Ранним субботним утром в дизеле суетились пассажиры. Большинство из них — дачники — направлялись собирать урожай. Тамара тоже ехала на свой участок. В вагоне было многолюдно. Однако рядом с ней уже две остановки пустовало место, которое и поспешила занять пожилая женщина, вошедшая на очередной станции.
— У Вас же свободно здесь? — на всякий случай переспросила она.
— Свободно, — ответила Тамара.
Некоторое время ехали молча, а потом заговорили. Сначала, как водится, о погоде. Потом — о семье.
— Вон тот, седой и высокий мужчина у дверей — это мой муж, — сказала подсевшая попутчица, которую, как выяснилось в разговоре, звали Вера. — Старухой меня всегда называет почему-то, хоть я его младше.
— Так это он ревнует просто, — подключилась к разговору женщина у окна.
— Да что Вы, в нашем-то возрасте, — засмеялась Вера.
— Ревнует-ревнует, не сомневайтесь.
— Знаете, а вот меня муж младше на 5 лет, — подключилась к рассуждению Тамара. — Тоже старухой всегда называл...
— Обижалась, наверное, очень... — снова отозвалась попутчица у окна.
— Да нет, не к этому я веду, — продолжила Тамара. — Детей вырастили с ним, на ноги поставили, столько бед и радостей вместе пережили. И когда ему было 47, сами понимаете, какой это возраст у мужчин — хочется вскочить на подножку поезда и успеть вернуться в свою молодость — он пришел однажды и сказал: «Прости, Тамара, есть у меня другая женщина, я ухожу». У меня внутри все похолодело, ноги ватными стали, присела тут же на рядом стоящий стул и уставилась в пустоту ничего не видящим взглядом. Так и сидела молча, не желая осознавать и, тем более, верить в то, что услышала. Обошлось без скандала, правда. Как только пришла в себя, единственное сказала: «Раз ты все обдумал и решил — уходи». И он ушел, не тратя сил на какие бы то ни было объяснения. Хотя потом дети к его совести взывали, родственники стыдить пытались. Соседки шептались каждый раз, когда я мимо подъезда проходила, а я только голову поднимала выше и делала невозмутимый вид. А домой заходила и ревела, как белуга. Четверть века рука об руку шли, и тут такое. Но, гордая с детства, не просила его вернуться. Хотя понимала, что не хватает в пустой двухкомнатной квартире его шарканья по паркету, борьбы за телевизор, вечерних разговоров, да и просто человеческого тепла рядом. А еще подхлестывала мысль, что ушел к молодой... Рите было 35, на тот момент она только полгода, как пришла работать в отдел к мужу. Одна растила сына. И как-то завертелось у них с моим Пашкой... Я ее не осуждала, но и понять не могла. Догадывалась, конечно, что муж с ней гуляет. И все же гнала эти мысли прочь. А он, как на крыльях летал на работу, задерживался допоздна. Да и, в принципе, ходил, как павлин, распушив хвост.
И вот уже прошло семь лет моей жизни... без него. За это время мы ни разу не пересеклись ни с ним, ни с Риткой. Дети с внуками жили далеко, приезжали, но об отце и знать не хотели. Как бы ни старались знакомые донести вести о его новой семье. Хотя время не затянуло раны, как принято считать, но я стала спокойнее относиться к мысли, что дома меня никто не ждет. Поэтому однажды вернувшись в квартиру не сразу поняла, почему с кухни доносятся приятные ароматы, и откуда в прихожей шикарный букет моих любимых лилий. «Маш... Сережа... это вы?», — позвала я, думая, что это дети решили устроить мне сюрприз и приехали. И когда из кухни вышел мой постаревший, но такой родной Пашка, я потеряла дар речи. А он подошел ко мне и, обняв за плечи, тихо так говорит: «Прости, Тамарка... Примешь меня обратно?..»
И я приняла. Потому что кроме него не любила в своей жизни ни одного мужчину. Я увидела в его глазах раскаяние, тоску и поверила, что он больше никуда от меня не уйдет. И с тех пор он ни разу не называет меня старухой. Более нежного и заботливого мужа я себе представить не могу. Вот и сейчас, знаю, будет стоять на платформе, встречать. Вчера еще поехал на дачу, чтоб порядок навести перед моим приездом... И Тамара загадочно заулыбалась, глядя в окно. В ее и без того голубых глазах отражалось небо, а по мелким морщинкам разливалось солнце.
Женщины молчали, каждая о своем. Вера, вспомнив, как не смогла простить первому мужу одно свидание со своей подругой, не то, что семь лет жизни с другой женщиной... Хотя фотографии их совместные порвала только недавно. А первую его открытку до сих пор хранит в нижнем ящике стола, откуда достает иногда и тайком от родных перечитывает. И плачет. И до сих пор спрашивает себя, правильно ли поступила тогда, не сумев простить? Женщина у окна, похоронившая мужа еще в 25 и больше ни с кем не связавшая свою жизнь, задумалась: «Больнее ли пережить измену, чем смерть дорогого человека? И стоит ли предательство того, чтобы обрекать себя на одиночество? Может, она и права, что простила... Вон каким счастьем светятся ее глаза». И она снова украдкой посмотрела на улыбающуюся Тамару.
Тем временем машинист объявил следующую остановку.
— Ну вот, моя, — оживилась Тамара. — Всего доброго, девочки.
— И Вам... До свидания.