А родись счастливой. Глава 24

    
     Когда человеку светит то, о чём он мечтал, время становится непостоянным. Оно то ползёт, то скачет. Василия Семёновича ждала с заявлением целую вечность, и он копошился, как мороженый таракан, хотя и всего-то – черкни на листке: «Согласен. К расчёту». Нет, ему надо покачать головой, повыбирать ручку из торчащих в фаянсовом стакане, попробовать её на листке «Еженедельника», побурчать под нос: «Ну, вот… Ну, вот… Только наладится дело… И опять…»
     … Пока с обходным листком оббегала этажи телекомплекса, получала в бухгалтерии расчёт, потом уталкивала в чемодан вещи, гнала на такси на вокзал, ночной поезд на Великогорск уже подали на посадку.
     - Люди добрые! Опаздываю! За кем до Великогорска?- мотнулась Люба к окошку кассы. Очередь расступилась перед раскрасневшейся красоткой в сбившейся лисьей шапке.
     - Великогорск? И я туда! Поехали на машине. По-моему, билетов к нам уже нет,- пристроился сбоку парень в потёртой лётной куртке.- Быстрей поезда будешь дома.
     - А мне быстрей зачем?..- недоверчиво глянула на него.- Мне любое место до Великогорска,- сунула она деньги в окошечко кассы.
     - Где тебя мотало, милочка? Только плацкарт. Держи. И беги, тормози поезд, а то уйдёт. Сдачу возьми!- крикнула вдогонку Любе стриженная под барашка кассирша и протянула из окошка какую-то мелочь. Парень в куртке открыл навстречу ей свою ладошку, но кулачок кассирши быстро преобразился в кукиш.- Обойдёшься!
     Место оказалось в конце вагона, через стенку от туалета, зато нижнее. На нём, правда, уже расселась тётка, дородным размером и ликом напоминавшая кустодиевских купчих. Люба сняла шубку и шапку, оглянулась, куда бы разместить их. Слева сидела пожилая пара – оба сухонькие и чистые, в чёрных линялых одёжках. На боковом месте - неопределённого возраста и смутного вида мужчина в мятом коричневом пиджаке и с пятнами «зелёнки» на лысой голове. Откидной столик перед ним был занят двумя полупыстыми четвертинками, гранёным стаканом и свёртком с какой-то закуской. Мужчина был уже в добром расположении духа (когда успел?!) и готов ухаживать за соседками, одаривая их щербатой улыбкой и запахом солёных огурцов.
     - Пардон, мадам, праашу!- протянул он руки за Любиными шубкой и шапкой и тоже вертя головой, куда бы их повесить или положить.
     - Спасибо, сама!- торопливо ответила Люба, увидев совершенно синие от татуировок кисти его рук.
     - Придётся укладывать вещи под полку,- тонким, ласковым голосом подсказал чистенький старичок.- Под нами дак скарб. А под вашей стороной – не ведаю.
     - А там – моё!- отозвалась тётка.
     - У вас, по-моему, верхняя полка,- сказала Люба, ещё раз глянув на нумерацию мест.
     - И што? Внизу-то не забоишься спать? А ну, как я обрушу верхнюю-то, коли вздымусь туды?.. И што токо, паразиты, думают: стрекозе – нижний плацкарт, а… широкой бабе – лазь к потолку!- одышливо пророкотала тётка.
     - Я подсоблю, если что!- сунулся пьяненький сосед.
     - Сядь!- рыкнула она на него.- Пособлятель нашёлся!
     - Пардон, мадам, я уже насиделся…
     - Оставайтесь, я туда поднимусь,- согласилась Люба.
     … Поезд уже во всю стучал колёсами на стыках и мотал вагон из стороны в сторону, хлопая дверью перед туалетом, когда Люба, наконец, устроилась на верхней полке. Чемодан она взгромоздила ещё выше, а шубу и шапку устроила под подушкой. Хотела туда же положить и брюки, но, тронув неизбывно влажное бельё, осталась в них.
     Впервые в жизни ехала она в плацкартном вагоне, где мимо шлёндают туда-сюда сонные, как осенние мухи пассажиры, храпят соседи, где со всех сторон дует и тусклый «ночной» свет теплится только где-то в дальнем конце вагона. Уснуть в этом неустроенном дорожном мире, в тесноте которого каждый живёт отдельной жизнью, было невозможно. К тому же Любу одолевали отрывочные видения прошедшего дня и мысли о дне завтрашнем. Интересно, сразу её посадят перед камерами или дадут подготовиться, на какие передачи посадят, кого дадут в наставники или бросят, как в омут – барахтайся сама, выплывай,  если сможешь?… А что у неё есть, чтобы выплыть? Пока – только внешность, на которую все и клюют. Одни дружелюбно, с готовностью помочь, обратить на себя внимание участием, другие почему-то злятся, словно, появившись рядом, она уже сделала им какую-то пакость… А ещё просто лезут с со своими… желаниями, не спрашивая о желании её… Но как Митрич-то говорил? «Красота одна не даётся, к ней обязательно что-то прикладывается: доброта, ум, талант…» Что же приложили ей? Доброты не хватило, чтобы стать «якорем надежды». Зато хватило ума, чтобы отвертеться… Талант? Какой у неё талант? Постижор, наверно, вышел из неё хороший. Люди очередь к ней занимали… А ведущий?... Всему надо учиться… Разница только в скорости постижения… Талант хватает всё на лету… Как-то это будет у неё?
     Мысли путались, и Люба понимала, что скоро заснёт под стук колёс и шорох бродящих туда-сюда пассажиров. Но мешали брюки. Она никогда в них не спала. Не вставая с постели, долго возилась с ними под одеялом, потом уминала в сетку над полкой. Сон отлетел, и она в его ожидании полусмотрела в тусклый потолок над собой, стараясь дышать в такт глубокому всхрапыванию соседки снизу. Потом там послышалось недовольное сонное бурчание, и Люба не увидела, а скорее почувствовала возникающую над собой тень, и что-то с дрожью ползущее под её одеялом от коленей вверх. В ужасе повернулась к тени. Та дохнула ей в лицо перегаром и солёным огурцом, зашептала:
     - Я полочку над собой разложил, айда туда, согреемся. Пособи жить чеку…- И рука ползет меж коленок выше.
     - Аллё!- раздалось и снизу.
     Люба откинула с колен одеяло, поджала к себе ноги и с силой выпрямила их. Смрадная тень отлетела в проход, что-то грохнуло там и завыло. Соседи вскочили с полок. С фонарём прибежала проводница и закричала:
     - Врач есть в вагоне?! Помогите кто-нибудь!
     - Дура, свет сперва включи!- рявкнули ей из-за стенки.
     Люба выдернула из сетки брюки, не спускаясь с полки, кое-как вползла в них и опустилась на пол босыми ногами.
     - Чего он тебе сделал, ты его так-то пихнула?- спросила басом тётка с нижней полки.
     - Он лез ко мне под одеяло.- От страха и холода у Любы застучали зубы.
     В вагоне включился свет. И все, кто уже столпился в проходе, увидели неудобно торчащую под столиком голову в пятах зелёнки, плечо и руку, синие от наколок, по которым ползла тёмная кровь.
     - Простыни кто-нибудь рвите, перевязать человека!- крикнул голый по пояс парень.
     Люба потащила свою верхнюю простынь, вцепилась в неё стучащими зубами, чтобы оторвать край. Серая, ветхая с виду инвентарная единица с чёрной печатью «ВГЖД» едва поддалась. Люба отмахнула от неё широкую полосу и передала вперёд парню, склонившемуся над пятнистой головой. Тот комком подложил её под голову, посветил фонариком в широко открытый мутный глаз и скомандовал:
     - Полку его разложить помогите и поднять на неё… тело. И кто видел, что произошло?
     - А вот к ней он лез, а она и лягнула ногой,- сообщила  соседка снизу.- Сперва он ко мне ногу поставил, я его настрожила,  а к ней он руками под одеяло…
     - А вы что-нибудь видели?- спросил парень сухонькую пожилую пару.
     - Господь не сподобил. От голоса мы проснулись… И от стука… «Алё» кричала эта гражданка, а стук был от этого гражданина,- показал мужчина на соседку и на тело, уже положенное на боковую полку.
     - Ещё кто видел?- спросил парень, оглядывая сбившихся в проходе людей.
     - Да кто ж тут чего видел в потёмках? Только голос и слышали.- И толпа тут же разбрелась по вагону, чтобы, не дай бог, не попасть в свидетели.
     - Так, вы, вы и вы – в купе к проводнику,- распорядился парень, указав на Любу, старичка и тётку с нижней полки.- И проводнице:- А вы быстро к бригадиру, пусть свяжется со станцией… Где мы теперь остановимся?
     - На Луговой…
     - Пусть вызывает к поезду труповозку и наряд милиции.
     - А мы-то чего? Она ведь лягнула его,- показала тётка на Любу.- Ко мне он токо што на полку встал. Чего мы видели?
     - Если она «лягнула», а вы ничего не видели, ей срок грозит, поняли? Проходите к проводнику, составим протокол.
     - Господи, спаси и помилуй!- стал креститься старичок.
     - Я испугалась и просто оттолкнула его ногой, чтобы не лез, - выговорила Люба, унимая дрожь от холода и страха.
     - След какой-то остался от его противоправных действий?
     - Не знаю. Он, вроде, схватил меня за ногу выше колена.
     - Хватал за ногу? В ваших интересах показать мне это сейчас.
     - Здесь?
     - Говорю, пройдём к проводнику!
     В тесной каморке проводника четверым было не развернуться, и парень сел на столик, за плечи поставив Любу перед собой.
     - Показывай, где он тебя хватал. Свидетели, смотрите тоже. Фиксируем.
     - А вы кто?- неуверенно спросила Люба.
     - Слушатель Великогорской высшей школы милиции. Выпускник. Я знаю, что делаю.
     Мелко дрожащими руками Люба опустила брюки ниже колена.
     - Господи, спаси и помилуй, и избави мя,- зашептал старичок, когда парень стал светить фонариком  на голые ноги Любе.
     - Левая нога? Есть неглубокая царапина. Все смотрим! И фиксируем. Видели? Можно одеваться. Вы и вы,- сказал он старичку и тётке,- сейчас подпишите протокол осмотра. А вы,- Любе,- готовьтесь к выходу на Луговой. Я должен сдать вас ЛОМу, линейному отделу милиции в смысле.
     «Ну, вот и доехала до новой работы!- думала Люба, бредя к своей полке за вещами.- И дёрнуло меня так торопиться! День подождала бы, купила бы билет в СВ… Что за судьба у меня такая!?»
     - Скажите, меня, верно, посадят?- спросила она обгонявшего её «слушателя и выпускника».
     - Предел самообороны, конечно, превышен. Но я постараюсь в протоколе обострить обстоятельства нападения.
     - Спасибо. А сколько мне могут дать?
     - Сложно сказать. Исход летальный. Правда, нападавший ехал со справкой об освобождении…  Статья у него была та ещё! Это как следователь теперь  посмотрит и что суд решит…
     Едва поезд остановился на Луговой, в вагон, оттеснив в него Любу и парня, (теперь он уже был в короткой серой шинели с погонами) ввалились два мужика с носилками и за ними вошли пожилой капитан милиции и два сонных молоденьких милиционера.
     - Пройдём на место,- сказал капитан.- Первичный осмотр произведён?- спросил он слушателя ВШМ?
     - Так точно!- отчеканил тот, протягивая капитану листы протокола, составленного ещё до остановки.
     Вагонный люд потянулся, было, за ними полюбопытствовать, что будет дальше, как поведёт себя эта краля в лисьей шапке, угробившая человека. Но капитан тихо скомандовал всем оставаться на местах, и рядовые отделили участников происшествия от народа, загородив собой проход.
     В последнем отделении вагона капитан приоткрыл простынь над телом, спросил:
     - Шмотки… в смысле вещи какие с ним были, документы?
     - Справка об освобождении из ИТК-6 и вещмешок,- сообщил слушатель школы милиции.- Справка приобщена к протоколу, вещмешок в ногах погибшего. Там, кроме белья и портянок ничего нет.
     - Ладно, ну-ко встаньте, где кто был на момент происшествия.- Он пропустил старичков и Любу к столику.- На полки залезать не обязательно.
     - Товарищ капитан, в протоколе всё зафиксировано,- доложил слушатель.
     - Хорошо. Кто злоумышленник?
     - Вот, Сокольникова Любовь Андреевна,- показал парень на Любу.
     - Я же не нарочно. Испугалась, когда услышала, как он…
     - Понятно. Вы где были?- спросил капитан соседку.
     - Вот тута, внизу. Он через меня лез. На ногу мне наступил…
     - Понятно. Ну, оставайтесь все на местах. А вы, старшина курса, пошли со мной к проводнику,- распорядился капитан.- Бригадир, ещё на десяток минут придержите поезд.
     - А нельзя эту вывести, а нам трогаться? А то и так лишку стоим.
     - Нельзя,- отрезал капитан.
     В каморке проводника капитан рассмотрел схему происшествия, составленную старшиной курса, прочитал протокол.
     - Хорошо вас учат исполнять, старшина. А вот думать – не очень. Ты чего девке шьёшь? Признаки по тридцать седьмой? – "умышленные действия, не соответствующие характеру посягательства"? Это  же – срок, и жизнь – кувырком. Ты хоть за службой разглядел эту Любовь Андреевну? 
     - Так точно, товарищ капитан. Красотка. А что делать, если подпадает?...
     - Слушать, старшина, свидетелей. Нижняя соседка что сказала? Он сначала ей на ногу наступил. Она её отдёрнула. Он потерял равновесие. Схватился за ногу верхней соседки. Она тоже испугалась, дёрнулась. И мужик грохнулся. Про его посягательство писать не обязательно. Обязательно будем писать про потерю равновесия. А это будет  несчастный случай! И твоя… как её?... Любовь Андреевна?.. тут не причём. Так что этот протокол я оставлю себе. А ты быстро сочини другой с учётом вновь выявленных обстоятельств… Хотя, поезд держать не будем… Сам допишу. Только, эй, свидетели! Черкните мне свои закорючки и с богом! А мы с Любовь Андреевной пойдём ночь коротать… Следователь будет только утром… Проводи нас, бригадир!- И показал рядовым, чтобы взяли вещи Любы.