***

Марина Сорокун
Темно, холодно. Серо, пусто и мрачно. Затхлость сырого воздуха холодным ножом взрезает легкие, заставляет вдохнуть. Воздух неприятен, от него быстрее стучит сердце, разгоняя горячую кровь по жилам. Стук-тук, стук-тук. Звук больше похож на какое-то издевательство, он заполняет уши, долбится в мозгу так, что ни о чем больше не можешь думать. Только стук своего сердца. Тук-стук.
Поднимаешь руки, кряхтя, упираешься в холодный камень, садишься. Тело уже бьет нервная дрожь - страшно, холодно, неприятно. Вокруг - стены. Слишком маленький дом, слишком темный, слишком слишком. Склеп. Ты мертв, ты никому не нужен. Ты ничей, тебе уже отдали последнюю память, возвели твой последний дом и все. Догнивай спокойно. "Ибо прах ты и в прах обратишься", вот так-то, да.
Первый порыв затухает быстро, погружаясь в черноту стен. Взамен тебе отдают апатию. Каменное спокойствие, о даа. Теперь даже сердце в мозгу выбивает всего одно слово. Мертв, мертв, мертв. Мертв. Ладони медленно расжимаются, отпуская каменный бортик и тело с глухим стуком снова падает вниз. Апатия, глаза закрываются - какая разница?...
...Холодный нож воздуха врезается в легкие, вызывая судорожный хрип и кашель. Стучишь себя по груди, чертыхаясь вполголоса. Затем надвигаешь шляпу на глаза, повыше поднимаешь воротник пальто.
- И привидится же такое. - говоришь сам с собой, невольно ускоряя шаг. В голосе ирония. В сердце ирония...
А где-то далеко-далеко заливисто смеется скрипка.