День для Африканыча сложился неудачно.
Бутылок сдал совсем немного, а съестные припасы уже заканчивались.
Подрался с Витьком, с этим здоровенным и тупым жлобом.
Эта сволочь объявила своей территорию, на которой он исконно собирал бутылки. Хотел вправить мозги придурку, но сам заработал фингал под глазом.
И погода стоит мерзопакостная!
Для бомжа самые страшные враги: холод и сырость.
Прежде всего, нужно сберечь в тепле и сухости ноги, если ноги простудить, то хвороба поползёт по всему организму и всё, хана. Отыгрался бомж на скрипке, очень музыку любил!
А тут, как назло морозы ударили, а затем оттепель, и пошел сильный дождь. Снег превратился в противную, вязкую, темную кашу.
Хорошо, что Профессор нашел приличное убежище в подлежащем сносу старинном доме, где было относительно сухо и безветренно, и можно было разводить костер без риска сгореть заживо. А самое главное, там они не отсвечивались, и, похоже, до сих пор не завелись крысы и соседи.
Африканыч не любил слово бомжи, он предпочитал слово - неприкаянные.
А что, все люди только гости на этом свете. Приходят, погостят недолгое время, и опять уходят.
Вопрос, только, куда? Что там дальше, непроглядная темень, или все-таки некое продолжение жизни.
Конечно, высшая справедливость и заключается в том, что жизнь до смерти лишь прелюдия к другой, настоящей и замечательной жизни.
Потому что, какая на хрен, это жизнь!
Да и не имел никогда Африканыч своего настоящего дома. Месяцами ходил в плавание на сухогрузе, в основном до берегов Африки. Вот поэтому его и прозвали - Африканыч, а батьку звали Терентий, так что Терентьевич он. Если в завправду.
А затем турнули его с загранки за драку, на глазах у комсостава. Из-за Лизоньки - жены благоверной.
Э-э -х, Лиза, Лиза, Лизавета, я люблю тебя за это! И за это и за то!
Но любовью своей Лизонька щедро делилась с другими мужиками, жалостливая была, стерва. Какая беда с кем случится, она тут как тут, и всё норовит пожалеть и согреть своим телом. Вот, сука, застенчивая.!
Хоть бы мужики были нормальные, а то калека на калеке, и калекой погоняет.
Хорошо, что своих детей у них не было. Бесплодная была его Лиза, может, поэтому и беспутничать стала.
В общем, перешел Африканыч на каботаж, и однажды возвращается из плавания, - ни квартиры, ни Лизоньки.
Он в управу, а ему - Ваша жена, с Вашего согласия продала квартиру, и умотала в неизвестном направлении. И под нос ему ген. доверенность, которую Африканыч, на всякий случай, оставлял своей дражайшей.
Помыкался, помыкался, «судейские» говорят бесполезняк, квартиру не вернешь. Всё по закону!
Кто законы такие бандитские принимал? Без его согласия продали квартиру и всё нормальненько, не подкопаешься!
Плюнул Африканыч и ушел в очередное плавание.
По возвращении разыскала его милиция и пригласила опознать «криминальный» труп его жены Елизаветы, обнаруженный случайно на городской свалке.
Померла Лиза от побоев, несовместимых с жизнью.
Попытался Африканыч разобраться. Да куда там! Никто ничего не знает, и менты, суки равнодушные, ничего не хотели делать и понимать. А после очередного скандала пообещали посадить.
И тогда сорвался Африканыч и запил! По черному! Бесповоротно и надолго!
Очнулся он в каком-то бараке, с сивушными собутыльниками, без денег и работы.
Но взял себя в руки, и совсем было собрался к Тихому океану, подальше от Балтики, но наткнулся на Профессора, почти мертвого.
Тот лежал еле живой на картонных коробках, и его охраняла целая стая дворняжек.
За что Профессора так любили собаки? Хрен его знает, но надо думать не за эрудицию!
Отбившись от собак, Африканыч долго выхаживал этого тщедушного интеллигента, не приспособленного к нашей сволочной жизни.
Оказался действительно профессор, доктор исторических наук.
Преподавал в Питерском университете.
Заболела его любимая единственная дочь какой-то редкой наследственной болезнью и на дорогостоящее лечение ушли все накопления, квартира и дача. После смерти дочери скоропостижно скончалась жена, и для Профессора жизнь потеряла смысл.
Не заметив как, он оказался на улице, и никто из прежних знакомых и родственников не поддержал его!
Последнее обстоятельство особенно раздражало вспыльчивого Африканыча, - неужели, ни одна падла не помогла? А раньше, в благополучные времена, небось, обращались за помощью?
- Да, у нас с женой то и родственников практически не было, все дальние - троюродные или двоюродные. А у коллег были тяжелые времена, наша профессия никому не была нужна, а переписывать историю в угоду политиканам я не нанимался, - ответствовал бывший заслуженный историк.
Вот так и подружились Африканыч с Профессором. А затем к ним прибился Митяй.
Про себя Митяй ничего не рассказывал, был молчалив и недоверчив до патологии. Но по всему видать был деревенским мужиком.
И каждый тянул в свою сторону: Африканыч звал на Тихоокеанское побережье, Митяй - в заброшенную деревню, где они счастливо жили бы натуральным хозяйством, а Профессор не желал уезжать из города, приводя замысловатые доводы.
«Если бы счастье заключалось только в телесных удовольствиях, мы бы назвали счастливыми быков, нашедших горох для еды», - в очередной раз сослался Профессор на Гераклита Эфесского.
- Понятно, что быки были счастливы, найдя для себя корм,- возразил деревенщина Митяй.
А вечерние философские беседы при огне и треске дров были их любимым времяпровождением.
Вероятно, также сидели наши далекие предки при свете костров, без телевизора и других современных удовольствий.
- Интересно, а весит ли душа, - интересовался Митяй.
- Конечно, весит, мысль ведь материальна, поскольку является биохимической реакцией. А всё материальное имеет вес, - выдал справку Профессор.
И Митяй с тоской протянул, - а как нам далее жить, поживать? Пропадаем мы, братушки, зазря пропадаем!
- Вспомните Пушкина, полегчает.
«Паду ли я стрелой пронзённый иль мимо пролетит она, всё благо, бдения и сна, приходит час определенный».
- Так, то, оно так, но хочется еще пожить, и пожить прилично, - заявил Африканыч.
- А знаете, что сказал баснописец Эзоп, который всю свою жизнь был рабом.
Профессор внимательно посмотрел на друзей, - «Когда посетит тебя горе, взгляни вокруг и утешься: есть люди, доля которых еще тяжелее твоей».
И все трое надолго задумались.
Каждый вспоминал свое горе, и думал, будет ли ему легче от чужой беды.
- Был некий знаменитый мудрец в Греции, Хилон, так вот он заметил, - Чужой беде не радуйся.
Так, кто был прав, Хилон или Эзоп.
- Мудришь всё, Профессор! Конечно, прав Эзоп, оглянись вокруг! Сколько горя, а кто на чужом горе руки греет, деньги лопатой гребет, тот и чувствует себя прекрасно. Прав, баснописец хренов, прав!, - Африканыч возмущенно кричал.
Профессор в сомнении качал головой, а Митяй по обыкновению молчал.
Но никто не возразил Африканычу.