Ф.И.О. автора: Белый Дмитрий Сергеевич.
Название произведения: «Счастье неговорливо».
Жанр: любовный роман/современная проза.
Объем: 8-мь авторских листов.
Посвящается K.S.
Аннотация:
Главному герою книги через полтора года исполнится тридцать лет. Он живет в Москве. Его работа скучна и однообразна. Жизнь вяло, в полудреме проходит мимо. Внутри него - пустота. Он мечтает написать роман, но все попытки оказываются бесплодными. До того дня, когда он посмотрит тот самый фильм…
Представленная вниманию читателя книга пропитана юмором, красивыми образами и самыми настоящими, неигрушечными чувствами. Прочитав роман до конца, вы узнаете, как важно порой сделать правильный выбор. Тем более, когда вариантов всего лишь два: найти или потерять.
Глава 20
Очередная глава книги дописана. Я положил ручку на стол и скрестил пальцы. Очередная глава моей жизни подходила к концу заодно. Утром вновь позвонил Петя, сказал, чтобы я возвращался как можно быстрей. Судя по всему, проблем на работе накопилось столько, что они учинили затор и перекрыли все пути к отступлению. Взявшись за руки, они выстроились Великой Проблемной стеной (не сомневаюсь, что не менее великой, чем Китайская). И Петя призывал меня под знамена не знающих и дня отдыха крушителей стен. Пришло время вернуться, вновь раствориться и жить - жить помойной кучей.
- Зря ты так.
- Что зря? Да нет, ты прав! Все же отлично, просто восхитительно!!!
- Эх.
- Да уж, это «эх» передает сложившееся положение вещей как нельзя лучше.
Ведь я услышал то самое «нет»? Да, читатель? Ну что ты молчишь? Скажи, как есть. Такой обыденный банальный сценарий, а за ним так уютно пригрелось одно махонькое слово - «нет». Но слово «нет» маленьким не бывает. Оно всегда слон, не мышь, не крот, не гуппи, черт бы их побрал (они когда-то загадили мой совсем новый аквариум). Слово «нет» всегда крупное, громогласное и расчленяющее. Нет! No! Nicht! Звучит, а? Звучит ведь слово - на всех языках звучит.
«Качели ворчат, скрипя не смазанными петелями. Маятником переносятся из одной точки пространства в другую. Мои ноги свисают безжизненными отростками. Такими они становятся, когда не чувствуют под собой земли. Закрыв глаза, я глотаю воздух. Он одинаково безвкусен, хорошо хоть, что обезжирен. В двух конечных точках пространства, где зависают качели, живут два разных меня. Один - настоящий, другой - фальшивый. А между ними лишь мое прошлое, то, каким я был когда-то, мои поступки: глупые и вполне себе даже, импульсивные и расчетливые, забытые и в-памяти-неугасаемые. Сам я еще не стал прошлым, но мое настоящее - лишь две точки в пространстве. Нужно только вовремя спрыгнуть», - прогоняя восвояси этот стремительный поток мыслей, я затряс головой. - «О чем это я?»
Встав из-за стола, я подошел к окну. Запыхавшемуся Лос-Анджелесу на мои переживания было наплевать. Он, как и мой родной город, по обыкновению был занят будничными делами. «Как же мы все похожи, заблудшие. Конечно же и ты заблудился. Посмотри на свою свалявшуюся шерсть. Ты линяешь, а населяющие тебя люди, как будто волоски на твоем теле… Что ж, нам и в самом деле пришло время попрощаться. Я уеду, а ты останешься. Согревай ее. Ладно?»
Но я не мог уехать, не попрощавшись, и моя рука потянулась к мобильному телефону.
- Алло!
- Привет, Кристен. Это я, твой старый русский друг.
- Привет! Куда ты пропал? Я уже подумала, что ты улетел домой, - ее голос показался мне на удивление теплым и радостным. Она хотела, чтобы я позвонил?
- Еще не уехал. Досматривал последние достопримечательности, но по правде говоря…
- Я рада, что ты позвонил, - перебив меня на полупредложении, она ответила на заданный вопрос и тем самым перевернула вверх дном все мои мысли. - Извини, что ты хотел сказать?
Что я хотел сказать? Что я хотел сказать.
- …Мне пора возвращаться домой. Поездка затянулась, и по мне уже стали скучать. Особенно на работе.
Она ответила не сразу, а мое сердце успело кашлянуть три раза.
- Что ж… Пора - значит пора.
На несколько секунд воцарилось молчание, густое и неприкрытое.
- И когда ты уезжаешь? – она первой отрезала тишину от разговора.
- Завтра. Билеты уже купил… Рейс вечером. Улетаю в… ночь, - на языке вертелось еще много слов, и жутко хотелось дать им сорваться с цепи. Хотелось поведать ей о своих чувствах и будь что будет. Терять мне было нечего. Но я молчал. И трубка молчала.
- Но значит у тебя есть еще немного времени, и мы могли бы… встретиться, съездить куда-нибудь. Наверняка ты не успел посмотреть все, что хотел.
Ошеломленный я застучал по небу языком. Обдумывать ее предложение не было надобности: я уже знал, куда мы могли бы с ней поехать. На прощание, напоследок… Напоследок ли?
- Очень хочется посмотреть Гранд-Каньон.
- Гранд-Каньон?! – она, наверное, упала со стула. – Ты знаешь, что туда добираться часов шесть-семь??
- Да, знаю. Я изучал маршрут… Хотя, быть может, я действительно горячусь.
Молчание вновь затянулось.
- Я могу заехать за тобой через час, и мы поедем туда. Ок?
- Ок. Конечно. Я буду ждать, - и после небольшой паузы. - Ты правда думаешь, что это хорошая идея?
- Идея несуразная, нерациональная, странная, но… мне это нравится. До встречи.
Я бросил мобильный телефон на кровать и подумал о том, как будет больно прощаться с ней навсегда. Сказать ей «спасибо», помахать на прощание рукой и оставить здесь, за бортом своей жизни. Быть может, лучше было попрощаться с ней сейчас по телефону? Но почему она захотела вновь встретиться со мной? Что двигало ею? Желание пожалеть отверженного, похлопать по спине, накормить напоследок малиной или всего лишь мягко попрощаться? И что означали те секунды молчания, когда воздух вдруг стал горячим? Снова вопросы, вопросы… А не пошли бы вы?
До ее приезда я решил собрать чемодан. Ему вновь предстояло располнеть, а скорее всего, бедняге придется и вовсе разжиреть (как примерный турист я успел накупить всевозможных сувениров и подарков).
Кристен подъехала к отелю ровно через час. Когда я вышел на улицу и подошел к машине, первой, что я увидел, была ее натянутая улыбка. Словно обтянутая более толстой кожей, чем обычно, моя улыбка еле-еле обрела привычные очертания в ответ. Я сел спереди и захлопнул за собой дверцу (за ее сестрой-близнецом еще совсем недавно я подсматривал из секретного укрытия - как давно это было?). Машина тронулась, и вскоре мы выехали на первое в маршруте шоссе, вкупе с остальными оно должно было привести нас к Гранд-Каньону. Из динамиков доносилась громкая музыка пяти необузданных девиц - The Runaways.
...
- Все царапины, кстати, зажили?
- Нет, некоторые еще сопротивляются, - я рассматривал свои руки со всех сторон. - Да! Весело было, ничего не скажешь. Взял и грохнулся. Не думала о том, чтобы просто плюнуть и пройти мимо?
- Эээ… Нет. Хорошая я девочка, да?
- Хорошая.
...
- Какой простор! – мой восторг при виде пейзажа за окном был искренним.
- Подожди: дальше будет еще красивей.
Мы ехали навстречу солнцу, и оно исправно слепило нам глаза.
- Как твой парень поживает?
- Нормально, - ответила она, посмотрев в мою сторону и растерянно улыбнувшись.
...
- Ты любишь его?.. Извини, это не мое дело.
- Не извиняйся… Мне кажется, что люблю. Но… но… Мы с Эриком знакомы с детства, с тех самых пор, когда наша жизнь была совсем другой. Мы проводили много времени вместе, дурачились, смеялись, съедали по пять шариков мороженого за раз. Мы были детьми, а у детей не так много интересов помимо мороженого. А затем в тринадцать лет мы стали встречаться. Первая любовь - самая искренняя. По крайней мере, мне так кажется, ведь помимо Эрика я больше никого не любила. Но теперь, когда мы уже давно не дети, я понимаю, что мы выросли слишком разными. Понимаешь, о чем я? У каждого из нас теперь много интересов, и мороженое стало занимать место далеко не в первой десятке. Но его интересы и мои совпадают не так часто, как хотелось бы. Меняются и наши убеждения, взгляд на окружающий мир. Я собираюсь поступать в университет, а он делать этого не хочет: замечательный спортсмен, бейсболист, он уже достиг определенных успехов в спорте, а поэтому считает, что учеба может и подождать.
...
- Но, быть может, это не так уж и важно с другой стороны? Все мы в той или иной степени отличаемся друг от друга, и это делает наш мир богаче. Но порой, когда я думаю о нем, в моей голове предстает образ юного, улыбающегося, четырнадцатилетнего парня. Он машет мне рукой и уходит, захлопывая за собой дверь.
… - я правда не знал, что ответить.
- Ну а ты? Почему путешествуешь один? Ты женат?
- Нет. Не женат. Мои отношения с противоположным полом нуждаются в самом сильном клее, которым можно было бы, наконец, склеить наши чувства вместе. Судя по всему, подобного вещества еще не изобрели. А, может быть, мне немного не везет, а в любви людям везет ровно настолько, насколько они заслуживают.
...
- Что? – я удивился тому, как она на меня посмотрела.
- Мне нравится твое произношение.
- Ты смеешься надо мной?? Слушая меня, ты наверняка не перестаешь хихикать, пускай и молча!
- Нет, правда. Мне нравится. Такое пухленькое и короткостриженное. А я и мальчиков короткостриженных люблю.
- А пухленьких?
- Больше щупленьких люблю.
- То есть ты больше всего обожаешь вот таких мальчиков… гмм, мужчин, как я?
Она улыбнулась, и оба кончика ее улыбки забрались на свой Эверест.
- Ты все-таки не достаточно щупленький.
- Недостаток щупловатости не компенсирует ли мое сногсшибательное произношение?
- Я подумаю над этим.
- Давай, но не слишком долго. Ладно? Я боюсь, как бы волосы не отрасли.
Пейзаж за окном становился все более пустынным. Редкие растения походили на беженцев, поодиночке устроившихся на привал. Их одежду занесло пылью, а с лохмотьями играл ветер. Кое-где ввысь поднимался вездесущий песок, словно лошадь вставала на дыбы. Впереди волнистая линия пока еще невысоких гор старательно искривляла горизонт.
- В те давние времена, когда я еще ходил в школу, я часто наведывался в женские уборные. Не смотри на меня так! Я не извращенец! Знаешь, как это происходит? Идешь спокойно по коридору, никого не трогаешь, мысленно пытаешься свыкнуться с одной лишь мыслью, что свободного времени сегодня вечером у тебя снова не будет и виной тому завалы из накопившихся домашних заданий, как вдруг мимо тебя пробегает какой-нибудь двоечник из твоего же класса и со всей силы толкает в бок. При этом мимо он пробегает в четко спланированное время, именно тогда, когда ты проходишь в шаге от полуоткрытых дверей в женский туалет. Чувствуешь, какой молодец? Но речь, впрочем, не о нем, а правильнее сказать не о них, ведь подобных любителей пикантных развлечений в нашем классе было несколько.
Я пулей влетал в женское помещение, издавав при этом такой грохот, как будто один из толчков неожиданно проваливался вместе с полом вниз (на нижний этаж, где, кстати, находился мужской туалет). На самом же деле громыхала дверь, которая вместе со мной таранила одну из стен помещения. На шум сбегались девичьи головы. Они с опаской выглядывали из-за стен коридора, ведущего в самую интересную часть помещения. Следовавшая за этим реакция всегда проявлялась по-разному. Порой раздавался визг словно из дешевого фильма ужасов, иногда в мою сторону сыпались бранные слова, о существовании которых я до того момента даже не догадывался, а совсем уж редко я награждался всё понимающим и прощающим молчанием.
Но однажды, когда я в очередной раз подобным образом без разрешения проник в женский туалет, в его коридоре я столкнулся с девушкой. Я, конечно же, скороговоркой начал извиняться, объяснять каким образом оказался на запретной территории, боясь услышать новые порции визга или мата на латыни, но девушка не проронила ни слова. Она молча смотрела на меня, а ее бледное лицо было таким же белым, как стены помещения. Когда я закончил свою пространную речь, она сказала мне: «Пойдем!», и головой махнула в противоположную сторону от двери. Я ошалел от подобного предложения, но молча проследовал за ней. Она открыла одну из дверок, прошла внутрь кабинки и стала стягивать джинсы. Я не мог ни пошевелиться, ни отвести в сторону взгляда, я стоял, как вкопанный, и короткостриженные волосы на моей голове (и в ту пору тоже) наверняка встали дыбом. Она стянула трусики, села на стульчак и… ну ты поняла. Она не смотрела на меня, лишь перед собой стеклянным, спокойным взглядом. А я по-прежнему таращился на нее, на поросль коротких волосков между раздвинутыми в стороны ногами. Когда она закончила и столь же спокойно принялась натягивать джинсы обратно, я наконец-то закрыл свой рот, остававшийся до этого полуоткрытым. Она вымыла руки и посмотрела на меня во второй раз. Я сказал ей абсолютную глупость: «Спасибо», она ответила: «Не за что» и ушла. Я постоял еще немного в пустом туалете, затем вспомнив о том, где находился, стремглав бросился к двери и выскочил из отныне полностью изведанного места.
С тех самых пор девушки превратились для меня в самых загадочных существ на земле, непознанных и многоликих. Какая там теорема Фурье, какие протоны и нейтроны, какие тычинки или аминокислоты? Мысли, парившие в той очаровательной головке, - вот, что так и останется мною непонятым или непрочувствованным.
- Почему она так поступила?
- Я пробовал узнать, но интерес ко мне у нее пропал, да и в туалете он не был таким уж сильным. Во второй раз, когда я спросил ее о том случае, она нагрубила: «Отстань». По-моему, она была первой девушкой, в которую я влюбился… Боже мой, я о черти чем тебе рассказываю.
- Да уж, наша поездка обещает быть очень веселой, - Кристен улыбнулась и свернула с шоссе на дорогу, ведущую к бензоколонке. - Надо заправиться и купить чего-нибудь поесть.
Мы заправили машину и накупили бесхитростной еды: несколько готовых бутербродов с ветчиной и морепродуктами, чипсов, тепленьких пирожков с яблоками и корицей, четыре банки кока-колы лайт и фруктов. Меньшую часть этого богатства мы уплели сразу, обжорствуя прямо в машине. Оставшаяся часть должна была стать нашим ужином. Отобедав, мы выехали обратно на шоссе и продолжили наше мини-путешествие.
Безоблачное небо пропускало солнечные лучи через зеленый таможенный коридор, температура за бортом медленно, но верно ползла вверх. Оставалось лишь радоваться тому, что наша машина походила на перемещающийся оазис, на территории которого повсеместно господствовала тень и холодильниковая прохлада.
Мы чередовали компакт-диски с музыкой: сначала слушали ее любимый альбом, затем - мой. Когда вновь пришла моя очередь, я поставил новый альбом группы Diablo swing orchestra. Из динамиков послышалась грандиозная музыка, задорно и в такт двигающая попой.
- А я в первый раз влюбилась в соседского мальчишку. Он жил в доме напротив и был таким кучерявым, стройным и смуглым-смуглым. Это из-за него я и по сей день люблю щупленьких. Его семья уже давно съехала, переехали в Техас. Получается, что он был и первым, кто разбил мне сердце. За шесть месяцев ему удалось приготовить его и соскрести с тарелки недоеденные остатки в мусорную корзину. О-о-о, как я мечтала о его поцелуе. Я подсматривала за ним из окон своей комнаты. Я даже заставила родителей купить мне три разных дозорных трубы (первые две оказались совсем уж игрушечными, в них можно было разглядеть лишь общие детали картины, висящей на стене его комнаты, тогда когда, глядя в третью трубу, можно было расшифровать подпись художника - какой-то Нильсон).
Однажды он меня застукал за столь возмутительным занятием. Мой третий глаз, вытянутый на расстояние руки, содрогнулся, отшатнулся и спрятался за спиной, но было уже поздно. В ту ночь я не смогла уснуть, переживала, как путешественник на вертеле, попавшийся в лапы каннибалам. Я представляла себе его гневное лицо, с которым он на следующий день должен был явиться на порог моего дома, и уже успела попрощаться с тем долгожданным, мучительно сладким поцелуем, которым он мог бы меня когда-нибудь одарить. Но на следующий день ни один кипящий юноша не позвонил в мою дверь, я же боялась выйти на улицу: мне было жутко стыдно. Прошла еще пара дней, но он не приходил, а когда я мельком посматривала на окна его комнаты, он не попадался в прицел моего взгляда. А вот на третий день, когда я вконец осмелела и вновь направила все видящее око на просторы его двадцатиметрового жилищного пространства, я увидела… чужое око, в упор уставившееся на меня. Его дозорная труба была короче моей, но зато шире.
Все произошло настолько неожиданно, что меня парализовало от растерянности. Он первым взял ситуацию под контроль. На мгновенье исчез из круга зрения трубы и вновь появился, приложил к стеклу листок бумаги, на котором красными буквами было написано «Привет!». Мои щеки вмиг стали такими же пунцовыми, как эти буквы, но я схватила блокнот со стола, вырвала страничку и написала, недолго думая, такую же банальность «Привет!». Следующий час мы увлеченно обменивались посланиями. Вкратце наш диалог свелся к следующему:
- Меня зовут Джеймс.
- А меня Кристен.
- Мне тоже нравятся The Doors.
- А мне Counter-Strike.
- Ты все домашние задания сделала?
- Почти.
- Помоги мне с математикой, пож-та.
Я переписала решение и приложила его к стеклу.
- Спасибо, и как я не догадался.
- Осмотрев твою комнату в дозорную трубу я, по-моему, узнала о тебе почти все.
- Согласен. Урывками общаясь с тобой в школе, я бы столько узнал через год.
- Тебе кто больше всех нравится в сериале Друзья?
- Джо. А тебе?
- Росс.
- У меня сегодня день рождения.
- Ух ты! Поздравляю. Я нарисую тебе подарок.
Я быстренько набросала его «портрет». Это был второй раз, когда я взялась рисовать за последние пять лет. Поэтому вместо волос у меня получилась чаша с китайским рисом, вместо глаз - две разрезанные дольки киви, а вместо губ - один толстый баклажан. Но ему рисунок вроде бы понравился или он был чрезвычайно галантным молодым человеком и не хотел обижать даму.
Мы «разговорились» не на шутку и попрощались лишь тогда, когда мой блокнот окончательно осиротел и от него остались лишь ребра да кости.
На следующий день мы поздоровались в школе, перебросились парой фраз и, не прощаясь, разошлись по своим классам, а вечером вновь писали друг другу послания, прикладывая их к стеклу. Подобное общение превратилось в наш каждодневный ритуал. Мы исписали сотни бумажек, перепробовали фломастеры всевозможных цветов и оттенков (оказалось, что наш первый выбор, красный, виден был лучше всех остальных). В школе мы отныне проводили много времени вместе, смеялись друг над другом, менялись обеденной едой, пробовали курить.
А однажды все закончилось. Оконной почтой он отправил мне лишь несколько сообщений о том, что на следующий день он должен был уехать навсегда, что ему жутко не хотелось этого делать, но такова воля родителей, что он будет по мне скучать и не знает: сможет ли еще с кем-нибудь общаться так, как со мной. Я в очередной раз почувствовала былую растерянность, очень хотелось плакать, но я держалась до последнего, до того момента, как он потушил в комнате свет, и его кучерявая голова навсегда скрылась от меня во мраке. Я прорыдала всю ночь и уснула слишком поздно, а из-за этого лишилась долгожданного поцелуя. Утром отец сказал мне, что заходил Джеймс, хотел со мною поговорить, но отец не решился разбудить меня. Если бы он знал, что Джеймс уезжал навсегда, то он, конечно же, так бы и поступил…
Ух, давно я об этом не вспоминала. Сейчас эти воспоминания согревают меня, а тогда все произошедшее казалось мне катастрофой.
Она замолчала. Эпизоды ее прошлого, проделавшие неблизкий путь с глубин памяти, не спешили возвращаться обратно. И их можно было понять. Негоже прогонять гостей с порога, не предложив им стакана чаю или сока, или остаться, или раздеться, или, для начала, хотя бы просто снять ботинки. А я тем временем задавал себе один и тот же вопрос: «Чем я заслужил это?» Такими чуткими, сердечными воспоминаниями не делятся с каждым встречным. Такие истории не рассказывают за обедом или от нечего делать. Ими не хвастаются, как новыми зубами, и ими не пытаются произвести на кого-либо впечатление.
- Спасибо, что поделилась со мною. Очень трогательная история.
В ответ Кристен лишь мечтательно улыбнулась и цокнула языком.
Сегодня, несомненно, был лучший день из всех, проведенных мной в этой стране. Мы были вместе уже целых четыре часа, столько времени отняла у нас дорога. Но разве стоило в подобном случае использовать слово «отняла», может, лучше «подарила»? Пускай дорога отнимет у меня эти часы, я не вцеплюсь в них зубами, не стану кричать или звать на помощь, ведь взамен я получил все, что так хотел - ее близость.
- Ты не устала? Давай я тебя подменю.
- А у тебя есть с собою права?
- Нет, а что, они нужны?
- Они определенно были бы не лишними, - рассмеялась Кристен.
- Эх, разочаровывает меня эта ваша Америка.
- Ну, извини. Я тут ни при чем.
- А при чем ты?
- Я при чем.
- Ааа, ну, это многое объясняет.
Улыбаясь друг другу, мы одновременно полезли в бардачок каждый за своим очередным музыкальным диском.
- Разве твоя очередь? – спросил я.
- Да!
На этот раз в салоне машины распылилась музыка английской группы E … Не скажу название - попробуйте угадать сами. Подскажу лишь, что первыми словами первой же песни были строчки «I swear to God, i`ve heard the earth inhale». (Видите? Даже описывая эти события несколько месяцев спустя, я не могу избавиться от этого шутливого, радостного тона повествования, что прекрасно подтверждает искренность моих слов: тот день был действительно одним из самых счастливых в моей жизни).
- Сколько тебе лет? – спросила Кристен.
- Двадцать восемь. Почему ты спрашиваешь?
- Что чувствуешь, когда тебе двадцать восемь?
- Да ничего особенно не меняется, ведь люди остаются прежними, накапливают опыт, но вот только становятся печальнее.
- Почему? – она оторвала взгляд от дороги и удивленно посмотрела на меня.
- Опыт, по большей части, - грустная вещь.
...
Мы перебирались с одного шоссе на другое еще часа два, когда, заплатив за два входных билета, в конце концов, въехали на территорию национального парка «Гранд-Каньон». Проехав вглубь отгороженной территории, мы припарковали машину и с нескрываемой радостью выбрались наружу. И тут же были атакованы… Нет! Какими еще марсианами? Что вы себе позволяете? Жарой! Мы не успели еще размять ноги, как попались в тесные объятия многочисленных цельсиев.
Я посмотрел вверх и увидел желтый, дымчатый диск. Похоже, солнце вновь взялось за кулинарию. Поверхность земли при этом использовалась в роли сковородки, люди были пищей, которую требовалось приготовить, а где-то неподалеку кипятилось озеро или река, чтобы по завершении трапезы можно было испить чаю. Но солнце каждый раз непременно кто-нибудь отвлекает от процесса приготовления, и в этот момент наша планета со свежими силами бросается бежать, но смыться ей не удается, получается лишь подставить под жгучие лучи другой бок. Но этого становится вполне достаточно, чтобы к всеобщей радости солнце вновь махало рукой на недожаренное блюдо и заказывало себе еду с доставкой через Интернет.
Не обращая внимания на пищащих от восторга туристов, мы направились к зияющему перед нашим взором обрыву, а остановившись на его краю и посмотрев вокруг, я увидел чудо, при виде которого кровь застыла в жилах. Огромная расщелина, края которой отставали друг от друга на несколько километров, предстала перед нами во всем своем величии. Ее дно находилось на уровне более чем в полторы тысячи метров ниже наших с Кристен пяток (признаюсь: я прочитал об этом в Интернете). В просторном брюхе расщелины уместились каменные выступы, утесы, крупные, подтянутые возвышенности, природой изваянные каменные скульптуры, многие из которых в высоту были не меньше, чем двадцатиэтажный дом. Их со щепоткой красного глинистая окраска напоминала ржавчину. Ржавые детишки, рожденные в результате совокупления нескольких подземных плит, были абсолютно голыми. Лишь редкие волосы, представляющие собой скудную невзрачную местную растительность, покрывали их крепкие тела. Перед моими глазами предстало целое царство - царство известняка, камня, сланца, печатника и песка. Неподвижные поданные этого царства веками обгладывались диким, ненасытным ветром, обжигались немилосердными лучами солнца, а где-то там, недалеко предательница-река Колорадо, хитрющая и не привлекающая к себе излишнего внимания, вымывала морщины на их сгорбленных телах. И царству этому не видно было ни начала, ни конца. Вдалеке жалкой точкой в небе парил экскурсионный вертолет.
- Ты была здесь раньше? – спросил я с восторженным придыханием.
- Да… Мы приезжали сюда с моим отцом… лет пять назад. Тогда это чудо света показалось мне таким пустым и мертвым. Как же я ошибалась…
Мы зашагали по краю обрыва в сторону самых пушистых туч, торчащих из-за спины высокой горы. Нас тискал взбаламученный теплый ветер, и волосы Кристен развевались словно парус, переливаясь медью под неусыпным взглядом все того же солнца. Столько красоты в одном месте! Столько красоты вокруг нас. Ждет, чтобы мы оторвали глаза от повседневной серости и обратили свой взор на нее.
- Я вижу… Я отчетливо вижу: каким красивым может быть одиночество, - сказала Кристен, смотря на одичавшие, брошенные на произвол судьбы, каменные изваяния.
Мы присели на траву и свесили ноги в обрыв. Они повисли в воздухе, задней стороной упершись о теплый камень. Наклоняться вперед было неописуемо страшно. До наступления сумерек оставалось совсем немного: на часах была половина седьмого.
- Ну как, ты не расстроен, что мы поехали в такую даль?
- Нет! Я представлял себе, что увижу что-то менее грандиозное. Да и с тобой эти шесть часов пролетели, как шесть минут.
- …Спасибо, и я становлюсь с тобой более … открытой, что ли. Я знаю, что могу говорить о чем угодно, и ты поймешь меня. Мы точно не были знакомы раньше? Может, ты и правда мой старый знакомый? Сколько мы дружим? Три года или, быть может, пять лет?
Я смущенно задышал ртом, как рыба, а в это время ветер попытался меня раздеть: подполз под майку и задрал ее вверх, - вот бесстыдник.
- Я хочу быть твоим другом.
Она украдкой посмотрела на меня и прикрыла глаза-огоньки.
- Ты такой неряшливый.
- В каком смысле? – изумился я.
- Ты разбрасываешься своими чувствами. Тратишь на тех, кто их не достоин.
- Почему ты так говоришь?
- Я сухая, колючая. Я словно пустой сачок… И этот сценарий…
- Я не понимаю, о чем ты.
Она грустно улыбнулась, и ее улыбка получилась еще более темной из-за первых признаков наступавшей темноты. Мы молчали, и я никак не мог придумать, как возобновить разговор.
- Мы можем стать такими, какими захотим, - сказал я первое, что пришло на ум.
- И каким бы ты хотел стать?
- Счастливым.
- Ну и как, тебе удается?
- В текущий момент я по-настоящему счастлив. И ты сегодня, в эту секунду не сухая и не колючая. А сачок он сейчас и вовсе без надобности. Ты где-нибудь видишь бабочек?
Морщинки на ее лбу разгладились.
- Ведь всё дело в деталях, не правда ли? – спросила она.
- Всё дело в деталях, - согласился я.
...
- Тебе холодно?
Кристен обхватила себя руками и нагнулась всем телом вперед.
- Нет, я просто пытаюсь не дать эмоциям, обуревающим меня, вырваться наружу, сбежать. Кстати, чтобы стать счастливым, человеку всегда нужно меньше, чем он думает, - сказала она.
Мы одновременно посмотрели на небо и увидели закат. Словно вилкой кто-то проткнул круглый желток, застывший на горизонте, и он лопнул, растекся в противоположные стороны насколько хватало глаз. Истошно синее небо мрачнело, хмурилось и готовилось к смене декораций: скоро вместо огромного солнца на нем должны были развесить марцепановые огоньки. Чуть-чуть сбавила обороты жара, и становилось легче дышать. Воздух постепенно остывал, как вскипяченная вода в чайнике.
- Люди - просто песок, протекающий сквозь пальцы времени. Ветер по обыкновению поднимает песчинки и уносит прочь друг от друга. Наши души оказываются разбросанными по всему миру, и лишь наши близкие даты рождения свидетельствуют о том, что когда-то мы вместе просачивались сквозь бессмертные и тонкие, как у пианиста, пальцы.
- Какого числа у тебя день рождения? – спросила она.
- 15 февраля. А у тебя?
- 25-ого. Февраля.
- Ну значит ветер, который подхватил тебя, лет десять занимался непонятно чем, поэтому мы родились с тобой в разное время, но все же давно знакомы.
Улыбаясь, мы вновь посмотрели друг на друга, а в этот момент один из проходивших неподалеку туристов сказал другому: «Том? Приятно познакомиться. Меня зовут Ник. Знаете, мне кажется, я вас уже где-то видел…».
… А минуты все бежали рысью. Еще через полчаса закат приобрел окраску спелой хурмы.
Мы же, не переставая, болтали, рассказывали друг другу о себе, делились своим прошлым, настоящим, мыслями о будущем. С каждой минутой мы срастались всё сильнее, по крайней мере, мне так казалось. Смеялись, шутливо болтали ногами, по-прежнему свисающими в пропасть. Мы совсем забыли о времени, но не оно о нас. И когда пришло время возвращаться, мы встали и зашагали к скучающей Mini, но, не дойдя до нее, вновь уселись на огромном, плоском камне, лицом к каньону - уезжать нам явно не хотелось.
- Ты когда-нибудь еще вернешься сюда?
- Не знаю, - ответил я. - … Этот каньон так напоминает мою жизнь. Огромное пространство, заросшее камнем, наполненное пустотой и диким ветром. Расщелины рассекают мои будни, и впадины моментально наполняются водой. В такие дни я борюсь, чтобы остаться на плаву, но чаще расщелины так и остаются пустыми, их лишь немного заворошит песок - в такие дни в моей жизни ничего не происходит, - я почувствовал, как что-то легло на мое левое плечо, но увлекшись монологом, я не посмотрел что. - Ты знаешь… А я ведь не был до конца честен с тобой. Мы познакомились не случайно. Я прекрасно знал о том, кто ты. Я увидел один твой фильм и прилетел в Лос-Анджелес. Представляешь? Я никак не мог выбросить тебя из головы. Я знал о том, что ты актриса. Да, знал. Прости, что не признался в этом сразу, но, на самом деле, это ведь абсолютно не важно. Потому что мне, по большему счету, всегда было наплевать на то, что ты актриса. Я просто не смог позабыть тебя…
Съежившись, я посмотрел на Кристен… Она спала. Ее голова покоилась на моем плече, а закрытые веки с внутренней стороны похоже вновь превратились в экран кинотеатра, и она смотрела очередное вымышленное кино. Мне осталось только улыбнуться. Шестичасовая поездка вымотала ее, накопившую усталость за тяжелые рабочие дни. Я не стал ее будить, решил посидеть еще немного рядом, плечо в плечо, рядом с обрывом. Напоследок я пытался надышаться чистым, ставшим, наконец, хоть немного прохладным воздухом. Глаза щелкали последние фотографии на память. Я закрывал и открывал их, словно руководил затвором, а ночь уже почти полностью перелезла через забор, отгораживающий ее от бескрайних бесхозных владений, растянувшихся вокруг.
- Не говорю «прощайте» - говорю «до свидания».
Оборонив в песок эти прощальные слова, я аккуратно встал, удерживая спящее тело Кристен в вертикальном положении, залез в карман ее джинсов и вытащил ключи от машины. Затем я столь же аккуратно поднял ее на руки, поднес к автомобилю и опустил на разогретую лучами солнца кожу сидения, следом я перенес обе ее ножки с улицы в машину. Покрытые тонким слоем песка кеды проскользнули вперед по коврику, а руки мирно обняли живот. Она что-то пробормотала во сне, покрутила головой и вновь затихла. Я завел машину и выехал на дорогу. Установленная навигационная система должна была мне помочь вернуться в Лос-Анджелес.
Я мчался по вымершему шоссе, а монотонный шум колес был единственным звуком, наполнившим машину изнутри. Кристен по-прежнему спала, а я время от времени поглядывал на нее, умиротворенную и красивую. Я мысленно представлял себе картины нашей совместной жизни, ее, просыпающуюся рядом, наливающую мне за завтраком чашку чая. Я видел ее лучшую роль, рукоплескавший от восторга зал и мою улыбку в этот момент, нервную и счастливую.
Во втором часу ночи наше путешествие подошло к концу. Я разбудил ее и по обыкновению проводил взглядом до двери. Шагая к дому, она, не переставая, зевала. Мы договорились встретиться с ней на следующий день, чтобы спокойно попрощаться.
Позже, ложась спать, я подумал о следующем, уже наступившем дне как об утопленнике, выловленном из пруда.