ПРОЛОГ
«Богема» (О. Старостина)
Продай мой старый плащ, купи хотя бы проса –
Мне все равно, что есть: без долгих разговоров
Я, Томас Кенти со Двора Отбросов,
Провозгласил себя наследником Тюдоров.
На бочке сидючи, как устрица на блюде,
С тяжелою душой, с хмельною головою,
Какой еще монарх, скажите, люди,
Платил за власть такой ценою…
Метет нас жизнь в своей беспечной круговерти.
Так для чего, скажи, с завидным постоянством
Нам платят за слова не менее, чем смертью,
За одиночество – не более, чем пьянством?
«Фокусник» (Н. Матвеева)
Ах ты фокусник, фокусник-чудак,
Ты чудесен, но хватит с нас чудес.
Перестань – мы поверили и так
В поросенка, упавшего с небес.
Да и вниз головой на потолке
Не виси, не расходуй время зря:
Мы ведь знаем, что у тебя в руке
В трубку свернуты и страны, и моря.
Не играй с бегемотом в домино
И не ешь растолченое стекло.
Но втолкуй нам, что черное – черно,
Растолкуй нам, что белое – бело.
А над цирком ночь такая, что ни зги,
Словно сотни вместе взятых ночей,
А в глазах от усталости круги
Покрупнее жонглерских обручей.
Ах ты фокусник, фокусник-чудак,
Повелитель бенгальского огня,
Сделай чудное чудо – сделай так,
Сделай так, чтобы поняли меня.
«Воспоминание о театре» (Сиринга)
Помнишь сказочный блеск декораций,
Грим забытый и дым сигарет?
Притаившийся отзвук оваций –
Полумрак, полужест, полусвет?
Помнишь, нежное солнце ласкало
От бессонниц уставшую кисть?
Помнишь, красок порой не хватало
Для души, устремившейся ввысь?
Маски, лица, подъезд театральный…
Боже, как это было давно!..
Но чудес колокольчик хрустальный
На подмостках звенит так легко…
А я попробую сделать маленькое чудо – вспомнить и сыграть, да, теперь уже сыграть самое себя: ту, которой я была много лет назад, и такую, какая я сейчас. Как у меня это получится – судить вам. И, как говорили в старину в театре, - итак, мы начинаем…
***
Письма… Нет, я говорю не о тех, которые мы посылаем друг другу сейчас: садимся за клавиатуру – десять секунд, и письмо уже у адресата. Я говорю о тех, настоящих письмах, о тех, наверное, уже пожелтевших листках бумаги, которым мы доверяем то, что порой боимся сказать друзьям или даже самим себе. Наивные, смешные, трогательные… Мы бережно храним их и перечитываем в особую минуту. Праздник сегодня. Хочется вспомнить…
***
Итак, письмо первое: САМОЙ СЕБЕ.
«Художнику» (Сиринга)
Иглой восхищенья канву бытия…
Сомненье: по силам ли? Мне ли?
Подарок судьбы или просто, дразня,
Обман января и капели?
И вновь предвкушенье непролитых слез,
И вздох, как пред древней иконой.
А город – навстречу, а время – всерьез,
Смущая умы и законы.
И утром, от света и красок взахлеб,
Лететь в золотистые блики,
И тени прохожих, что вечер сберег,
Встречать, как рублевские лики.
«Автопортрет» (Сиринга)
Мое родное одиночество
Талантов многих от рождения:
То мудрость древнего пророчества
Иль след эпохи Возрождения.
Мое родное одиночество
Заварит чаю с дикой мятой
И ждет до света в гости творчество:
Тасует образы и даты.
То ради шутки превратится
В портрет знакомого художника,
То в светлый храм Творцу молиться
Вернет бродягу и безбожника.
Мое родное одиночество
Цветы напишет серой ночью
И лишь вздохнет: ах, как же хочется
Запомнить лепестки наощупь.
А утром в лес сбежит, что хмурится,
Где ивы – рыжей дерзкой свечкой
И все глядит, не налюбуется
Незамерзающею речкой.
И вновь усталое, счастливое
Его продрогшее высочество
Ко мне вернется… Как вы, живы ль вы,
Мое родное одиночество?
«Что делать?» (Сиринга – И. Лиснянская)
Что делать? – спросила у Жизни – сказала: умри,
Что делать? – спросила у Смерти – сказала: живи.
Чтоб что-нибудь делать, в духовке сушу сухари,
А дождь за окном, как мерцающий трепет в крови.
То ангел меня посещает, а то сатана,
И каждый выходит из зеркала против окна.
И только себя я не вижу в стекле никогда,
А время течет, как течет дождевая вода.
Я ангелу плачусь, но тут же приходит другой –
Меж ними я воздух крещу обожженной рукой.
Мне кажется, ночь – это уголь сгоревшей зари,
А это сгорели в духовке мои сухари…
Что делать? – спросила у Жизни…
«Самой себе» (Сиринга)
Намаявшись, ненастье дремлет,
Вразброд друзья, не в кайф коньяк.
Не в грязь лицом, так мордой в землю:
Ищи, мол снова – что и как.
И небо что-то не крылато,
А колченогий гончий пес,
Проснувшись утром, ждет заката
И ловит тень свою всерьез.
Так пой и жди: да будет случай,
И чистый день, и светлый вздох,
И скоморошина-попутчик,
И честный хлеб, и мудрый Бог.
«Непогода» (Сиринга – С. Мекшен)
Непогода занялась –
То ли хнычет дождь в ладошку,
То ли плачет где-то кошка,
Что не ко двору пришлась.
Плохо, если приютят
И до времени привадят.
Хуже, ежели пригладят,
А любить не захотят.
Все мы на одно лицо,
Хоть и в разной шкуре вроде.
Даже в этой непогоде
Нас не пустят на крыльцо.
Хоть в три голоса завой,
Хоть сыграй на мандолине –
Если летом не любили,
То не жди любви зимой.
Нас жалеть еще нельзя –
Мы горды не понарошку.
Так давай, товарищ кошка,
Этот дождь возьмем в друзья.
«По мотивам П.Трэверс:
I. Мэри Поппинс
II. Мистер Эй» (Сиринга)
Ты зовешь меня – Мэри Поппинс…
Да, ветер восточный – мой.
Днем грядущим ничуть не заботясь,
Люд вечерний плетется домой.
И, включив телевизора ласки,
Вновь потратит время всерьез…
Ну, а я забытые сказки
Буду слушать под музыку звезд.
А к утру нарисую небо
В самых нежных и добрых тонах,
Чтобы тот, кто еще сильным не был,
Просыпался с улыбкой в глазах.
Облака я устрою повыше,
Чтобы окнам было светлей,
Чтобы дождь цирковые афиши
Не задел, убежав от детей.
И еще подарю я удачу
Продавцам воздушных шаров,
И к рассветному солнцу впридачу
Брошу в город пригоршни цветов.
Заведу карусель в старом парке,
Пруд тенистый кругом обойду,
И, друзьям оставив подарки,
К одинокому дому приду.
Где-то там не спетые песни
И влюбленный в меня мистер Эй…
Но смотри: легкий взмах занавески -
Ветер, кажется, все сильней…
***
Не быть привязанным к кому-то,
Но преданным – кому и кем?
За дверью кто? – Судьба? Минута?
Надолго ль в гости? И зачем?
Но вот вопрос: скажи на милость
Что делать с музыкой, скажи?
С любовью, что прийти решилась?
Где снов цветные миражи?
А ветер снова к перемене,
И это значит: дальше жить,
И гнев и боль предать забвенью,
И мудрость детства – не забыть…
Иногда бывает очень трудно писать письма, портреты…
«Портрет дождя» (Л. Кузьмин)
Прости меня, вчерашний дождь:
Шедевром твой портрет не станет.
Зато ты славно подойдешь
К любой – оконной даже – раме.
Прости: я долго рисовал
Худое плечико девчонки.
Потом – промокший сеновал.
Потом – забытые лодчонки
На берегу рябой реки,
В плену у самой древней муки,
И были дружески легки
Твои тонехонькие руки.
Стекали струйки по плечу,
И пахло сеном и смолою,
Я кисти мну, хожу, молчу…
Так трудно дождь писать – не скрою.
Мы не были знакомы. Не скажу даже, удалось ли побывать на его концерте. Но мне всегда нравились его песни. И только через два года после его гибели получилось поговорить с ним.
Письмо второе: ЕВГЕНИЮ КЛЯЧКИНУ.
«Тебе» (сл. и муз. Сиринги)
Мне хотелось ветер в ладонях держать,
Как впервые в жизни держат цветы,
Или на часок в облака убежать,
Чтоб на город твой посмотреть с высоты.
Мне хотелось дождь рисовать на снегу,
Чтобы приходила скорее весна,
Или парус марта повернуть к декабрю,
Где гуляют все мои ночи без сна.
Мне хотелось ель в огоньках Рождества
На дворе соборном в апрель сохранить,
Чтоб мохнатый иней, зеленый слегка
Бисером звенящим тебе возвратить.
Мне пришлось в лесу подаянье просить,
Чтобы зимний дуб медяком одарил,
Чтоб до сентября богато дожить,
Вспоминая, что простылый лес говорил.
Мне хотелось много, да ветер унес…
Все ж осталось больше – богатства мои:
Рыжий лист, капель в январе, старый пес,
Золото июля да песни твои.
И как же замечательно, когда однажды понимаешь, что друзья есть, что они живы, здоровы, что они рядом. Если бы я писала книгу о последних двадцати годах своей жизни, я бы назвала ее «Кошка, Малыш и другие». Моему старому другу, который рядом со мной почти шестнадцать лет – письмо третье: СЕРГЕЮ.
«Утро» (сл. и муз. Сиринги)
Вставай, Малыш, беги скорей к реке –
По берегу гуляет синий август.
Он прячет звезды в голубой траве
И прогоняет прочь тумана парус.
Но не ищи напрасно этих звезд –
Они в росе прохладной растворились
И только у подножия берез
Бутоны золотистые раскрылись.
А тихий, добрый август – вот чудак! –
Залил мосты зеленоватым светом,
И, листьями играя, просто так
Разрисовал глухие парапеты.
А вечером, над крышами взлетев,
Построит он дорогу, по которой
Карету с бубенцами катит Лев –
Везет купаться Деву на озера…
Вставай, Малыш, беги скорей к реке,
Пока туман не полностью растаял.
В высоком серебристом тростнике
Твой август для тебя звезду оставил.
А бывает так: встретил человека – и кажется, что знаком с ним полжизни, и говоришь – не наговоришься. Случилось так и со мной. Вспомнились слова, которые молчали раньше, пришли новые, и получилось письмо четвертое – НИКОЛАЮ.
«Как мы будем его беречь…» (Сиринга – М. Вирта)
Как мы будем его беречь,
Этот маленький, старый дом!
Мы затопим зимою печь
И присядем перед огнем.
А когда отшумит пурга
И оттает наш скудный сад,
На гранитные берега
Птицы серые прилетят.
Предвечерний ляжет покой
На темнеющую гряду.
Мы, прижавшись к щеке щекой,
Встретим северную звезду.
И в холодных ее лучах
Накренится сосновый лес,
И на сильных своих плечах
Ты удержишь тяжесть небес.
Николаю (Сиринга)
Я ищу попутчика в Париж –
Мекку для художников и пьяниц,
Где средь рыжих стен и синеватых крыш
Солнечная нить рисует танец.
Только беспокоюсь лишь одним:
Вдруг туман над Сеной разольется
Колоднянским маревом печным
Да днепровским звоном отзовется.
Вспомнится бескрайняя зима
И дожди – мудрей, нежней и строже,
И бессонниц майская листва,
Отсветы костра в ночном… И все же
Я ищу попутчика в Париж,
Будто бы касаюсь чутких клавиш.
Я ищу попутчика. В Париж.
…Может, ты компанию составишь?
«Этюд» (Сиринга)
Город смыло вчерашним скандалом
Криминальной слепой дребезги.
Морщит снег мелководье каналов
И под арками тени легли.
Тонкий месяц – изящный апостроф
В древней книге бесстрастных небес.
Веток ветром раздерганный остов
Перед окнами наперевес.
Но увидится ясно и чудно:
Негу вешнюю тайно храня,
В звонком свете морозного утра
Вдруг – навстречу – улыбка твоя.
«Старый дом» (Сиринга)
Время. Оно не идет.
Скрипнет, как половица,
И, озоруя, ведет
Прочь сладких снов вереницу.
Сумрачный, долгий уют –
Кресло, как колесница…
Мыслей неспешных приют –
Воспоминания, лица.
Свет полукружьем стола,
Ряд фолиантов старинных…
Память былого тепла –
Тема истории длинной.
В просинь редеющий сад –
Яблоки по черепице
Катятся, бьются, стучат, -
Будят уснувшую птицу.
Берег сквозь дымку стекла –
Веток сосновых зарница
Тенью на воду стекла –
В озере длится, длится.
Словно в янтарном бреду
Бабочки оцепененье…
Вдруг я тебя не найду
В льющемся этом движенье?
«Подражание романсу» (сл. и муз. Сиринги)
Последней птицей улететь,
Но с полпути назад вернуться,
Теплом случайным обмануться, -
Все это нужно ли тебе?
И по седеющей воде
Уплыть, скользя, порой осенней
И ржавый лист поймать в колени –
Все это нужно ли тебе?
Уйти в полночный первый снег,
В безмолвном мареве теряясь,
В нежнейший мрамор превращаясь, -
Все это нужно ли тебе?
Огнем, плененным в хрустале,
Согреть озябнувшую душу
И одиночество нарушить –
Все это нужно ли тебе?
И, уступив опять судьбе,
Любить внезапно, вновь, как прежде,
Жить в ослепительной надежде - …
Все это нужно ли тебе?
Все это нужно ли…
*** (Сиринга)
Я спугнула птицу осторожную
В незабудковом, лесном краю.
Мне б с собой ту песню подорожную –
Да молчит. И я не подпою.
Тишь заветная над берестяным омутом.
Ведаю, не ведаю – простишь?..
Может, осенью, закатным нежным золотом
В сад мой опустелый прилетишь…
*** (Сиринга)
Помнишь утро в башне, в мастерской?
Солнечные брызги на паркете,
Разговоры птичьи день-деньской,
Нараспашку двери – ветер, ветер!
С тонкой ветки сорванный давно
Кружится и вьется фатом, фертом
Рыжий лист. Влетел в твое окно.
Спрятался за стареньким мольбертом.
…Жалуются чайки на косе,
Холодно и зябко на рассвете.
Низкая скамья в саду в росе.
На прощанье – ветер. Ветер!.. Ветер…
А еще бывает так: читаешь чьи-то строки один раз, другой – и получается письмо БЕЗ АДРЕСА.
*** (А. Ахматова)
Двадцать первое. Ночь. Понедельник.
Очертанья столицы во мгле.
Сочинил же какой-то бездельник,
Что бывает любовь на земле.
И от лености или со скуки
Все поверили, так и живут:
Ждут свиданий, боятся разлуки
И любовные песни поют.
Но иным открывается тайна,
И почиет на них тишина…
Я на это наткнулась случайно
И с тех пор все как будто больна.
*** (Сиринга – А. Ахматова)
Черная вилась дорога,
Дождик моросил,
Проводить меня немного
Кто-то попросил.
Согласилась, да забыла
На него взглянуть,
А потом так странно было
Вспомнить этот путь.
Плыл туман, как фимиамы
Тысячи кадил.
Спутник песенкой упрямо
Сердце бередил.
Помню древние ворота
И конец пути –
Там со мною шедший кто-то
Мне сказал: «Прости…»
Медный крестик дал мне в руки,
Словно брат родной…
И я всюду слышу звуки
Песенки степной.
Ах, я дома как не дома –
Плачу и грущу.
Отзовись, мой незнакомый,
Я тебя ищу!
*** (А. Ахматова)
Мы не умеем прощаться, -
Все бродим плечо к плечу.
Уже начинает смеркаться,
Ты задумчив, а я молчу.
В церковь войдем, увидим
Отпеванье, крестины, брак,
Не взглянув друг на друга, выйдем…
Отчего все у нас не так?
Или сядем на снег примятый
На кладбище, легко вздохнем,
И ты палкой чертишь палаты,
Где мы будем всегда вдвоем.
*** (Сиринга – А. Ахматова)
Не стращай меня грозной судьбой
И великою северной скукой.
Нынче праздник наш первый с тобой,
И зовут этот праздник – разлукой.
Ничего, что не встретим зарю,
Что луна не блуждала над нами,
Я сегодня тебя одарю
Небывалыми в мире дарами:
Отраженьем моим на воде
В час, как речке вечерней не спится,
Взглядом тем, что падучей звезде
Не помог в небеса возвратиться,
Эхом голоса, что изнемог,
А тогда был и свежий и летний, -
Чтоб ты слышать без трепета мог
Воронья подмосковного сплетни,
Чтобы сырость октябрьского дня
Стала слаще, чем майская нега…
Вспоминай же, мой ангел, меня,
Вспоминай хоть до первого снега.
А бывает, кто-то обижается, говорит: ты мне давно не пишешь. Так сказал однажды человек, с которым мы прожили вместе почти десять лет. Но он не знал, что есть письма, адресованные ему. Письмо шестое: АЛЕКСЕЮ.
«Уткнулись лодки…» (Сиринга – И. Лиснянская)
Уткнулись лодки в сонный берег,
Заря вечерняя светла.
Здесь так легко смотреть и верить,
Что могут брызги от весла
На миг один остановиться,
Взлетев над темною водой,
И в черном небе отразиться,
Сравниться с первою звездой.
Здесь так легко стирать границы
Песка, воды, небесных сфер,
И вспоминать родные лица,
Пока луна не примет мер…
Постелет тонкую дорожку,
Расставит тени на песке.
А мне б еще совсем немножко
Погреть ладонь в твоей руке…
«Какое-то время» (Сиринга - И. Лиснянская)
Какое-то время я буду красивой,
Какое-то время и я не одна,
Какое-то время – возможно, счастливой,
Какое-то время, покуда луна
Опять не истает до корочки сыра,
До тоненькой дольки, до буковки «с»,
Какое-то время, покуда над миром
Глаза твои светят с веселых небес,
Покуда качается в речке кувшинка
И плещется ряска от взмаха весла,
Какое-то время, покуда пушинкой
Не сдует меня, будто я не была
Какое-то время – возможно, красивой,
Какое-то время – почти не одна,
Какое-то время – счастливой-счастливой
От теплого взгляда и легкого сна.
«Если скажут тебе…» (Сиринга – И. Лиснянская)
Если скажут тебе, что меня больше нет,
Ты не верь, ты не верь, ты посмейся в ответ,
Ты послушай, как ливень шумит за окном
И картавит опять разговорчивый гром.
Посмотри, как по лужам бежит малышня,
Посмотри – и еще оглянись за меня,
Ты подумай: опять меня носят ветра,
И опять я не сплю, как всегда, до утра,
И на маленькой кухне я кофе варю…
Я с тобой, я с тобой, я с тобой говорю,
И оттуда, где смешаны дни и года,
На тебя я смотрю, как дневная звезда…
Если скажут тебе…
А потом мы решили пошутить…
«Нет, ты о возможной пропаже…» (Сиринга – И. Лиснянская)
Нет, ты о возможной пропаже
Не думаешь, как посмотрю.
А я ведь готовлю и даже
Варенье на зиму варю.
Пеку пирожки с ежевикой,
Ватрушки с изюмом и без:
Попробуй с другой поживи-ка –
Я знаю подруг-поэтесс.
Ты будешь затравленно, в страхе,
Мечтая о паре котлет,
На завтрак глотать амфибрахий,
Анапест и ямб на обед.
А я тебе утром салаты,
И к вечеру с сыром омлет…
Стихов я пишу маловато?
Согласна, но времени нет!
Да что там, ты знаешь и сам уж –
Все режу, взбиваю, крошу…
Вот выйду за повара замуж –
Такие стихи напишу!
Шутка получилась удачной – мы расстались. И, наверное, все женщины одинаковы: приходит любовь, уходит – женщины плачут, даже если стараются этого не показывать…
«Причитание» (Сиринга – В. Кирсанова) (a capella)
Ой да рассыпала зернышки по двору,
Ой да приманила скворушку по утру.
Птица моя звонкая, чем не дом?
Будет просто, весело нам вдвоем.
Спой мне свою песенку для ночей,
Чтоб решили жадные – ты ничей,
Чтобы знали кроткие, что смирен,
Чтоб сидели страстные у окон.
Ой да научи насвистывать и терпеть,
Падать, да не россыпью и лететь.
Прядку его русую не хранить,
Глупого, ленивого не любить.
Есть особый вид писем – путевые заметки. У кого-то это наброски, зарисовки, у кого-то – строчки. Потом может получиться картина, повесть. У меня иногда получается пейзаж. И теперь письмо седьмое: сначала небольшая ПРОГУЛКА, затем ВЕЧЕРНИЙ ВЕРНИСАЖ.
«Прогулка» (Сиринга)
Вдруг проснуться на рассвете,
Разыскать этюдник старый,
На ходу вскочить в автобус,
Задремать на полчаса.
И навстречу выйти соснам,
Небу, птицам и березам,
Где лохматит шалый ветер
Челку рыжую травы.
И смотреть в стальную воду
В древнем в празелень бокале
В берегах стального цвета,
Переживших стынь зимы.
Позабыв про все на свете,
Про автобус и этюдник,
В кружку термос опрокинув,
Выпить с озером на «ты».
А потом вернуться в город,
В наш сырой и серый город,
И не вспомнить это время –
Ледостав иль ледоход.
И нездешними глазами
Посмотреть на день промозглый
И увидеть, как прекрасны
Слезы первые весны.
«Вечерний вернисаж» (Сиринга)
Застывшие слезы на землю пролив,
Луна щурит глаз из-под облака-века.
И смотрит Создатель, солидность забыв,
На город, сошедший с полотен Эль Греко.
***
Мне вечер был воистину божественный:
С сиреневых небес лились колокола,
И на седой палитре перемешаны
Грачи, и свет, и снег, и купола.
***
Под утро дремлет ночь, зажав фонарь под мышкой.
Горбатится спиной гигантской кошки мост.
И, словно со страниц мудреной старой книжки,
Усталый Маг прошел.
И не заметил звезд.
Удивительные вещи иногда происходят. Когда было готово следующее письмо, совершенно неожиданно нашелся эпиграф к нему. И хотя строки эти написаны мужчиной, который обращался к женщине, по своему внутреннему теплу и свету они пришлись мне по душе, а с последней строчкой я согласна полностью.
«Леди» (Л. Кузьмин)
Леди Плечико Смешное,
Леди Тонкий Голосок,
Леди Солнышко Ночное,
Леди Маленький Цветок.
Леди Дождик Осторожный,
Леди Я Всегда С Тобой,
Леди Все Сегодня Можно,
Леди Зонтик Голубой.
Леди Глаз Огромных Чудо,
Леди Серебристый Смех.
Я не знаю, Вы откуда.
Знаю: я счастливей всех.
Итак, письмо восьмое: НИКУ.
«Не гляди назад» (М. Зива – Е. Клячкин)
Не гляди назад, не гляди.
Просто имена переставь.
Спят в твоих глазах, спят дожди,
Ты не для меня их оставь.
Перевесь подальше ключи,
Адрес поменяй, поменяй,
А теперь подольше молчи –
Это для меня.
Мне-то все равно, все равно –
Я уговорила себя,
Будто все за нас решено,
Будто все ворует судьба.
Только ты не веришь в судьбу –
Значит, просто выбрось ключи…
Я к тебе в окошко войду,
А теперь – молчи.
Давным-давно, сто тысяч лет назад, прошлой весной… Поздними вечерами я, дождавшись, когда разойдутся наши коллеги, снимала со стены гитару и разучивала песни. А напротив – напротив светилось твое окно. Вот пришел к тебе кто-то и ты разговариваешь, как всегда, увлеченно… Или набираешь телефонный номер – один, другой, третий… Или склонился над бумагами… Как же хотелось мне тогда, чтобы исчез разделяющий нас университетский дворик, чтобы можно было оказаться рядом с тобой, близко; взять лицо твое в ладони, заглянуть тебе в глаза и сказать, как ты мне дорог… И как же хочется порой хоть на мгновение вернуться в один из вечеров, в котором светится твое окно…
«Вот опять окно…» (В. Дашкевич – М. Цветаева)
Вот опять окно,
Где опять не спят –
Может, пьют вино,
Может, так сидят.
Или просто рук
Не разнимут двое…
В каждом доме, друг,
Есть окно такое.
Помолись, дружок,
За бессонный дом,
За бессонный дом, за бессонный дом,
За окно с огнем.
Крик разлук и встреч –
Ты, окно в ночи…
Может, сотни свеч,
Может, три свечи…
Нет и нет уму
Моему покоя –
И в моем дому
Завелось такое…
Помолись, дружок,
За бессонный дом,
За бессонный дом, за бессонный дом,
За окно с огнем.
Впрочем, нет. Не хочу возвращаться в эти вечера. Ведь я боялась тогда того, что должно было произойти или уже происходило со мной. В самом деле – иногда бывает чуть-чуть – ну, совсем немножко – страшно угадать любовь…
*** (А. Ахматова)
Широк и желт вечерний свет,
Нежна апрельская прохлада.
Ты опоздал на много лет,
Но все-таки тебе я рада.
Сюда ко мне поближе сядь,
Гляди веселыми глазами:
Вот эта синяя тетрадь
С моими детскими стихами.
Прости, что я жила, скорбя,
И солнцу радовалась мало.
Прости, прости, что за тебя
Я слишком многих принимала.
«Любовь» (Сиринга – А. Ахматова)
То змейкой, свернувшись клубком,
У самого сердца колдует,
То целые дни голубком
На белом окошке воркует.
То в инее ярком блеснет,
Почудится в дреме левкоя…
Но верно и тайно ведет
От радости и от покоя.
Умеет так сладко рыдать
В молитве тоскующей скрипки…
И страшно ее угадать
В еще незнакомой улыбке.
*** (А. Ахматова)
Ты письмо мое, милый, не комкай,
До конца его, друг, прочти.
Надоело мне быть незнакомкой,
Быть чужой на твоем пути.
Не гляди так, не хмурься гневно.
Я любимая, я твоя.
Не пастушка, не королевна
И уже не монашенка я –
В этом сером, будничном платье,
На стоптанных каблуках…
Но, как прежде, жгуче объятье,
Тот же страх в огромных глазах.
Ты письмо мое, милый, не комкай,
Не плачь о заветной лжи.
Ты его в твоей бедной котомке
На самое дно положи.
Письма… Я говорю о тех, настоящих, уже, наверное, пожелтевших листках бумаги, которые мы бережно храним; иногда достаем и перечитываем. Наивные, смешные, трогательные, они словно пропуск в страну, которой нет ни на одной карте, но которую нельзя завоевать, нельзя уничтожить, и в которой так хорошо жить – страну Доверия, Добра, Нежности и Любви. Я часто перечитываю одно письмо. Знаю, что его строки известны многим и хочу, чтобы сейчас мы перечитали его вместе: письмо последнее – ВСЕМ НАМ.
«Мокрый вальс» (Е. Клячкин)
Как непрочны двери
У страны доверья
Для того, кто верит только в замки.
Значит, неизбежно
Гасит нашу нежность
Нашу нежность – тяжесть чьей-то руки.
Что нас больше учит –
Время или случай, -
Вряд ли важно, даже если поймешь.
Но когда нас давит
Сон страшнее яви,
Выйди ночью под мерцающий дождь.
Все надежды, слышишь,
Он тебе надышит –
Дождь бессонный, шелестящий в ночи:
Плеск оваций в зале
Или губ касанье,
Губ касанье можно в нем различить.
И пока над нами
Голубое пламя
Неизвестной, нас хранящей звезды, -
Будет, как и прежде,
Сердце греть надежда,
Унося нас далеко от беды.
Письма…