Огненный вечер

Ульяна Баскакова
Женские голоса из глубин Серебряного века. Марина Цветаева и Софья Парнок.1914-1916 г.
Дом Марины Ивановны в Борисоглебовском переулке, близ Арбата.
Гостиная. Сумерки. Опущены темные габардиновые шторы. В комнате темно-единственный источник света - старый медный подсвечник на столе. По разные стороны стола сидят две женщины.
Одна одета в строгий костюм мужского покроя и светлую рубашку. Ее рыжеватые волосы вьются непокорной копной. Огромные, чуть навыкате глаза. Это Софья Парнок.
Другая в длинной до пола юбке и широкой цветастой блузе. Пальцы рук унизаны серебряными кольцами. Короткая стрижка и прямая челка до бровей. Это хозяйка дома- Марина Цветаева.

Холщовая скатерть на столе. Медный подсвечник. В нем желтая восковая свеча. Листки бумаги, исписанные мелким почерком. Пепельница, полная окурков.

Парнок,грустно опустив голову:

Причуды мыслей вероломных
Не смог дух алчный превозмочь, —
И вот, из тысячи наемных,
Тобой дарована мне ночь.
Тебя учило безразличье
Лихому мастерству любви.
Но вдруг, привычные к добыче,
Объятья дрогнули твои.
Безумен взгляд, тоской задетый,
Угрюм ревниво сжатый рот, —
Меня терзая, мстишь судьбе ты
За опоздалый мой приход.

Ей вторит Цветаева:

Есть имена, как душные цветы,
И взгляды есть, как пляшущее пламя...
Есть темные извилистые рты
С глубокими и влажными углами.
Есть женщины. — Их волосы, как шлем,
Их веер пахнет гибельно и тонко.
Им тридцать лет. — Зачем тебе, зачем
Моя душа спартанского ребенка?

На дворе 1916 год. За окном зима. Снежная вьюга.
Роман Марины Цветаевой и Софьи Парнок длится уже больше года. Эта связь начала тяготить обоих. А ведь все так хорошо начиналось… Они познакомились в октябре 1914 года в салоне А.Герцык.

Марина так вспоминала это:

Могу ли не вспомнить я
Тот запах White-Rose и чая,
И севрские фигурки
Над пышащим камельком...

Мы были: я — в пышном платье
Из чуть золотого фая,
Вы — в вязаной черной куртке
С крылатым воротником.

Я помню, с каким вошли Вы
Лицом — без малейшей краски,
Как встали, кусая пальчик,
Чуть голову наклоня.

И лоб Ваш властолюбивый,
Под тяжестью рыжей каски,
Не женщина и не мальчик, —
Но что-то сильней меня!

Движением беспричинным
Я встала, нас окружили.
И кто-то в шутливом тоне:
«Знакомьтесь же, господа».

И руку движеньем длинным
Вы в руку мою вложили,
И нежно в моей ладони
Помедлил осколок льда.

С каким-то, глядевшим косо,
Уже предвкушая стычку, —
Я полулежала в кресле,
Вертя на руке кольцо.

Вы вынули папиросу,
И я поднесла Вам спичку,
Не зная, что делать, если
Вы взглянете мне в лицо.

Я помню — над синей вазой —
Как звякнули наши рюмки.
«О, будьте моим Орестом!»,
И я Вам дала цветок.

Смеясь — над моей ли фразой?
Из замшевой черной сумки
Вы вынули длинным жестом
И выронили—платок.

Эта встреча стала для Марины роковой. Эта ее первая связь с женщиной. Преступая связь. Надо бы оправдаться:

В гибельном фолианте
Нету соблазна для
Женщины. — Ars Amandi
Женщине — вся земля.
Сердце — любовных зелий
Зелье — вернее всех.
Женщина с колыбели –
Чей-нибудь смертный грех.
Ах, далеко до неба!
Губы — близки во мгле...
— Бог, не суди! — Ты не был
Женщиной на земле!

Но вскоре романтический угар прошел, и на смену ему пришли- ревность, обида, скандалы, разочарование:

Краснеть за посвященный стих
И требовать возврата писем, —
Священен дар и независим
От рук кощунственных твоих!
Что возвращать мне? На, лови
Тетрадь исписанной бумаги,
Но не вернуть огня, и влаги,
И ветра ропотов любви!
Не ими ль ночь моя черна,
Пустынен взгляд и нежен голос,
Но знаю ли, который колос
Из твоего взошел зерна?

Браво,Софья !

Дадим же слова Марине Ивановне, пусть выскажет свои претензии:

Сегодня, часу в восьмом,
Стремглав по Большой Лубянке,
Как пуля, как снежный ком,
Куда-то промчались санки.

Уже прозвеневший смех...
Я так и застыла взглядом:
Волос рыжеватый мех,
И кто-то высокий — рядом!

Вы были уже с другой,
С ней путь открывали санный,
С желанной и дорогой, —
Сильнее, чем я — желанной.

Мир — весел и вечер лих!
Из муфты летят покупки...
Так мчались Вы в снежный вихрь,
Взор к взору и шубка к шубке.

И был жесточайший бунт,
И снег осыпался бело.
Я около двух секунд —
Не более — вслед глядела.

И гладила длинный ворс
На шубке своей — без гнева.
Ваш маленький Кай замерз,
О Снежная Королева.

 Наболело…И встреча Нового года в Петрограде еще больше расшатала и без того сложные отношения.
Продолжать эту пытку? Нет смысла. Эти отношения мука для обоих.

Софья, прикурив сигарету, размышляет:

Ужель конец? Глаза ненасытимы,
Уста мои ненасытимей глаз,
Сама судьба им указала вас,
Но лишь мгновенье пробыли одни мы.
Ужель последним будет первый раз?
Молчание — не тот же ли отказ!
Я не молю, мой друг неумолимый,
Но как, тоскуя, не спросить хоть раз:
Ужель конец?

Вы, для других мне изменив проказ,
От уст моих к другим устам гонимы,
Кому сквозь смех вверяете рассказ
О том, как друг вас любит нелюбимый?
Ужель последний возвещен мне час?
Ужель конец?

 Марина склоняет голову:

Повторю в канун разлуки,
Под конец любви,
Что любила эти руки
Властные твои,
И глаза — кого - кого-то
Взглядом не дарят! -
Требующие отчета
За случайный взгляд.

Всю тебя с твоей треклятой
Страстью — видит Бог! —
Требующую расплаты
За случайный вздох.
И еще скажу устало,
— Слушать не спеши! —
Что твоя душа мне встала
Поперек души.

И еще тебе скажу я:
— Все равно — канун! —
Этот рот до поцелуя
Твоего был юн.
Взгляд—до взгляда — смел и светел,
Сердце — лет пяти...
Счастлив, кто тебя не встретил
На своем пути!


Вот так-то! Удар не в бровь, а в глаз. Браво, достойный ответ!
Но...Время подводить итоги. Марина Ивановна, вам слово:

Мне нравится, что Вы больны не мной,
Мне нравится, что я больна не Вами,
Что никогда тяжелый шар земной
Не уплывет под нашими ногами.
Мне нравится, что можно быть смешной
Распущенной и не играть словами,
И не краснеть удушливой волной,
Слегка соприкоснувшись рукавами.

               
             Конец.