понял, что лихорадка, комары и мары ему ни к чему, поэтому не трогал нас. Я просто бесился со скуки и однажды предложил своим офицером взять Торн, находящийся на границе областей всего в десятке миль от нас. Я сказал, что там есть что выпить и где развлечься, чтобы совсем не покрыться плесенью и ряской. Естественно, это была шутка нетрезвого и озверевшего от безделья человека. Мои офицеры проявили себя в лучшем виде и согласились. Они скучали там так же, как и я. Мы продумывали план наступления до поздней ночи, покатываясь от пьяного смеха, а утром, когда протрезвели, поняли, что он вполне выполним. Мы пополнили свои ряды партизанами посговорчивей, и пошли на город, не дожидаясь подходящего лунного дня. И что ты думаешь? Оборона города оказалась тонкой, как яичная скорлупа, и Торн радушно принял нас.
-Хе-хе! А в балладе вы во главе мужественного войска и сомна болотных духов пришли на зов угнетаемого неприятелем города почти из иного мира.
-Взяв Торн, мы уже не имели право остановиться и, чуть передохнув, пошли на Бритте.
-В песнях и это описывается как чудо.
-Тоже мне чудо! Я просто твердо знал, что все обстоятельства благоприятствуют мне, поэтому и не хотел ждать.
-Если вы сделали все это тогда, то почему теперь покорно ждете, пока вас убьют?
-Это не так! – подал голос Арнэ и поджал губы. – Пусть только попробуют – сразу узнают, с кем имеют дело.
-Ты не слушаешь меня, что ли, Кавен?
Я получил от генерала болезненный тычок в плечо.
-Я же сказал, все благоприятствовало мне ТОГДА! Теперь все изменилось, мое время ушло. Все, что мне остается, это попытаться уйти красиво.
-Мы выиграем турнир, я знаю точно, - пафосно заявил Арнэ. – Здесь нет никого, кто бы смог остановить нас.
-А по мне, так вы скорее получите копьем в бок, или по вам проедут на квадроцикле под взглядом его величества, - заявил я. Потом подумал и добавил:
-Вас размажут по полю, и вы станете плоский, как ваш нелепый герб. Я имею в виду, эту раздавленную ворону, которая намалевана у вас на щите.
Генерал от души рассмеялся. Он даже запрокинул назад голову, громогласно ржа. Арнэ же не нашел в моих словах ничего смешного и снова вспылил:
-Да как ты смеешь позволять себе такой тон! Ты! Раскрашенный и увешенный побрякушками, как девчонка!
Я снова криво улыбнулся ему и потрепал сережку.
-Арнэ, кажется, напился.
-Да? Так пусть валит спать! – сказал генерал, отсмеявшись. – Ты, Кавен, девчонка, конечно, но не дурак. Понял правильно. Единственное возражение, по ней не квадроцикл проехал, а распластал по сплошной стене ураганный ветер. «Нас не пугают дурные знаки» - вот что я говорю своим людям. Потому что меня всегда окружают одни только суеверные нытики.
-Я верю знакам, - тихо ответил я.
-Говорю же, Кавен – девчонка. Одни волосы чего стоят! – Арнэ никак не хотел угомониться и заткнуться.
-Особенно суеверны женщины. Уверен, вы едва ли могли успокоить свою жену просто приказом прекратить бояться.
-Моя жена! – выдохнул генерал. Он сразу помрачнел. – Жена! Да будь она проклята!
В ярости он бросил кружку об пол.
-И будь проклят ты, что напомнил мне о ней сегодня! – генерал вскочил и пинком отправил стул в стену.
Я спокойно сидел за столом, не реагируя на его ярость, а просто постукивал пальцами по кружке. Когда мне надоело его хождение кругами вокруг стола, я заявил, вымещая застарелую злость:
-Да за что вы клянете ее так? Лучше бы кляли себя! Судя по делу с королем, во всем в вашей жизни вы виноваты сами!
Генерал остановился за моей спиной.
-Ты что-то знаешь о ней? – положив руку на лоб, он резким движением запрокинул мне голову.
-Нет! – прохрипел я.
-Тогда почему ты говоришь, что во всем виноват я? – второй рукой генерал ткнул мне в шею сзади. Я испугался, что там сейчас что-то да хрустнет.
-Предположил! – взвыл я, празднуя в душе триумф.
-По-твоему, это я виноват в ее распутстве, глупости и бесчестном побеге?
-Не знаю! – пискнул я, уже задумавшись, стоит ли сомнительная моральная победа сломанной шеи. Генерал все же отпустил меня. Я тер шею, мрачно на него косясь. Генерал поднял стул, поставил его обратно и крикнул принести еще вина.
-Однако как мило вы обрисовали свою супругу! – шея прошла, и я снова полез в драку.
-Дядя не соврал ни слова. Я готов подписаться под каждым! – снова вылез Арнэ. Мне даже показалось, что он светится от гордости и счастья. Еще бы, он сделал все, чтобы моя жизнь в замке стала совершенно невыносима.
-А что этот хорек все спать не идет? – спросил я, радуясь, что могу не слишком подбирать слова.
-А ты чем-то напоминаешь ее, Кавен. Чем-то напоминаешь, - генерал зло прищурился и погладил меня по голове. Я оттолкнул его руку, за что получил еще одну затрещину. – Скажи, Арнэ, ведь тебе тоже напоминает?
-Ничуть! – бодро ответил Арнэ, заглядываясь на служанку, принесшую вино.
-Если она вам мерещится не только в женщинах, но и в мужчинах, - заметила служанка над нашими головами, - то ну и втюрились же вы, господин!
Генерал резко повернулся к ней, она хихикнула, подмигнула мне и вышла из шатра.
-Мне она никогда не нравилась. Сколько бы она не пыталась соблазнить меня, я был глух к ее уловкам! – Арнэ раздувался все больше и больше.
-Неужели? – зло прищурился я, чувствуя нарастающую ярость.
-Конечно! Такие женщины не интересуют меня, и я никогда не посмел бы предать дядю!
-Да они вообще тебя не интересуют! – рыкнул генерал. Я покосился на него с легким удивлением. Он был в ярости. Значит, то недоверие, которое я посеял между ними тогда, все еще живо. Арнэ не желал остановиться.
-Она влюбилась в меня, как кошка, и не давала проходу. Я еле отбивался от нее! и при этом она умудрялась делать все тихо, так, чтобы дядя ничего не замечал. Такие глупые куклы, как она, порой владеют искусством обмана в полной мере.
-Что-то я с трудом могу представить женщину в трезвом уме и твердой памяти, которая в тебя бы влюбилась, - заметил я. Почему-то именно эти слова заставили Арнэ замолчать. Он уставился на меня ничего не выражающими глазами.
-Вы проклинаете ее как живую, а она, скорее всего, мертва, - мрачно буркнул я. – И в ее смерти виноваты вы оба.
Арнэ раскрыл было рот, но генерал сказал:
-А вот тут ты прав. Сколько я не пытался убедить себя, что во всем виновата только она, моя память говорит мне обратное.
Арнэ, как рыба, глотал ртом воздух.
-Но…
Я не выдержал и все же затянул гимн. Генерал охотно подхватил. В его голосе зазвучала мировая скорбь немолодого и нетрезвого человека.