Чайник со свистком

Мишка Беглый
В некотором царстве, в некотором государстве в незапамятные времена появился новый Чайник. Я это пишу с заглавной буквы как имя собственное, ведь он герой моей истории – Чайник. Таких чайников в той стране до той поры никто никогда не видел. У Чайника был совершенно нетрадиционный дизайн, а в те далёкие времена значение слова дизайн знали только очень немногие, чрезвычайно продвинутые в какую-то ещё никому тогда непонятную сторону граждане – это, во-первых. А во-вторых – но это важнее – у Чайника был свисток. То есть, когда вода в чайнике закипала, свисток свистел – чтоб вода не выкипела.

Он сошёл с конвейера небольшого завода, успешно прошёл ОТК, его упаковали в красивую коробку, погрузили в контейнер, куда-то долго везли, выгрузили, распаковали и поставили на полку в магазине – Чайник был великолепен, сияя круглыми полированными боками нержавейки. Цена его, указанная на ценнике, была для чайника очень высока, поэтому все любовались им, но никто его не покупал.

А Чайник и не особенно стремился быть кому-то проданным. В магазине оказалось очень уютно, светло, чисто, много всевозможных товаров, которые друг с другом переговаривались на своём языке, оценивая с самых разных точек зрения продавщиц, покупателей, уборщиц, грузчиков, начальников; сплетничали, иногда ссорясь, иногда заводя невинные или, во всяком случае, поневоле платонические флирты, иногда вдруг изливали товарищам наболевшую душу – всё, как у людей, даже там присутствовали некоторые элементы квартирного вопроса – кого и почему поставили на место, где его было или слишком уж заметно, или наоборот никому не видно. И Чайник думал: Найдётся покупатель – ещё не известно, что за человек. Куда спешить? Жизнь только начинается.

Однако, нужно было познакомиться хотя бы с ближайшими соседями. Рядом с ним стоял другой чайник – обыкновенный эмалированный, с изящно изогнутым носиком, ручка с деревянной насадкой, как на картине из Кладовки, помещённой справа – почему-то мне вспомнилось, что тогда были эмалированные чайники. Сейчас уже не важно, какого цвета он был тогда – на полке хозяйственного магазина, потому что, когда мы с ним встретимся в следующий раз, эмаль вся облупится, и он станет просто железным чайником. Такие сейчас вспомнить могут только пожилые люди, подобные мне, или ещё старше. С моей точки зрения тот ветхозаветный чайник эстетически был гораздо красивей, а отсутствие свистка вполне компенсировалось пением. Напряжённое и с каждой минутой всё усиливающееся пение чайника на плите, и, наконец, струя пара из носика, а крышка дребезжит и подпрыгивает – сколько раз я ждал этого, будто свидания с любимой женщиной – сейчас заварю в кружку покрепче и закурю! Нынешние электрические чайники как-то не так закипают, честное слово! Но когда-нибудь я заново переживу всё это в Царствии Небесном, если попаду туда, что очень сомнительно, разумеется.

Такой именно чайник стоял рядом. И наш новенький Чайник со свистком приветствовал старшего собрата весёлым возгласом:

- Здорово, братец! Хорошо, что рядом оказались, расскажешь мне, как тут и что.

- Доброго утречка э-э-э…, товарищ Чайник, - неожиданно подобострастно, растерянно и неуверенно ответил, запинаясь, его устаревший собрат по ремеслу. – Очень тронут, товарищ Чайник, что вы меня узнали и даже уделили время для того, чтобы….

- Да брось ты! Давай попросту, ведь мы с тобой – два сапога пара.

В это время неподалёку послышался басовитый, солидный голос, принадлежащий, судя по звучанию, какой-то особе женского рода:

- Простите, что вмешиваюсь, к тому же не будучи знакома, но этот жалкий обломок проклятого прошлого, музейный экспонат, попавший на прилавок хозяйственного магазина, вероятно, по недосмотру нерадивого администратора отдела, совершенно прав. Вы напрасно тратите время на разговор с ним – он коснеет в невежестве, мысленно находится в безвозвратно миновавшей дикости и для эпохи научно-технического прогресса не представляет никакого рационального интереса. Нам с вами предстоят великие труды на благо человечества. Сейчас же свободного времени – избыток. Вы решили посвятить его изучению истории бытовой техники? Оригинальная мысль.

Голос принадлежал огромной кастрюле так же, как наш герой, имеющей нетрадиционную форму и сияющую нержавеющей сталью.

Всем известно, что чайники, независимо ни от чего, часто бывают несколько простоваты. Поэтому Чайник удивлённо уставился на громоздкое и очень сложное сооружение, обратившееся к нему. Это была кастрюля с герметически завинчивающейся крышкой.

- Позвольте прежде представиться: Чайник со свистком. Нет…, я так просто, с кем-нибудь познакомиться хотел.

- Очень приятно познакомиться. Скороварка. В конструкторском бюро, где были разработаны мои технические параметры, в настоящее время уже ведутся работы над усовершенствованием проекта и созданием вакуумной скороварки – ещё более совершенного изделия. Дело в том, что в ходе испытаний выяснилась некоторая опасность непроизвольного взрыва во время работы аппаратов моего поколения. Подобные взрывы возможны в случае неправильного или невнимательного обращения со мною, и могут повлечь за собой не только смерть присутствующих на кухне жителей квартиры, но пожар и разрушение самой квартиры, дома, в котором она находится, а также повреждения соседних домов, а в некоторых случаях и частичного уничтожения населённого пункта, где этот взрыв произошёл. Поскольку работать мне предстоит на домашней кухне, это не вполне удобно. Сейчас этот досадный недостаток устраняют.

Оба чайника посмотрели на Скороварку с уважением.

В это время у прилавка остановились молодые люди – муж и жена. Это сразу было заметно: они муж и жена. Заметно не потому, что пришли в хозяйственный магазин, а потому что так они друг на друга смотрели иногда. Очень молодые муж и жена, молодожёны.

- Смотри, какая замечательная штука – скороварка! – сказал он.

- Нет. Это не годится, - сказала она. – Настоящиё щи должны вариться в кастрюле и не быстро, а очень долго. Ты в этом ничего не понимаешь. К тому же, там – вернее всего – будет русская печь.

- Вряд ли русская печь. Это же город. Плита, может быть. Но, вообще, Панов говорил, что пятиэтажный дом с газом и центральным отоплением. А чайник! Смотри, чайник, который сигналит, когда вода закипит. Он со свистком. Девушка, дайте-ка посмотреть. Видишь? Это свисток. Покупаем.

- Очень дорого. Ты транжир.

- Утро будет начинаться со свистка, будто мы едем на поезде.

- А кто будет ставить чайник? – она посмотрела на него, посмотрела ему в глаза изо всех девчачьих сил юной любви. – Нет! Я хочу, чтобы утро всегда начиналось…, - она что-то прошептала ему на ухо.

Они оба смотрели друг на друга и молчали. Они даже улыбаться не могли, и дыхание у обоих остановилось – ведь это были молодожёны. Потом они оба вздохнули и улыбнулись. И купили чайник со свистком.
- - - -

В 1958 году Владимир Николаевич Семенов и Елена Прокопьевна Радзивилл после окончания Московского Горного Института и распределения в Кузбасс приехали к родителям Елены Прокопьевны в Ленинград – проститься.

Они только что сыграли свадьбу – в студенческом общежитие, простились с родителями Володи и с Москвой, а теперь прощались с родителями Лены и с Ленинградом – Лена считала себя коренной ленинградкой, хотя, как и её родители, была уроженкой города Каменец-Подольского.

Когда решено было пожениться, они очень долго думали, не следует ли Володе принять фамилию жены? Лена Радзивилл по прямой линии происходила из древнего княжеского рода несвижских Радзивиллов – очень важных польско-литовских магнатов.

Папа Лены в связи с таким знатным происхождением ровно шестнадцать лет (с 1940-го по 1956-й) провёл на реке Колыме, где мыл золото для товарища Сталина – именно так он об этом периоде своей биографии всегда говорил. Он, тем не менее, был доктором наук, известным в СССР и далеко за его пределами геологом, на зоне в последние годы срока был расконвоирован и занимал такой пост в Управлении Северовостокзолото, которое тогда ещё было просто подразделением недоброй памяти Дальстроя, что ему козыряли генералы. И, вернувшись, но уже не в Каменец-Подольский, откуда уехал на Колыму, а в Ленинград, он занялся своей работой так, будто шестнадцати лет зоны и не бывало. Остался ему на память, только белый тонкий шрам слева на шее – шестёрка по приказу одного вора полоснул его мойкой, когда он ещё был натуральным зэком и работал кайлом и лопатой. Да ещё ступни ног и кисти рук были отморожены – но это пустяки. Распределение Володи и Лены в далёкий город, который назывался Ущелье, было результатом его телефонного звонка в Министерство: «Я хочу, чтобы они немного разобрались в том, что такое поисковая работа в полевых условиях – если всерьёз захотят заняться геологией, им это очень пригодится».

Город, точнее посёлок городского типа Ущелье находился и, надеюсь, но не уверен, находится сегодня немного выше Междуреченска по течению реки Томь, о которой в Интернете, в какой-то непонятной для меня Векипедии (Википедии?) сказано, что вода этой реки необыкновенно чиста, прозрачна, не имеет вкуса и запаха и очень полезна для здоровья. А когда Борис Николаевич Ельцин приезжал в Междуреченск, он ранней весной, намереваясь удивить местное население, искупался в ледяной воде Томи и вышел из воды чёрным, будто негр, потому что вода полна угольной взвеси. Кузбасс ведь. Вот как выглядит эта река летом, а зимой – не нашёл я в Интернете фотографий: http://admin.gorod.tomsk.ru/index-1190452999.php
Они сидели за очень обильным по тем временам профессорским столом. Уже выпили за счастье молодых, за скорейшее умножения семейства, уже негромко крикнули: «Горько!», и Лена и Володя, стесняясь, поцеловались.

- Я просто-напросто в сороковом году из Польши переехал в Россию. Конечно, немного странным образом переехал. Но такова судьба. Один из моих предков, Николай Радзивилл по прозвищу Чёрный, в союзе с Московским царством, Крымским ханством и королём Яном-Казимиром Ваза воевал против Швеции и заодно против нашего не вполне благоразумного родича Януша Радзивилла, Великого Гетмана Литовского. Этот Николай первым из Радзивиллов удостоился титула князя Священной Римской Империи. Вот, подождите минутку, - и он принёс из кабинета портрет и две фотографии. – Полюбуйтесь на него, Володя: . - А другой мой предок воевал в союзе с Бонапартом против Российской Империи - князь Доминик Радзивилл. Вот он: http://i131.photobucket.com/albums/p316/sarmata/dominik2.jpg Он зимой 1814 года из Несвижа бежал с французами в Вильно, но был ранен и умер в Париже. Его слуга поплатился жизнью за то, что через подземный ход, соединявший мои два замка, Несвижский и Мирский, перенёс из Несвижского замка в Мирский двенадцать статуй апостолов, литых из червонного золота – каждая в человеческий рост. Беднягу русский офицер за это сгоряча повесил, потому что ящики со статуями найти не удалось по сей день, - продолжал Прокопий Иванович Радзивилл, опрокинув рюмку водки и закусывая шпротами. – А в Несвижском замке сейчас санаторий ЦК. Не знаю, право, как там отдыхают руководители нашей Партии, спокойно ли им спится? Ночами в коридорах замка бродит призрак моей прапрабабки, королевы Речи Посполитой Барбары, в девичестве княжны Радзивилл. Свекровь её отравила за то, что у неё по официальным данным было сорок восемь любовников. Проклятой старухе, матери короля Сигизмунда-Августа, Боне Сфорца почему-то показалось, что это слишком много для порядочной женщины. Ленка, учти – у тебя наследственность.

- Боже мой, Коша! – воскликнула мама Лены, Софья Израилевна Цундер. – Что такое ты при детях себе позволяешь говорить! – по-русски она говорила немного на еврейский манер.

- Ничего. Они уже выросли. Так как, молодые люди, не хотите поехать и осмотреть наши наследственные владения? В Минске остановились бы в гостинице, а оттуда на автобусе – совсем недалеко. Мир – такой посёлок небольшой сейчас. А Несвиж – районный центр. Володя посмотри – это мои замки: http://www.svali.ru/show_picture.php?cntr=13&type=2&id=27&cd=1 и http://www.svali.ru/show_picture.php?cntr=13&type=2&id=1&cd=1 .

Прокопий Иванович по-русски говорил немного на польский манер.

- Ты совершенно прав, когда не соглашаешься свою фамилию сменить на мою, - сказал Володе Семёнову князь-профессор геологии. – Жена должна принять твою фамилию, как это всегда было принято у людей. Но, вступая в законный брак с княжной Радзивилл, ты тем не менее становишься владельцем титула её предков, а на этих фотографиях – её приданное, которое никто не в силах отнять у нас, не так ли? – он смеялся. - А кем были твои предки?

- Мой папа – начальник ЖЭКа, - смущённо сказал Володя, - а мама… она, знаете ли…, дворник.

- А твои деды? Твои предки?

Володя смутился ещё больше. Он побагровел и долго молчал.

- Папа, что ты пристал к человеку? - сказала Лена.

- Прокопий Иванович, мне придётся признаться, что мой дедушка по папе…я вот только позабыл, как его звали….

- Ну, это легко выяснить, припомнив, как зовут твоего папу по отчеству.

- Действительно! – обрадовался Володя. – Папу зовут Николай Васильевич. Значит, дедушку звали Василий. А кто был мой прадедушка, я не знаю. Но я должен признаться, что мой дедушка сидел в тюрьме. Очень долго – три года.

Князь-профессор Радзивилл улыбнулся:

- Действительно, очень долго. А где он сидел? За что?

- За спекуляцию сахаром – ещё до войны. Он сидел в тюрьме.

- Вряд ли за спекуляцию ему дали три года крытки. Это выражение – «сидел в тюрьме» - не вполне точно. Таким образом, мы с ним лагерники – это нечто общее. Мы, несомненно, хорошо поймём друг друга, когда познакомимся.

- Дедушка умер, когда я был ещё ребёнком, - сказал Володя.

- Что делать? С дедушками это случается. Ну! Ещё по рюмке, и – чай с «Наполеоном». Наша мама великолепно готовит этот торт.

- Чайник, чайник! Наш чайник со свистком! – нестройным радостным дуэтом закричали молодожёны.

- Со свистком?

Распаковали чемодан, вытащили Чайник, налили в него воды на кухне и поставили на огонь.

Так впервые Чайник приступил к исполнению своих служебных обязанностей. Пламя разбудило в нём яростный и ликующий трудовой энтузиазм. Только бы не случилось конфуза какого-нибудь! Работает ли свисток? Он очень волновался. Но он сумел всё выполнить блестяще. Как только вода в нём забурлила, свисток сработал, и Чайник издал немного задумчивый, будто прощальный, свист – действительно напоминавший свисток паровоза, который наутро должен был везти Лену и Володю в Сталинск-Кузнецк, который в то время чаще называли просто Сталинск, и только через три года переименовали в Новокузнецк.

Чайник свистел очень долго, потому что все вчетвером слушали его свист, и каждый задумался о том, что свист этот – прощальный, то есть, все вместе они уже никогда не услышат этого свиста. Откуда они знали это? Вопрос, на который нет ответа. Некоторые предположения на этот счёт могли возникнуть только у профессора Радзивилла. Но он, постоянно кого-то провожая или сам куда-то уезжая, к таким мрачным предположениям привык, и привык не обращать на них внимания.

Мама пошла на кухню, сняла чайник с плиты и стала убирать стол и накрывать его к чаепитию.

- Какого чёрта тащиться железной дорогой? – проговорил профессор. - Вы, ребятки теперь геологи, а не туристы. Мы летаем самолётами. Времени у нас не бывает. «Хорошо на верхней полке у открытого окна», - это забывать вам надо. И почему не взять купейный вагон?

- Но, папа! Папа, это же… мещанство. В этом есть что-то купеческое.

Князь Прокопий Радзивилл вдруг нахмурился и покачал головой. Он молчал и смотрел на своих детей, и, возможно, думал о своих потомках. Думы эти были невеселы.

- Мещане. Купцы. Кто не успел покинуть отечество, тот был этим отечеством безо всякой жалости убит. Безо всякой жалости и смысла. Российское мещанство.

- «Гроза» Островского, - сказал Володя.

- Да. Островский, - сказала Софья Израилевна. – Он, детки, не мог предположить, что когда-нибудь появится слово «лишенец». Вы знаете, что означает это слово?

- Практически все сословия Империи, кроме только крестьян и городских фабричных работников, оказались лишены гражданских прав. По этому поводу у меня недавно состоялась приватно, разумеется, полемика с товарищем Петрищевым, моим аспирантом. Он сказал мне, что не более 10-ти процентов населения Советской России были лишены гражданских прав, - сказал профессор. – Но это ошибка. Точнее, это фальсификация Истории, поскольку - лживый акцент. Российские сословия, о которых я говорю, и составляли тогда в России не более 10-ти процентов населения.

Молодожёны, переглядываясь, слушали.

- А ведь это что такое – лишение гражданских прав? Вечная память….

Скорый поезд Ленинград – Сталинск-Кузнецк. Пожалуй, не стоит здесь подробно рассказывать об этом путешествии, но дым паровоза! - вот, о нём нельзя не упомянуть – никто в дороге теперь уже не увидит этого великолепного шлейфа, уносимого ветром за горизонт. Лена и Володя до самой смерти, каждый в свою очередь, не забыли этого дыма в великих небесах над бесконечным простором.

В Сталинске Лена и Володя явились в незадолго до того образованное там Западно-Сибирское Управление геологии, где их принял заместитель начальника по науке – худощавый седой старик за широким письменным столом, заваленном бумагами.

Ребята представились.

- Присаживайтесь, молодые люди, - сказал старик. – Мне около часа тому назад звонил Прокоп… Прокопий Иванович…. Мы говорили о вас обоих. Да….

Он просмотрел документы, предъявленные ему выпускниками Горного Института. И он смотрел на Лену и Володю, хмурясь и печально думая о том, что, если муж или жена – кто-то один и них - работает в поле, это уже плохо, но такие семьи иногда всё же сохраняются, а если оба полевики – семья распадётся очень быстро, и дай Бог, чтобы не было ребёнка.

- Да. Звонил. Он настаивает, чтобы я вас обоих направил в Ущелье, где у нас База 11-й Аэрогеологической экспедиции. Полевой сезон на носу. Работать будете в тайге. А я бы на вашем месте…. Мне вот здесь очень не хватает людей. Вы себе представляете, что это такое – Горная Шория? И зачем вам это? В Сталинске у меня есть для вас хорошая однокомнатная квартира – отдельная, с кухней, ванной комнатой и клозетом. Я сам живу с женой в коммуналке. Понимаете? Я связался с Кемерово и добился этой квартиры для вас через Обком. И здесь полно работы.

Неожиданно побледнев, Володя трясущимися руками расстегнул портфель и вынул оттуда объёмистую рукопись:

- Нет, товарищ Гурьев, простите, но….

- Что такое?

- Я думаю, и вот - тут изложены мои соображения по поводу оптимальных перспектив ведения дальнейших поисков в Шории месторождений железной руды и каменного угля и дальнейшего развития здесь добычи железной руды и угля. Здесь есть, помимо сравнительного геологического анализа, экономический расчет, в соответствии с которым в перспективе добыча угля – я имею в виду нежелательный перекос в сторону развития этой отрасли в Кузнецком бассейне – добыча угля не имеет положительной перспективы в будущем, поскольку каменный уголь как горючее… в дальнейшем….

Старик протянул руку и взял рукопись.

- А! Интересно. Вы пишете от руки. Машинописной копии у вас нет?

- Нет, к сожалению.

- Эту рукопись вы кому давали читать в Москве и Ленинграде?

- Никому. Только моему зятю. И он посоветовал мне показать её вам. И он мне не велел отдавать машинистке. Сказал, что это сейчас опасно.

Старик молча быстро листал рукопись.

- Простите, Валерий Петрович, я хотел бы объясниться. Я вовсе не собираюсь постоянно работать в поле. Но мне бы хотелось в течение нескольких сезонов на месте самому разобраться в тех выводах, которые я делаю, как вы видите, на основании фрагментарного знакомства с научной литературой по этому поводу.

- Так я это оставляю у себя?

- Я буду очень рад.

Профессор Валерий Петрович Гурьев посмотрел на Лену.

- Леночка, а ты меня не помнишь? Два года назад, когда твой папа…э-э-э… переехал из Магадана в Ленинград и получил там Кафедру в Университете, я приезжал, готовились к заседанию Учёного Совета. И ты приходила туда, только что приехала из Москвы на каникулы.

- Нет, простите, я не помню, там очень много было людей.

- Знаешь, деточка, твоему мужу, кажется и впрямь, нужно поработать некоторое время в тайге. А тебя я бы в Управлении оставил.

Молодожёны переглянулись.

- Нет! Мы хотим вместе работать в тайге.

- Вместе вряд ли. В одном отряде – вряд ли. Это неудобно, не принято, понимаешь?

- Всё равно мы будем где-то недалеко друг от друга, - она взяла мужа за руку. – Что тут такого? А там медведи водятся? И у нас есть чайник со свистком. Очень удобно кипятить воду на костре.

- Со свистком? Ты где была на практике?

- В Донецке.

- Понятно. Значит чайник у вас со свистком. Свистит? А медведи водятся. Эх… не в медведях тут дело, Леночка.

- Валерий Петрович, вы напрасно беспокоитесь. Мы с Леной всё уже продумали.

- Владимир Николаевич, вы всё продумали? Всё?

И Володя твёрдо сказал:

- Всё.

- С Богом!

*
Это было в начале марта 1958 года. В Шории ещё стояла морозная зима. В посёлок Ущелье Лена и Володя приехали на транспортном средстве, названия которого я сейчас не могу вспомнить. Вездеход на базе танка Т-34. Помимо перевозки грузов и людей, машина была оборудована одновременно как роторный экскаватор, мощный бульдозер и трелёвочный трактор, применявшийся на лесоповале. Такие машины мне приходилось видеть и много позже, даже – в середине 70-х.

Именно в этом посёлке супруги Семёновы впервые увидели дома, которые до сих пор называют хрущёбами. Это были совсем новые хрущёбы – построенные в посёлке всего за год до того – одни из первых в СССР. Их не оштукатурили и никак не покрасили – серый бетон. Всего стояло, будто пятеро грязных бродяг, пять таких домов, а их окружали светлые, тоже недавно рубленые избы посёлка, казавшиеся напуганными этой мрачной бандой оборванцев:
http://levkonoe.livejournal.com/2540958.html

- Какие странные дома, - сказала Лена.

- Зато котельная. Вода горячая-холодная. Печь не топить. Газ есть. И ванна настоящая, и душ. Не надо и бани. А сортир, вы меня извините, конечно, прямо в ванной комнате – это так по-новому, - сказал улыбаясь водитель. – Я вас высажу здесь, вот в этом доме ваша квартира, четвёртый этаж. Вот ключи. И давайте я вам помогу вещи поднести туда. Кое-какую мебель мы уж завезли. А потом зайдёте к столяру – во-о-он его изба, крыша цинком крыта. И он вам сколотить, чего потребуется. Хороший мастер. Спросите Игнатьева. Только, упаси Боже, спиртом с ним не расплачивайтеся. Он запиваеть. А дайте немного денег, он лишнего не запросить. Уже поздно сегодня. До магазина только-только успеваете купить чего-то покушать, а на Базу к начальнику – завтра утром. База наша за посёлком, пешком сполчаса на молодых ногах.

- Какие странные горы, - сказала Лена.

- Летом-то повеселее. А зимой – что ж, не Сочи, это точно. Завтра на Базе полушубки выдадуть вам, валенки – спрашивайте у кладовщика подшитые, у него есть, нехай не жмотничаеть. Ну! Счастливо!

Вот каким образом Чайник оказался на газовой плите у самого окна хрущёвской кухоньки. Почему у окна? Куда-то ж надо было и кухонный шкафчик поставить, и стол. Когда Лена с Володей пили чай на этой кухоньке за еловым свежеструганным дощатым столом, им казалось, будто они в толпе людей. Отовсюду слышались голоса, смех, плач, музыка. Кто-то с пятого этажа:

Края далёкие, гольцы высокие -
За жисть проклятую их не пройти!
К вину и куреву, к житью культурному –
Хочу домой, начальник отпусти!

Женский голос сказал:

- Да заткнись ты – воешь, как на похоронах.

- Хорошая песня. Ты что, Тонька! Песня – аж за душу хватаить.

А ещё откуда-то какой-то мальчик сказал:

- Мамка, когда оладушки?

- Имей терпение.

- Мамк!

- Ну, чего тебе?

- Ну, когда оладушки?

- Тьфу ты, зараза…. Учи уроки, чтоб меня учитель не корил боле. Учиться не станешь, и всю-то жисть, как отец, будешь в забое кайлом уголёк рубать. Учись, учись – будут тебе оладушки.

Кто-то кричал:

- Я до аванца заначил деньги, а ты, куда их теперь размотала? Ну, съездила в Сталинск, отоварилася – значить, тяни, как хошь, с меня не спрашивай!

Ещё песенка:

Колокольчики, бубенчики: Бом-бом!
А на работу мы сегодня не пойдём.
А на работу ходять все, кому не лень,
Кого ё…л в ж…у жареный тюлень….

И ещё:

Опа! Опа! Америка, Европа!
Азия, Кавказия – какая безобразия!...

- Потянул руку, и болит, сука, так, что и не знаю, как завтра выходить в забой.

- Попробуй, отпросись.

- Да, у него отпросишься….

А там, где с миленьким встречались,
Снег растаял до земли.
А там, где с ним поцеловались,
Две фиалки расцвели!

Всё это звучало на фоне громовой музыки патефона, который выкрикивал пронзительным женским голоском: «О, Рио Рита! О, Рио Рита!...».

*
Через полгода узнать Чайник никак не смог бы никто из его немногих старых знакомых. Над огнём бесчисленных костров он совершенно почернел. Его круглые бока были исцарапаны и измяты. Свист стал хриплым и сопровождался сердитым шипением. Он работал весь сезон не за страх, а за совесть.

К осени, когда в горах начались уже заморозки, 11-я экспедиция вернулась в Ущелье на свою Базу, на камеральные работы. Лена и Володя не успели в первый день побывать у себя на квартире, потому что спешно разбивали камеральный лагерь. Ставили стационарные палатки, подводя под каждую бревенчатые рубленые венцы от ожидаемых вскорости дождей, разбирали продовольствие, оборудование, образцы породы и намытые шлихи, складируя всё это в надёжном укрытии. Поставили и большую палатку с каменкой и натаскали из реки воды – баня, где можно было по-настоящему отпариться и отмыться. Работы было в этот день очень много, а вечером – сабантуй, грандиозная пьянка, для чего уже заведена была брага и запасено невероятное количество спирта.

Время от времени Лена и Володя подбегали друг к другу, отчаянно и безо всякого стеснения обнимаясь и целуясь. Они с трудом узнавали друг друга – лица их загорели до черноты, были искусаны комарами, волосы и штормовки пропахли дымом, руки были в ссадинах и шрамах. Они были счастливы. Счастливы! Но вдруг Володя услышал, как Лена крикнула кому-то:

- Да … твою мать! Что мне с тобой, паскуда, делать? Уже все нервы за сезон…. Что ты, как беременная баба, еле шевелишься? Эти турсуки с консервами сюда не бросай. Я скажу, куда их потом.

И Володя остановился и задумался. Это была Елена Прокопьевна Семёнова-Радзивилл – его жена. О, Господи! Так это Лена? Его Лена?

Он то и дело искал кого-то взглядом. Кого-то он хотел увидеть и не находил среди товарищей. Он увидел девушку, которая присела на бревно и задумчиво, не обращая ни на кого внимания, листала общую тетрадку в клеёнчатом переплёте.

- Лариска, здорово! Ну, ты как? Что это у тебя?

- А вот, посмотри. Видишь?

Он присел рядом.

- Вот, это залегание руды уходит на более значительную глубину…. Вполне возможно, что месторождение достаточно богато, и….

- Ларис, так нельзя. Не каждый раз, когда обнаруживается присутствие руды, можно рассчитывать….

Они заспорили.

Гитара. И кто-то пел – тогда много пели, постоянно пели все:

Над Петроградской твоей стороной
Вьется веселый снежок.
Вспыхнет в ресницах звездой озорной
Ляжет пушинкой у ног.

Тронул задумчивый иней
Кос твоих светлую прядь
И над бульварами линий
По-ленинградскому синий
Вечер спустился опять.

Начинался сабантуй. Уже развели огромный костёр. Наконец, Лена и Володя оказались рядом. Можно было, по крайней мере, что-то сказать друг другу. И Лена сказала Володе на ухо:

- Вовка, я тебя люблю!

Володя посмотрел на неё, не отвечая. Никогда до того она не называла его Вовкой. И она очень изменилась. Очень.

- Леночка, и я тебя люблю. Моя ты хорошая…. Знаешь, я столько интересного материала привёз….

- Сегодня о работе – ни слова! Ура! А ну, ребята, Елене Прокопьевне – спиртику. Генка! Спой это, знаешь: Всё перекаты, да перекаты…. Володь, а ты попробуй, какую мы брагу завели. Это шорцы такую варят. Медведя свалит.

- А знаешь, я планирую лететь в Ленинград зимой. Мне нужно посоветоваться с Прокопием Ивановичем, кое-что ему показать. Мне нужен ещё год и… Ленка! Кандидатская будет готова.

- Зимой поедем к староверам в горы. Мне обещали медведя поднять. Хочу медвежью шкуру вместо ковра на пол положить. Все говорят, что босыми ногами ходить по медвежьему меху очень полезно. А в Ленинград…. Что ж, можно слетать и в Ленинград.
- - - -

Через год Володя защитил кандидатскую диссертацию, и ему предложили подать на конкурс на замещение вакантной должности старшего научного сотрудника в Научно-исследовательском Институте геологии Арктики. Лена остаться в Ленинграде отказалась.

Она пришла к отцу на кафедру, куда он решительно вызвал её по телефону:

- Елена, мне необходимо с тобой серьёзно поговорить. Возьми, пожалуйста, такси и немедленно приезжай.

Лена обратила внимание на то, что отец стал гораздо хуже не говорить, но выговаривать по-русски. На письме это трудно передать. Например, он произнёс не «серьёзно», а «серозно». И он тяжело дышал и сильно кашлял.

- Вернёшься с работы, папочка, и поговорим. Что случилось? Тебе плохо?

- Плохо не мне, а твоей маме. И я хотел бы этот разговор… поговорить с тобой вне дома.

Лена приехала.

Старик сидел в своём кабинете, будто монумент. Лицо его было серо и неподвижно.

- Я прошу тебя мне объяснит внятно, что это за дикая глупост с охотой на медведя?

- В чём дело? Тебе уже Вовка наябедничал? Что плохого в охоте на медведя?

- В охоте на медведя нет ничего плохого и ничего хорошего. Это пустое убиение времени, - он положил под язык таблетку валидола.

- Папа, поедем домой. У тебя сердце.

- Или ты учёный, или ты охотник на медведя. Однако я напрасно так обидел людей, которые занимаются охотничьим промыслом – они живут этим. А ты хочешь время… время! убивать. Время. Самое дорогое. Я не уверен, что работа, предложенная Владимиру Николаевичу, это дело его жизни – именно арктическая геология. Но собственная научная тематика даст ему возможность для… оперативной пространство. Твой муж – великолепный учёный. Его большое будущее. Ты с медведями и таёжной романтикой не смей ему мешать, - произнося «на медведя», он сделал ударение на последнем слоге, а «с медведями» - на предпоследнем.

Получилось очень смешно, и Лена засмеялась.

- Как ты осмеливаешься смеяться?

- Ты стал говорить с польским акцентом.

- Я поляк. И я очень волнуюсь. Я тебя люблю.

- И я тебя люблю, папочка. Я ничего плохого не делаю и никогда не сделаю, но я не позволю собою распоряжаться, будто собственностью. Что это ещё за Домострой?

- Ты не знаешь, что это такое - Домострой! Ничего не читаешь! Ничего не знаешь!
- - - -

Итак, в феврале 1961 года Лена приехала в Ущелье одна. Она пришла в свою квартиру в хрущёбе, скинула полушубок, размотала пуховой платок и поставила Чайник на плиту. Она сидела и ждала, когда он засвистит. Чайник видел, что хозяйке очень плохо, а хозяин куда-то делся. И Чайник знал, что хозяина он никогда не увидит. Наши вещи знают о нас гораздо больше, чем мы предполагаем. Что он мог сделать для неё? Только засвистеть. И он засвистел – он постарался, чтобы это вышло по-старому – пронзительно, звонко и немного печально, будто свисток паровоза. Но так не вышло. Свист был, действительно, печальным. Но печаль бывает разная. И свист был сиплым, негромким и унылым. Лена пила чай из алюминиевой кружки, смотрела в окно и плакала: http://levkonoe.livejournal.com/2540958.html . Она вспоминала последний разговор с Володей в аэропорту, когда она улетала в Новокузнецк – тогда ещё трудно было выговорить новое название Сталинска.

- Ленка, поработай ещё сезон и приезжай. Я буду ждать.

- Почему я должна ездить за тобой?

- Леночка, приезжай не за мной, а ко мне.

- Приезжай ты ко мне.

- Но что я буду делать в экспедиции, подумай! У меня своя тема. Весной я полечу в Анадырь. Не надолго, конечно. Мне нужно написать уйму вещей, а для этого – обработать огромный и плохо мне знакомый материал. Ты будешь помогать мне.

- А почему не ты мне будешь помогать?

Володя не нашёлся ответить на этот вопрос. Он молчал. Лена плакала и смотрела в окно. Она смотрела поверх крыш - в горы.

Она слышала говор многих голосов, смех, плач, песни, крики, ругань – очень много простой и беспомощной русской брани.

Вдруг она вспомнила прощание с матерью. Софья Израилевна была больна, она не вставала уже давно, но была в ясном сознании.

- Доченька, а, может быть, там, в этом Ущелье есть какой-то молодой человек? Ты скажи мне, доченька. Тебе легче станет на душе.

- Нет, мама. Никого, кроме Володи, у меня нет, - это была правда.

Кто-то рядом пел:

Лысые романтики, воздушные бродяги!
Наша жизнь - мальчишеские вечные года.
Вы летите по ветру, посадочные флаги,
Ты, метеослужба, нам счастья нагадай.

Лена взяла чайник с кипятком и, размахнувшись, бросила его об стену. Чайник отскочил от стены и, будто мячик подпрыгнул, отскочив ещё и от пола. И закатился под кухонный шкаф. Ему не было больно. Но ему было очень обидно. Чайник пролежал под шкафом несколько дней. Потом хозяйка его вытащила, осмотрела, налила воды. Чайник стал протекать. Лена хотела выбросить его. Но не смогла этого сделать. Поэтому, хотя на картине справа его и не видно, но он совсем рядом, стоит на полке http://levkonoe.livejournal.com/2540958.html – хозяйка отчистила его до прежнего блеска. Много лет спустя, когда она жила в Ленинграде со своей старой тёткой, маминой младшей сестрой, Сарой Израилевной Коровиной, бездетной вдовой, муж которой, майор Советской Армии Павел Севастьянович Коровин, погиб в Афганистане в 1981 году, Чайник всегда стоял на кухне, на специально для него повешенной там полочке. Вернее всего, она и сейчас там стоит, и Чайник, сияя измятыми боками, иногда переговаривается со своим старым знакомым простым чайником, который, хотя с него и сошла вся эмаль, остался по-прежнему трудоспособен. Для Лены – это память. Она больше ни разу не была замужем, и, проработав в Кузбассе до самой Перестройки, приехала в Ленинград, работала ещё некоторое время в НИИГА младшим научным сотрудником, а потом ушла на пенсию.

Что касается Владимира Николаевича Семёнова, то он умер несколько лет тому назад в Массачусетсе. Там, в Бостоснком Университете он много лет заведовал кафедрой общей геологии, читал лекции. В геологической науке он известен как автор фундаментальной работы по теории залегания рудных месторождений. Книга написана им по-английски. Он был женат на более или менее известной в Голливуде киноактрисе Джуди Семёновой, в девичестве О`Брайен. Джуди не была звездой, снималась в комических ролях второго плана, сейчас не работает, а живёт на деньги, оставленные ей в качестве наследства покойным мужем. Их сын, Джон Семёнов, живёт в Чикаго. У него небольшой ресторанчик русской кухни. Отец научил его варить щи. А его отца научила варить щи Елена Прокопьевна Семёнова-Радзивилл, и ему это очень пригодилось впоследствии.

Вот, пожалуй, и всё.