Не истина!
29 июля 2011 года Японскому сонету, или Русскому альбомному сонету в восточном стиле, как стихотворному жанру исполнится 5 лет. Кто-то может с о мной поспорить о том, имеет ли право данное стихотворное направление на свою, отдельную нишу в русской поэзии. По моему мнению — да. И не только имеет право, но уже является таковым. Стоит только посмотреть на то, сколько проделано работы за четыре с небольшим года.
http://otogiboko.narod.ru/
http://www.stihi.ru/avtor/otogiboko
http://www.stihi.ru/avtor/renga
http://www.stihi.ru/go/www.stihi.ru/avtor/intli
http://www.stihi.ru/go/www.stihi.ru/avtor/tich2009
Но порассуждать я хочу не об этом, а о том, что на сегодняшний день для меня , как для автора, пишущего в этом жанре более трёх лет, есть Японский сонет, да и японский ли он?
Если не вдаваться в историю становления, то на сегодняшний день японский сонет заявлен, как твёрдая форма поэзии, состоящая из 10 строк : «2 хокку являющиеся, по сути, двумя связанными между собой по смыслу двустишиями, которые подразумевают право на самостоятельное существование каждого хокку, и в то же время неотделимость их друг от друга в контексте общей идеи произведения + 4 строки, завершающие сонет» . Плюс к этому точное количество слогов - 5-7-5 для хокку и 7-5-7-5 для четверостишия и чётко заданный ритмический рисунок: для Ясов написанных дактилем ударные 1-4-7 слоги; для сонетов написанных ямбом - 2-4-6-ой. Устраивает ли это меня как автора. Да, вполне, но с оговоркой, что Яс это ещё и нерифмованное стихотворение. Поскольку при заданных твёрдых рамках сохраняется свобода их наполнения. И если автор ищет свободы от формы, то именно отсутствие рифмы,( которая сама по себе является неким ограничителем), станет для него ещё одной открытой дверью в простор мысли и слова.Тем самым приближая его к таким направлениям поэзии как верлибр, с его абсолютной свободой, белому и вольному стиху, а также множество других форм, в которых нет чётких границ, а если и есть, то весьма условные.
Но вернёмся к японскому сонету. Первый спорный момент: являются ли первые шесть строк (два трёхстишия) в сонете хокку как заявлено в определении ЯСа. По моему мнению нет, не являются. Просто потому, что хайкай – это японская поэзия, с вековыми устоявшимися традициями письма. Мгновенность действия переданная через предметность, простота выразительных средств (продиктованная сдержанностью (?)), «картинность». Конечно, может возникнуть вопрос: «а чем мы, собственно, хуже?». Не хуже. Мы другие. У нас другой менталитет, другие традиции, другая культура. В нас очень много задушевности, чувственности, экспрессии которые всегда рвутся наружу. Не зря же существует такое выражение о русском человеке – «душа нараспашку». И попробуйте сказать такое о японце. Поэтому обойтись без образности, метафоричности в японском сонете, на мой взгляд, никак невозможно. Другое дело, что нельзя заигрываться и забывать о том, что образ, метафора и другие выразительные средства должны быть представимыми и ясными для читателя. А как же «киго» (сезонное слово)? А как же «моно-но-аварэ» (печальное очарование вещей)? А как же «укиё-э» (картины проплывающего мимо мира)? По поводу сезонности – да, соглашусь. Но зачем при этом ссылаться именно на японскую поэзию? И в русской поэзии есть традиция такого характера. Даже за примером далеко ходить не надо : «Мороз и солнце; день чудесный! Еще ты дремлешь, друг прелестный — Пора, красавица, проснись…» (А.С.Пушкин). «Печальное очарование вещей» и «картины проплывающего мимо мира» - боюсь, что нам это не подходит. Печальное очарование вещами – да. Чувствуете разницу? Также и со вторым определением. В нас слишком мало развита созерцательность и умение отстранятся, за то хорошо развита наблюдательность и желание «быть участником всему». Поскольку японский сонет жанр синтезированный (эдакая попытка смешать (в очередной раз!) западную и восточные культуры), то подражательность, стремление написать «по-японски» может обернуться простой формальностью. А такой поворот дела может привести к тому, что форма поглотит содержание.
Второй спорный момент: обязательно ли трёхстишия и катрен, помимо объединения общим контекстом, должны быть и сами по себе самостоятельными? Скорее да, чем нет. На мой взгляд именно это и есть изюминка данного направления в поэзии. Для себя я определила это явление, как «круги, расходящиеся по воде». Например:
Поздние астры
Не сохраняют тепло
Стылые лужи
Радость от встречи
Прячу…в карманах плаща
Старые письма
Небо меняет свой цвет.
Только ли звёзды
Могут прощенья просить
У снегопада?
Все три части данного сонета сами по себе самостоятельны. Первый «камушек», или первое трёхстишие дают первую картинку, распуская вокруг себя круги: начало осени, уходящее тепло, подкрадывающийся холод, увядание, одиночество. Вторая картинка: неожиданная встреча, радость которую нельзя показать, так же как воспоминания, которые несут в себе старые письма. Всё это было давно и к чему ворошить? Есть плащ, который поможет скрыть всё: письма – в карманах; радостно-испуганное лицо за поднятым воротником. Третий «камушек» распускает вокруг себя уже другие круги: после снежных туч проясняется небо, выглядывают звёзды. И хотя одиночество и печаль вместе с этими явлениями никуда не уходят, но всё становится проще, когда появляется свет, пусть призрачный звёздный, но всё же свет.
Получается, что каждая часть, являясь самостоятельной единицей в сонете, пересекается с другими, тем самым объедения свои «круги» с «кругами» общего контекста стихотворения.
Не уходя далеко за примером рассмотрим ещё один момент. У многих авторов пишущих японские сонеты в работах полностью, или частично, отсутствуют знаки препинания. Что это? Неуважение к правилам русского языка, эпатаж, или просто неграмотность. Не могу ответить за всех, но думаю, что это мало связано с теми причинами, которые были перечислены. Для себя я это понимаю , как некий приём, который даёт возможность читателю самому расставить все точки над «i», особенно в тех случаях, когда строки играют между собой и возникает некий эффект качелей:
Поздние астры
Не сохраняют тепло.
Стылые лужи.
или:
Поздние астры.
Не сохраняют тепло
Стылые лужи.
Но, как и случае с выразительными средствами, увлекаться данным приёмом (имхо) не следует. Согласитесь, иногда правильно поставленное многоточие может стихотворению дать больше, чем его отсутствие. Тем более, если учитывать малую форму сонета и смысловую плотность его наполнения.
И последний спорный вопрос, который в сущности вытекает из всего, что было сказано ранее: почему «Японский сонет»? Наверное тот же вопрос возникает и у основателей этого жанра, потому что уже сейчас к первому названию прицепом тянется «…или Русский альбомный сонет», «…или Русский альбомный сонет в восточном стиле». Спустя три года я для себя определила это направление, как «Сонет в восточном стиле». Хотя, каюсь, в аббревиатуре "ЯС" звучит лучше :)
Исходя из всего вышесказанного делаю (пока для себя) следующие выводы:
Сонет в восточном стиле – это десятистрочное, нерифмованное стихотворение твёрдой формы, состоящее из двух трёхстиший и одного катрена, которые подразумевают право на самостоятельное существование каждой отдельной части, и в то же время неотделимы друг от друга в контексте общей идеи произведения; с точным количеством слогов и четко заданным ритмическим рисунком (дактиль , или ямб). Само сочинение сонета в восточном стиле – дело тонкое и не приемлет лишней суеты. Содержание, которое порой кажется слишком обезличенным даёт повод думать, о нелинейности и многоплановости произведения. При сжатости и чёткости формы сонета остаётся свобода её наполняемости.
P.S.: Хотя…….
«…Если подбирать символ русской душе, то матрешка вполне может претендовать на подобный титул. Ее открываешь раз, второй, пятый, а дно все время превращается в очередную ступень в глубину. Кажется, что фигурки повторяются, просто уменьшаясь в размере, но это фокус. Копия копии не бывает полностью похожа, что-то неизбежно теряется, упрощается, обобщается. Чем меньше деталей, тем проще уловить главное. Но чтобы найти песчинку, надо просеять песок. Предшественницей и прообразом матрешки считается японская разъемная игрушка, в которой находилось еще несколько, вложенных одна в другую. Изображала она буддийского мудреца Фукурумы, лысого и добродушного, с поднятой вверх головой. Завезли ляльку с острова Хонсю. А сами японцы приписывают создание деревянной потешки безвестному русскому монаху. Такая вот ирония менталитета. ..»
(из статьи Ольги Девш «Матрёшка на Фудзи»)