Звонок получился сбивчивым, неуверенным. От волнения, а может от зябкого озноба, вызванного крупными каплями дождя и порывами северного, по-осеннему холодного ветра, рвущего кроны берез за окном.
Под тапочками Владимира тихо скрипнула половица паркета, и в царство мрака проник робкий лучик света.
Тихонько застонав, Надя натянула на голову синтепоновое одеяло, подбирая ноги, подтянула колени к слабо вздымающейся груди, оберегая остатки тепла, еще сохранившиеся в исстрадавшемся теле.
Владимир негромко заговорил с гостем, вкрадчиво, умело подбирая слова.
— Где она? - голос визитера дрожал от волнения. За несколько лет разлуки, в квартире ничего не изменилось, и рука машинально бросила шапку на полочку. Не разуваясь, визитер ворвался в спальню, - Надя.
Зашуршали отваливающиеся обои, поклеенные еще при нем.
— Не трогай, чертов выключатель! - взмолилась больная, выдав бывшему свое местонахождение, - Уходи.
— Надь...
Голос молодой женщины был так слаб, что сердце болезненно сжалось.
— Андрей, пожалуйста... уходи... Уходи!
Он не побрезговал присесть на краешек сбитой, пропахшей потом постели, приподняв полу черного короткого пальто. Стянув одеяло, погладил по спутанным соломенным волосам, как ребенка. От близости горячего, знакомо пахнущего дорогим одеколоном мужчины, каждый деревенеющий мускул закричал, затронутый жестокой судорогой.
— Обними... меня, - прошептали губы, обретя собственную волю, руки легли на широкие плечи, силясь поднять с подушек отяжелевшее тело. Лицо уткнулось в шею, орошая слезами накрахмаленный воротничок, - Я не хочу... Не хочу умирать...
— Владимир сказал: есть лекарство, которое поставит тебя на ноги. Дорогое, да, но я же для тебя... хоть из Германии, хоть из Америки. - Андрей усадил ее на колени, согревая в объятьях, и кровь побежала чуточку быстрее по венам, - Только живи.
На какой-то миг показалось, будто время повернулась вспять. Он снова был рядом, большой и сильный, тот, кто никогда не даст в обиду, поможет, спасет. Даже боль, скрутившая все внутри, отступила на время, позволяя вздохнуть полной грудью. Но лишь затем, чтобы наброситься с новой силой, вгрызаясь в мышцы, кости.
— Андрюшка, я больше не могу, - всхлипнула Надя, притискиваясь плотнее, - Прости, Андрюшка.
Брызги крови из-под заострившихся клыков раскрасили белоснежный пеньюар. Вскрикнув, бывший в ужасе подался назад, пытаясь оттолкнуть источник боли. Какое там, холодные стальные пальцы крепко держали жертву, увлекшую на пол копошащийся ком из одеял, подушек и длинных белых ног.
Едва сдерживая рвотные позывы, Надя отвернулась от сломанного, обескровленного тела, потерявшего в бледности и застывших распахнутыми синих глазах, прежнюю привлекательность.
— Вот, что я называю любовью до гроба, - хихикая, Владимир склонился над выпитой жертвой, ухватив за тощие запястья, - Собирайся, Мышка. Я уже чувствую поступь рассвета.
Перешагнув кровавый след, уводящий в ванную, Надя оглянулась, в последний раз окинув взглядом комнату. Вся жизнь, такая глупая и короткая, пронеслась перед глазами: любимая кукла в кружевном платье, первая роза на день рождения в четвертом классе, постеры группы "Кино" на стенах, первый поцелуй, затем брачная ночь, коляска в углу – они так ждали этого малыша, зеркало, завешенное черным сукном, разбитая в перебранке ваза, слеза на наволочке... Одинокие дни, а потом - безумная ночь с Владимиром.
— Зайка, ты бы хоть плащ накинула, - улыбка не сходила с лица вампира.
Сверкнув на него глазами, Надежда отвернулась:
— Здесь ничего не возьму.
Все в квартире, включая прикрытый банным халатом труп, принадлежало той, которой больше не было.
Отдернув в последний раз собачку замка, она вышла на лестницу. Ступени жгли голые стопы, сквозняк забирался под тонкую ткань пеньюара, но никакой холод не мог сравниться с вечной мерзлотой мертвого тела.