ЭТЮДЫ ОДНОГО ЛИСТА
(документальная мозаика)
МАЛЫШКА БИБИ
Малышка Биби была «женщиной–горизонт», «женщиной–дуплекс»: даже с соседнего района захаживали женихи, чтобы поглазеть на это чудo природы. Дома звали её Дюймовочкой – ласково, но и в насмешку, конечно. И только один косоглазый сапожник, старый её воздыхатель, злобствуя от безответной любови своей, задушевно обзывал Дэрмовочкой, и то лишь исключительно когда напивался, притом что напивался он довольно часто и тогда вдохновенно горланил под окнами что–то вроде испанской серенады:
«раз – два – три фигуру покажи
если не покажешь – бог тебя накажет
...мсхали хар ан атами?»
– что недвусмысленно означало полувопросительное обращение «груша» ты или «персик»? и то, что его гложут сомнения, в виде какого экзотического и сочного плода присутствует она в его романтическом воображении, – потому и обзывался, пялясь на неё глазами как тормоз. Она не обижалась, восседая подобно женщине–фрукту на специально для неё изготовленной кушетке, так как не помещалась ни в одно кресло и тем более ни на один обычный стул. И упаси боже, если это было кресло качалка (даже если из бамбука).
Биби была девушкой сентиментальной, и в личной жизни ей не везло отчасти по причине неприятия мелкорослых мужчин, которые как мухи на мёд слетались к её порогу. Хотя во всём остальном, как ни странно, но Малышка обожала всё маленькое. Игрушечные домики, куколки с напёрсточек, слоники и колокольчики приводили её в полный восторг. Особенно колокольчики: когда они позвякивали, она плакала навзрыд от умиления и причитала тонюсеньким голосом.
Заниматься хозяйством по причине глобальной лености Малышка не любила и ничегошеньки толком по дому делать не умела, так что трудно даже представить, как на правах невестки могла вписаться в чужую семейную жизнь. Ещё она любила поспать (особенно в зимние долгие вечера), и под подушкой у неё всегда были припасены ложка и вилка: «суженый–ряженный приди ко мне обедать» – молитвенно нашёптывала Биби из года в год в терпеливом ожидании своего принца, который не торопился объявиться хотя бы даже во сне, несмотря на все предпринимаемые для этого меры по части ритуальных заклинаний, суть которых сводилась к отчаянному воплю одинокой неутолённой страсти. Со временем молитвы становились всё длиннее, поскольку к реальным воздыхателям она испытывала устойчивое чувство полного безразличия. Известно однако, что воображение способно иногда сыграть с человеком довольно злую шутку, даже если это невинная девушка. И однажды он всё–таки приснился – точнее его огромные башмаки, которые он поставил около её кровати. Малышка так торопилась увидеть его наяву, что проснулась, не успев разглядеть своего принца. И только тень, которая смутно маячила в зеркале старого шкафа, волновала теперь её воображение.
Впрочем, Биби привыкла, что с ней порой случались самые невероятные истории, и потому была несомненно девушкой бесстрашной. Она могла прогнать заблудшую, злобно скалящуюся собаку – окатив из окна ведром воды, или мартовской ночью спуститься одной во двор, чтобы усмирить орущих блаженным матом дворовых кошек. Однако при всём своём бесстрашии Малышка боялась всего летающего и жужжащего, и шмыгающих по углам мышей и тараканов она тоже боялась... Хотя могла без конца слушать разные страшилки, потому что обожала всё таинственное, и была глубоко и искреннее верующей не только во всесилие Всевышнего, но и в приметы – приписывая их действие нечистому, от зловредности которого знала бессчетное количество всевозможных заговоров.
Самое удивительное, что Малышка Биби обладала от рождения чудесной силой исцелять от всевозможных недугов и напастей. Денег она за это никогда ни с кого не брала, потому что суеверно боялась потерять свой дар, и к тому же ей нравилось помогать людям «за так – не за деньги»: кому хорошего мужа или детей красивых подсластит, кому легко родить поможет, но порчу ни на кого не наводила и в чужие семейные дела старалась особо не вмешиваться. Одаривали её по производимому эффекту и от души, конечно: то живого поросёнка, то барашка блеющего во двор затаскивали, не говоря о курятине и разного рода сувениров на память.
Однако – как говорится – у каждого свои недостатки. И хотя Малышка свято соблюдала все поминальные дни, но панически боялась покойников и теряла последние проблески сознания при виде похоронного выноса тела. Так что вознося глаза к потолку и мысленно повторяя про себя «Отче наш иже еси на небеси» – старалась не смотреть на усопших, чтобы не грохнуться на панихиде в обморок. Она помнила, как залетела в психушку соседка Пэпо, неосторожно разговорившись по телефону со своим почившим в бозе благоверным. Бывало, конечно, разное (от всего не убережёшься), и Биби избегала дотрагиваться до электричества в домах, завешанных трауром. Соседи привыкли, что в присутствии Малышки на столе подскакивали стаканы, из кастрюли выпрыгивали ложки, могли остановиться настенные часы или разом взорваться и разлететься по квартире на реактивной скорости лампочки с включённой люстры.
Всё бы ничего, если бы Малышке не втемяшилось заняться похуданием. Она всегда строго соблюдала церковный пост, который переносила стоически. Но дело дошло до невероятно изнурительных диет и строгого вегетарианства, которые причиняли немыслимые страдания из–за непроходящего чувства голода, но сколько–нибудь заметнo на кондиции никак не сказывались. Не помог даже безотказно действующий способ убойного очищения организма от излишних фекально–жировых запасов благодаря ежедневным приёмам активированного угля по количеству прожитых лет, который поставляла сердобольная аптекарша. Принимаемый в таком количестве «уголёк» несомненно фундаментально очищал организм от всех ненужных шлаков, но при этом действовал на кишечник наподобие наждачной бумаги.
Эксперименты продолжались до тех пор, пока однажды в знойный июльский полдень во дворе не нарисовалась фигура двухметрового амбала – младшего из пяти братьев «ворюг в законе», живущих по соседству. Амбала звали Баш или Башико (сокращённо от прилипшего к нему прозвища «Баш–на–баш»), и он совсем недавно возвратился из несколько отдалённых мест своей отсидки за дела героические и рисковые, так что балагурить он умел как никто другой, за что его любили дети и баловали женщины.
Баш с нескрываемым восторгом уставился на Биби, присвистнул пору раз и сплюнул, сверкнув золотым зубом, так что ослепил на мгновение Малышку, зависшую на перилах балкона посреди экзотической оранжереи олеандров кактусов и пальм, – онемевшую и в не в силах оторвать взгляда от главного объекта внимания, потому что прямо перед ней во дворе стояли те самые огромные башмаки. Биби вдруг почувствовала, как её дыхание остановилось на полувздохе и пульс забился с невероятной скоростью спринтера, рвущего ленточку на финише олимпийского забега. Но тут Баш загоготал как ненормальный и удалился невероятно довольный увиденным.
Через день явление повторилось с той только разницей, что Баш больше не плевался, но зато дотянулся до балкона и забросил к ногам Малышки странный свёрток, после чего опять удалился, присвистывая... О! это был допотопно вырезанный из дерева маленький танк, перевязанный ленточкой, на которой красовался огромный перстень с драгоценным рубиновым камнем для избранницы руки и сердца.
Свадьба была назначена незамедлительно после недолгих переговоров с родственниками и пришлась на конец октября. Гулять предстояло всем «убаном». Охваченные свадебной эйфорией – гудели не только соседние дворы и улицы. Гостей понаехало видимо невидимо даже из других городов, так что возникли проблемы с парковкой на подъезде к кварталу, что было в общем не удивительно, потому что кто не был наслышан о всесильной целительнице с Майдана – тот знавал Башико, и кто не был знаком с пятью братьями – тот спешил поздравить Малышку Биби.
Под веселящие звуки зурны доли и аккордеона Биби блаженно утопала в воздушном облаке белого шифона и кружев – возвышаясь рядом с своим ненаглядным женихом во главе застолья, которое ломилось от всевозможных деликатесов. И чего только здесь не было: нашпигованные орехами индюшки, заливные поросята, осетрина на вертеле и речная форель под грибным и гранатовым соусом, красная и чёрная икра, шашлыки и источающие умопомрачительные запахи всевозможные приправы, не говоря об огромных вазах с фруктами и не менее огромных тортах со взбитыми сливками и бизе, украшенных шоколадными фигурками новобрачных и, конечно, фирменные армянские и азербайджанские коньяки, горящая не хуже чистого спирта грузинская «чача» и вино, – которое заливалось прямо из бочонков и курджинов в изящные прохладные кувшины, и оттуда в серебряные витые рога, – так что гости еле поспевали за нескончаемыми тостами, уносящими душу высоко к небесам «Мравалжамиер».
И всё бы хорошо и жить им в мире и согласии и плодить маленьких «бибинят» и «башнабашек», но только Биби не устояла: после изрядно осточертевших ей полуголодных диет её рука сама потянулась за сочной хинкалей – одной, потом другой, – так что не могла уже остановиться... Не вдруг протрезвевшие гости рыдали навзрыд долго и светло – провожая в последний путь Малышку Биби, душа которой отлетела в мир иной, надорвавшись от избытка переполнявших её чувств. Вы спросите, что стало с Башем? Баш исчез куда–то, не дождавшись окончания похорон, так что больше никто никогда на Майдане его не видел.
Да распахнём сердца наши навстречу всем радостно умершим и да будут воскресши они для жизни вечной...