Кроме обиженных на прием к редактору выстраивался поток разношерстных просителей, пытавшихся с его помощью решить собственные финансовые проблемы. Он безошибочно определял, кто из них действительно нуждающийся, и таким никогда не отказывал. Все сотрудники, без исключения, если не любили, то весьма уважали его за то, что он был единственным из всех известных нам редакторов, который регулярно выплачивал зарплату плюс премиальные за хорошую работу. Раз в месяц приглашал нас к себе домой на посиделки, где все мои коллеги, вне зависимости от пола и возраста, обжирались и напивались до умопомрачения.
У него была супруга - весьма импозантная особа, которую в недалеком прошлом много снимали в кино. Всевышний явно не награждал ее талантом, но в качестве женской фактуры на экране она была бесподобной, поэтому кинодеятели, до того, как их отрасль приказала долго жить, отдавали ей главные роли в своих идиотских фильмах. Воспоминания о том времени были лейтмотивом монологов этой дамы на наших раутах, ибо она рта не давала раскрыть никому, расстреливая нас обоймами слов, точно из автомата Калашникова. Заставить ее замолчать не смогли бы даже самые изощренные технические средства советских времен, заглушавшие западные радиоголоса. Мне кажется, Д.И. приглашал нас в качестве своеобразных громоотводов, позволявших ему хотя бы раз в месяц получить частично персональную релаксацию в домашних условиях. Так или иначе, мы слушали нескончаемые монологи угасшей кинозвезды, выпивали, закусывали, а наш шеф отмалчивался и лишь улыбался, точно консорт, уставший от бремени прошлого своей королевы. Был у них сын - худощавый, молчаливый 17-летний меланхолик, образованный и начитанный, с вечно открытым ртом. Неплохой, в общем-то, парень.
Как-то раз редактор, вышедший из своего кабинета, остановил свой взор на мне, сидящем на подоконнике.
- Ворон считаешь? - спросил он, подойдя ближе.
- Что-то вроде того, - ответил я.
- Ну, тогда пойдешь со мной.
- И далеко? - спросил я.
- Смотря, что брать за точку отсчета, - ответил он.
- Софистика, - заметил я.
Мы вышли на улицу, где прямо на тротуаре парковал он свой «Мерседес» серебристого цвета, выглядевший еще презентабельнее, нежели сам хозяин.
- Мой сын надумал жениться, - сообщил он мне новость, выруливая на проезжую часть.
- Поздравляю.
- С чем?
- Скоро станете дедушкой. А может уже?
- Не знаю, - ответил он, подумав. - Но уверен, что моей жене совсем не светит становиться бабушкой.
- Следует поделиться с детьми тонкостями контрацепции.
- Мудрый совет.
- Бесплатные советы ничего не стоят, - парировал я. - Ваша любимая фраза!
- Возможно, к твоему он прислушается. Будь добр, объясни, чтобы он этого не делал.
- Не делал чего?
- Того именно! Рано ему жениться.
- Плохой из меня советчик, - честно признался я.
- Ну, опыт-то у тебя есть.
- Ладно, - нехотя согласился я, - попытаюсь.
Жены редактора дома, к счастью, не оказалось. А сын был на месте. Мы с ним пожали друг другу руки и все трое, точно Сталин, Рузвельт и Черчилль на судьбоносной тегеранской встрече в предвкушении великих дел, уселись в кресла.
Я сразу же перешел к делу.
- Решил сочетаться узами брака?
Парень не ответил, лишь бросив взгляд в сторону отца.
- Знаешь, - продолжил я, - у меня есть определенный опыт на этот счет, хочу с тобой им поделиться. Я был женат целых три месяца.
- Так долго? - улыбнулся он.
- Вот именно. Поэтому и тебе, прежде чем решиться на подобный подвиг, советую немного подумать.
- О чем?
- Понимаешь, есть между любовью и браком небольшой нюанс, одна маленькая тонкость. Мимикрия, фокус, своеобразный оптический обман. Девушка, которая тебе нравится, после свадьбы может оказаться совсем не той, которую ты полюбил.
- То есть?
- Ты свою будущую тещу когда-нибудь видел?
- Видел.
- Ну и?…
- Типичная мегера, - даже не думая, ответил он.
- Ты уж извини, но есть большая вероятность, что твоя девушка совсем скоро станет клоном своей матери. Может даже сразу, как только вы поженитесь.
- Каким образом?
- Обыкновенным. Такая у женщин генетика.
Парень задумался.
- Это так? - спросил, наконец, он у отца.
- На все сто процентов! - ответил тот.
- Ты хочешь сказать, что мама после замужества стала похожей на бабушку?
Теперь призадумался отец. Здесь же следует заметить, что теща его была не самой приятной особой на свете, скорее совсем наоборот.
- Частично - да, - наконец, вполголоса произнес он.
Сын вдруг рассмеялся и спросил:
- Если моя мать стала похожей на свою, как ты умудрился прожить с ней столько лет?
Редактор ответа на этот вопрос не имел. Поэтому он лишь пожал плечами и снова задумался, смотря исключительно на потолок. Я понял всю бессмысленность своего дальнейшего участия в данном диалоге.
- В семнадцать люди обычно не женятся, - заметил, наконец, отец.
- Некоторые женятся, - возразил ему сын.
- Возможно, но все браки по молодости обречены. От них остаются лишь дурные воспоминания, да еще и дети, растущие с комплексом неполноценности из-за отсутствия в семье одного из родителей.
- У правил бывают исключения, - заметил парень.
Редактор знал наверняка, что никакого исключения здесь быть не может, да и не должно быть, но отвечать сыну не пожелал. Поэтому он предпочел снова замолчать. Молчали мы все втроем довольно долго, точно оставшаяся без переводчиков тегеранская тройка саммита, пока вдруг, подобно нежданному весеннему грому, пронзительно не зазвонил звонок.
Трезвонил он с небольшими паузами довольно долго, после чего последовал вопрос уже отца к сыну:
- Ты что, не слышишь?
Тот встал и пошел к телефону. Снял трубку, сказал:
- Алло!
Мы с редактором переглянулись. Звонок звонил, не умолкая.
Тогда сын, наконец, врубился и пошел открывать дверь.
- Знаешь, - сказал его отец мне, - это поколение, видимо, не желает заниматься мастурбацией. Хочет миновать этот этап на пути становления мужчиной.
- Вполне вероятно, - согласился я.
- Causa finalis! - резюмировал он.
Я не знал, что это такое, и поэтому лишь пожал плечами.
Вошла, стуча каблуками, его супруга, внеся вместе с собой резкий запах духов.
- Вы что, все здесь оглохли? - спросила, улыбаясь всеми своими зубами.
Я встал, поздоровался с ней, заодно и попрощавшись со всеми сразу. Никто меня особо удерживать не стал.
На следующее утро, придя в редакцию, я заглянул в словарь латинских слов, где и обнаружил, что causa finalis не что иное, как целевая причина.
Парень, конечно же, женился, прожил в браке года полтора, а затем произошло то, что и пытался внушить ему редактор - сын с женой разошлись, не испытывая друг к другу ничего, кроме ненависти. Девушка забрала с собой трехмесячное дитя, мальчика. А парень, не знаю уж из-за катализа каких гормонов, вдруг претерпел удивительную личностную метаморфозу. Не прав был его отец, пошутив насчет того, что молодое поколение не признает мастурбацию. Вот его сын и переключился именно на это дело. Правда, онанизм его был словесным. За считанные месяцы спокойный молчаливый паренек снискал себе славу незаменимого оратора по части разжигания ксенофобии. Поэтому сразу был замечен и включен в ближний круг новоявленного «отца нации», став самым ярым его адептом. В партийном списке националов входил в первую двадцатку и после победы на выборах, в 19 лет предстал самым молодым членом парламента страны. Выделялся он тем, что к моменту развала коммунистической империи, в едином порыве центробежного движения истеричнее других мог вести гневные пространные митинговые монологи на темы абхазского сепаратизма, осетинского экстремизма и русского империализма, чутко улавливая то, что именно хотели услышать от него толпящиеся массы. Одновременно угрожая, запугивая, поливая грязью порядочных людей, разоблачал их, как «агентов Кремля», которыми они никогда не были и быть не собирались, клевеща на всех, не присягнувших прилюдно и громогласно не клявшихся в личной преданности новоявленному президенту. Его опьяненная осознанием собственной значимости физиономия, не сходившая с телеэкрана, сделалась знаковой, а злобные филиппики ассоциировались в сознании нормальных людей со всей официальной демагогией, враньем и алчностью новой власти. Пребывая в эфире, он, как внук из анекдота, посвящающий деда в премудрости секса, с пеной у рта пытался учить всех тому, о чем сам понятия не имел. Продолжительность его речей была соизмерима со временем, проводимом на унитазе человеком, страдающим хроническим запором. По содержанию же они представали эрзацем казуистики изуверов времен испанской инквизиции. Самодовольство вкупе с агрессией, сопутствующей проповедям, вызывали лично во мне лишь чувство брезгливости по отношению к нему. Мои коллеги в приватных беседах звали его не иначе, как гаденышем, а кто-то даже окрестил Лаврентием Павловичем Геббельсом. Такая вот случилась метаморфоза. Лучше бы вместо женитьбы он годика два поупражнялся в том, чем прославил себя библейский Онан, вероятно тогда и желания компенсировать этот процесс словесным блудом у него бы не возникало. Мужал бы он совершенно естественно, без каких-либо душевных надрывов и личностных катаклизмов до того, пока не пришло бы время для познания женщины, то есть, по определению его отца, время causa finalis…
Продолжение: http://proza.ru/2010/12/12/125
__________