Нина открыла глаза и сладко потянулась. Ох, как же не хочется вылезать из-под тёплого одеяла! В доме прохладно, конец сентября уже, заморозки, а печку она топит пока один раз. Вчера после работы топила часов в одиннадцать. Вот и выстыла изба почти за сутки. Да и окна на зиму ещё не утепляла…
Но, хочешь не хочешь, а вставать надо. Работа у Нины такая. Ответственная. Хлеб Нина выпекала для всего посёлка. Посёлок маленький, жителей немного, но двести булок каждый день нужно выпечь.
Вот уже который год женщина с вечера ставила тесто, а утром, в четыре часа, вставала и бежала на край посёлка, где стояла пекарня. За ночь опара выбродит, Нина прибежит, быстренько переоденется и – за работу. В первую очередь растапливает здоровенную кирпичную печь. Дрова, наложенные с вечера, высохли, и достаточно нескольких лучин, так же загодя настроганных и высушенных, чтобы жёлтые языки огня быстро потянулись по дровам, сложенным особым способом.
Потом Нина растапливала печку под котлом, в котором грелась вода. Ну, вот, теперь можно и за тесто браться. Тёплой водой развела соль, вылила в дежу с опарой, добавила муку и включила тестомес. Сейчас хорошо с этой машиной, а раньше приходилось месить тесто вручную, в длинном деревянном корыте. Пока вымесишь, ни рук, ни спины не чувствуешь…
Так, всё. Печка калится, квашня подходит, можно и передохнуть чуток. Через полчаса снова начнётся аврал. Почему аврал? Да потому, что формовать тесто надо как можно быстрее, иначе хлеб в формах поднимется неравномерно: первые булки полезут через края, а последние не успеют подняться. А в печь садить-то нужно все сразу! Вот потому и аврал…
Формовать тесто – это особое искусство. Каждую булку надо взвесить на весах – 1140 граммов, ни больше и ни меньше, иначе хлеб получится разного веса. А готовая булка должна весить ровно килограмм (ну, плюс-минус 20 граммов). За годы работы Нина уже каким-то особым чувством научилась определять нужное количество теста. Редко ошибалась, однако каждую булку взвешивала, как и в первые месяцы работы.
К тому времени, когда хлеб в формах поднимется, дрова в печи прогорают, пекариха длинной кочергой расправляет жар по поду на несколько минут, потом выгребает его к устью печи и садит хлеб в раскалённый зев. Минут через двадцать крепкий, сытный аромат свежеиспечённого хлеба поплывёт по пекарне, а там и дальше, на улицу. Через час хлеб готов.
Самая приятная процедура во всём процессе для Нины – вытаскивать хлеб из печи. Высокие, пышные, с румяной хрустящей корочкой булки постоянно ласкали взгляд и грели душу женщины. Хлеб у неё и вправду всегда получался знатный! И сельчане постоянно хвалили и благодарили, и начальство к каждому празднику то грамоту вручало, то конвертик с премией или ценный подарок… Даже в районной газете писали о Нининых золотых руках.
К половине восьмого хлеб испечён, к этому времени подходила Валя Ершова, продавщица хлебного магазина, который находился в этом же здании за стенкой. Через окошко в этой стенке Нина сдавала выпечку в магазин и шла домой. А навстречу уже тянулся народ за горячим хлебушком. Все здоровались с Ниной, приветливо улыбались ей, перекидывались несколькими словами. Люди уважали Нину, а она…, она просто любила свою работу.
Такие мысли лениво бродили в голове женщины, пока она одевалась, пила чай. Нина вышла на крыльцо, под ногами затрещали хрусталики густого утреннего инея.
– Да, зима скоро. Заморозки уже крепкие, а там и снег ляжет, – подумала она и торопливо зашагала по улице. Было темно, фонарей в посёлке на улицах не было, только в центре, где школа, детсад, клуб и контора лесопункта. Однако женщина уверенно шла давно изученной дорогой, на которой знала каждый ухаб и бугорок.
Вот и пекарня уже. Нина на ходу достала ключи и подошла к двери. И тут что-то её остановило, что-то было не так. Поначалу женщина даже и не поняла, что именно не так. Потом внимательно присмотрелась и ахнула! Вместо окна в магазин зияла чёрная дыра!
– Господи! Неужели воры в посёлке завелись? Но почему в хлебный? Там и брать-то нечего, выручку Валентина забирает домой, да и деньги невелики. Кроме хлеба, в магазине больше ничем не торговали. Разве только несколько буханок осталось? – недоумевала растерянная Нина. – Да сроду такого не бывало! В посёлке все свои, чужаков нет. Не стал бы никто позориться за несколько булок.
И тут на пекариху почему-то такой страх напал, что даже коленки ослабели. Быстро развернувшись, она рысью побежала к дому Валентины.
– Валя! Валя, вставай! К тебе в магазин кто-то лазил! – не переставая стучать в дверь, Нина от нетерпения аж ногами перебирала.
– Что? Где? Да скажи ты толком, что случилось? – в дверном проёме появился не совсем проснувшийся Михаил, муж продавщицы.
– Там, там… В магазине… – Нина двух слов не могла связать.
– Да что в магазине? – Михаил окончательно проснулся и легонько тряхнул женщину за плечи.
– Окна нету! Лазил кто-то! – тут Нина увидела за спиной мужчины всклокоченную голову Вали. – Валя, к тебе в магазин кто-то лазил!
– Так, заходи, сейчас пойдём, разберёмся, – Михаил почти силком затащил Нину в кухню. – Валя, одевайся быстренько.
Через десять минут троица уже торопливо шагала в сторону пекарни. Нина немного успокоилась и даже подумала, что, может, ей показалось, и зря она панику подняла? Но нет. Когда они подбежали к месту, чёрный провал окна зиял по-прежнему.
– Так, бабы, стойте здесь! Сначала я посмотрю. Валентина, давай ключи! – Михаил взял связку и решительно подошёл к двери магазина. Посветил фонариком, предусмотрительно прихваченным из дома, проверил контрольный замок. Бумажка со вчерашней датой и подписью жены была целой. Открыв сперва контрольный замок, а затем и большой амбарный, мужчина открыл дверь, осторожно, крадучись, зашёл в магазин и быстрым движением руки включил свет. Спустя минуту он выглянул в дверь и поманил женщин:
– Заходите, посмотрите, что за вор у нас завёлся.
Обе, и Нина, и Валя, опасливо оглядываясь по сторонам, переступили порог. Картинка была ещё та! На полу валялся деревянный ставень, которым продавщица на ночь изнутри закрывала окно. По всему полу блестели осколки стекла. Разломанная пополам рама лежала тут же. А возле хлебных полок пол был усеян мелкими кусочками хлеба.
– У меня вчера шестнадцать булок хлеба осталось, – растерянно шёпотом произнесла Валентина. – Их нет сейчас… Кому они понадобились?..
– Да медведь лазил! Не видишь, что ли? Смотри, как полки поцарапал, – Михаил показал на несколько глубоких царапин, пересекающих деревянные стеллажи. – Вот только зачем он полез сюда? Осень, в лесу дичь, ягода, орехи… Хлебушка захотелось?..
Михаил закрыл разбитое окно ставнем, Валя принялась наводить порядок в магазине, Нина пошла месить тесто.
Утром дед Василий Трифонович, поселковый столяр, изготовил раму, застеклил её и вставил окно на место. Разговоров и рассуждений в этот день в посёлке было не переслушать. Конечно, самым правдоподобным казался вывод Гены Тугундина, потомственного охотника, селькупа:
– Зима на носу, в берлогу залегать пора. А Потапыч, видать, жирка не нагулял. Однако старый совсем, а, может, больной… Вот и полез туда, где легче еду добыть. Однако ещё придёт. Надо засаду устроить.
Устроили. Гена с Михаилом зарядили ружья жаканами и вечером устроились за прилавком, который как раз и стоял против окна. Ночь просидели, как на иголках, прислушиваясь к каждому шороху. Но в эту ночь «гость» не пришёл.
– Ещё не проголодался, – со знанием дела отметил Гена. – Но обязательно придёт. Дорожку-то теперь знает.
И «гость» пришёл, следующей ночью. Около трёх часов послышался тяжёлый топот, потом затрещало окно, зазвенели раздавленные стёкла, и в образовавшейся дыре показалась косматая морда. Залпом из двух ружей мужики остановили лохматое чудовище…
Медведь и в самом деле оказался старым, беззубым, полуоблезлым, а вдобавок ко всему ещё и с глубокой смрадной гноящейся раной на бедре…