Неудачница? Новогодний рассказ

 
Новогодняя ночь не сулила Юльке ничего хорошего. Она уныло брела по вечерней безлюдной улице, даже не замечая, что разбрызгивает изящными новыми сапожками хлипкую грязь, состоящую из мокрого, тут же тающего, снега и песка с солью против обледенения. Хотя, какое же тут обледенение, при нуле-то градусов? От сырого пронизывающего ветра не спасала ни пушистая песцовая шубка, ни мохеровый шарф, три раза обмотанный вокруг шеи.

На душе у Юлии Антоновны – так ее называли все ученики и коллеги – лежал тяжелый холодный булыжник. Сегодня она опять будет встречать Новый год одна, это несомненно. Да, бывшая коллега пригласила ее в гости, но этот жест доброй воли, продиктован, конечно же, жалостью. Она не пойдет туда, в этот дом, где под нарядно украшенной елкой  приготовлены подарки, стол заставлен всякими вкусностями, из кухни пахнет пирогами и уткой с яблоками... Где все члены семьи подчеркнуто демонстрируют предупредительность и нежность друг к другу и сострадание и сочувствие к ней. Зачем в очередной раз испытывать унижение и давиться завистью? Одиночество – это крест, которым за что-то наказала ее судьба. Что ж? Она будет нести его достойно.

Взгляд уткнулся в афишу кинотеатра «Рига». Ей все равно, какой там показывают фильм. У кассы никого не было. Она купила билет и, с трудом проглотив подступивший к горлу комок, прошла в зал.
***
Все мужики считали Юлю красавицей. Блондинка (конечно, крашеная, но где ж их возьмешь, натуральных?), с большими голубыми глазами и нежной бело-розовой фарфоровой кожей – как с картинки. Овал лица, правда, чуть-чуть широковат, зато большой, четкого рисунка рот постоянно притягивал плотоядные взгляды мужчин. Она знала об этом и для усиления эффекта красила и без того пухлые губы ярко-красной жирной помадой. Фигурой тоже Бог не обидел. К счастью, не модель, и ноги не от ушей – нормального человеческого роста, где-то 165-167 см. Сильному полу именно такой формат и нравится, чтобы сверху вниз смотреть, а не наоборот. И одевалась Юля сногсшибательно. Лак для ногтей неизменно подбирала в тон к платью или костюму. Обувь покупала дорогую, фирменную. Короче, все деньги тратила на косметику и наряды, а потом мучительно пыталась растянуть на неделю десятку до получки. Неудивительно, что ученики на уроках больше пялились на свою преподавательницу, чем вникали в особенности английского произношения.

Но, надо признать, язык моя подруга знала великолепно и специальностью своей владела блестяще.  «Учитель от Бога», - говорили про нее коллеги, то и дело приводя к ней на «Открытые уроки» очередную комиссию.

Эффектна, умна, красива, образованна. Господи, ну почему же она одна? «Девушкам из высшего общества трудно избежать одиночества?» Хотя одинокой, в строгом смысле, ее нельзя было назвать – время от времени появлялись вполне достойные, на мой взгляд, кандидатуры. Однако через непродолжительное время все они исчезали, испарялись, проваливались, как сквозь землю, таяли, как сон, как утренний туман...

Что с ней происходило до неудачного замужества, я не знаю. Но история невосполнимой утраты супруга мне известна. Нет, он не умер, слава Богу. Просто, по Юлиным словам, однажды утром вышел за хлебом и не вернулся больше никогда, оставив ее с полуторагодовалым сыном. Позже выяснилось, что он прямой наводкой отправился к другой женщине, с которой благополучно живет и по сей день.

Как случилось, что человек, любивший свою красавицу-жену до беспамятства, мог поступить столь коварным образом? Почему так нелепо распалась эта образцовая, как утверждала Юля, семья? Я этого не понимала и сочувствовала бедной покинутой женщине от всего сердца.
Однако с годами ситуация начала проясняться.

Возможно, что психоаналитики смогли бы разобраться с Юлькиной личной жизнью. Стали бы, по Фрейду, искать корни проблемы в далеком детстве. Помню, однажды как-то вскользь она обронила, что в школе не имела другой «подружки», кроме  мальчика по имени Олежка. Он решал для нее задачки, носил портфель, встречал вечером с тренировок по художественной гимнастике и даже вышивал за нее крестиком по домоводству... Словом, был до того безотказный и преданный, что она, почувствовав свою власть над ним, стала изводить бедного парнишку придирками и насмешками. Его бесконечное терпение закончилось лишь тогда, когда мишенью стала его мать: «Правильно твой отец ее бросил, она одевается, как уборщица». Юлька сперва и внимания не обратила на образовавшееся возле нее непривычно пустое пространство. А когда спохватилась, Олега словно подменили. Постепенно он вообще ушел из ее жизни, и только изредка она вспоминала о нем со смешанным чувством досады, раздражения и… утраты.

Вообще подружка моя, по сути добрая и сострадательная, отличалась редким умением злословить. Иногда казалось, что колкости и ехидные замечания в адрес знакомых, малознакомых и совсем незнакомых людей срываются у нее с языка помимо воли. Злые и обидные, а иногда прямо-таки ядовитые, слова так и сыпались из ярко накрашенного рта.
«Ты погляди на этого козла – ноги кривые, уши парусом по ветру полощатся, а туда же, на ужин приглашает!» Или: «Коротышка, в подзорную трубу не разглядишь. Где? Где? Не видать! А одет, представляешь, в кримпленовый костюм! Лезет с комплиментами, болван!»
Прикид соискателя, несомненно, имел для Юли решающее значение.

«Нет мужика, и это не мужик», - часто повторяла она.

«Знаешь, многие мужчины, духовно богатые и интеллигентные, совершенно не обращают внимания на свой внешний вид. Они живут внутренним миром, одежда для них – абсолютная условность», - втолковывала я ей, искренне желая, чтобы подруга наконец устроила личную жизнь. «Ты еще прикажешь заглянуть ему в глаза, чтобы узреть чистую душу. Да я постесняюсь идти с ним рядом по улице!»

Женскому полу от Юли тоже доставалось. «Смотри, как ее разнесло – были брюки, стали колготки». «Господи, да такое личико нужно в чадру заворачивать, чтобы никто заикаться не начал. А она думает, что французская косметика спасет». О мужчине, который пришел куда-нибудь с женой – «приперся со своей перечницей!».

Справедливости ради надо отметить, что о себе самой она говорила примерно в таких же выражениях. Потакать своим многочисленным комплексам у нее называлось – реально смотреть на вещи. Временами казалось, что она себя ненавидит. Но это бы еще полбеды. Самое плохое, что «из педагогических соображений» она внушала комплексы собственному ребенку. («Зато, когда вырастет, не испытает разочарований, будет оценивать себя трезво»). Поэтому мальчик часто слышал от любящей матери: «Да что ты из себя представляешь? Бестолочь с непомерными амбициями. Тупица, урод лопоухий!»

Не раз замужние приятельницы и коллеги по работе пытались ее познакомить с разведенными друзьями своих мужей. Во всех случаях процесс протекал аналогично и результат оказывался одинаковым.

Сначала восторг (встречают по одежке – а одежка, как и все остальное, выше всяких похвал), а потом, как только она отрывала рот и начинала «поливать» всех направо и налево, - оторопь и натуральный испуг. Они такое уже проходили, а теперь искали чистое ангелоподобное создание, рядом с которым можно расслабиться, а не держать круговую оборону.

Однажды мне показалось, что Юля влюбилась. Познакомились в кафе, он попросил номер телефона, на следующий день позвонил. Они начали встречаться. Его внешние данные, вроде бы, соответствовали ее высоким запросам – узкое породистое лицо, пшеничные усы, стройный, одевается модно и со вкусом, сорит деньгами. По тем временам простой инженер не мог позволить себе каждый день приглашать даму в бар, ресторан или варьете. Он позволял. Он сам работал в одном из лучших рижских ресторанов. Барменом.

Сначала все шло хорошо. Юлька расцвела, повеселела, после уроков торопилась на свидение. Потом как-то резко оборвалось. «Я его отшила, - ответила она на мои недоуменные вопросы. – Почувствовала, что увлеклась, затягивает, и поняла, что надо завязывать». «Но почему? - взмолилась я, - вышла бы за него замуж!» «Ты что, как можно за него замуж? - аргументация казалась ей неопровержимой. - Во-первых, он официант. Во-вторых, поляк. В третьих (тут она широко раскрыла глаза, подчеркивая мимикой весь ужас этого «в-третьих») - он верующий!»  Юлька была не только красавицей, но и комсомолкой.

На вечеринке в одной компании, как всегда блистательная, Юля потрясла воображение одинокого светского льва лет за сорок. Джентльмен подсел к ней, галантно ухаживал, говорил комплименты и просил разрешения проводить. На комплименты она отвечала ему что-то в таком роде, что, мол, нечего мне вешать лапшу на уши, я никогда не обольщалась своим внешним видом и знаю, что похожа на чучело. А насчет «проводить» изрекла буквально следующее: «Да, не повезло вам. К несчастью так случилось, что здесь, в гостях, мы оба без пары. И поэтому воспитанные хозяева навесили на вас тяжкое бремя – провожать малознакомую и малоприятную тетку».

В конце-концов она его убедила, что малоприятна. Ей удалось.

Между тем, сынок подрастал. И матери становилось все труднее с ним справляться. Не то чтобы он был уж очень плох – обыкновенный трудный подросток, не знавший мужской руки. Просто он так привык к ее истеричным крикам, вечным слезам и жалобам, постоянным упрекам, что в нем естественно выработался иммунитет. Он как бы абстрагировался от всего того, что от нее слышал, и постепенно между ними выросла стена отчуждения.

«Холодный, бесчувственный негодяй, каменное сердце, безжалостный эгоист», - это лишь малая толика эпитетов, которыми награждала своего сына Юля, рассказывая о нем подругам и просто знакомым. Он знал об этом, но до поры до времени внешне почти никак не реагировал. Чаще отмалчивался, временами коротко огрызался – и все.

Однажды осенним дождливым вечером (парень тогда учился в 11-м классе, ему только что исполнилось 17), он молча побросал свои вещички – джинсы, кроссовки, пару маек, свитер в спортивную сумку, надел куртку и подошел к матери. Скупо процедил: «Я ухожу. Буду жить у Светки». Светка была старше своего бой-френда на три года и работала продавщицей в соседнем гастрономе.

История повторилась, круг замкнулся. Сначала от нее ушел муж, а теперь вот – сын.

Дверь безразлично захлопнулась. Юля сползла по ней на половичок для вытирания ног и просидела на нем в полной прострации до пяти утра. Потом с трудом встала и переползла, не раздеваясь, в постель. А в восемь ее ожидал очередной «Открытый урок», на который была приглашена высокая комиссия из министерства.

На уроке Юлия Антоновна, как всегда, выглядела безукоризненно и вызвала восхищение коллег своим виртуозным владением методикой в процессе подачи материала.

Банальная фраза – жизнь потеряла всякий смысл. Но о Юльке точнее не скажешь. Если смысл жизни в борьбе – то бороться больше не с кем. К тому же выяснилось, что ей были насущно необходимы эти постоянные стычки – так она подпитывалась энергией, «вампирила». Подруги, которых она вечно «грузила» своими проблемами, тоже постепенно отошли от нее. Последним прибежищем оставалась работа. Но и тут она со дня на день ждала облома – преподавателей русской школы начали всерьез проверять на знание гос. языка.

С каждым днем все более нестерпимым становился для нее час возвращения в пустой дом. Она заставляла учеников приходить к ней на дополнительные занятия, устраивала внеклассные чтения и походы на выставки, таскалась по частным урокам. Но рабочий день все равно неумолимо заканчивался, и тогда она, наскоро перекусив в школьном буфете, бесцельно прочесывала магазины или уныло брела куда-нибудь в кино, ощущая себя бесконечно одинокой и ненужной.
***
Однако вернемся к тому, с чего начали. Промозглым вечером 31 декабря Юля, купив билет на последний сеанс, вошла в почти пустой зал кинотеатра «Рига» и села в первое попавшееся кресло. И буквально сразу же соседнее место занял какой-то сумрачный тип очень бесприютного вида. Он долго смотрел на нее, и ей захотелось, по своему обыкновению, сказать ему что-нибудь неприятное и язвительное. Но она не успела, потому что странный тип заговорил первым. «Ты, конечно, не узнаешь меня, Юля! Вспомни детство и наш двор в переулках Задвинья. Нам было тогда по одиннадцать лет, и я любил тебя первой мальчишеской любовью».

«Олег!» - только и смогла сказать Юля. Перед глазами у нее сразу встала четкая картинка. Елка в школе. Рыжий вихрастый мальчик со смеющимися рыжими глазами подходит к тоненькой белокурой девочке в костюме Снегурочки и неумело приглашает ее на танец. С той самой «елки» Олег стал Юлькиным другом, подружкой, защитником, кавалером... А потом... Куда же он делся потом? Они не виделись почти тридцать лет!

В Юлькиной голове что-то щелкнуло, как будто переключатель сработал. Она вдруг мысленно, впервые в жизни, обратилась к Богу. «Господи, сделай так, чтобы я проглотила язык!» И ее змеиный язычок словно оцепенел во рту. Она потрясенно молчала, а Олег продолжал говорить, вспоминая смешные и маленькие подробности их детской дружбы.

«Какой же он тощий, потрепанный, потерянный, - думала меж тем Юля, - как хочется его обогреть, накормить, пожалеть...» И ей было все равно, что одет он в затрапезную нейлоновую куртку и в стоптанные туфли.

Когда они вместе вышли из кинотеатра, случилось чудо. Вместо грязи и слякоти тротуары и мостовые покрывал ровный ковер сверкающего снега, отливающего в темноте синевой. С неба в ритме вальса падали крупные снежинки, мягкие и пушистые. Воздух стал морозным и звенящим. По улицам, что-то радостно крича, двигались веселые нарядные толпы. Люди обнимались и целовались, стреляли хлопушки с конфетти и серпантином, из шампанского с громким хлопаньем  вылетали пробки. Над городом взлетали разноцветные звезды салюта. Среди все этой праздничной суеты мелодично и торжественно зазвонили колокола Христорождественского собора. Юля и Олег одновременно посмотрели на часы. Было ровно двенадцать.