Э П И Л О Г «Старое имя с новым звучанием, или визит последней надежды»
…Летом тысяча девятьсот девяносто второго года на причал паромной переправы Холмского торгового порта сошел человек неопределенного возраста с небольшой дорожной кожаной сумкой черного цвета через плечо. Он был высок ростом, крепко сложен, и если бы не полностью седые волосы, свидетельствовавшие о том, что на долю мужчины выпало немало испытаний, то ему от силы можно было бы дать лет тридцать, не больше.
С грузопассажирского парома «Сахалин-8» стали выходить пассажиры, сплошь увешанные многочисленными и на вид совершенно неподъемными баулами и мешками. Единственная сумка седого мужчины выглядела странновато в сравнении с багажом «челноков», отоварившихся в приграничных районах Китая, и бравших в порту Ванино паром чуть ли не штурмом.
Толпа с шумом и гамом направилась к морскому вокзалу. С высоты морвокзала встречавшие, весело замахали руками, увидав среди прибывших своих родственников или просто знакомых, которым требовалась помощь по доставке товара. Казалось, еще мгновение, и обе массы людей сольются в едином порыве родственных объятий и дружеских рукопожатий.Но этого не случилось ибо между прибывшими пассажирами и встречающими была тоненькая, однако весьма существенная преграда именуемая пограничным контролем. Это препятствие материализовалось в старшего лейтенанта пограничника и троих вооруженных солдат с собакой. Все дело в том, что островная Сахалинская область являла собой особую пограничную зону, и все лица прибывающие на остров, будь то самолетом по воздуху или, как в данном случае грузо-пассажирским паромом по морю, обязаны были предъявить пограничникам документ, дающий право находиться на режимной территории. Для местных жителей это был штамп в паспорте о Сахалинской прописке, а для других приглашение родственников или вызов на работу.
Нестройная, бесформенная масса приезжих, разбивалась о пограничный наряд как о береговые камни и дальше текла медленно тоненькой струйкой. Седой пассажир не стал пробиваться в число первых, спешащих поскорее пройти малоприятную процедуру контроля, хотя с его мизерным багажом это было бы вполне разумно. Действительно, зачем терять столько времени в ожидании пока твои спутники протиснутся в «игольное ушко» пограничного досмотра со своими необъятными баулами? Но видимо у мужчины были иные соображения, потому что он медленно двигался вперед часто пропуская особо настырных «челноков» и не выражая какого-либо недовольства в ответ на их беспардонное притеснение. Вместо этого он вертел головой во все стороны, разглядывая окружающий его ландшафт.
Но, наконец людская река прибила «седого» к разделительной решетке и он предстал пред ясные очи пограничников:
- Предъявите ваши документы. - произнес старший лейтенант заученную и уже порядком набившую оскомину фразу.
-Пожалуйста.- мужчина достал обычный советский паспорт и протянул пограничнику. Тот привычно и ловко зашелестел страницами документа, скользнул взглядом на место прописки и поднял взгляд, чтобы сверить фотографию с оригиналом. Тут пограничник слегка замялся, что случалось с ним крайне редко. Возраст мужчины, указанный в паспорте, как-то мало вязался с его седой шевелюрой, но с другой стороны, присмотревшись получше, старший лейтенант профессиональным взглядом убедился, что лицо мужчины не покрывали старческие морщины.
- Ваша фамилия? - задал вопрос пограничник, пристально глядя в глаза необычному пассажиру, ожидая увидеть с его стороны какие-либо признаки волнения.
- Микульский. - спокойно ответил тот.
- Владимир Михайлович?- продолжал старший лейтенант.
- Точно так.
- Рано поседели Владимр Михайлович.
- Горячие точки, браток. - неопределенно выразился Микульский, а это был именно он, чтобы избежать ненужных расспросов.
- А…Понятно. - вымолвил пограничник и отдал паспорт владельцу. - Проходите, пожалуйста.
Владимир, неторопливой походкой пошел вслед за остальными пассажирами, и только, отойдя метров тридцать от погранцов, облегченно перевел дух.
Бизнес-туристы, в сопровождении своих помощников «вытекали» на привокзальную площадь и Микульский проследовал туда же. Отойдя немного от морвокзала, он присел на скамейку и оглянулся по сторонам.
Да – это был Холмск! Господи, тысячу раз за последние годы, он, мысленно ступал на бетонные плиты этой самой привокзальной площади, и вот теперь все происходит наяву! Владимир блаженно расслабился и на мгновение прикрыл глаза. Невероятно! Он пять на Сахалине, в городе, попасть в который ему довелось с таким трудом и с которым его связывают столько воспоминаний!
Микульский сидел на скамейке, прикрыв в глаза. Он сейчас испытывал чувства альпиниста, стремящегося к недоступной сияющей горной вершине, и наконец-то оказавшегося у своей долгожданной цели. Если бы Владимир курил, то он бы обязательно достал сигарету и сделал бы глубокую затяжку, способствующую глубоким раздумьям. Но он никогда не курил, поэтому вытащил из кармана не пачку «Кемела», а пачку жевательной резинки и кинул в рот одну пластинку.
Семь долгих лет он отсутствовал в этих местах, и вовсе не потому что не хотел, а по тому что не мог! Столько всего произошло за эти семь долгих лет, что запросто могло уместиться в семь долгих жизней:
«Уезжал я отсюда гражданином Советского Союза, а вернулся гражданином Российской Федерации, а еще я гражданин Соединенных Штатов Америки!.. Если кому рассказать – никто не поверит в возможность таких превращений…Если бы можно было кому рассказать!..А рассказывать то никому и нельзя…Да, в такое бы я и сам недавно не поверил бы…Конечно, если бы не Дэвид, то не видать бы мне этих краев, как собственных ушей!» - подумал Владимир.
Сейчас в кармане у Микульского лежал паспорт еще старого СССР, но с отметкой о российском гражданстве. Другой паспорт на его же имя, но уже гражданина Соединенных Штатов Америки был спрятан под двойным дном чемодана, оставленного в камере хранения ручной клади Хабаровского аэропорта. Оба документа изготавливались в США на подлинных бланках и имели высокую степень надежности. С этим ему помог все тот же Дэвид Маховски. Сделать такой трюк с документами весьма проблематично в любой стране, но Дэвид со своими старыми связями бывшего разведчика, это было под силу.(Правда, не обошлось без солидных финансовых затрат). В советском паспорте даже стоял штамп о Холмской прописке, что дало Микульскому право беспрепятственного пройти контроль закрытой пограничной зоны и ступить на сахалинскую землю.
И так – минули годы с той поры, как с этого же морвокзала Владимир уезжал на военную стажировку в Советскую Гавань. Покидал он Холмск с мыслями о прекрасной девушке Маше и с надеждами на скорое возвращение. Тогда казалось, что они расстаются всего на несколько месяцев, а вышло все совсем по-другому:
- Мужчина вам плохо? - прозвучавший рядом чей-то голос, вывел Владимира из оцепенения.
Микульский как бы опустился с неба на грешную землю и огляделся вокруг. Возле него стояла какая-то женщина со смешным рыжим пиккинесом на поводке. Поначалу Владимир даже и не сообразил, что женщина обращается именно к нему, но, оглядевшись, понял, что на скамейке он сидит один.
- Что вы сказали?
- Я спрашиваю, вам плохо? - повторила женщина. - Может вам дать нитроглицерин или вызвать «неотложку»?
- Нет, нет. Спасибо. Со мной все в порядке. - заверил ее он. - Я, что так плохо выгляжу?
- Нет не плохо. Просто я вижу сидит человек, глаза полуприкрыты, одет прилично, на пьяницу и наркомана не похож, вот и забеспокоилась, не случилось ли чего…Я, знаете ли, сама сердечница, лекарства всегда ношу с собой.
- Спасибо за беспокойство. Вы добрая женщина, дай вам Бог здоровья. - Владимир поднялся со скамейки: «Однако я расслабился и стал привлекать к себе внимание, а мне надо быть предельно осторожным». - подумал он и, поднявшись, неторопливо пошел по улице. Неожиданно он обнаружил у себя в руках какой-то предмет и, взглянув, понял, что это смятая фольга от жевательной резинки.
Покрутив головой по сторонам и, не найдя поблизости ни одной урны, сунул фольгу в карман.( Американские привычки не мусорить где попало, крепко пристали к нему).
Холмск окутал Микульского знакомой жарой, шумом иностранных машин, в основном японского производства, все той же пылью и неухоженостью. За эти годы город изменился не в лучшую сторону: дома обветшали, улицы стали еще более труднопроходимыми для автотранспорта. Все вокруг было до боли знакомым. Вот только появление большого количества торговцев, предлагающих свой разнообразный товар с лотка, да наличие кричащей рекламы, призывающей курить «Мальборо» и пить «Кока-колу» сразу бросалось в глаза. Такого раньше не было. Да и то сказать – это была уже совсем не та страна, которую покинул Микульский семь лет назад!
Союз распался на отдельные государства, а Сахалин хоть и оставался территорией Российской, но уже не Советской Федерации.
По большому счету Владимир, конечно, сильно рисковал, приехав в Холмск. Он не знал, как сейчас отнесутся спецслужбы пост-советской России, объявившей себя право преемницей бывшего СССР, к появлению на этой земле непрошеного гостя, коим теперь являлся господин Микульский. Трагическая судьба Марины Уваровой давала ему повод для серьезного беспокойства на этот счет.
В тот драматический и судьбоносный день, когда девушка погибла в автокатастрофе, навсегда исчез и Майкл Босуорт. Заскочив домой всего на несколько минут, чтобы забрать Рольфа, он уехал с Дэвидом, который угнал со стоянки чужую машину. Они столько натворили за тот день, что одним правонарушением больше, одним меньше – не имело большого значения!
После того, как названные братья несколько дней отлежались в мотеле, их пути, на время, снова разошлись: Маховски вернулся к себе в Сан-Франциско, а Владимиру он помог перебраться в соседнюю Мексику, где часто находили прибежище те граждане Соединенных Штатов, которые были не в ладу с законами в своей стране. Это был старый испытанный способ, и Микульскому пришлось прожить в Акапулько почти два года у одного давнишнего «знакомого» Дэвида.
По прошествии времени, когда все улеглось, Маховски подал весточку, и у Владимира появилась возможность вернуться обратно в США. Он решил сохранить свое первое имя, так как хотел впредь и навсегда оставаться только самим собой. Названный брат помог ему и в этом, тем более что никто бы и не догадался разыскивать в Штатах человека с такой фамилией как Микульский.
Вообще, после той погони с перестрелкой и аварии когда Владимир и Дэвид были на волоске от смерти они стали друзьями-«неразлейвода», да и гибель Марины очень сблизила молодых людей. И только опасность, которая таилась в том, что их могли увидеть вместе люди из ЦРУ, заставляла товарищей редко встречаться.
Конечно, без Дэвида Маховски у Микульского было мало шансов выбраться изо всех тех проблем, которые вновь свалились на его голову. Но все проблемы решаются довольно просто, когда есть деньги. И опять Владимиру помог его верный друг. Он сыграл в судьбе бывшего моряка роль доброго ангела-хранителя, который заменил Владимиру если не отца родного, то уж настоящего брата – точно! Кроме того, что он снабдил Микульского достоверными документами, бывший разведчик сделал еще одно - поделился с ним и деньгами. Вернее сказать не поделился, а внес в финансовое положение Микульского определенную стабильность. Конечно, деньги у Дэвида были, и, надо сказать – немалые!
Дело в том, что в одно время Маховски руководил операцией ЦРУ по борьбе против Колумбийской наркомафии. Благодаря удачному стечению обстоятельств, ему стал известен доступ к личному, секретному счету одного из баронов картеля. Спустя несколько месяцев после этого, хозяин банковского счета был застрелен сообщниками и, казалось навечно, унес с собой в могилу тайну своих сокровищ. Кроме Дэвида ни одна живая душа не знала о существовании нарко-миллионов. Богатство перешло к разведчику, оно было реальным и «лежало у его ног». Но по иронии судьбы, а правильнее сказать по американским законам, Маховски не мог тратить с этого счета большие суммы, не вызвав к себе пристального внимания налоговых служб, так как ему пришлось бы объяснять – откуда у него взялись эти деньги.
Маховски брал со счета небольшие суммы и снабжал деньгами своего названного брата, но тот до поры до времени не догадывался об их происхождении. Владимир полагал, что деньги Дэвид отрывает от семьи, а так как он не привык жить за чужой счет, то он начал отказываться от материальной помощи. Он решил сам зарабатывать себе на жизнь: работал в порту грузчиком, мыл посуду в ресторане, охранял стоянку яхт, но все это были крохи, позволявшие едва сводить концы с концами.
Наконец, Дэвиду надоело смотреть на мытарства Владимира, он купил на имя названного брата пакет акций стоимостью в 50 000 долларов. Это были акции фирмы, занимающейся выпуском электроники. Дела у фирмы шли неважно, и ее акции падали в цене.
Конечно, в любое другое время, такую покупку можно было бы назвать более чем опрометчивой или даже безумной. Это было все равно, что выбросить пятьдесят тысячь баксов на ветер, но… Дело с покупкой акций происходило летом 1990 года. Маховски, имея доступ к кое-какой информации о планах военных правительственных заказов и обладая неплохим логическим мышлением, понял, что совсем не далек тот час, когда дела фирмы должны стремительно пойти в гору. И действительно – вскоре, в 1991 году разразился Ближневосточный кризис, вылившийся в операцию «Буря в пустыне». Фирма заработала на поставках для Пентагона огромные деньги, и ее акции, котировавшиеся всего год назад очень низко, взлетели в цене примерно в десять раз! Простым арифметическим действием можно было подсчитать, что состояние Микульского составило пол миллиона – причем совершенно легальным, не вызывающим вопросов у налоговой полиции путем. В течение нескольких недель он стал весьма состоятельным человеком!
Все же, поначалу, Микульскому было неудобно брать такие огромные деньги у товарища. Хоть акции и были приобретены на его имя, но Владимир справедливо полагал, что его заслуги в финансовой операции нет никакой, да и Дэвиду и его семье деньги нужны не меньше. Встретив такое сопротивление со стороны друга, бывшему разведчику пришлось рассказать о деньгах наркобарона оставленных ему «в наследство». Это были неоспоримые доводы, и Владимир согласился взять пол миллиона, да и огромное желание побывать на родине, склонило бывшего русского моряка к такому решению.
Первым делом, купив индивидуальный туристический тур, и, воспользовавшись американским паспортом, Микульский прилетел в Москву. Там, побыв пару дней, он «затерялся» в многомиллионной столичной суете и, «вынырнув» уже российским гражданином, поспешил в уже суверенную на ту пору Украину.
На бывшей родине его ждало печальнейшее известие – родная мать скончалась почти три года назад. Она так и не дождалась его и умерла, так и не узнав о том, что случилось с ее сыном. Она, получив сообщение о пропаже без вести единственного сына, до конца своих дней оплакивала его несчастную участь. (Об этом Владимиру рассказали люди, которые въехали в квартиру матери после ее кончины. Они, конечно, не были знакомы с бывшей хозяйкой, а судили по разговорам соседей по многоквартирному дому).
Если бы Микульский знал, что мать не дождется его возвращения, то он сообщил бы ей о своем существовании тот же час, как только память вернулась к нему в тот трагический вечер. Быть может, это радостное известие спасло бы родного человека. Если бы тогда он мог предвидеть такой трагический финал. К сожалению, Владимир не обладал даром угадывать судьбы людей. Он в тот момент больше всего боялся, что вездесущий КГБ, сможет причинять вред матери, если перехватит его послание.
Других родственников у Микульского не было. Поразмыслив о том, как ему быть дальше, он решил направить свои стопы на Дальний Восток и навестить семью Димы Цыплакова, который жил до того злополучного похода в поселке Заветы Ильича. В душе у Владимира теплилась маленькая искорка надежды – вдруг Димка не погиб в ту страшную ночь, а каким-то чудом остался жив, ведь он не видел своего друга мертвым! Но и в Заветах Ильича ничего не знали о судьбе, так же без вести пропавшего почти семь лет назад, старшего лейтенанта Цыплакова. В его квартире, в которую однажды Дима приводил Владимир в гости, жила его жена и сын.
Микульский не захотел «сыпать соль» на старые душевные раны и назвался бывшим однокашником Дмитрия, якобы ничего не знавшим о случившемся. Единственным утешением для Владимира оказалось то, что он смог помочь семье своего друга, дав им две тысячи долларов. Эти деньги давали возможность бывшей жене и сыну старшего лейтенанта, жившим на мизерную зарплату, уехать на родину к родителям в Калинград (жена работала учительницей в школе и пенсию, за пропавшего без вести мужа, не получала).
Следующим пунктом посещения для Микульского являлся Холмск. Он долго колебался ехать сюда или нет:
«Объявиться восставшим из мертвых и этим, возможно, навлечь неприятности на близких людей? Может быть, будет лучше, если все будут считать его пропавшим без вести? Или все-таки объявиться, а там будь, что будет?» - терзался сомнениями Владимир.
Еще, будучи там, в далекой Америке, он не смог принять окончательного решения, но все же на всякий случай просил Дэвида сделать ему сахалинскую прописку. Когда же он узнал о смерти матери и понял, что остался практически один в этом огромном мире, Микульский отправился на Сахалин. Для Владимира это был визит последней надежды.
В Холмске он хотел навестить Олега Утева и, конечно же, больше всего на свете ему не терпелось, хоть на миг, взглянуть на Машу. Микульский рвался увидеть ее и одновременно очень боялся этой встречи:
«Какой она стала теперь? Когда они виделись в последний раз, девушке было всего двадцать три года, а теперь ей уже под тридцать. Может, она давно вышла замуж и даже не вспомнит его? Может вообще не стоит к ней ходить и бередить старые раны, вороша прошлое?» - такие сомнения терзали Владимира, но последним аргументом в пользу того, что он должен увидеть Уваровых, было то, что никто кроме него не знал о судьбе Марины. И он решился на этот шаг.
Но во всем важно постепенство. Микульский взвесил визиты по степени важности и принял решение для начала отправиться к Олегу, тем более, что сейчас было всего десять часов утра, а Марию, как справедливо полагал Владимир, застать дома наверняка можно было только вечером после работы. И вот бывший моряк опять идет по улицам знакомого до боли города.
…Квартира Утевых находилась в «малосемейке», приютившейся около вершины сопки. Пройдя по длинному коридору вдоль ряда дверей, он остановился у нужной и, сдерживая волнение, нажал на кнопку звонка. Оббитая красным дермантином дверь оказалась запертой, и на звонки никто не отвечал. Постояв немного у двери друга, Владимир обратился к нагруженной авоськами немолодой женщине проходившей мимо:
- Извините, вы не подскажете, Утевы, когда дома бывают?
Женщина непонимающе уставилась на него.
- Какие Утевы?
- Ну, Утевы. Тут должен жить Утев Олег. Он работает начальником радиостанции в пароходстве, а жена его, кажется в магазине.
- Что-то ты путаешь, милок. Никакие Утевы тут не живут.
- Не может быть. - не поверил Микульский. - Я же точно помню номер дома и номер квартиры. А вы тут давно живете, может вы что-то путаете?
- Я тут, мил человек проживаю уже четыре года и ничего не путаю, и Утевы в этой квартире не живут.
- А кто же здесь тогда живет?
- Люди.
- Я понимаю, что не звери. А как их фамилия?
- Э-э, так я тебе и сказала. - женщина вдруг подозрительно уставилась на незнакомца. - А, что это ты, милок, все выспрашиваешь у меня? Все выспрашивает и выспрашивает, как фамилия, да кто проживает, Много вас тут таких шастает.
Владимир понял, что ничего не добьется от подозрительной жилички этого многоквартирного «муравейника», и, извинившись, пошел прочь.
- Ходют тут всякие интересующиеся. Вот я возьму, да позвоню в милицию, пусть приедут, да разберутся, а то ходют тут всякие, а потом белье с веревок пропадает.- бурчала вслед ему неугомонная тетка, и Микульский был уже не рад, что затронул скандальную женщину:
«Вот черт, не хватало мне еще свидания с милицией!» - с досадой подумал он: «Ситуация напоминает мне кладбище в Вира-бич, но тогда была совсем другая ситуация, тогда это были мифические родственники, которых мне придумал Дэвид, а Олег-то реальная личность, и я точно помню что он жил именно здесь…Однако, как похожа ситуация – приходишь спрашиваешь, а тебе говорят что ты ошибаешься и выставляют тебя полным идиотом!.. Вот черт!.. Может еще спросить кого-нибудь?..И нарваться еще на одну такую особу! По-моему тут ими так и кишит. Нет пожалуй с меня хватит подобных экспериментов». - и Владимир поспешил покинуть «гостеприимные» стены общежития для малосемейных:
«Да, не повезло… Однако, где-то рядом с домом должен быть сарай или как говорил Олег ангар, где он строил свою яхту». - размышлял Микульский, идя вниз по малолюдной на этот час улице.
Пройдя метров пятьсот, он свернул налево и оказался на огромном пустыре, на котором стояло ряд сараев, гордо именуемых своими хозяевами – гаражами. Там где раньше находился Утевский ангар, было только черное пепелище. Находившийся рядом сарай тоже выгорел дотла, и внутри него валялся обгоревший и от этого теперь весь покрытый ржавчиной железный остов некогда синего «Москвича». Вид пожарища окончательно расстроил бывшего моряка. Он постоял немного, пошевелил носком туфли старые угли и хотел уходить. Но тут он заметил, что у одного из гаражей открыты двери. Подойдя поближе, он увидел, что внутри возле подержанной «Тойоты» возится мужчина крепкого телосложения лет пятидесяти, судя по выколотому на плече паруснику – моряк. Этот парусник-татуировка как-то расположил Владимира к незнакомому автолюбителю:
«Все-таки моряк моряка всегда поймет. Это не какая-нибудь тетка с авоськами!» - подумав так, он подошел поближе.
- Здравствуйте уважаемый. - поздоровался он с моряком.
- Привет от старых штиблет. - сострил тот и сверкнул золотыми фиксами.
- Я смотрю у вас тут был большой пожар. - сказал Владимир и кивнул в сторону сгоревших сараев.
- А. Это. Было дело. В позапрошлом году малолетки подожгли соседу гараж. Он им и не сделал ничего такого, просто сказал им что-то не так, они в отместку и подожгли. Паскуды. Пьяные были. Милиция, конечно, их половила, да что толку, что с них взять. Родители пьянь безработная.
- Да. Какие родители такие и дети.
- Во, во… Иваныча жаль. Как он бедняга убивался. Только отремонтировал своего «Москвича», а сопляки пожгли…Жаль мужика.
- А там, рядом один товарищ яхту строил.
- Утев что ли?
- Ага, Утев. - ответил Микульский, боясь поверить в то, что нашел таки, наконец, сведущего человека. - Я смотрю – «Москвич» валяется, а от яхты ничего не осталось?
- Так не было в сарае яхты. Пустой стоял сарай. И Олега в ту пору уже не было. Сарай бесхозный был. Все думали, может, кому отдать? А тут он взял да и сгорел, и все проблемы отпали сами собой. Такие вот дела…
- Извините, что спрашиваю. А вы что знали Олега?
- Ну, ты даешь, браток! Кто же не знал «Кожаного Билла»? Мы с ним на одном пароходе вместе работали, правда, давно, лет десять-двеннадцать тому назад. Потом, опять же – соседи по гаражам…А как же очень даже хорошо его знал. А ты то его, откуда знаешь?
- Да тоже вместе работали. Я давно в Холмске не был. Хотел повидать его, зашел к нему домой, а там говорят – нет такого. Не знаете где он сейчас?
- Да, видать и вправду давно тебя не было в наших краях. - моряк как будто не услышал вопрос. Он достал пачку «Бонда», закурил и предложил сигарету собеседнику. - Закуривай, браток.
- Нет спасибо я не курю…Так вы не знаете где сейчас Олег? - повторил свой вопрос Владимир.
- Не знаю, и боюсь, что никто не знает. Темное это дело.
- Какое дело?
- Так пропал он. Вместе с яхтой своей пропал, давно уже.
- Как пропал?! - удивился Микульский.
- Как пропал? А как люди пропадают. Взял да и пропал.
- И что никто не знает, куда пропал?
- А кто его ведает? Может, кто и знает, да разве нам скажут. Ушел на своем «Крильйоне» на какую-то регату, да так и не вернулся. Кто говорит погиб, а кто – остался за бугром, ну сам понимаешь где.
- И что не искали его?
- Поначалу вроде искали, а потом попритихли, а затем все стало разваливаться прямо на глазах. Кто сейчас вспомнит какой-то «Крильйон»? Разве что я и ты…В общем – полная электрификация. - моряк зло сплюнул на землю.
- Какая электрификация?
- Это, когда всем всё до лампочки.
- А. Понятно…А куда делась жена Олега и дети?
- Куда-то уехали, а куда, Бог его знает…А ты в яхт-клуб сходи, может быть, там что знают. «Кожаный Билл» ведь под ихним вымпелом уходил на регату.
- Спасибо вам. - поблагодарил словоохотливого моряка Микульский. - До свидания.
- Будь здоров, не кашляй. - попрощался тот и, немного посмотрев вслед уходящему собеседнику, снова склонился над своей «Тойотой».
…И так, Утева разыскать не удалось. Теперь только Мария оставалась той единственной ниточкой, которая хоть еще как-то связывала его со своей бывшей Родиной! Идти прямо к Уваровым Микульский все не решался – слишком многое зависело от этого визита. (Надо сказать, что в жизни Владимир мало чего боялся, но при решении данного вопроса его одолевала робость). Он спускался вниз по улице и раздумывал о том, как ему поступить в дальнейшем: «А вдруг меня опять ждет разочарование? Слишком много разочарований за последнее время, не хотелось бы испытать еще одно:
«..Утева в Холмске нет. Может быть и Маши тоже здесь нет?..У кого-бы узнать?..Стоп! А подруга, которая, уезжая в отпуск, отдавала Маше ключи? Да, да – хозяйка кота Януария. У нее то, наверняка, можно все тактично выяснить!» - обрадовался Владимир удачной мысли и направился искать Машину подругу.
Искомый дом, на удивление, отыскался довольно быстро. Хотя Владимир и был тут всего раз, но запомнил его стены на всю жизнь. На скамейке возле подъезда под зеленым навесом из дикорастущего винограда сидели три бабульки и о чем-то оживленно беседовали, ругая ни то инфляцию, ни то Ельцина с Чубайсом. При появлении незнакомого мужчины они разом смолкли и проводили незнакомца пристальными взглядами:
«Посмотрели, как сфотографировали». - отметил про себя Микульский, поднимаясь на второй этаж: «Хорошо хоть фамилию не спросили». - просторный лестничный пролет привел его к необходимой квартире: «Однако – сегодня у меня день дверных звонков». - подумал он, нажимая на квадратную кнопку импортного звонка.
Как и положено, иностранному звонку, тот издал не обычное тривиальное дребезжание, а приятную мелодию. Владимир стоял и прокручивал в голове возможные варианты разговора с Машиной подругой. Не прошло и минуты, как громко щелкнул замок, и дверь резко отворилась. На пороге возник мужчина, одетый явно по-домашнему в одни шорты и тапочки на босу ногу. Микульский настроился на беседу с хозяйкой квартиры, и как-то совсем не подумал, что у той может быть дома муж, поэтому появление незнакомца слегка обескуражило бывшего моряка. Несколько секунд мужчины обменивались оценивающими взглядами. Хозяин квартиры был ниже Владимира ростом, но шире в плечах и явно имел превосходство в весе. Обычно на таких говорят – «шкаф»:
- Ну? - коротко изрек «шкаф» и пробуравил пришедшего своими маленькими глазками. Ему, бесспорно, не понравился визит незнакомого мужчины в его квартиру.
- Здравствуйте. - промолвил Микульский, чтобы как-то прервать затянувшуюся паузу и разрядить обстановку.
- Привет. - угрюмо отозвался тот.
- Понимаете, я ищу одну женщину. Вернее, хочу узнать о ней кое-какую информацию. Может, вы разрешите мне пройти или будем разговаривать на площадке?
- Ладно, заходи. - смилостивился хозяин. Несомненно, располагая внушительной комплекцией, он не опасался грабителей, поэтому без страха пустил совершенно незнакомого человека в свою квартиру. - Проходи на кухню
Если поначалу Владимир немного сомневался, по тому ли адресу он обратился, то, зайдя в прихожую, понял, что его опасения напрасны – это была та самая квартира, где они с Машей провели незабываемую ночь:
- Я хотел бы узнать о судьбе Уваровой Марии. - сказал Владимир, когда очутился на знакомой кухне.
- Уварова Мария? Первый раз о такой слышу.
- А ваша жена дома?
- Зачем она тебе? - собеседник сделал ударение на слово «тебе», хотя визитер обращался к нему на «вы». (Хозяин квартиры, вне всяких сомнений, не был стеснен условностями правил хорошего тона.)
- Я хотел расспросить ее о Маше. Они были подругами.
«Шкаф» сел на табуретку и жестом предложил гостю сделать то же самое. Он давно терзался сомнениями, подозревая свою «благоверную» в том, что она погуливает в его отсутствие, и тут его подозрения неожиданно стали материализовываться! Мужчина с самого начала недоверчиво отнесся к неожиданному пришельцу и теперь решил осторожно расспросить его получше, чтобы каким ни будь каверзным вопросом вывести пришельца «на чистую воду». С этой целью он и пригласил незнакомца на кухню. Владимиру же было совсем не до семейных отношений хозяев квартиры, и от его внимания ускользнула подоплека подковыристых вопросов ревнивого мужа:
- А ты, что давно знаком с моей женой?
- Нет, совсем не знаком.
- Зачем же тогда пришел сюда, если не знаком?
- Я же сказал – хотел узнать о Маше.
- Что-то ты темнишь, братан. Откуда тогда ты знаешь этот адрес?
- Послушайте, вы как будто меня в чем-то подозреваете? Ваш адрес мне когда-то называла Маша. Я же вам уже сказал, что они были с вашей женой подругами.
- Вот как?.. Жены дома нет, она на работе, так что ничем помочь не могу. - тон хозяина несколько «потеплел».
- Жаль. Я давно не был в Холмске и хотел, навестить свою бывшую девушку. Но сам понимаешь – времени прошло много, вдруг она вышла замуж и мое посещение будет неуместно, вот я и решил сначала обратиться за информацией к твоей супруге.
Незнакомец говорил складно, и это обстоятельство несколько успокоило «шкафа». Ему вдруг стало немного неудобно за свою подозрительность, и он уже совсем было хотел угостить мужика пивом, но тут неожиданно возникло одно обстоятельство, которое в корне изменило мирный ход беседы. Это обстоятельство явилось в виде небезызвестного кота Януария, который сидел на балконе, но, услышав людские разговоры, поспешил на кухню в надежде поживиться какой-нибудь вкусностью. Никем не замеченный он немного постоял в раздумье на пороге кухни, подняв свой серый пушистый хвост. Видимо мохнатый зверь узнал во Владимире того человека, который много лет назад кормил его. Может быть, кот, руководствовался какими то другими своими инстинктами - неизвестно, но только он, мяукнув, подбежал к гостю и, запрыгнув тому на колени, приветливо замурлыкал. Эта, на первый взгляд, невинная выходка серого красавца, оскорбила его хозяина в самых лучших чувствах и вызвала новый взрыв подозрений. «Шкаф» прекрасно знал, что его норовистый кот никогда не идет на контакт с незнакомыми людьми, а тут такое проявление чувств!
- Ах, вот как?! Значит с моей женой ты не знаком? А кот, между прочим, тебя узнал! - хозяин положил свою руку на стол и нервно сжал увесистый кулак. Между большим и указательным пальцем руки ревнивца четко проступала синяя татуировка «Витя».
- Да погоди ты, Витек, не кипятись. - Владимир все еще собирался закончить нервную беседу миром, но только подлил масла в огонь, обращаясь к «шкафу» по имени..
- И имя мое тебе, козел, известно! Вот я тебя погожу, я тебя сейчас так погожу! Ты мне сейчас всю правду скажешь! - Витек, зарычав, взвился разъяренным медведем на непрошенного гостя. В тесном пространстве кухни он хотел навалиться всей массой на обидчика и измолотить его кулаками. Чувство ревности хозяина взяло верх над его разумом.
Микульский, не вставая с табуретки, коротко, без замаха ударил нападавшего в печень. Раздался ужасный грохот – «шкаф» ойкнул, по инерции полетел вперед и, зацепив своим мощным торсом кухонный стол, опрокинул его вместе со стоящей сахарницей, заварником и всеми чашками. Грузное бессознательное тело хозяина полетело в одну сторону, а стремительная тень серого кота испуганно метнулась в другую! Посередине остался Владимир. Он недовольно поморщился:
«Фу ты черт, как все нехорошо вышло!.. Чертовски неприятная история!» - Микульский поднял упавший стол и, подперев голову рукой, опять сел на табурет. Он стал ждать, когда Витек придет в себя.
Минут через пять, тот, кряхтя, стал ворочаться на полу. Прошло еще немного времени, и ревнивец сначала встал на четвереньки, а потом сел прямо на пол, опершись спиной о стену. Совершенно неожиданно он расплакался, некрасиво скривив губы, размазывая слезы по разбитому в кровь лицу!
- Ты, Витек прости меня, но только ты сам виноват – не надо было бросаться на гостей с кулаками. -сказал Владимир, пораженный увиденным. Слезы «шкафа» никак не вязались с его внушительным видом!
- Ты так, гад, да? Бить меня в моем доме, да? - обиженно твердил хозяин, - А я его еще пивом хотел угостить!
- Хорошее у тебя пиво! Если бы я попал под твой «бокал», то мои мозги расплескались бы по всему полу! Говори лучше, когда придет твоя жена?
- Да пошел ты! - кривя губы, обиженно процедил хозяин.
- Ну, извини, дядя. Я не хотел. Ведь ты же сам упал…Что-то у тебя с вестибулярным аппаратом не то, совсем на ногах не держишься.
- Катись к чертям собачьим. Шутит он еще! - «шкаф», кряхтя, добрался до раковины и стал смывать кровь с лица.
- Нет уж. Я лучше посижу, подожду твою жену. А то ты не ровен час, ударишься обо что-нибудь головой и свалишь все на меня!
- Нечего ее ждать. Она не придет, я ее сегодня посадил на паром и отправил за товаром в Китай.
- Так, так…Значит, ты соврал, что она на работе?
- Соврал. - ответил немного успокоившийся Витек.
- Она же у тебя вроде в военкомате работала?
- Когда это было?! Разве на военкоматскую зарплату сейчас протянешь?.. Постой, ты же утверждал, что не знаком с моей женой, а сам знаешь, где она работала, и кот тебя признал? Пургу ты гонишь, брат!
- Ты опять за свое? - Микульскому стала надоедать беседа с недоверчивым мужем. Но теперь предстояло как-то уладить все дело и приходилось сдерживать себя.
- Нет, нет. Я ничего. Я просто разобраться хочу.
- Тогда садись на табурет и слушай… Вы с женой лет семь назад ездили в отпуск на материк?
- Семь лет назад говоришь? Ну, может, и ездили. - сказал хозяин, осторожно усаживаясь рядом с непочтительным гостем, боясь какого-либо подвоха. - Давно это было. Сейчас и не вспомнишь.
- А ты вспомни…Жена оставляла, кому нибудь ключи следить за квартирой?
- По-моему, оставляла. Она всегда оставляла ключи каким-то своим подругам. Я разве их всех упомню.
- Ну, вот уже начинает кое-что проясняться… Подругу, которой в тот раз оставляли ключи звали Уварова Мария, о ней то я и хотел расспросить твою вторую половину. Ясно теперь?
- Ясно, то ясно. Но откуда наш Януш тебя знает?.. Только ты мне туфту не гони! Кот у нас такой, что к незнакомым людям на руки вовек не пойдет, а к тебе сразу – прыг и мурчать!
- Ты уж, Витек, не серчай, дело прошлое. Но так уж случилось, что мы с Машей ночевали в вашей квартире. Я приехал с материка, в гостиницу не пускали, а дело молодое, сам понимаешь…Тогда то я кота вашего и кормил. Вот он обормот меня и запомнил.
- Складно звонишь, браток.
- Ты что мне не веришь?
- Верю, отчего же не верить. - изрек «шкаф», поглаживая ушибленные места. - Одному тебе и верю.
Минут пять мужчины сидели молча, думая каждый о своем:
- Так ты говоришь, что ничего не знаешь о Маше?
- Ничего… Вроде была такая. А где она сейчас – Бог ее знает. Жена, как ушла из военкомата, так все связи и обрубила.
- Ну ладно, тогда я пойду, Ты уж извини меня за все. - Владимир поднялся со своего места. - Да, вот еще что. Вот возьми за моральный и материальный ущерб. - с этими словами он извлек из кармана купюру и вручил ее удивленному хозяину.
- Ого – сто долларов! Ну, ты даешь, брат… А может все-таки по пивку?
- Нет, спасибо, не хочется мне твоего пива. Пойду.
- Слышь, братан, ты почаще заходи. - сказал повеселевший хозяин, вертя в руках неожиданный дар. - За сто долларов можешь мне хоть каждый день морду бить! Я крепкий, я сдюжу.
- Каждый день к тебе ходить – у меня денег не хватит. - мрачно ответил бывший моряк. - Бывай.
- Бывай, бывай.
Микульский, покинув прохладный подъезд старинного дома, оказался на улице. Жара моментально набросилась на него, заставляя искать убежище под кронами деревьев.
«Два посещения и два прокола!» - думал Владимир, идя вдоль по тротуару: «Теперь ничего другого не остается, как идти прямиком к Маше и – будь, что будет!»
Он не спеша направился в нужном направлении, шагая по теневой стороне улицы. Метр за метром приближался он к заветному «капитанскому» дому. Вот и он. По мере того, как Микульский поднимался по ступенькам и подходил к квартире Уваровых, волнение, в его груди нарастало и достигло своего апогея, когда он прикоснулся к кнопке дверного звонка. Казалось, прошла целая вечность, пока из глубины квартиры не послышались чьи-то шаги.
Дверь открыла незнакомая женщина лет пятидесяти очень похожая на Машу:
- Здравствуйте. Вам кого, молодой человек? - спросила она.
- Добрый день. - улыбнулся визитер. - Я бы хотел видеть Уварову Марию. Она здесь живет? Я не ошибся?
- Да, да, - приветливым голосом ответила женщина, - Машенька живет здесь – вы не ошиблись, но вот только ее сейчас нет дома. Она на работе и должна скоро прийти. А вы, простите, по какому вопросу?
- По личному. Хотел поговорить с ней. - язык Микульского плохо ворочался во внезапно пересохшем рту.
- Да вы проходите, подождите ее. - видя нерешительность пришедшего, пригласила хозяйка.
- Спасибо, я не надолго. - только и смог выдавить из себя Владимир, переступая порог знакомой квартиры.
- Бабуля, кто там? - вдруг раздался из соседней комнаты детский голос и в прихожую выбежала девчушка лет шести с большущими, серыми глазами и двумя белыми бантами в волосах.
- Это пришел один дядя, мамин знакомый, - ответил бабушка.
Появление девочки для Микульского было полнейшей неожиданностью, ставящей под вопрос всю целесообразность его визита на Сахалин вообще и к Маше в частности. Оставалась слабая надежда, что девочка может быть соседская, но ее обращение к хозяйке дома не «бабушка», а именно «бабуля», наводило на мысль о такое допущение маловероятно:
- Какая хорошая девочка. Это ваша внучка, дочка Маши? - поникшим голосом поинтересовался гость.
- Да, внученька. Я в отпуске, а в детском саду карантин, вот мы и сидим с ней дома. - ответила женщина, не придав большого значения вопросу молодого человека.
Для Владимира же этот вопрос был совсем не пустяковым: ведь если у Маши есть дочь, то наверняка должен быть и муж, а это значило лишь одно – что Микульскому не следовало являться в этот дом и ворошить тени прошлого.
- Вы, проходите в зал, молодой человек, не стесняйтесь. Я сейчас чайник поставлю, - сказала женщина.
- Знаете, я, пожалуй, пойду. - неуверенно произнес Владимир и оглянулся на дверь: - Раз Марии нет дома, то я не стану вас беспокоить, зайду попозже.
- Нет, нет. Какое может быть беспокойство? Машенька должна скоро прийти, да и мы с внучкой просто не выпустим вас, не напоив чаем.
Такая решимость хозяйки заставила бывшего моряка снять обувь и пройти в зал:
«Да все-таки надо дождаться Машу. Если ко мне она не проявит интереса, то судьба сестры не должна оставить ее равнодушной», - подумал Микульский. Он внимательно оглядел комнату. Почти вся обстановка оставалась на своих местах. Мебель была прежней, только японский телевизор и видеомагнитофон появились после того, как Владимир посещал эту квартиру в последний раз. Знакомые книги на английском языке стояли на полках серванта. Ему казалось, что он только вчера покинул эти стены и отсюда еще не успел выветриться запах его одеколона. Микульский сел на знакомый диван и провел ладонями по его велюровой обивке. Девочка вошла в зал следом за гостем. Она села на диван рядом с огромным игрушечным медведем и без тени смущения стала разглядывать незнакомца.
- Здравствуй, малышка. Как тебя зовут? - спросил ее Владимир.
- Марина, - ответила та ангельским голоском и, у пришедшего, екнуло сердце от знакомого имени.
- А меня – дядя Володя.
- А моей мамы дома нет, - заявила девочка, усевшись рядом с гостем на диван.
- А папа? - вырвалось у Владимира.
- И папы нет.
- А где же он? - не утерпел и спросил Микульский, не сводя глаз с малышки.
- А его у нас совсем нет… Он погиб, давно еще. Вон его фотография, - сказала она и показала пальчиком на цветное фото, стоящее в глубине серванта и незамеченное ранее Микульским. На снимке, сделанном «Полароидом», были запечатлены молодой улыбающийся Владимир и счастливая Маша на ярком восточном фоне японского ресторана.
От невероятной догадки у него похолодело в груди, и комок подступил к горлу. Машина мама стояла в дверях зала и слышала весь разговор:
- Боже мой! Вы и есть тот самый Володя?! Как же я сразу не догадалась?! - поднеся ладонь к губам, спросила она, и лицо женщины побелело, как мел. У нее подкосились ноги, и она стала оседать прямо на пол.
Микульский кинулся к ней и, подхватив обмякшее тело, с трудом усадил женщину на диван:
- Успокойтесь, успокойтесь – это я. Я.
- Вы живы?! А Марина? Где же Мариночка?! Где моя девочка?! Нам же сказали, что вы все пропали без вести…Мы уже и ждать устали… Как же это?! - прорвался сквозь рыдания голос несчастной женщины.
- Марина … Марина…- растерялся гость.
- Ради Бога! Скажите, что с ней, умоляю! Лучше уж горькая правда чем бесконечное ожидание!
- Ее нет. Она – погибла…
- Когда?! Когда это случилось?!
- Пять лет назад… Умерла прямо у меня на руках.
- Как же пять лет назад?! Нам же сообщили … Зачем же они так поступили?! - больше она не могла вымолвить ни слова – ее душили рыдания.
Девчушка все это время не сводила глаз то с бабушки, то с незнакомого дяденьки:
- Папочка! Ты приехал! Я так и знала, что ты живой, я так и знала! Они говорили, что ты умер, а я знала, что ты вернешься! Папочка, мой любимый, папочка! - закричала девочка, когда до нее дошло, почему незнакомец так похож на фотографию ее отца, и бросилась на шею Микульскому.
… Маша, открыв входную дверь своим ключом, не сразу смогла понять смысл, происходящего в их квартире. В зале на диване сидели ее мать и дочь, плакали навзрыд и обе обнимали какого-то мужчину, лица которого не было видно:
- Что тут у вас происходит? - только и смогла спросить она. Увидев поднимающегося с дивана живого и невредимого Владимира, Маша пошатнулась и тут же упала в обморок. Невозможно передать словами то, что творилось в квартире Уваровых, после того как Мария пришла в себя! Всю ночь длились расспросы и ручьями лились слезы.
Труднее всего пришлось Микульскому. Раньше он был один, как перст, а теперь у него появилась семья, и ему предстояло сделать непростой выбор – оставаться жить здесь, в разоренной перестройкой стране или забрать Машу и Марину и уехать в Соединенные Штаты,
где его ждал названный брат Дэвид Маховски. Это был не просто выбор – это опять был перекресток судьбы! И то, какое решение примет Владимир в сложившейся ситуации, должно было повлиять на всю его дальнейшую жизнь. И не только его одного!..
Северодонецк 1994 – 98 гг.