Семейная хроника семьи Ананьиных.
Коренными жителями нашего края были кузнецкие татары. Русские люди появились в устье реки Томи в начале 17-ого века. Так как почва оказалась здесь очень плодородной, Кузнецкий край начали присоединять к России в целях создания государственной пашни.
В 1656 году на левом берегу Кондомы основали Сосновский острог. Под его защитой от упорного натиска монголов и их вассалов, приенисейских кыргызов, и шло формирование деревень. Казаки и служилые люди после положенного срока службы обращались к государству с челобитными, в которых просили закрепить за ними участок земли для проживания. И царизм охотно раздавал ее в пользование. Первые населенные пункты почти всегда состояли из одного двора и носили имя его основателя.
Так и возникла когда-то деревня Ананьино, что близ Костенково. Климат здоровый, почва - мечта крестьянина, сочный луг, полноводная речка, лес обильный зверем и птицей, – чем не рай для жизни! Григорий Ананьин, бывший казак, по достоинству оценил выбранное место. Его родиной была земля, лежащая между двумя реками - Чалкой и Доном, откуда и произошло название народа осевшего в Сибири, – чалдоны. Будущих поселенцев и Григория в том числе выслала в Сибирь за участие в Пугачевском бунте царица Екатерина II. Здесь они несли государеву службу и собирали ясак в виде «мягкого золота» с шорских охотников, отправляя его в столицу.
Григорий поставил свой дом, имея в руках только топор. Из-за отсутствия стекла натянул на прорубленные окна брюшину животного. В соседях обустраивались «государственные пашенные крестьяне», насильно, по приказу переселенные из европейской части России. Позднее хлынули сюда переселенцы по столыпенской реформе и бежавшие от голода добровольцы. Разрастающаяся деревня перешагнула небольшую речушку Шумилку, на которой когда-то стояла мельница, и растянулась по левому берегу Чумыша. Крестьяне ее жили единолично, но дела решали сообща. Желающих принимали в общину, если были свободные пашни и покосы.
Деревню ананьинцы окружили поскотиной. На въезде установили ворота. Каждый хозяин отвечал и содержал в должном порядке отведенный ему участок изгороди.
В тридцатых годах двадцатого века в верхней части деревни жили потомки "первооткрывателя" Ананьина: Никифор Гаврилович (1892 года рождения), его старший брат Василий Гаврилович (1890 года рождения) и семьи их замужних сестер - Пелагеи Гавриловны и Феклиньи Гавриловны.
Добротные дома братьев стояли на возвышенности рядом. Во дворах полно скотины. Только у Никифора было двенадцать лошадей и четыре коровы. В его конюшне выделялся один жеребец, весь год не знавший уздечки. Запрягали его только в масленичную неделю. Украсив лентами гриву, принаряженный хозяин с шиком катался на нем по деревне.
В каждом дворе держали свиней. Хозяевам особых хлопот они не доставляли. Их по весне переплавляли в лодке на большой остров на середину Чумыша. Они там гайно сделают, опоросятся. К осени потомство подрастет. А только рожь заколосится, учуют ее спелый запах свиньи, и вплавь домой.
Сало за сезон нагуляют толщиной не больше двух пальцев, а мясо такое вкусное нарастят, что влет разбирают его горожане.
Каждый раз по осени пожнут ананьинцы зерновые, свяжут их в снопы. Часть перевезут в ригу, а часть складут в скирды и оставят в зиму. Повадились тетерева на скирды лакомиться. Да русский мужик из всего найдет выгоду. Перед рассветом расстелет он на скирде сеть и с веревкой от нее в руках спрячется. Опустится стайка косачей зерном полакомиться, охотник и дернет за веревку. Тетерева тут же в сети и запутаются. Бывало за раз до тридцати – сорока птиц ловилось.
Воодушевленный рассказами деда об этом, Владимир тоже охотился на умных птиц. А те, если заметят человека, ни за что не подлетят близко. Вот мальчишка и нарядятся в белоснежный поварской костюм матери, даже колпак на шапку натянет, накрасит известью дуло двустволки и в поле. Случалось Владимиру везло, тогда с гордостью нес он добычу домой. Бабушка стаскивает с внука промокшую одежду и обязательно хвалит охотника.
- Бывало, только выпадет новый снежок, а уж смотришь весь следами зверей исчерчен. Дед Никифор еще в Таргае научил меня их читать. Мальчишкой брал силки на заячьи тропы ставить. А в те времена, еще при жизни в Ананьино, особенно много «косых» водилось в окрестной тайге. Часто они попадали в людские ловушки. Себе на еду хватало и на продажу оставалось. В воскресный зимний день уложат дед с братом Василием зайцев как снопы в телеги, добавят косачей, мороженого мяса, масла, вязанки дров и в Кузнецк едут на базар продавать, - рассказывает мне Владимир Михайлович, а Валентина Никифоровна добавляет
- Богато не жили, но сыты были всегда. У отца три огорода было. В одном садили картошку, другой засаживали луком, а в третьем красовались большие гряды моркови, репы, свеклы, тугие кочаны капусты. На поле сеяли рожь, ячмень, овес, «пол тайги» засаживали семечками. Держали небольшую пасеку. Работали все и много. Мне только семь лет исполнилось, когда отец впервые поставил меня в риге молотить снопы. А лошади… Мыслимо ли на такой табун сена накосить. Коров тогда соломой кормили. Стайки холодными были. Вот коровушки зимой так зароются в свой корм, что из него только одни рога и торчат.
Не всегда с работой справлялись сами. Нанял однажды на все лето Никифор Гаврилович Викеху, бедняка из нижней части деревни. Расплатился с ним по осени стельной коровой (к Крещению должна была дать приплод), сена для нее на своих лошадях подвез, дал семена для будущего урожая. Да все не впрок. Семена пошли на самогон, корову семья работника к Новому году, не дождавшись теленка, уже съела.
Работа работой, а праздник праздником. Люди наряжались в лучшие одежды, шли всем семейством в церковь. А уж кому из деревенских посчастливится на Пасху в соборе побывать, тот весь год святым ходил с полным уважением от соседей.
Свадьбы играли после сбора урожая. И Никифор обвенчался с Александрой в такое же время, еще до призыва его в армию. Шура была старшей дочерью вдовой Ефросиньи Федоровны Лапиной. Муж Ефросиньи, Михаил, сорокалетним утонул по весне в Чумыше. Наводнение застало его в тайге, а ледяная вода забрала жизнь плывущего к дому мужчины. Остались сиротами четыре сына и три дочки.
Восемь лет служил Никифор артиллеристом гаубичной батареи на Русском острове. В семнадцатом дали ему отпуск. «Уезжал домой, офицеры господами были, обращались мы к ним «Ваше благородие», а вернулся на батарею – все товарищи», - так рассказывал об этом постаревший Никифор Гаврилович своему внуку Владимиру Михайловичу. Вскоре их эшелоном через всю страну повезли в революционный Петроград. А дома под сердцем жены забилась новая жизнь. Родившегося в восемнадцатом сына назвали Михаилом в честь деда. Никифор к тому времени уже вернулся домой, сыну был рад и против имени не возражал. Первого внука бабушка Ефросинья, которую все ласково называли Старуней, любила и баловала без меры.
Владимир Михайлович, уже правнук Старуни, в приватной беседе, смеясь, рассказал, что на вопрос к своей бабушке, когда родился его отец, Александра Михайловна ответила: «Рожь жали, я занемогла. Подсадил Никифор меня на лошадь и отправил домой. Вернулся с поля, а у меня уже ужин на столе и сын в люльке спит».
Когда в 1928 году открыли в селе Куртуково товарищество, несколько дворов в Ананьино объединились в коммуну, чтобы в складчину купить два плуга и молотилку. Договорились расплатиться будущим урожаем, осенью. Все лето женщины взбивали масло. В октябре нагрузили им четыре подводы, каждая по двести килограмм, три подводы с хлебом и поехали вернуть долги. Народу со своим расчетом собралось много. Не готова была власть принять товар от задолжников в таком количестве сразу. Простояли мужики в ожидании трое суток, по новой смазали колеса телег и отправились в обратный путь.
О грядущих переменах крестьяне узнали из газеты, смеясь, называли ее "врушкой". Ее зачитали до дыр и еще долго обсуждали прочитанное. Привез эту врушку, как и многие другие, в деревню купец Никитин. Жил он в большом крестовом доме, соединенном теплым переходом с двухэтажной лавкой. Мануфактуру и многое другое, пользующееся спросом у крестьян, доставлял из Кузнецка и Томска. Однажды, проводив городского гостя, он открыл лавку и склады, и все раздал односельчанам. Когда пришли его раскулачивать, в опустевших помещениях нашли только воск. Зато бабы, нашившие новые сарафаны, при встрече с благодарностью низко кланялись бывшему купцу. А вскоре ночью Никитин, чтобы ничего не досталось новой власти, подпалил свои постройки и исчез из деревни со всей семьей.
В 32-ом в Ананьино организовали колхоз имени Василия Блюхера. Тяжело, нехотя вставал он на ноги. Объединенный скот кормить было не чем, начался падеж. Да не все одинаково работали, сказывалось это на урожае.
- Во время уборки, сами знаете, каждый день на учете, - продолжает свой рассказ Валентина Никифоровна. - Чтобы спасти урожай, надо успеть до дождей. Отец был крепким хозяином, его и назначили звеньевым. Он уговаривал да поторапливал бабенок сжать еще кружок. А те в ответ устало ворчали: Не на себя работаем, а тебе все больше других надо".
Постепенно семьи братьев Ананьиных нищали. Крепкие работящие мужики не хотели с этим мириться. И в 1933 году Никифор Гаврилович с женой Александрой, сыном Михаилом и двумя дочками, погрузив на телегу нехитрый скарб, покинули родовое гнездо, уехали из Ананьино. Василий поехал вместе с братом, забрав с собой племянника Ивана (Ивана Михайловича Климова – Н.Е.), своих детей в его семье не было. Мальчишке двенадцать исполнилось, когда потерял он своего отца. Понесла Пелагея в поле мужу завтрак, а нашла его мертвым. Михаил ночевал на пашне в небольшом домике. Он сторожил созревшее поле. Ночи были уже прохладными, и хозяин во временном жилище развел костерок. Наработавшись за день и устав, незаметно уснул. А во сне угорел. Вот Василий Гаврилович по отцовски и присматривал за сиротой.
Ехали Ананьины недолго, остановились в Востокуголе, что был когда-то в районе будущего Таргая. Устроились жить в бараке и работать сплавщиками леса для шахт Осинников. Отдельными бревнами отправляли его по речкам Кинерка, Тебешевка и Учу. Все эти речушки впадают в Кондому. И лес по ней попадал к месту назначения, в шахтовый городишко. Пятнадцатилетний Михаил, сын Никифора Гавриловича и Александры Михайловны, при росте 185 нырял, чтобы достать дно Кинерки – такой глубокой она была в отдельных местах. Тяжело работали и голодно жили семьи братьев в Востокугле.
А через год заложили фундамент Таргайского дома отдыха. Строителям платили по тем временам неплохие деньги. Человек вправе выбирать, что для него лучше. Вот Ананьины и переехали в Таргай, поселились там на долгие годы. Когда племяннику Ивану исполнилось восемнадцать, дядья присмотрели ему в жены Лиду, местную девчонку. Молодых поселили в сенях, чтобы в холод крепче жались друг к другу да детей рожали. У Ивана уже дочке года полтора было, и жили они отдельно, когда его жена Лида, затопляя керосином печку, невольно устроила пожар. Выскочила из дома, закрыв за собою дверь (так свойственно вести себя на пожаре слабым духом людям). Никого и ничего не спасли. Иван поставил жену у сосны, со слезами на глазах перекрестил ее: «Бог тебе судья», и уехал в Кузнецк, где начал жизнь с чистого листа.
PS. Дальше именно Иван становится героем нашего повествования. Он однофамилец и однополчанин Павла Дмитриевича Климова (Родина и ее солдат). Его одного из тех десятерых пушкарей позвал Павел Дмитриевич работать на Кузнецкую ТЭЦ и строить собственный дом в поселке Кульяновка. Уже к Ивану Михайловичу, гораздо позднее перебрался из Таргая его племянник, Владимир Михайлович Ананьин. С его слов и слов его тети, Валентины Никифоровны, записана сия история.
31.10.04.