Вечность

Роман в миниатюрах или размышления в стиле хайку, записанные в состоянии когнитивного диссонанса. Опыт бессюжетной прозы.



«Веди нас прямым путем, путем тех,
кого Ты облагодетельствовал, не тех,
на кого пал гнев, и не заблудших».
(Коран, Сура 1, Аяты 6 и 7)

«Наше `теперь` как бы бежит и тем самым создает время и беспрестанность (sempiternitas), а божественное `теперь` - постоянное, неподвижное, устойчивое - создает вечность (aeternitas)».
(Боэций)

«Да, одиночество мне друг, и никого – вокруг,
А мир – иллюзия, и дни - лишь круг,
В котором Тьма и Свет блуждают в бездне лет,
Где правит Смерть и не дано побед».
(Гельтериус)





ВМЕСТО ПРОЛОГА
Порою так сложно бывает отличить вымысел от истины, определив, что есть лишь грёзы, а что на самом деле могло бы иметь место. Некоторые философы и теологи проводят грань между действительностью и реальностью, понимая под первой картину мира, рисуемую органами чувств, под второй же - подлинную суть происходящего, недоступную на обыденном уровне восприятия. Принимая же во внимание умопомрачительную многогранность действительности и сложность идентификации реальности, картина мира размывается окончательно, представая некоей Фатой Морганой.
Эта история могла произойти в любом месте – и в Богом забытом захолустье, и в современном мегаполисе, и на узеньких улочках старинного городишка, и на расцвеченных огнями улицах большого города. Стоило ли придумывать её? Сложный вопрос. Может, и не стоило. Однако так порою хочется сымпровизировать и выйти за рамки своей роли в безнадежной попытке переиграть саму Жизнь, окунувшись в некий параллельный мир собственных мыслей и воображения. Тем не менее, даже что-то придумывая, мы неминуемо наделяем персонажей какими-то чертами реальных людей - тех, кого знали когда-то либо мы сами, либо наши знакомые. Любой вымысел в итоге оказывается не столько вымыслом, сколько замысловатой реальностью, чья фантастичность весьма поверхностна.
Повествование без имён лишено конкретики, однако, детали порою оказываются помехой для понимания, а потому, пусть читателя ведёт не только невидимая нить слов и предложений, зафиксированных автором, но и его собственная фантазия, добавляющая в каждом конкретном случае что-то своё – неповторимое и уникальное.

ДЕНЬ СЕГОДНЯШНИЙ
Повествование принято начинать с начала. Мы же, с вашего позволения, начнём со дня сегодняшнего (поверьте, не стоит искать системность во всём и во всех, ведь сам хаос может оказаться высшей формой порядка). Точнее, начнём мы с того самого «сегодняшнего дня», который уже давно отошёл в «мир иной», ибо, если разобраться как следует, не существует ни «сегодня», ни «завтра», но одно лишь «вчера».
Мир – это компендиум «прописных истин», банальность которых раз за разом, по существу - тоскливо, внешне – торжественно, сменяя друг друга, открывает для себя каждое последующее поколение, считающее, что именно ему удастся сделать то, что не смогли сделать предшествующие. Потому, не опасаясь особо шокировать вас, осмелюсь лишь изречь очередной трюизм - балом правит прошлое. Мы вырастаем из его старых штанов, нам становятся малы его сандалии, тенниски и платья, однако, мы влачим его, - почти невидимое и неощутимое, - на своих плечах, устремляясь сквозь время в вечное «будущее» - эфемерный, ничего не значащий плод нашего богатого воображения (чем-чем, а этим добром многие из нас облагодетельствованы с лихвой), - которое своей надоедливой вездесущностью и слащавыми посылами манит нас с тех самых пор, как только мы выходим из пелёнок и начинаем осознавать свою обособленность и собственные границы в мире разделения.
Итак, в вечном «сегодня» произошло то, что, судя по всему, с одной стороны, должно было произойти, с другой же – происходило задолго до того, как произошло в этом «сегодня» и произойдёт ещё бесчисленное количество раз, пока мироздание не будет скомкано лакмусовой бумажкой и брошено в бездонное чрево Небытия.

ПОЧТИ НЕМАЯ СЦЕНА
«Тот день оказался самым обычным, на сотни других похожим, днём стремления к тишине, днём раздражённости ввиду невозможности оной достичь, днём раздумий и скуки» - так он впоследствии о нём напишет.
Впрочем, дабы не погрешить против истины и точнее дефиницировать мгновения, с которых, собственно говоря, началось то, что впоследствии подвигло нашего героя на «литературный подвиг», хотелось бы отметить, что речь идёт скорее о вечере, ибо слово «день», взятое антонимично слову «ночь», всё-таки, подразумевает известный процент солнечного света.
Сумерки, Одиночество и Осень – такова «Святая Троица», благословившая рождение того самого «дня сегодняшнего». Отдалённая перебранка автомобилей на улицах (запруженных беспокойными поисками, завистью и похотью) в терцию с порою назойливым говором публики за столиками кафе неумолимо напоминала о бренном и преходящем, пока мыслями наш не по годам наивный и одновременно, - что удивительно, - слывший человеком серьёзным и размеренным, мечтатель воспарял к миру горнему.
Он наблюдал за ней со стороны, силясь разобрать по движению губ, о чем идёт речь. Пасмурный осенний вечер был свидетелем попыток прорваться сквозь обычное человеческое одиночество. Кафе, несмотря на свежесть вечернего воздуха на закате октября, всё ещё дышало оживлённостью. Молодые пары, полные надежд на будущее, очаровательные дамы, обхаживаемые франтоватыми кавалерами, лелеявшими, судя по всему, надежду на дальнейшую благосклонность своих спутниц, отдельные дружеские компании, собравшиеся скоротать время, благо безветренная погода, не свойственная приморской осени, ещё позволяла подобную блажь, пара-тройка одиноко сидевших «наблюдателей», подобно ему выглядевших чужими на этом «празднике жизни» - вся эта разнородная масса составляла непередаваемую палитру того «пространства-времени» - фрагмента бесконечности, в контексте которой, как кто-то мудро заметил, любое движение бессмысленно.
Быть может, его за ней наблюдение, его странное желание подойти и заговорить с ней, услышать вблизи её голос, взглянуть на неё, вбирая вуаль её духов, прикоснуться к ней, были, по сути, своеобразным проявлением этого самого движения. Одиночество, подпираемое влечением, подталкивало его к ней.
Впервые он увидел её неделю назад. Она сидела за столиком с каким-то мужчиной, который пытался ухаживать за ней, однако, судя по выражению её лица, у него это не очень хорошо получалось. По крайней мере, по её натянутым и ничего не значащим улыбкам было видно, что она пожалела о том, что решила провести тот вечер в компании этого человека. В тот раз она не заметила его взглядов, хотя ему и казалось, что у него плохо получалось их скрывать. Впрочем, подобную с её стороны «невнимательность» можно списать на расстояние между их столиками.
Будучи весьма асоциальным типом, а соответственно и не большим любителем «посиделок» в общественных местах, он совершенно случайно забрёл в это заведение, которое, как позже им было замечено, несло в себе некоторое очарование чего-то полузабытого и полуистёртого из памяти. Более того, не погрешив против истины, можно было бы даже сказать, что оно содержало в себе некую изюминку, отличавшую его от других многочисленных «учреждений досуга». Скорее всего, такое впечатление складывалось благодаря умело созданному интерьеру, сочетавшему память о древности города с его безвозвратно утерянным недавним прошлым. Каким-то непонятным образом обстановка олицетворяла, если можно так выразиться, «застывшее время», а если быть более точным - эпоху, которая для него была связана с юностью его родителей, образы которой он, будучи ещё ребёнком, воспринял и запечатлел в памяти посредством черно-белых фильмов и фотографий. Создавалось ощущение, будто время и пространство странным манером искривлялись в этом месте. Как бы то ни было, там он нашёл что-то своё. Как показало время, это было нечто большее, чем просто эстетическое удовольствие от пребывания в рамках некоей близкой ему по духу среды.

ИСИХАЗМ
Морозное декабрьское утро, переливаясь сквозь оконное стекло рассветом, сочеталось таинственными узами с чудесной музыкой, наполнявшей полупустую комнату воспоминаниями и странным оцепенением. Очаровательная и женственная, уже вышедшая из того возраста, когда верят в пафосный лепет галантных «кавалеров», высокие клятвы бескорыстных и беззаветно преданных «рыцарей» и игриво-трескучие, ничего не значащие, фразы киногероев, но ещё не полностью затянутая в трясину безысходных однообразных будней и не лишившаяся, несмотря ни на что, способности грезить (даже понимая бессмысленность этого в контексте общества), томно полулежала на диване, обласканная лучами исполинского небесного светила. Взглянув на часы, она поняла, что путь сквозь сонм грёз и каких-то забытых переживаний она проделала почти за целый час. Именно столько времени понадобилось ей, дабы на одном из аккордов звучавшего произведения внезапно «вернуться» в «здесь и сейчас» из невесть каким образом начавшегося «путешествия» в саму себя.

ВЕЧЕР ПЕРЕД КОМПЬЮТЕРОМ
«Он любил овал её лица, выразительность глаз, плавность движений, тепло её тела. Любить женщину, не испытывая трепетного восхищения пред её физическим магнетизмом, не желая её вновь и вновь в неизбывном преклонении пред Иштар: возможно ли такое? Страстью ли рождается любовь, затем перерастающей в нечто неосязаемое и поэтически возвышенное или же она изначально долженствует быть лишённой всего «приземлённого»? А, может, она и вовсе ни во что не должна трансформироваться, поскольку ей априори таковое не свойственно, ибо она является лишь проявлением полового инстинкта, табуированного моралью и причисляемого к порокам рода человеческого?
Так, с чего же начинается любовь мужчины к женщине? С красивого лица, случайно увиденного на улице, в ресторане, в компании друзей? С эффектной округлости форм или стройных ног? Почему Её Величеством Природой предначертано мужчине искать женской ласки и понимания?
Впрочем, с любовью женщины к мужчине, увы, тоже не всё так просто. Что ищет женщина в мужчине? Деньги? Внешность? Уверенность? Темперамент? Может, важнее всего для неё обрести в нём опору и надёжность – человека, с которым ей хотелось бы пройти рука об руку отпущенный Всевышним срок и мирно состариться в окружении детей, внуков, а если повезёт – то и правнуков? Впрочем, вполне допустимо, что ей нужно всё вышеуказанное, плюс ещё что-то, о чём я позабыл.
А что насчёт качеств, скажем так, метафизического характера, то бишь, так называемых ума, романтичности, творческих способностей и иже с ними?
Подобным перечислениям несть числа, однако, наличие вопросов, увы, не гарантирует нахождение ответов. Можно ли влюбиться, не зная человеческих и интеллектуальных качеств предмета обожания, но лишь находясь под впечатлением физических данных? Если да, то, что же в таком случае называть любовью?».
Набрав последнюю строку, он остановился, вспомнив стихотворение, прочитанное в каком-то сборнике средневековой западноевропейской поэзии, имени автора которого он уже не помнил. Через несколько мгновений на мониторе отобразился следующий фрагмент:
«Жизнь одиночеством пройдёт
В пустыне масок и зеркал.
Кто-то однажды сказал,
«Лишь тот жил, кто искал!».
Но где очарованье смутных грёз?
Томлением привязаны мы к миру слёз,
Где каждая капля – чья-то мечта, не сбывшийся сон.
Мир – лишь иллюзия. Любовь – лишь фантом.
Глупость с желанием, злоба и страх
Влачат нас вперед, обращая со временем в прах».
«В прах», - задумчиво и чётко произнёс он. «А ведь действительно ничто не ново под Луной. Всё уже написано и придумано. Даже эта дурацкая фраза не имеет особого смысла, будучи изъезженной вдоль и поперёк».

ТЕЛЕФОН
Едва различимый звонок ярким утренним светом сквозь не до конца зашторенные окна разорвал нежный шёлк мира грёз, который в считанные секунды исторгнул из себя то, чем он казался самому себе мгновение назад. «Ты только тот, кем ты мыслишь себя, так мысли же себя вечным» - отголоском промозглого эха минувших дней прозвучали в его медленно пробуждавшемся сознании слова из «Акселя».
- Алло, - даже не посмотрев, - как он обычно делал, - на дисплей мобильного телефона, произнёс он, чуть откашлявшись после первого гласного звука.
- Позже.
Произнеся второе и последнее за внезапно разверзнувшееся пред ним утро, слово, он, удивившись чуждости собственного голоса, вернул трубку на место.

ПУЛЬТ
Бесчисленными повторами запрограммированным движением правой руки, почти не разжимая век, он взял с прикроватной тумбочки всемогущий пульт. В потихоньку начавшей рассеиваться дымке пространства-времени, - где-то пока вдали, но постепенно приближаясь зыбью «благовестов» и видеорядом, - возникли контуры, может быть, самого значительного технологического «шедевра» информационной фазы постиндустриальной эпохи. Гостем студии одного из иностранных каналов был некий философ, - то ли структуралист, то ли экзистенциалист, автор какой-то нашумевшей, как сказал ведущий, книги по герменевтике и экфрасису (оказывается, можно «нашуметь», исследуя столь труднопроизносимые вещи):
- …понимаете, мы можем допустить и то, что сложность в улавливании связи событий при трактовке таких временных концептов как «вчера», «сегодня» и «завтра» связана с тем, что указанные фрагменты времени как бы сплетаются для нас в нечто единое, одновременно не позволяя уловить невидимую связь между ними. В итоге возникает обрывочность восприятия. Я бы сказал, что эстетика постмодернизма проявляет себя во всей красе, когда отсутствие связности оказывается скрытой за семью печатями Тайной Высшего Смысла. Собственно говоря, кому нужен смысл в мире телевидения и интернета? Согласно Пелевину и его предшественникам Homo Sapiens уже относительно давно превратился в пресловутого Homo Zapiens – существо, почти машинально, так сказать, по привычке нажимающее кнопки на пульте дистанционного управления в поисках некоего «откровения», даруемого, как ему, наверное, кажется светящимся прямоугольником. Человек, - носитель столь неоднозначного феномена как сознание, - наделён способностями, наличие которых он порою сам не осознает, осознаваемые же использует, увы, не всегда адекватно. При этом, смысл слова «адекватность» и сам по себе часто трудноуловим: то, что кажется адекватным Вам, может быть абсолютно неприемлемым для меня и так далее. Ну, Вы, конечно, понимаете, о чём я говорю.
- Если я не ошибаюсь, об относительности всего и вся?
- Вот-вот. Кстати, позволю себе ещё заметить, что вечная недосказанность, наверное, есть в какой-то степени результат человеческого стремления всё сказать и всё объяснить, Вам так не кажется?

ГРАНЬ
Всё происходит на фоне его непрекращающегося бессвязного бормотания. Нежность сочетается с грубостью, учащённым дыханием перетекая в шёпот. Она отзывается на его натиск междометиями и придыханиями. Пересохшие от желания губы касаются его лица. Влюблённая женщина перестаёт быть просто женщиной, превращаясь в Богиню. Он застывает в ней на какие-то секунды, удерживая себя на грани, и растягивая эти божественные моменты единства.

ПРОЯВЛЕНИЯ
«Свинцовые тучи. Рыхлый туман.
Грустный и скучный самообман.
Вечно томиться. Находить и снова искать.
К чему-то стремиться. От себя убегать».
(Бернардо Сюи)

Жизнь есть неисчислимое многообразие проявлений Света и Тьмы (при всей относительности обоих понятий). Задумайтесь. Ведь это одновременно и благородство, и подлость, и продажность чиновников, и героизм солдат, и низость предателей, и Прометеева готовность к самопожертвованию, и распутство, и возвышенные чувства. Список можно продолжать долго. Попробуй после этого объяснить, что же это всё-таки такое. Кто-то наверняка делал какие-то категоричные заявления на сей счет, однако, полагаю, время либо уже предало их забвению, либо же сделает это в нужный момент с ироничной улыбкой.

ДНЕВНИК
За неделю до знакомства с ней в его дневнике была сделана следующая запись:
«Человек, который не понимает самого себя, обречён на одиночество. Даже в окружении людей он будет одинок и покинут. Его одиночество становится частью его самого, им самим, его жизнью. Убегая от него, он всё равно бессознательно стремиться именно к нему, ибо не может иначе».
Что он хотел этим сказать? Наверное, делился с бумагой (которая всё стерпит) мироощущением. Порою ведь так хочется поделиться с кем-то мыслями. Даже самый нелюдимый человек временами хочет покинуть (пусть на короткое время) свою «капсулу» и оказаться лицом к лицу с понимающим собеседником, которого, к тому же он и сам может и хочет понять. Думаю, многие со мною согласятся в том, что люди часто ропщут на судьбу за то, что их, якобы, не понимают. При этом редкие представители рода людского в подобные моменты задаются вопросом о том, а понимают ли они сами людей (даже близких)? Требуя чего-то от других, увы, мы часто забываем требовать того же от самих себя, как бы самовыгораживаясь.
Видимо, именно по этой причине (из-за желания с кем-то поделиться) он и сделал данную запись в дневнике. Банально, но факт - наличие рядом с тем или иным индивидом других людей, включая друзей, родственников, знакомых и сослуживцев не обязательно элиминирует вероятность одиночества для данного отдельно взятого субъекта. Собственно говоря, нечто подобное и имело место в его случае. Именно по причине одиночества и желания хоть каким-то образом самореализоваться, он и взялся за написание романа. Впрочем, сам он никогда не называл ведшиеся им сумбурно записи «романом», поскольку критично оценивал собственные литературные способности.

ПРОСТРАНСТВО
Как-то, давным-давно, он вычитал у одного некогда известного мыслителя хорошо запомнившуюся ему фразу: «избыток силы, ни на что не направленной, сродни бессилию». Цитата эта произвела на него неизгладимое впечатление, и он, конечно же, спроецировал её на самого себя, ибо есть у некоторых впечатлительных особ, к категории которых относился наш герой, такая черта – всё переносить на себя, пытаясь в каждой книге, песне, картине или фильме увидеть себя самого. Причину подобного явления я объяснить не берусь, поскольку не отношусь к числу экспертов в столь сложных вопросах. Тем не менее, осмелюсь предположить, что, отождествляясь с каким-нибудь вымышленным героем, тот или иной человек придаёт значимость самому себе и своей жизни, наполняя её содержанием, которого реальная жизнь, увы, так часто бывает лишена, одновременно входя в намного более широкий контекст бытия, порождаемый тем или иным повествованием. Индивид таким образом как бы расширяет своё онтологическое пространство.

МИЛЛИАРДЫ СТРАНИЦ
«Время не восстанавливает то, что мы утратили: вечность хранит это для райского блаженства, но также для огня адова».
(Х. Л. Борхес)

История любви, написанная человеком, ничто в сравнении с полотном, вышиваемым Жизнью. Даже искусство, увы, не способно передать во всей полноте те чувства и эмоции, что порою одолевают людей. Миллиарды страниц так ничего и не объяснили относительно природы любви, сведя её к двум крайностям: велениям плоти и платоническим отношениям. Представители рода человеческого до сих пор ничего по сути не прояснили касаемо данного предмета. Куда ведут тропы желания? О чём шепчет сердце? Что твердит рассудок? Мужчина и женщина – только ли инстинкт влечёт их друг к другу? Может, есть некие силы, что правят нами помимо либидо? Серым днём ранней весны началась эта история. Февраль плавно, почти незаметно, перешёл в март, однако, зима по-прежнему властвовала холодными ветрами над старым городом.

ВСТРЕЧИ
«Вечность влюблена в творения времени».
(Уильям Блейк)

Люди встречаются по-разному и в разное время. Бывает, случайная встреча переворачивает жизнь, нарушая устоявшийся ход вещей. Впрочем, как известно, ничто не вечно под Луной. Встреча, послужившая началом нашей истории произошла на первый взгляд случайно. Впрочем, тут было бы уместным заметить, что любая случайность есть лишь результат нашей неспособности обнаружить причинно-следственную связь. Как оказалось впоследствии, и она, и он испытывали некий экзистенциальный дискомфорт, находясь в состоянии определённого диссонанса с реальностью, усугубляемом их природным темпераментом и простым человеческим одиночеством.

ОН
Герой наш был человеком современным и записи вёл, конечно же, в электронной форме. ;poque contemporaine, как-никак, имеет свои особенности, и было бы глупо не использовать достижения научно-технического прогресса.
Так вот, «свежим солнечным утром начала декабря, сидя в офисе в выходной день, он, открыв новый файл, уставился на белую страницу в мониторе. Не по-зимнему яркое солнце заливало комнату светом. За окном, как всегда, шумел город».
Это была первая запись, сделанная им в файле текстового редактора, который он чуть позже, немного подумав, назовет «Вечность».
Пройдёт несколько месяцев, прежде чем он добавит следующие строки: «Её голос по-прежнему звучал в ушах. Работа вокруг кипела. Мир что-то предлагал купить или продать. Люди льстили, обманывали, получали удовольствие, страдали и плакали. Кто-то смеялся, кто-то мудрствовал в поисках истины. Он же снова и снова прокручивал в голове их первый разговор».

“A GREAT DIVIDE”
В голову приходят какие-то фрагменты текста, который словно уже написан, и лишь подлежит вспоминанию. Сразу возникает аналогия с «идеями» Платона, которые, касаясь бренной тверди земной, предают забвению всё Великое Знание, некогда доступное им, и всё последующее своё существование в мире материальном бессознательно пытаются его вспомнить. Фрагменты как бы не связаны воедино и на первый взгляд лишены смысла. Получается какой-то поток сознания или размышлений-мечтаний.

НОЧЬ
Ощущение тревоги начинало доставлять ему странное удовольствие. По ночам, после очередного свидания, лёжа в ледяной постели, он в сотый раз разбивал реальность о мир фантазий и, погружаясь в музыку, проваливался в омут видений и грёз, заново переживая очередную встречу. В эти мгновения тона и полутона фимиамом нисходили на него, позволяя не сойти с ума и ослабляя боль разлуки подменой действительности зазеркальем. Глядя, как во мгле спальни по потолку проплывают едва заметные полосы света от фар редких автомобилей, проезжающих на улице, он вновь и вновь представлял, как она смотрит на него в моменты близости, её ладони на своём затылке, спине и бёдрах, пока она жадно льнула к нему, словно опасаясь, что они не успеют познать друг друга в полной мере. Они делали это словно в первый раз в жизни. Любовь с неподражаемым изяществом водила роскошной кистью на полотнах страсти. Их имена вписывались в некую Книгу Тайн, прочитать которую не дано ни одному смертному. Плоть и дух сливались воедино на этом пиршестве Любви, где Мужчина и Женщина не отдавали себе отчета в происходящем, ибо Время прекращало существовать для них. И если правы утверждающие, что «счастливые часов не наблюдают», то этими счастливыми в эти мгновения были именно они.

ОНА
Вечность порою касается каждого из нас, наполняя душу трепетом. Её прикосновения невозможно спутать ни с чем иным.
Ночь. Шелест листвы. Бездонное звёздное небо проникает сквозь занавеси в комнату.
Пленительная и чарующая, излишне растратившая себя, как она сейчас считала, на людей, того не стоивших, вот уже в который раз, находясь на грани соприкосновения мира сновидений и реальности, коротала одинокие ночные часы в думах о человеке, которого она, сама того не понимая, ждала долгие годы безостановочных мытарств, странствий и бессознательных поисков, бросавших её в объятия разных мужчин. Увы, они так и не смогли дать её «нечто», объяснить которое она и сама бы не смогла. Может быть, этим «нечто» и была Любовь, отсутствие которой, собственно говоря, и заставляло её (пусть и неосознанно) принимать ухаживания и заводить многочисленные интрижки, смысла в которых, как она сейчас начинала понимать, не было никакого (разве что, в удовлетворении своих естественных потребностей). Впрочем, если бы её сейчас спросили, хотела бы она никогда не касаться ни одного мужчины, дабы в один прекрасный день по прошествии долгих лет встретить того единственного, который и был ей предначертан, она бы, не раздумывая, ответила положительно. Да, она действительно очень хотела многое забыть, многое и многих начисто вычеркнуть из своей жизни – все эти заигрывания, мимолётные романы, мужчин, которые даже в моменты близости не становились ей действительно близкими. На мгновения ей становилось противно и больно от осознания подобной своей расточительности. Красота делала её желанной для многих мужчин, однако, она же сыграла с ней злую шутку – последним от неё (впрочем, как и от остальных красивых женщин) нужны были лишь бёдра, изгибом скрипичного ключа вырисовывавшиеся под талией, грудь, волнующе вздымавшаяся при дыхании и губы, чувственно вырисовывавшиеся в овале лица. Она собирала мужчин как коллекционер. Ей нравилось находиться в их обществе, чувствовать их масленые взгляды, лёгкие прикосновения в преддверие очередного коитуса. Она любила получать физическое удовольствие, однако, как она сейчас понимала, дорога, ею избранная, оказалась неверной. Точнее неверной для неё, поскольку очень многие люди любят так жить, ни о чём не думая и получая от жизни удовольствие. Более того, кто-то именно так и живёт. Однако, как показало время, она оказалась человеком несколько иного склада, тем, кому, как она сейчас понимала, нужно было нечто иное, нечто, если можно так выразиться, не овеществлённое, лишённое всех атрибутов материи. Может, кому-то станет смешно от этих слов, однако, поверьте, порою случается так, что в жизни человека наступает какой-то переломный момент - некий «момент истины» - когда всё прожитое в мгновение ока подвергается резкому критическому анализу и опрокидывается в тартарары. Возникает дикое желание перевернуть страницу и начать всё с чистого листа, преобразившись и духовно и физически.
«Неужели, обладая подобными дарами Божьими, о которых мечтают столь многие женщины, она была несчастлива?» - в недоумении спросит какой-нибудь скептик. Поверьте, дело обстояло именно так. Через несколько дней после их знакомства, стоя однажды вечером на балконе и задумчиво выпуская дым сигареты, она вдруг поняла, что все эти годы была для мужчин лишь дорогой игрушкой. Сейчас, после того, как он вошёл в её жизнь, когда она начала одну за другой переоценивать все ценности, ей даже начинало казаться, что её за все эти годы никто по-настоящему (просто по-человечески и искренне) не любил. При всей парадоксальности подобного заключения, она всё более склонялась к тому, что именно оно может оказаться единственно верным. Она никому не была нужна как некая человеческая единица, наделённая божественной искрой души, но была востребована исключительно как средство, - да, роскошное, красивое, дерзкое, даже диктовавшее условия, но всё же средство, - удовлетворения похоти и тщеславия тех или иных особей мужского пола. Она не стала бы сейчас лукавить, утверждая, что ей когда-то всё это было противно. Боже упаси, ведь она сама делала свой выбор в том или ином конкретном случае. Однако сейчас временами ей становилось действительно как-то не по себе. Она не знала, как описать это ощущение. Она не хотела оперировать такими напыщенными определениями как «противно», «отвратительно», «омерзительно», однако, каким бы ни было это ощущение, оно оставляло очень неприятный и весьма ощутимый осадок на дне её души.
Когда от подобных мыслей ей становилось не по себе и хотелось выйти на балкон глотнуть свежего воздуха, она начинала представлять себе его. Воображение рисовало его искреннюю улыбку тщательно скрываемого им в себе ребёнка.
Она любила его.
Кончики пальцев лёгким бризом соприкасались с её лицом. Затем они отдалялись от неё на какие-то сотые доли миллиметра, сохраняя, однако, траекторию движения вдоль воображаемого овала. Он словно пытался запечатлеть в пространстве каждую её чёрточку. Таял последними лучами солнца в снах её вечной зимы.
Едва касаясь эпителия кончиком носа, он медленно спускался вниз вдоль её тела.
Шёпотом ветра покой и нега проникали в неё, погружая в сон и на воздушных крыльях на время унося в Небытие. Одеяло всё больше теряло вес. В эти мгновения он был рядом, длинными пальцами кифарета касаясь её скул и бровей. Прикосновения дарили умиротворение и одновременно будоражили. Тёплые, едва осязаемые, из глубин женского естества вечно юным и беспечным Эросом рождаемые токи начинали касаться её тела в том потаённом месте, где мягкий женский живот плавно переходит в лоно. Она неосознанно вздрогнула, чуть сбросив с себя одеяло. Всё ещё пребывая в мире грёз, - в то же время почти реально, - она чувствовала его присутствие в комнате. Более того – он сидел рядом с ней на кровати и продолжал гладить её волосы, что-то ласково нашёптывая на ухо.

ОБРЕТЕНИЕ
Что есть Любовь? Вопрос одновременно до безобразного банален и вечно актуален. О ней ли мечтает любая женщина? Это ли тот океан, в котором хочется кануть с головой и навсегда раствориться в нём с тем единственным, который одним своим присутствием был бы способен даровать умиротворение и столь желанное, но, увы, так часто ускользающее ощущение самой себя кораблём, пришедшим, наконец, в гавань после длительного и утомительного странствия по неведомым краям.
Она обрела его внезапно. Это произошло будним днём, когда, казалось бы, ничто вокруг не предвещало никаких приятных сюрпризов. Они оказались двумя сторонами одной монеты, по неведомым причинам скитавшимися в мире подобно блуждающим огням, которым всё же было суждено встретиться.

“WHEN DARKNESS FALL”
Он долго представлял себе их первую встречу. Воображение рисовало ему какие-то сцены. Он придумывал нужные слова, которые необходимо будет сказать в тот момент, какие-то предложения, посредством которых, как ему казалось, он смог бы точно передать ей свои переживания.
Но что дальше? После всех этих объяснений и попыток донести что-то казавшееся ему столь жизненно важным?
Любовь подобна стремнине. Единством духа и плоти в бодрящем и одновременно умиротворяющем эфире дуализм небесного и земного перестаёт существовать, секунды же, превращаясь в минуты, сплетаются в некий клубок времени, постепенно увеличивающийся и перерастающий всё и вся.

КОМНАТА
Ветер. В комнате достаточно прохладно. Впрочем, это неудивительно, если учесть, что на дворе стоит поздняя осень, а окно открыто настежь.
- Милый.
- Что, малыш?
- Нет, ничего, - словно растерявшись, тихо произнесла она.
- Но ведь ты что-то хотела сказать?
- Хотела, но уже забыла.
Едва различимая улыбка застыла в саване безмолвия. Странной, - почти незаметной, - печалью светящиеся зрачки промеж бархата ресниц смотрели куда-то в потолок. Занавес парил в танце с осенним ветром. Но даже в этом состоянии кажущейся отрешённости он чувствовал, что она с ним каждой клеточкой своего тела, каждым вздохом и взглядом. Глядя на неё, он не смог не нарушить воцарившуюся на мгновение между ними тишину, разбавляемую доходящими порою из-за окна звуками города – этого вечно бодрствующего, неопрятного и шумного монстра:
- Ты знаешь, мне иногда не хватает слов, чтобы донести до тебя что-то очень важное. Мне даже кажется, что самого главного я так до сих пор и не смог тебе сказать. Порою я ловлю себя на мысли, что, заглядываясь на тебя, застываю в оцепенении и теряю способность формулировать предложения. В такие мгновения мне хочется просто целовать тебя, касаться, вдыхать аромат твоих волос.
Она чуть повернула голову в его сторону. Тишью прозвучали все слова, страницы и книги, когда-либо написанные. Он коснулся переносицей её плеча, выглядывавшего из-под одеяла. Её смолистые копны тонким амбре коснулись его лица.
- Может тебе это покажется пафосным, но когда ты так смотришь на меня, когда я чувствую тебя всем телом, время перестает существовать для меня. Прости за банальность, но в такие моменты я чувствую себя самым счастливым существом на планете.
- Спасибо тебе, дорогой мой человечек, спасибо за всё. Прости, что я причиняю тебе боль, но, поверь, я это делаю не намеренно. Я не могу иначе. Ведь мне не жить без тебя.
- Знаешь, каждое мгновение моего счастья остается лишь мгновением, не перерастая в нечто протяженное. Оно не длится, но существует прерывисто, фрагментарно. Это счастье наступает, длится какое-то время, а затем трансформируется в Ничто. Сейчас мы с тобой вместе и я счастлив. Но мне становится невыносимо больно от понимания того, что скоро, – он взглянул на стенные часы, - всё в очередной раз закончится, и мне нужно будет собираться и уходить, играть свою роль, улыбаться и шутить тогда, когда мне будет хотеться кричать, кусать локти и биться головой о стену от беспомощности.

ОТСТРАНЁННОСТЬ
«Что со мной происходит?» - этот вопрос в последние месяцы все чаще и чаще возникает в его воспалённом сознании. Воображение ежедневно, - практически ежечасно, - рисует картины, откровенность которых пугает даже его, несмотря на то, что он ни капли не сомневается, что получи он возможность столкнутся с подобным в реальности, он поступил бы именно так, как рисовали его безумные фантазии.
Вновь начинается погружение в состояние отстранённости. Под звуки музыки он входит в этот уютный мир, где слова не пишутся, но рисуются, появляясь словно из ниоткуда.
«Сеанс связи начался» – пробормотал он про себя. Он входил в мир, о существовании которого никто из окружающих не подозревал. Собственно говоря, он порою и сам сомневался в его существовании, поскольку при выходе из этого странного ментального оцепенения, ему временами казалось, будто бы то был лишь сон, на какое-то мгновение завладевший им.
Он начинает судорожно записывать: «…очи её, единожды будучи обращены на него, сокрушили все стены, которые долгие годы с упорством Торквемады сооружал он вокруг себя, превращая собственное «Я» в неприступную цитадель. Жизнь превратилась в желание, а мир предстал порождением Тьмы. Жажда обладания поглотила разум его. Он отдалился от близких. Полнейшее безумие его предстало пред ним во всей своей наготе. Сбившись с Пути, он не знал, что делать, страшась признаться в греховности помыслов своих даже друзьям, опасаясь быть непонятым и обвиненным в малодушии…».

ВЕЧНАЯ НОЧЬ
«Величие человека заключается в том, что он – единственное из
всех творений, способное превратить мгновение в вечность».
(И. В. Гёте)

Вездесущим призраком страсть кружит над ними. В тщетных попытках утолить тактильный голод он жадно льнёт к ней. Сквозь шелест постельного белья стоны перемежаются лёгкими вскриками. Эмоции, движениями, неистовыми как ветер, сметают на своём пути все преграды. Проникновение отдаётся негой и желанием ощущать его нежность и силу снова и снова. Прерывистый шёпот тает в пространстве женским силуэтом. Рацио, подавленное иррациональным, сводит мыслительный процесс к нулю. Пиршество Её Величества Природы? В таком случае, может ли быть иррациональной та, что устроена столь гармонично?

ПОГРУЖЕНИЕ
«Так, теперь дальше» - говорит он про себя, продолжая записывать. «…там Смерть себе воздвигла трон…» - слова великого символиста относились к самому сердцу его поднебесной.
Эмоции пугали его, мир - настораживал, страсти – манили и отталкивали. Анахоретство, смешиваясь со страстностью натуры, то ли Светом, а то ли Тьмою облагодетельствованной даром вожделеть, порождало призраков, которые преследовали его днём и ночью. Он пытался убежать от себя, от своих сомнений, страхов и желаний. Каждая мысль греховная, рождавшаяся в голове его, сопровождалась покаянием и епитимьей. Однако конца этому маскараду не было видно. Безумие требовало подчинения себе всех его помыслов и устремлений. Он изнемогал под гнётом безнадёжного неразумения, день за днём разраставшегося раковой опухолью. Сны его наполнялись содержанием неясным, полным любострастного упоения, не сообразующимся с жизнью, которую он выбрал на заре дней своих, даже не подозревая, насколько страшна будет мука, добровольно принятая им».
Мысль прерывается. Очередное не начатое предложение ускользает странным обиняком. Обрывается ещё одна нить.

СВЯЗЬ
Их телефонные разговоры были подлинным безумием. Разделенные тысячами километров два взрослых человека, словно дети, не могли набаловаться.
- Алло, ты меня слышишь? - она едва сдерживала волнение.
- Я люблю тебя! Ты помнишь об этом?
- Свет мой, ну разве я могу об этом забыть? Как такие мысли могут приходить тебе в голову? Даже не думай об этом. Я живу тобой.
- Милая…
Пауза.
- Да? Ты что-то хотел сказать?
- Я хочу тебя.
- Прекрати, - игриво (несмотря на попытку прозвучать строго) прошептала она, буквально прильнув к трубке.
По её интонации он почувствовал, что она кокетливо улыбнулась. Вокруг неё были люди и какой-то посторонний мужчина, приняв её женственную улыбку на свой счёт, глупо улыбнулся в ответ.
- Если бы ты знал, как я тебя хочу.
- Я буду шептать тебе на ушко…
- А что именно?
- Узнаешь в свое время, но, думаю, ты будешь шокирована.
- Родной, ты интригуешь меня.
- А как же? Влечение не мыслимо без интриги. Когда мы будем заниматься любовью я не смогу их не произносить. Мой и без того уже сдающий рассудок "зависнет" окончательно.
- Ты думаешь, я буду молчать?
- Ты будешь льнуть ко мне.
- Уверяю тебя, не только.
- Знаешь, я уже представляю тебя перед зеркалом...
- Любимый, умоляю, прекрати...
Она вновь улыбается, на этот раз чуть зардевшись.

ДНЕВНИК
За 12 дней до конца он сделал следующую запись в дневнике:
«Когда рушится мир, всё остальное не имеет значения, поскольку «остальное» тоже часть мира. Значит, рушится всё. Глупо? Может быть. Чему ты, собственно говоря, удивляешься? Всю свою жизнь мы только и делаем, что совершаем и говорим глупости. Банально, но и жизнь наша весьма преглупая штука.
Уходит всё - надежды, упования, грёзы. Остается лишь боль и какие-то добрые воспоминания, которые периодически будут посещать тебя впоследствии, то привнося в душу покой, а то лишая его».

ЭЛИКСИР ЗАБВЕНИЯ
Жизнь есть последовательность появляющихся время от времени, словно из небытия, воспоминаний. Появляющихся, чтобы о чём-то нам сказать и затем вновь исчезнуть до следующего «сеанса связи».
Как бы нам ни хотелось жить сегодняшним и завтрашним днями, живём мы (живём по настоящему, а не просто делаем вдох и выдох, поддерживая приток кислорода в лёгкие) лишь прошлым, в прошлом и с прошлым: мы в нём, а оно в нас. И так день за днём. Даже когда мы окружаем себя «новыми впечатлениями», начиная создавать «новые» иллюзии и упования, прошлое продолжает жить в нас, время от времени, - когда в сновидениях, а когда в каких-то, невесть каким образом, всплывающих на поверхности памяти, воспоминаниях, - возрождаясь подобно Фениксу из пепла.
Мгновение за мгновением, час за часом, день за днём мы погружаемся снова и снова в нашу память.
Приходят новые люди, появляются новые друзья и знакомые. Прилетает новая любовь, но ничто и никогда не испепелит прошлого. Нам порою кажется, что – всё! - мы покончили с ним раз и навсегда, но мы зачастую не понимаем простой вещи - мы вечно находимся в его порою томных, а порою леденящих объятиях, от которых нас бросает то в жар, то в холод.
Остаётся надеяться лишь на то, что одиночество будет способно избавить хотя бы от боли, ибо от прошлого избавиться невозможно. Нужно суметь с ним примириться (или помириться). Нужно суметь принять его без вопросов. Это очень сложно, но такова жизнь – многое необходимо принимать как есть, ибо данность нам не изменить.
Ищущий эликсир забвения уподобится Диогену.

ЖАР
«В мире виртуальной реальности не существует расстояний» - фрагмент рекламного слогана.
- Да! Тысячу раз «да»! Ты слышишь меня?
- Я тебя люблю.
- Из-за меня ты теряешь голову.
Так далеко и так близко она сейчас. Он всё явственнее чувствует её волнение.
- Ты будешь моим нектаром, а я - твоим сомелье.

СЦЕНА ИЗ ФИЛЬМА
- Если любишь, прости. Я лишь пыталась построить свою жизнь, ибо устала от одиночества и ожидания. Я ведь тоже хочу тепла и уюта, которые ты, увы, так и не смог мне дать. Я ведь так этого хотела, так молила тебя об этом. Я хотела быть только твоей и только с тобой. Хотела, чтобы мы были вместе. Теперь же ты смеешь упрекать меня? Ты не имеешь на это права. И не смотри на меня осуждающе, - едва сдерживая слезы почти прошептала она.
Странно, несмотря на то, что она уже почти плакала, каждой чёрточкой своей выдавая пламенем полыхавшую искреннюю мольбу о прощении, он не мог сделать ей навстречу ни шага, словно онемев с ног до головы. В нем рушился мир, низвергаясь в Хаос и увлекая за собой его Память, его воспоминания и иллюзии. Тьмою заканчивалась целая эпоха. Наступала зима, сокрушая мир первыми морозами – залогом грядущего белого безмолвия.
- Ты знаешь, что я хотела как лучше. Скажи, ты же знаешь? - вновь, подняв голос и словно пронзив его взглядом, готовая разрыдаться, взмолилась она.
- Господи, ну почему ты молчишь? Не молчи же! Скажи же хотя бы что-нибудь! Ну что с тобой!? Умоляю тебя, - уже не сдерживая слез, дрожащим голосом почти закричала она.

ГОЛОС ЗА КАДРОМ
Уходили «дни минувшие», уступая место «новому». «Новое» же выглядело как-то странно. Если же быть более точным, оно пока ещё вообще никак не «выглядело», ибо, сколько он ни силился разглядеть хотя бы приблизительные его контуры и очертания, ему это не удавалось. Вообще, «новое» представало как нечто сюрреальное и пусть и прозвучит это парадоксально, как нечто несуществующее, то, чего нет и как бы и быть не может. Это был какой-то вакуум, некое отсутствие, Ничто, своеобразная жижеобразная масса, аннигилировавшая всё, что к ней прикасалось.

СОВСЕМ ТИХО
Ты покинешь меня сегодня. Ты уйдешь от меня навсегда. Ты пройдешь, как проходит время, не оставив даже следа.
Впрочем, ничто не проходит бесследно…

НЕИСПОВЕДИМОСТЬ
- Что-то у меня сегодня философский настрой.
- Может, мне помочь тебе сменить созерцательное настроение на «осязательное»? - положив голову ему на плечо и продолжая едва ощутимо касаться кончиками пальцев пуговиц на его рубашке, игриво произнесла она.
- Как думаешь, получится у меня? - дыханием она прошлась по его щеке.
- Не знаю, - продолжая наигранно изображать отстранённость, и делая вид, что взгляд его блуждает где-то вдали, спросил он.
Её рука начала медленно спускаться вдоль туловища, после чего мизинец проскользнул промеж пуговиц, прикоснувшись к телу.
- Что ты сказал? – продолжая ласкать его, проворковала она.
- Да, так, размышляю о неисповедимости путей Господних.
- А как насчёт неисповедимости движений моих пальцев?
Она улыбнулась. Ладонь скользнула ниже.
- Изумрудный калейдоскоп залитых солнцем пространств сменяется серпантином, петляющим сквозь одинокие вершины, объятые нетронутой небесной свежестью. Ты устремляешься вперед, движимый чем-то необъяснимым и неясным.
- Боже, да ты поэт! Но, увы, актёр из тебя никудышный, - с улыбкой прошептала она, коснувшись его шеи.
- Ну, какой я поэт? Тут даже рифмы нет. Так, размышления вслух касательно предметов, по сути, не представляющих ценности. Впрочем, не предметов, а… даже не знаю, как это сформулировать.
Улыбка едва заметно коснулась и его лица. Продолжая имитировать настроенность на размышления, он всё же обнял её, прижав к себе. Она решила форсировать события и плавно, по-кошачьи, уселась к нему на колени. Почувствовав тепло её бёдер на ногах, он, тем не менее, все ещё пытался (впрочем, надо признать, всё хуже и хуже) играть в мыслителя.
- Ты ластишься как кошка.
- Мур-мур-мур, - она прошептала у самого уха, - мой мальчик ничего не хочет мне сказать?
- Ну что может сказать мужчина, когда столь женственная особа восседает у него на коленях?
Он включился в её игру.
- Это значит, что тебе есть что сказать или…
Она договорила предложение почти шепотом, резко замедлив темп речи, между делом, расстегнув одну пуговицу на его рубашке.
- Это значит, что я чувствую некие процессы.
- Ах, - раздался её кокетливый вздох, - надо же! И что же с нами происходит? – ещё тише прошептала она, обдав его шею горячим дыханием.

ОШИБКИ
А ведь мы были счастливы. Разве тебе было плохо? Я помню тепло твоего тела, твой радостный смех. Сейчас я понимаю, что годы не принесли мне успокоения. Помнишь, я говорил, что, наверное, время всё расставит по местам, даровав покой и некое забвение? Увы, я ошибался. Покоя нет ни во мне, ни вокруг меня. Та же кутерьма: хлопоты, вопросы, на которые, как правило, не находишь ответов, самобичевание, немного озлобленности.

БАНАЛЬНЫЕ СЕНТЕНЦИИ О ТРИВИАЛЬНЫХ ПРЕДМЕТАХ
Утро. Апрельское солнце. Персеиды света пробивают бреши в царстве снов. Люди часто называют любовью некие силы, влекущие их друг к другу. Порою нам нравится рисовать мир и отношения между людьми розовой краской. Мы - жертвы извечной войны между моралью и природой. С годами, медленно осознавая тщетность попыток одолеть одиночество, и, смирившись с ним, а также кое-как избавившись от патетики и перестав удивляться, мы ко всему привыкаем.

ПОСЛЕ ДУША
Выйдя из душа и остановившись перед зеркалом, опоясанный на бёдрах полотенцем, он на мгновение представил, как она бесшумно подкрадывается к нему сзади, прижимаясь к его спине грудью, как её волосы рассыпаются пьянящим водопадом по его плечам, пока она покрывает томными поцелуями его шею, а её тонкие пальцы медленно скользят вниз.
 
ЛОЖЬ
Ветер развевает её волосы. Она одна. Закат поглощает море. Дыхание осени сочетается с её мыслями. Откуда-то издали звучит голос таинственного незнакомца:
«Боже, как прекрасна бывает ложь! Нежными касаниями она обволакивает, убаюкивая способность отличать вымысел от действительности. Рисуемый ею мир полон гармонии, лишён боли, смятения и разочарования. Нужна ли тебе после этого правда? К чему глубокомысленные рассуждения о жизни? Мы пребываем в мире мифов, о существовании реальности вне которого и помыслить не можем».

СЛОВА
- Знаешь, а ведь я никогда прежде не любила. Я только сейчас поняла это.
- Но у тебя же были мужчины.
- Это всё было не то. Если бы ты знал, как я хотела бы забыть их, стереть всю жизнь, прожитую до тебя, сжечь всё прошлое дотла! Если бы ты только знал!
- Малыш, а зачем? Слов ведь из песни не выкинешь.
- А так порою хочется. Ты не сможешь этого понять. Ты - мужчина. Но ты не представляешь, как мне тебя не хватает. Каждый раз, когда ты уходишь, я словно проваливаюсь в преисподнюю. Мне ужасно не хватает тебя. Каждая минута без тебя для меня как вечность. Ты, наверное, будешь смеяться, но, поверь, это так.
- Я не собирался смеяться. Как ты могла так подумать? Я ведь люблю тебя.
Он прижал её к себе. Поцелуй медленно стал погружать их в прострацию.
Она прижимается к нему сильнее. Он чувствует, что сейчас его влечет к ней не похоть, но нежность. Впрочем, любовь, наверное, и есть нежность.
- Мне хочется слышать твой голос постоянно. Ты, наверное, думаешь, что я сумасшедшая.
- Безумный не может судить безумного.
- Верно.
Есть мгновения, когда мужчина хочет женщину как самку, но бывают и такие моменты, когда его тянет к ней как к Богине. Ведь женщина может представать в разных ипостасях. В таких случаях фраза «он хочет её» звучит несколько банально и приземлёно. Тут более применимо «он желает её» или «он жаждет её». В такие моменты мужчина одолеваем именно желанием, бессознательным стремлением соприкоснуться с неким божеством, с некоей трансцендентной силой. Его обуревает желание не столько овладеть женщиной, сколько стать с ней единым целым, забыться в ней, как бы соприкоснувшись с вечностью. Воистину бывают мгновения, когда женщина действительно предстает своеобразной небулярной абстракцией. Она словно абсорбирует мужчину своим естеством, растворяя его в себе. Описывая подобное, сложно определить, кто и кем в такие моменты действительности обладает, впрочем, это, наверное, и неважно.

МАСКИ
Жаль, что так часто мы не замечаем, как наши маски срастаются с нашими лицами. Отпуская этот процесс на самотек, мы в конечном итоге теряем свое "Я". При этом нужно понимать, что восприятие самим индивидом своего "Я", очерчивание его границ само по себе весьма сложно, а в некоторых случаях, почти невозможно. Мы меняем маски как перчатки. Надевая одну, забываем, что до этого не успели снять предыдущую. Они так и наслаиваются поверх наших лиц, которые всё более и более теряют очертания, оставляя нас в пустоте этих бесчисленных образом.
Человеческое общество весьма лицемерная структура, управляемая фарисеями и филистерами. Когда-то во тьме веков оно было создано самими людьми, однако, по иронии судьбы, созданное человеком, оно поработило его, не оставив ему никаких шансов. Разобраться сейчас, что правильно, а что нет - невозможно. Наша мораль говорит одно, желания твердят иное, нас искушает жизнь, пугает смерть, учит этика, религия же, будучи средством консолидации и неким убежищем от фундаментальных вопросов, покрывает людские отношения косностью, лишая жизненные процессы гибкости, взамен даруя видимое спокойствие и некое подобие умиротворения.

ЗАПИСЬ ИЗ ДНЕВНИКА
«Всем нам порою очень не хватает терпения, толерантности и умения выслушивать и хотя бы стараться понимать других со всеми их тяготами и невзгодами. Терпимость и терпение - великие вещи в нашем мире, где все куда-то торопятся (не поймешь, навстречу со смертью, что ли?). Мы так носимся со своими делами, что лишаемся способности чувствовать и наслаждаться прелестью отдельных мгновений. Конец не известен ни одному из нас («оттуда» ведь никто не возвращался, чтобы рассказать нам об этом самом «конце»). Кто знает, может, каждый «конец» есть «начало» чего-то другого? Сложный вопрос. Каждый верит в то, во что он склонен верить».

КАРТИНА
Дождь барабанит по стеклу. В комнате полумрак. Шторы почти полностью задёрнуты. В небольшую апертуру между ними медленно проникает умирающий свет. Она что-то раскладывает на столе. Он стоит у окна и, заложив руки за спину, периодически оглядывается на неё.

ЕСЛИ
Если вдруг обо мне ты забудешь. Сквозь годы, дожди, холода. Если вдруг никогда ты не вспомнишь. Голос мой и глаза. Знай, что дыханием ветра. И ночной тишиной. И старой песней забытой. Я буду рядом с тобой.

ЭПИСТОЛА
«Вчера весь день думал о тебе. Как всегда. Столько мыслей приходит. Порою полный бред. Вот, послушай, что я записал вчера: «Каждому - своя шинель. Каждому – своя мечта. Каждому – своё разочарование. Так порою стремишься к чему-то, что, обретя объект своих вожделений, сам становишься его рабом. Оказывается, что не он тебе принадлежит, но ты каждой клеточкой своей принадлежишь ему. Жалость всплывает на поверхность. Ты задумчиво улыбаешься, погружаясь в печаль. Пусть грусть будет светлая. Тоска в мире живёт со времён незапамятных. Об этом столько всего было сказано, впрочем, как и обо всём. А ведь действительно, мы уже всё объяснили. Рассуждая в данном русле, приходишь к заключению, что в современном мире очень сложно быть настоящим, то бишь, стоящим писателем. Что ты можешь сказать? Триллионы страниц написаны. Миллиарды книг изданы. Столько возведено монументов гениям рода человеческого, оставившим след в истории! Что осталось тебе? На что могу рассчитывать я? К чему нам то стремиться? Глупо, правда?».

ORAZIONE FUNEBRE
Зачем ты пытался создать что-то, зная наперед, что придёт пора, и творение твое будет сравнено с землей? Ради чего изводил ты себя стремлением достичь идеальных пропорций, надежности и невиданной доселе красоты? Ведь всё созидаемое в человеческом мире рано или поздно подлежит уничтожению. Ты же прекрасно осведомлён относительно могущества Времени. Неужели мог ты забыть о народах, империях и цивилизациях, унесенных им во мзгу Вечности? И после всего этого ты мог тешить себя иллюзиями, что всё, к чему ты стремился, всё, что ты жаждал создать, всё, что защищал с упорством, достойным лучшего применения, переживёт тебя? Как видишь, всего этого не хватило даже на твой короткий век.
Увы.
Впрочем, если ты ещё не забыл, я предупреждал тебя ещё тогда, на «заре», постоянно твердил о необходимости образумиться, не строить воздушных замков, постараться (хотя бы, просто постараться) смотреть на жизнь трезво, но не сквозь «розовые очки». Ты же в то время и слушать меня не хотел. Помню, ты был полон планов и желаний, был полностью уверен в том, что все твои начинания в скором времени увенчаются успехом. Ты видел себя избранным и талантливым, одаряющим светом своё окружение и почивающим на лести его.
Помнишь, как в то далёкое время ты старался избавиться от моего присутствия? Оно, как тебе тогда казалось, лишь тяготило тебя, навевая какие-то непонятные, даже не мысли, а, скорее ощущения. Словно от назойливой мухи ты отмахивался от меня.
Ты предал забвению даже своё детство! Тебе прочили прекрасное и светлое будущее. Ты радовал близких рано развившимися способностями, первыми успехами, на лету ухватывал всё, что тебе объясняли, и всё, чему тебя учили. И что? Неужели нужно было столь бездумно и бездарно растрачивать всё, что было тебе даровано? Выходя из «детских пелёнок» и вступая в жизнь, ты был преисполнен намерения «перевернуть мир», сокрушив любые препятствия, которые могли бы возникнуть на твоём пути. Более того, ты всегда полагал, что на твоём пути они не возникнут никогда ввиду самой «богоизбранности» твоей.
Покойся с миром!

СОН
- Привет, малыш!
- Привет, дорогой!
- Представь, я сегодня видел такой странный сон – полный бред.
- Ну, нельзя же все время видеть только эротические сны.
- Не издевайся. Я серьёзно, - его голос намеренно зазвучал чуть обиженно.
В трубке послышался её смех.
- Короче говоря, вижу, что я на палубе какого-то фешенебельного лайнера. Кстати, первым словом, пришедшим мне в голову после понимания того, где я нахожусь во сне, было «Титаник».
- О, ты уже и кино во сне смотришь.
- Ну, подожди, дай досказать. Потом вижу какое-то большое помещение. Яркий свет бесчисленных люстр. Сияние посуды на столах. Какая-то сцена, а на сцене человек во фраке. Представь!
- Представляю.
- И этот человек произносит речь, причем (как сейчас помню его слова) несёт какую-то чушь. Что-то на подобии: «Пламенный привет всем плывущим на нашем комфортабельном лайнере! Друзья мои, вы всё ещё не сомневаетесь относительно конечного пункта нашего следования? Думаете, все обойдется? На вашем месте я всё же хоть немного усомнился бы. Кто из вас соизволит ответить мне на вопрос о вине? По-вашему, что есть вина в данном случае? И кого считать виноватым среди нас? Закон ли виноват или Любовь? А может, вы просто недостаточно любите Закон? Впрочем, у вас есть все основания усомниться в возможности любить Закон. Можно вполне резонно спросить - «кто же его любит?». Да, Закон, как правило, лишь боятся. Позволю себе согласиться с вами. Нужно же и мне, хотя бы для приличия, иногда соглашаться с остальными».
- По-моему, во сне ты присутствовал на какой-то постановке в театре абсурда.
- Ну, так вот и я о том же. Знать бы, что все это могло значить.
- Забудь. Если бы мы всё знали, то стали бы богами.

ИЗ ТЕЛЕВИЗИОННОГО ИНТЕРВЬЮ
«Ты проклят! Иного не дано!
Вовек пребудешь ты один.
В юдоли скорби ты всегда в себе самом –
Подобный ветру одинокий исполин».
(Расмуссен)

Я не претендую на звание даже просто "сочинителя", не говоря уже о почетном звании композитора. Мне лишь нравится посидеть в одиночестве в свободное время и поимпровизировать на разные темы. Понимаете, музыка сродни медитации, она помогает абстрагироваться, в какой-то степени углубиться в самого себя. Она дарует умиротворение. Для меня музыка - средство самовыражения и самопостижения. Иногда говорят, что посредством музыки тот или иной сочинитель пытается что-то сказать людям (докричаться до них), однако, в моём случае я не хочу ни до кого докрикиваться, поскольку не верю, что до людей вообще можно докричаться. Я лишь ищу дорогу к самому себе, в мир собственных ощущений, воспоминаний, переживаний, прошлого, настоящего и будущего. За каждой песней – своя история, целая жизнь, чьи-то мысли, мечты. Увидев свет, музыка более не принадлежит своему создателю. Любой автор есть проводник некоей силы, проявляющей себя в моменты вдохновения. Каждый словно пытается понять и по-своему интерпретировать отдельные грани истины, в цельности своей трудно постижимой.

ФИНАЛ
После всего случившегося ему оставалось лишь кануть в хляби нескончаемых будней, бросив всё на волю судьбы, которая, как ему казалось, временами играла с ним без правил. Он всегда помнил когда-то вычитанную мысль о том, что жизнь человеку дарована во имя смерти грядущей, которая на протяжении долгих лет зорко следит за каждым. Ослепительным апофеозом ничего не значащей трагикомедии, - с временами приторным привкусом слезливой мелодрамы, - должна стать именно Она – та, победу над которой не дано праздновать ни одному из людей, та, что до жадности беспощадно пожирает наши дни и ночи, являясь странными образами в наших снах, дабы в назначенный срок обратить во прах бренное.

«LIFE IN MONO»
- Иди ко мне.
- Прямо здесь?
- Да.
- Нас могут увидеть.
- Никого нет.
Его руки бродят по её телу. Горячим дыханием он сжигает все мосты между собой и здравым смыслом.
- Осторожнее.
Его ладони устремляются к декольте.
- Ты с ума сошел.
Поцелуи.
- Я люблю тебя.
Его голос звучит приглушённо.
- И я тебя люблю.
Голос её нежит затином. Лишь влюбленная женщина, раз за разом преподносящая свою чувственность на алтарь желания своего мужчины, жаждущего её, произносит эти слова с особым, непередаваемым словами, придыханием.

ЛИЦА
«Знаешь, порою глядя на лица людей, становится как-то не по себе. Они все такие разные и в то же время временами начинает казаться, что есть в них что-то общее. Точнее, не во всех, но, если можно так выразиться, в группах лиц. Есть лица молодые, задорные. Они словно источают радость и надежду. Некоторые исполнены очарования. Другие вечно готовы к борьбе, причем не имеет значения, к какой именно и за что, ибо для них борьба – это образ жизни, они просто не могут не бороться за место под солнцем. Но куда уходят все они? Куда уносят годы эти образы? Почему Время стремиться изувечить их? Когда-то и я был таким как они – преисполненным радости в ожидании счастья».

СНЕГ
Ещё одна холодная зимняя ночь. Она одна. Несмотря на снегопад, окно в комнате открыто. Хочется плакать. С трудом сдерживая слёзы, она наблюдает, как снежинки, падая замысловатыми траекториями, покрывают землю, касаясь подоконника, иногда влетая в окно и через секунды превращаясь в ничто. Она настежь открывает окно и в мгновение ока морозная ночь овладевает ею. Сквозь прозрачную ткань ночной рубашки она чувствует прикосновения зимы.
Он ушёл. Вновь. Впрочем, она прекрасно понимала, что иначе быть не могло. Сегодня, когда он в очередной раз покидал её, она, чуть не плача, прижималась к нему всем телом, не желая отпускать. Слова, произносимые ею сквозь всхлипывания, хирургическим скальпелем разрезали его душу. Он обнимал её, целовал чуть намокшие и начинавшие краснеть миндалевидные, чуть на тюркский манер раскосые, прорези души, в которой он утопал, вяз, погибал и возрождался. Если бы она могла знать, каково бывало ему в такие мгновения. Он не находил нужных слов и она чувствовала, что он сам едва сдерживается, чтобы не заплакать. Она часто называла его «любимым мальчиком», несмотря на то, что была младше него на год. Он всегда казался ей немного ребёнком, но не потому, что был наивен, глуп или лишен способности рассуждать здраво и по-взрослому, но потому, что был чист. Уже при знакомстве она обратила внимание на эту его черту, столь редко встречающуюся среди мужчин и которую лично она никогда не замечала у тех, с кем сводила её судьба до него, тех самых, мысли о которых после знакомства с ним одинокими ночами частенько причиняли ей душевный дискомфорт по той простой причине, что она очень хотела бы повернуть время вспять и вырвать все эти страницы из книги своей жизни. Она и сама ему признавалась в том, что именно его безукоризненность не позволила ей ещё на заре их общения сделать шаги, которые она не преминула бы сделать не задумываясь с любым другим мужчиной. Впрочем, позже она начала понимать, что с другим мужчиной подобные радикальные меры и не понадобились бы, поскольку она, как сейчас стало ясно, никогда и никого не любила до него. Она поражалась его «человеческой уникальности», как она однажды написала в одном из писем. Ей ничего не стоит заполучить его всецело, разрушив его семью и всё, что составляло так называемую «жизнь до неё», однако, его порядочность и человеческое целомудрие не позволяли ей так поступить. В этой патовой ситуации ей не оставалось ничего другого как смириться с данностью. И хотя религия говорит нам, что смирение дарует успокоение, она никак не могла последнее обрести, будучи вечно терзаемой своими мыслями.
«Ветер, друг мой, погоди, меня с собою забери» - эти строки, пришедшие ей внезапно в голову сейчас при виде заснеженной улицы и горящих фонарей, однажды отправил ей телефонным посланием он. Да, в эти мгновения одиночества она очень хотела бы быть унесённой ветром. Но не куда-то в неведомую даль, а к нему. Она представляла себе его лицо, когда он начинал целовать её подбородок и шею, застывая в ней вслед за кульминацией. Патокой разливалась нежность, выдворяя сомнения и боль. В такие мгновения, когда он находился внутри, ей хотелось вырваться за пределы Времени и Пространства, разорвать неистовым стремлением глию дней и ночей и прорвать с ним вместе замкнутый круг Колеса Сансары, обретя бессмертие.
…“Sympathy” тихо звучит в динамиках…
Полные губы, которые ей нравилось в некоем пароксизме баловства покусывать, едва касаются её плеч. Он не покидает её, оставаясь в ней. Её шёпот ласкою раскрывает двери тишины: «не выходи». Мужское тепло разливается в ней. Каждой клеточкой своего женского естества она с ним.
“Velvet road”.
Ему нравится эта вещь. Вчера они занимались любовью под эту музыку.
«Тебе не холодно?» - у самого уха звучит его приглушённый голос. «Нет, конечно, любимый. Разве мне может быть холодно, когда ты со мной, пока ты во мне и я чувствую тебя?».
На несколько секунд в комнате полновластно воцаряется музыка, пронизывающая пространство сквозь едва различимое на заднем фоне дыхание мужчины и женщины.
Очень часто, лёжа в одиночестве в постели, она всю ночь напролёт вспоминает мельчайшие детали их тайных свиданий – все слова, произнесённые ими, все жесты, все взгляды. Ей нравится вновь и вновь переживать эти минуты и часы.
Измождённая, уходя в келью воспоминаний, фантасмагорий и утопий, она начинает ощущать его пальцы на губах – они соскальзывают чуть ниже к её подбородку, а затем медленно устремляются вдоль изящной шеи к груди. Она уносится в обволакивающий мир грёз.
Где-то вдали, - почти в другом измерении, - “Ma reverence” плавно переходит в безмолвие.

ЭХО ИЗ ПРОШЛОГО
«…сегодня я оказался в университете. Окунулся в сумеречную зону памяти. Столько воспоминаний связано с этими местами. В стенах старой “alma mater” прошли шесть лет жизни. Сессии. Свидания. Поцелуи. Посиделки с девушками в пустых аудиториях на последнем этаже. Зачёты. Первая любовь. Да, да, не смейся. Любовь на расстоянии. Первая сигарета в ожидании её. Всё, что сейчас, по прошествии стольких лет вызывает добрую улыбку и светлую грусть…».

ПЕРВОЗДАННЫЙ ХАОС
Капля за каплей нисходит жажда, обжигая плоть желанием. Тело наливается титановой мощью, разрывающей проникновением.
Шёпот. Всхлип. Междометия.
Нежно и одновременно безумно он впивается в её обнажённые плечи. Горячие ладони жадно касаются податливого женского тела, жаждущего мужской силы. На мягком старинном ковре в квартире, затерявшейся в старом городе, под отдалённые звуки автомобильных сигналов и людской сутолоки разворачивается очередной эпизод ещё одной истории любви.
Двое погружаются в тайну.
Надрывный шёпот.
Одержимостью он обжигает её. Она безропотно позволяет ему подчинить себя. Внезапной вспышкой её лёгкий вскрик устремляется к артесонадо. Застыв на мгновение, он начинает ласково покрывать поцелуями лицо. Едва касаясь поверхности кожи, горячее мужское дыхание стелется вдоль выи. Зарываясь с головой во флером расходящийся изысканный парфюм, он дышит ею. Резкость перемежается трепетной лаской. Содрогаясь, она изнемогает от проникновений. Толчки отдаются блаженством, погружая её в первозданный хаос осязаемости бытия.

ЛЕТНЯЯ НОЧЬ
Душная летняя ночь рисовала реальность отдалёнными сигналами автомобилей и звуками праздной суеты ночной жизни. На расстоянии телефонного звонка от него она скоротала очередной свой день. Разница во времени усугубляла ситуацию тем, что из-за неё она не могла жить хоть и на расстоянии, но хотя бы синхронно с ним: слышать его голос по утрам, обмениваться сообщениями в течение дня, отпуская его лишь после окончания работы и начинать готовить ужин, представляя, как он сейчас едет домой. В эти мгновения она завидовала той, что была с ним рядом. Она сама хотела ждать его, встречать, открывая ему дверь, целовать его, накрывать на стол, пока он переодевается и о чём-то шутит по дороге в ванную комнату, а затем болтать о пустяках во время ужина.

ГОЛОСА
Ты вновь услышишь голоса. Тех, кто был дорог. Небеса раскроют двери пред тобой. И тайны тайн коснёшься ты. Воскреснут все твои мечты. Наполнив душу добротой.

ЗВЁЗДЫ
Стоя на балконе и мысленно устремляясь к свету далёких звёзд, он курил очередную сигарету, жадно втягивая Diablo Rosso, думая о ней и пытаясь представить, чем она занимается в эти мгновения.

ДИССОНАНС
Какой-то странный мир глядит в недоумении из глубин моего физического «я», из глазниц, пустотами рассечённых на моём лице. Нет во мне ничего моего. Я каждый раз ловлю себя на чужих мыслях, беседую и даже полемизирую на чуждые мне темы, вижу чужие сны, читаю не интересующие меня книги, смотрю фильмы, которые не понимаю, слушаю музыку, в которой не смыслю, занимаюсь делом, в котором не разбираюсь, разражаюсь диатрибами в адрес чужих негодяев и панегириками в адрес чужих героев.

ЗАКАТ
Миражами предстаёт прошлое. Кругами на воде тают секунды. Монитор компьютера едко мерцает в полумраке. Она порывается что-то набрать на клавиатуре. Внезапно зазвучавшая музыка заставляет её застыть неподвижно. Это была та самая песня, которую когда-то отправил ей он. Она отстранилась от компьютера и, чуть зажмурившись, начала погружаться в прекрасный, безмятежный мир, что рисовался гармониями. Краски стали размываться, закат в апофеозе своём наполнял комнату тишиной, с которой звучавшие в эти мгновения последовательности аккордов абсолютно не диссонировали, но сливались в некоем неповторимом тандеме. Сейчас, впрочем, как всегда в эти бесконечные закатные часы, ей ужасно не хватало его ласковых прикосновений, трепета его чутких пальцев, шёпота сквозь бесплотный тремор любви и нежности.

ФРАГМЕНТ НЕ ОТПРАВЛЕННОГО ПИСЬМА
«…ни строчки. Ни вздоха. Каторга ожидания. Напряжение сквозь полудрёму. Тени на потолке. Смерч видений. Одиночество во мраке. Пустая комната. Без тебя. Рой вопросов. Музыка. Ты. Вновь музыка. Ночь бязью ложится рядом. Твой заплаканный голос. Слышу снова и снова. Слова. Боль. Твоё лицо. Побудь со мной. Не плачь. Будь моей. Душа на распашку. Скрип дверных петлей. Меня здесь больше нет. Ушёл. Жив лишь мечтой. Вздох. Нет слёз. Нет боли. Только ты и я. Нежность. Мир. Дыхание. Мы. Вечность».

МУЗЫКА
Холодное дыхание Пустоты. Ночь, сотканная светом звёзд, сливается с Музыкой. Истинная Музыка есть нечто на грани между безмолвием и многообразием звуков. Музыка должна быть проникнута тишиной, ибо лишь незамутнённость мира, воспринимаемого слухом, способна дать жизнь тому, что стоит услышать.

ОСМЫСЛЕНИЕ
Фантазия рисует волны, набегающие одна за другой, чтобы утешить утомлённую тысячелетиями земную твердь. Одинокие корабли исчезают во мгле памяти. Ты запутываешься в неводе лжи и подозрений. Хотя есть крохотная надежда, что стихия, сжалившись, выбросит тебя на остров, дабы ты посвятил остаток своих дней либо борьбе за выживание, либо же осмыслению не подлежащего осмыслению.

РЫВОК
Когда хочется плакать, улыбнись. Ты многого не понимаешь, совершаешь ошибки и хочешь производить впечатление на окружающих. Увы, тебе тоже не чужды качества и стремления, которые ты всегда порицал в других. Наверное, неприятно обнаружить то же самое в самом себе? Даже будучи жалким, можно, тем не менее, попытаться выйти за пределы собственной ничтожности, первым делом осознав таковую. Поверь, этот рывок даст хоть какой-то шанс вырваться из этой трясины.

ПОТЕРЯННОСТЬ
Когда Вечность заглядывает в тебя, становится страшно. Словно неведомое будущее предстаёт пред тобой огромным телеэкраном, на котором ты видишь себя покинутым, разочарованным и обессиленным.

“WHEN THE LOVE FALLS”
Умывшись светом. Сбросив груз морщин. Ты. Как всегда один. Шагнёшь в долину грёз. Оставив позади. Тоскливый шёпот слёз.

СТРУКТУРА
Одинокий. Он вновь сидел перед ноутбуком, вперив взгляд в монитор и положив пальцы на клавиатуру. Прошло минуты две, прежде он решился набрать первые строки:
«Сухой мыслительный процесс. Рождается костная структура. Но она не обрастает упругостью мышц и мякотью тканей и жиров. Лишь мысли, сменяющие друг друга. Обнажённая пустыня мыслей без единого деревца художественных образов, без прохладных оазисов романтики и ни капельки живительной влаги фантазии».

ЧУВСТВА
Весна обрушилась на них с такой силой, что, оказавшись лицом к лицу с прессингом чувств и эмоций, они, ничтоже сумняшеся, мгновенно капитулировали. Пасмурный мартовский день коренным образом изменил и его жизнь, и его восприятие мира, и его мысли, и его желания. Ушло одиночество, но оно сменилось болью разлуки и эмоциональным коллапсом. «Что день грядущий нам готовит?» стало вопросом, которым он всё чаще и чаще задавался. Ему было невыносимо тоскливо, но при этом он понимал, что иначе он просто не смог бы поступить. Сказать «я сделал свой выбор» он не мог, так как прекрасно понимал, что выбор был сделан самим провидением, что иначе просто не могло быть. В тот момент, когда он писал ей первые строки, он ещё не знал, что рукой его водила некая могущественная Сила, что творит и рушит жизни, имени которой нет, и что первые слова, набиравшиеся им, дабы быть отправленными ей, в те самые секунды вписывались в Книгу Судеб. История народов и государств пишется железом и кровью, их же история писалась той, самое существование которой некоторыми ставится под сомнение.

СЕРДЦЕ
Жаркая июльская ночь вползала в окна. В течение последних месяцев он медленно и мучительно начинал осознавать, что становится чужим в собственном доме, отдаляясь от всех и замыкаясь в своём мире, там, где с ним была она. Душа разрывалась на части от безысходности и одиночества.
От сигарет и спиртного у него охрип голос. Лёгкое головокружение, тяжесть в голове, ощущение сухости во рту и вечная жажда дополняли картину. Однако всё было ничтожно в сравнении с сердцем, обливавшемся кровью. «Будь моей. Не покидай меня. Пусть на расстоянии телефонного звонка, но только будь со мной, потому что если ты когда-нибудь оставишь меня, жизнь моя погаснет как свеча, которую в своих руках держишь ты» - про себя повторял он как заклинание, лёжа во тьме. Несмотря на километры между ними и обстоятельства он был счастлив от осознания того, что она была в его жизни, что он был ей нужен, что она любила его, что она стала его жизнью бесповоротно и навсегда.

БЕЗ НЕЁ
«Мир живёт томлением и усталостью, полный жажды познания и отчаяния. Желания! Способен ли человек противостоять им? Где пролегает грань между мечтой и реальностью? И почему такая грань вообще должна существовать? Мы видим сны во сне, пробуждаясь каждый раз к новым снам. Но так прекрасен этот далёкий мир, созидаемый силой воображения, так хочется кануть в нём, выйдя за пределы времени» - так он думал, коротая очередную бессонную ночь без неё.

ОДИН
Сидя в очередной раз перед монитором поздней ночью, он набирал какие-то предложения, даже не будучи уверенным в том, что когда-нибудь вообще их кому-то отправит. Томление подстёгивало его. Впрочем, иного выхода не было: ему хотелось простого человеческого общения, будучи же одиноким, он не мог не создавать такого рода иллюзию, поскольку, -подобно всем остальным, - был «животным общественным», как писали классики. Текст клеился быстро и без напряжения, словно разговор с близким по духу человеком:
«Пока тебя нет, я общаюсь с самим собой. Отправляя тебе какие-то фрагменты, я создаю иллюзию присутствия по ту сторону листа. Нам свойственно создавать иллюзии, критиковать, злиться и не понимать. Мне хочется, чтобы меня услышали, кому-то хочется быть счастливым, третьему - понимания, четвертому - просто денег и власти. Многим хочется ещё и признания. Мы всегда чего-то желаем, к чему-то стремимся (даже не отдавая себе в этом отчет). Если бы я, ты или кто-то другой не создавали иллюзий, жизнь стала бы невмоготу. Наша жизнь суть вечный процесс мифотворчества. Каждый из нас является сказителем, создателем собственных басен, песен и легенд. В противном случае мы рискуем оказаться в Пустоте. Вакуум нас пугает. Энергия не исчезает. Таким образом, не растворяемся во Времени и мы. Разве не так? Так хочется в это верить. Что есть Смерть? Переход в иное состояние? Соприкосновение с Нетленным? Возвращение? Мы поклоняемся богам, верим сказкам и следуем ритуалам. Поток сознания уносит меня. Уносит в Никуда. А где это - "Никуда"? Где эта загадочная страна с таким странным названием? Мы всю жизнь движемся в Никуда, но так и не узнали, где оно находится. Пока играет музыка, мир не кажется таким уродливым. Звуки наполняют пространство гармонией и покоем. Нисходит благодать. На плечи теплым покрывалом ложится светлая грусть. Лицо покрывает тончайшая пелена отстраненности. Ты задёргиваешь занавеси на окнах. Мир остаётся вне пределов досягаемости и с каждым новым витком мелодии трансформируется в Небытие».

ЗАГНАННЫЙ
Нет ничего прекраснее и мучительнее ночного бдения. Оно причиняет боль, поскольку нет рядом её, но оно же позволяет оставаться наедине с самим собой вне повседневной суеты.
Светом далёкой звезды она каждую ночь приходит к нему, плавно опускается на край кровати, берёт его ладонь в свою и, покрывая его благоуханием, уветливо целует.
Мир стал ему не мил, так как они не могли быть вместе. Лишь под покровом тьмы он уходил в свои грёзы. Там они были неразлучны. Там она касалась его лица, мягкие подушечки её пальцев скользили в волосах. Разрываясь между долгом и зовом сердца, он всё больше терял покой, начиная метаться подобно загнанному зверю.

НОЧЬ В ПАРКЕ
Алкоголь и сумеречное одиночество полупустынного нагорного парка обострили его восприятие. На высоте холодный ветер сочетался узами безвременья с пустотой красок ночного города, казавшегося с высоты птичьего полёта далёким и сюрреальным. Растворяясь в этом вселенском дыхании под звуки музыки, которая так нравилась ей, медленно и мягко памятью он вновь рисовал их редкие встречи, задумчиво вопрошая небо: «За что? За что Ты даруешь счастье любить и быть любимым, но втискиваешь в мучительное прокрустово ложе безвыходности? Ради чего Ты разлучил нас когда-то, чтобы свести вновь? Почему столь жестоки правила Твоей игры? Какой грех мы должны искупить, прежде чем заслужим право быть вместе? Сколько ещё жизней нам искать друг друга, находить, страдать и терять?». Физическую боль можно локализовать, боль же душевная становится адом, ибо границ не имеет.

«ГИБЕЛЬ ИМПЕРИИ»
- Знаешь, я ведь ужасно боюсь потерять тебя.
- В каком смысле?
- Например, просто позвонить однажды тебе и услышать, что твой телефон отключен.
- Поверь, этого никогда не случится. Сама я никогда не покину тебя.
- А как ты можешь меня покинуть? – в его тихом голосе почувствовалось лёгкое напряжение, мелькнувшее ожиданием неумолимого приговора.
- Никак.
Молчание. Тиканье часов.
- Спасибо тебе.
- Это тебе спасибо. Если бы не ты, я бы прожила свою жизнь, так и не поняв себя. Благодаря тебе я многое увидела в ином свете. Я ведь была другой. Ты изменил меня. Вдохнул в меня смысл. Порою мне кажется, что до нашей встречи я была как бы не совсем человеком. Просто. Была женщиной, которую хотели мужчины. Я ведь понимала, что им от меня было нужно. Я жила как-то не так. Наверное, я жила неправильно.
Он ещё крепче прижал её к себе, продолжая шептать:
- Прости за банальность, но я действительно не понимал, насколько пуста была вся моя жизнь до того дня, как я встретил тебя.
- После смерти я буду твоим ангелом-хранителем.
Окна. Город.
Кодой застыло движение времени.

«THE DRESS»
Исполненный Неведомого мир теней временами даёт о себе знать. На поверхности кажущейся спокойной глади сознания начинают появляться странные образы. Прокладывая себе дорогу сквозь иллюзорный свет, рисуемый обыденным восприятием, они, - дети мрака, болью и страданием рождённые в неизведанных глубинах первобытного хаоса, - появляются античными титанами, разрывая в клочья ткань бытия. Рвутся покровы, казавшиеся когда-то прочнее небосвода, рушатся бастионы Рацио, уступая натиску Бессознательного, Тайных Желаний и Тьмы, что царит вне Времени.

СУМЕРКИ
«…позволь взять твою руку и начать путешествие в сумеречную зону, где прошлое и будущее сплетаются в вечное настоящее. Музыка. Одиночество. Тьма. Отчуждение. Мысли о тебе. Ещё одна ночь моей жизни. Нужные слова умирают, не родившись. Несмотря на то, что мы с тобой разговариваем каждый день, мне до сих пор болезненно не хватает общения с тобой. Удивительно, но мне, оказывается, всё ещё нужно о многом с тобой поговорить. Тет-а-тет. Видя тебя перед собой, слыша твоё дыхание и вглядываясь в тебя сквозь свежесть осенней тишины, когда северный ветер стучится в окна и небо плачет, омывая своей печалью улицы старого города. Я не умею лицемерить и не хочу этого делать. Наверное, в душе я до сих пор в чём-то остался ребёнком, будучи не способным в людском мире многое понять. Но я хочу любить и быть любимым.
Большую часть жизни я чувствовал какое-то странное одиночество и жил в вымышленном мире книг, музыки, мыслей и фантазий, предпочитая общению с людьми общение с тенями. До нашего с тобой знакомства мне казалось, что я никогда не найду родственную душу и буду вечно пребывать в одиночестве. Надевая маски, я пытался быть как все. Мне кажется, все эти годы ты незримо жила в моём мире. Ты стала для меня Откровением. Я почувствовал себя живым, ощутив, что значит дышать полной грудью и видеть мир во всём многообразии красок и звуков. Я устал жить в обители Серых Теней. Ты стала моим Солнцем и я хочу, чтобы ты всегда дарила мне своё тепло и свет. Без тебя мне нет жизни. Мне хочется банального семейного счастья с тобой. Я хочу дарить тебе нежность, внимание и заботу, любить тебя и быть любимым тобой. Хочу ребёнка от тебя, и, как ты однажды верно заметила, хочу спустя годы встретить старость вместе с тобой».

ССОРА
- Ты ведь понимаешь, что разрушить доверие ничего не стоит, но восстановить его после этого почти невозможно. Человек, обманывающий в мелочах, способен и на большую ложь.
Она молчала.
- Какого чёрта? Почему ты так поступаешь? Ведь ты просто могла мне сказать, зная, что я всё равно не отказал бы тебе. Мне обидно не из-за того, что ты сделала что-то, что мне не нравится, а потому, что пыталась скрыть это от меня. Я не понимаю этого. Ведь я люблю тебя. Никто не может так унизить мужчину, как любимая им женщина. Неужели ты этого не понимаешь? Пойми, никто в целом свете не может причинить мне ту боль, которую можешь причинить мне ты.
- Ты хочешь сказать, я хочу тебя унизить? - её голос зазвучал чуть выше нужного в его понимании для данной ситуации.
- И ты ещё смеешь злиться на меня?
Она почувствовала неприятные жёсткие нотки в его голосе. Едва заметно прищурившись, он холодно и пронзительно всматривался в неё.
- Прости меня, пожалуйста.
Виноватый её голос мгновенно вывел его из напряжения. Взгляд, секунды назад полный неприязни, оттаял. Он не мог долго злиться на неё. Наверное, она знала об этом и потому порою делала вещи, о которых сама же потом сожалела. Нет, конечно, она не делала ничего предосудительного, что могло бы его опорочить. Это были всего лишь шалости, однако, учитывая его требовательный характер, хватало и этого, чтобы заставить его злиться. Впрочем, при всём при этом, он был отходчивым человеком и совершенно не злопамятным. Тем не менее, его память хранила многие детали и эпизоды прошлого, которым другой человек, наверное, никогда бы не придал значения.
- Пойми, любящий человек хочет верить. Он не может не верить. Нельзя любить и не верить, так же как невозможно не верить и любить. Одно исключает другое.
- Прости меня, ради Бога.
- Ты хочешь, чтобы я чувствовал себя идиотом?
- Не говори так.
- А что мне остается делать? Поступая так, ты заставляешь меня чувствовать себя именно так.
- Любимый, я знаю, что иногда делаю что-то не подумав. Не держи на меня зла, ты же знаешь, что без тебя мне нет жизни.
Более не будучи способным играть роль обиженного мужчины, он, сев рядом с ней и притянув за плечо к себе, стал чуть касаться губами мочки её уха. Вдохнув полной грудью неповторимый запах своей женщины, он начал ласкать её волосы, буквально вдыхая в себя её шелковистые пряди.
- Я ведь люблю тебя.
- Знаю, малыш, знаю, - с какой-то грустью тихо произнесла она, положив голову на его плечо.
После того, как прикосновения его губ к её волосам стали более ощутимы, она, чуть приподняв голову, повернулась к нему.
- Ты для меня всё! Понимаешь? Ты понимаешь это? Прости. Порою мне становится так стыдно из-за глупостей, которые я совершаю, не подумав. Прости. Я люблю тебя.
Её шёпот теплом ласкал его лицо, пока она, не переставая что-то едва различимо произносить, покрывала поцелуями его шею, скулы, лоб.
- Кстати, - уже окончательно изменившимся тоном начал он, - давай я тебе поставлю музыку. Мне вчера привезли очередной заказ в пополнение моей и так уже необъятной коллекции.
Улыбаясь, словно ничего не было, и будто бы это не он две минуты назад чувствовал себя самым несчастным человеком на планете, он встал с дивана и направился в сторону стереосистемы.
- Ты как ребёнок, - отвечая ему улыбкой, произнесла она.
- А что делать? Даже умирая, я буду, наверное, таким. Видимо, я неисправимый подросток.
- Мой любимый подросток.
Он что-то искал в своей музыкальной коллекции.
- Ты потрясающий человек. Знаешь, я не перестаю удивляться тебе. Ты такой хороший.
- Это ты делаешь меня таким, - чуть обернувшись к ней и продолжая перебирать какие-то компакт-диски, ответил он, вновь улыбаясь ей своей по-детски невинной улыбкой.
- Да, нет, ты всегда был таким. Ты просто не отдаешь себе в этом отчёт.
- Что же, оказывается, я большой ребёнок. Усыновишь меня?
- А я уже давно тебя усыновила, - поджав под себя правую ногу и влюблённо глядя на него, ответила она.
- Даже так?
- А ты как думал? По настоящему любящая женщина воспринимает своего мужчину и как ребёнка, и как самого интересного собеседника, и как самца, и как своего повелителя, и как… ну, в общем, тут можно долго продолжать… я имею в виду, что если у женщины есть тот самый, её единственный мужчина, она, не видя вокруг себя других мужчин кроме него, в то же время воспринимает его в самых разных ипостасях, но при этом целостно.
Она улыбалась.
- О! Да ты философ в юбке!
- А ты случайно не знаешь, что философы носят под юбками?
Детская улыбка на её лице сменилась женственно-кокетливым изгибом линии рта. Она чуть надула свои l;vres sensuelles, зная, что ему нравится смотреть, как они едва-едва соприкасаются, не смыкаясь до конца.
- Боже, сколько у Вас талантов, Миледи? То Вы философ, то ребёнок, то искусительница. Знаешь, начнем с того, что я, увы, не знаю женщин-философов кроме тебя, соответственно, я так же мало осведомлён относительно того, что они носят под юбками.
Его ответ раззадорил её.
- Ах, так! Тебе, значит, мало одной меня?
- Ну, знаешь, милая, философия настолько необъятна! Полагаю, что общением лишь с одним философом невозможно приблизиться к постижению предметов, ею исследуемых.
Компакт-диск был найден. Заиграла музыка. Он же, обернувшись к ней, улыбался, изобразив наигранную нагловатость и сложив руки на груди.
- Ну вот, видишь, теперь из моего ребёночка ты превращаешься в самца. Я уже вижу это по твоей ухмылочке и взгляду.
- Какие, однако, метаморфозы.
Низкий грудной голос игриво проскользнул сквозь музыку.
Она улыбалась. Вытащив подвёрнутую под себя минуту назад ногу и спустив ступни на пол, она облокотилась о спинку дивана, закинув голову.
Наблюдая за её передвижениями, он медленно направился к дивану.
Музыка. Солнечный день конца октября. Открытое окно. Свежесть, крадучись пробирающаяся в комнату дыханием космоса. Двое на диване. На ковре. Руки и ноги сплетаются в первобытном танце. Шуршание не снятой одежды. Надрывный шёпот, переходящий в стон.
- Я люблю тебя.
- А я тебя.
Они дышали в унисон.
- Почему-то, когда ты меня злишь, я хочу тебя ещё сильнее. Причём хочу тебя грубо! Вот так!
Она чуть вскрикнула от его резкого движения.
- Может, мне иногда злить тебя намеренно? Ах! - она вновь вздрогнула.
Не ослабляя прессинга, он продолжал сильно сжимать её в объятиях.
«…you are my Eden…»… и снова музыка… и снова осень… и ветер в пустоте…

ПАССИЯ
Какова наша природа? Кто мы? Откуда мы приходим в этот мир и ради чего? Что за сила движет нами? Только ли желаниями, корыстью и похотью мы живём? Есть ли иные горизонты, которых мы можем коснуться? Может ли человек уподобиться птице и, расправив крылья, унестись в небо навстречу божественному дыханию? А, может, нет нужды взмывать ввысь, дабы что-то понять, поскольку ответы сокрыты в нас? Думая о ней каждую ночь в вакууме одиночества, он не мог избежать подобных вопросов. Непонимание мира приводило его в недоумение. Он ли странен, или же это реальность столь гротескна? Наверное, в какой-то степени лишь умственное помешательство способно привнести в душу покой. Он всегда чувствовал какую-то отчуждённость в отношении мира. Непонимание лишало покоя. Ему ужасно не хватало её в такие моменты. Нежность её пальцев и её дыхание на его плече были лучшим лекарством от подобных метафизических терзаний.
Улыбнувшись, он вспомнил, как одна его давняя пассия однажды, лёжа с ним постели и выпуская дым сигареты, сказала, шутя, что он становится самим собой лишь когда учащённо дыша с каким-то полухрипом достигает кульминации, впиваясь почти зубами в её плечо, словно для того, чтобы не закричать от переизбытка сладострастия.
Откровенные фантазии всегда сводили его с ума. Будучи юношей, он, начитавшись романистов, философов и богословов, пытался подавлять в себе влечение к женщинам, стараясь быть выше (как ему казалось) похоти. Никому и никогда он не говорил о тех сценах, что рисовало его воображение, также как и о своих потаённых желаниях, предельная откровенность которых смущала его. Если женщина – это быстро действующий наркотик, вызывающий почти фатальную зависимость, то он был явно одним из конченых наркоманов. Он поражался тому, как можно восхищённо млеть под музыку Брукнера, заниматься историей, размышлять о написанном Спинозой, читать Булгакова и при этом быть одержимым непонятным с точки зрения Рацио, - так он считал, - и каким-то неизбывным влечением к женщинам. Неужели Смысл, который он осознанно и неосознанно ищет в себе и вовне, может находиться в мире сексуального?

ВОДА
«Так одиноко, а жизнь лишь череда бессмысленных мгновений», - с саркастичной ухмылкой прошептал (почти продекламировал) он, лёжа в полумраке ванной, пока прохладная вода из-под крана медленно стекала по его колену. Казалось, будто само Время касается его. Вспомнилось детство, когда он любил кончиками пальцев проникать сквозь эти воздушные бугорочки и возвышенности из пены и мыла. Каким безмятежным и чистым всё тогда виделось. Так часто ему впоследствии хотелось навечно остаться в том мире невинности и святости. Детство до сих пор жило в глубинах его души, но реальность вынуждала хранить его за семью печатями. Мир сказок и грёз не умер, просто он жил своей тайной жизнью, постоянно вступая в конфликт с реальностью. Об этом не знал никто, даже самые близкие. Ему часто казалось, что, наверное, он никогда не обретёт понимания и любви родственной души. «Время – Вода. А мы бумажные кораблики».

«ONCE IN THE STREET»
Прежде чем сесть рядом с ней, он включил музыку, которая очень им нравилась и она ненавязчиво зазвучала вдалеке, доходя до них будто бы из иного измерения.
- Но ведь я же с тобой. Почему тебе одиноко?
Она взяла его ладонь в свою.
- Ты же всё понимаешь. Я не могу сделать то, что мне очень хотелось бы сделать.
Он обнял её, почувствовав, как её губы касаются его щеки. Ему показалось, словно его сердце стали скрести острым краем ржавой консервной банки. Затем пришло столь знакомое ему в последние месяцы ощущение жжения в груди, которое постепенно локализовалось в области сердца. Чтобы немного привести себя в чувства он дважды сделал два глубоких вдоха в надежде таким образом избавиться от сердечной боли. В результате, хотя жжение и не прошло, приток кислорода, видимо в какой-то мере, положительно подействовал на него. Стало чуть легче дышать. Однако её всхлипывания выворачивали его душу наизнанку. Рубашка на плече немного увлажнилась от её слёз. В какой-то момент захотелось прямо сейчас испустить последний вздох, чтобы больше не мучаться.
У него бывали такие мгновения, когда становилось невыносимо сложно играть ту роль, которую по каким-то неведомым для него причинам ему предписала играть Судьба. Он разрывался между семьей и желанием быть с нею всю жизнь, никуда не уходя после их редких встреч и видя, как, поникнув, она провожает его в дверях. Он знал, что она старалась не плакать при нём, дабы не причинять ему боль. Но он также знал, что потом, после того, как он уходил, она частенько плакала в одиночестве, у открытого окна, часто под их любимую музыку, провожая его взглядом, который он чувствовал даже когда исчезал из поля её зрения.
Судьба рвала его на части. Жестоко и болезненно.
Горячее мужское дыхание коснулось нежной женской кожи. Вздрагивая всем телом, она плакала.

“LOST SONG”
Её утончённые пальцы ласкали его шелковистые жгуче-чёрные волосы, пока он льнул губами к её коленям, обнимая их и прижимаясь всем телом. Ладони устремились к её бёдрам. Пальцы стали касаться талии. Затем вновь опустились ниже. Он ласкал её мягко, словно боясь ненароком причинить боль. Нежил как ребенка - хрупкое, легко ранимое, обожаемое и боготворимое им существо. Его прерывистый шёпот обволакивал аурой. Взгляд устремился вверх, источая нежность и преданность. Никто и никогда не смотрел на неё так, как он. Он не глядел на неё плотоядным «хищником», испытывавшим физическое влечение (она прекрасно знала, что это такое, по сей день со всё большим отвращением вспоминая прежнюю свою жизнь и мужчин, удовлетворявших её некогда непомерное женское тщеславие).
- Иди ко мне. Покажи, как сильно ты меня любишь, - прошептала она, притягивая его к себе.
В её шёпоте было столько мольбы, трепетной ласки и трагизма, что он, медленно устремляясь к ней, не мог противостоять её просьбе. Двойственность, мучавшая его до последней секунды, в мгновение ока куда-то исчезла, словно растворившись в её мольбе, во взгляде, полном любви, желания и самопожертвования.
Она отодвинулась от края кровати ближе к изголовью. Нависая над ней, подбородком и носом он стал медленно расширять прорезь на чуть запахнутой блузке. Губы поволокой прошлись вдоль эфами выгнутых линий женского тела. Стали касаться лица. Бледной матовости сафьяновые покровы сходились с фалангами пальцев. Он ласкал её словно в последний раз.
- Ты - только мой, - прошептала она, проводя ладоням по его затылку, и пытаясь ещё ближе притянуть к себе.
Учащённо дыша, облаком умиления он поглощал её.
- Войди в меня, - легко касаясь краешками губ мочки его уха, прошептала она.
Она устала от ожидания. Каждый раз, когда он был с ней, она старалась подольше удержать его в себе даже после того, как они застывали в экстазе. Внимать ему чревом стало для неё жизненной необходимостью. Это была странная, никогда прежде не фиксировавшаяся её сознанием, естественная потребность, на подобии потребности в питье и еде – потребность ощущать его в себе как можно дольше. В эти моменты её желание тотального обладания им на какое-то время оказывалось полностью удовлетворённым. Всё остальное в мире лишалось для неё какого-либо значения.
Наконец, он вошёл. Реальность приобрела осмысленность, мир перестал казаться циничным и гротескным. Ещё не двигаясь, он уже был внутри. Она стала жадно целовать его. В его движениях не было наигранной юношеской угловатости, неловкости, не было животного натиска с налётом грубости, так порою нравившихся ей. Он касался её подобно тому, как далеко в хрустальном небе над умиротворённой водной гладью чайки касаются крыльями облаков в ясный день.
Сквозь шёпот она прижимала ладонями его голову к себе и льнула к нему всем телом, покрывая поцелуями уста и вежды. Он не мог насмотреться на неё, она же блаженствовала, когда в моменты близости он не сводил с неё взгляд. В такие мгновения она тонула в бархате его вселенной, обжигаясь, теряя покой, но одновременно погружаясь в странное умиротворение. Ощущение его тела на себе было самой прекрасной и самой желанной ношей, которую она хотела бы нести на себе всю жизнь. Их губы вновь соприкоснулись. Он двигался в ней медленно, иногда застывая на несколько мгновений.
- Ты только мой и принадлежишь лишь мне! Ты слышишь меня?
Её слова сводили с ума.
Универсум любви был пронизан какой-то изначальной, идущей от зари веков болью, без которой, наверное, немыслимы людские отношения. Картина была настолько сюрреальной, что, не будь они сами виновниками происходящего, то ни за что и никогда не поверили бы, что такое вообще возможно между мужчиной и женщиной: когда в моменты близости двое могут шептать друг другу беспрерывно слова любви, будто опасаясь не успеть сказать всего самого важного перед смертью или долгой разлукой.
Дыхание.
Ветер.

НОЧНОЕ ПОСЛАНИЕ
«Спиртное, а затем музыка усугубили моё и без того шаткое душевное состояние. Не могу без тебя. Не жилец я на этом свете. Ты приручила меня как щенка. Я не узнаю себя и себе более не принадлежу. Мне нужно твоё внимание, твоя чуткость. Хочу положить голову тебе на колени и почувствовать твоё тепло, твои ладони на лице. Мне плохо без тебя. Знаю, что мужчине не подобает плакать, однако, оказалось, что есть вещи сильнее меня. Увы, ничего не могу с собой поделать. В этом мире лицемерия, низости и корысти я хочу оказаться в тихой гавани твоей любви. Прими меня таким, каков я есть. Мне не прожить без тебя».

АССОЦИАЦИИ
«Вечность есть играющее дитя, которое расставляет
шашки: царство над миром принадлежит ребенку».
(Гераклит Эфесский)

«Весь день слушаю две вчерашние песни. Так получилось, что именно под эту музыку я написал все фрагменты, Когда будешь читать, если захочешь, включи эту музыку. Может, она поможет ярче воспринять текст, усилив эффект от прочтения. У меня так бывает. Очень многие прочитанные мною книги ассоциируются у меня с какой-нибудь музыкой и каждый раз когда я где-нибудь слышу ту или иную музыку, в моей памяти сразу же воскресают какие-то почти забытые страницы, а точнее – настроение, которое я переживал в те, казалось бы далёкие и долженствующие быть уже забытыми мгновения».

ЧУЖОЙ
«Чужой. Всегда и повсюду чужой. Нет тебе места среди людей. Кому вообще нужна твоя жизнь? Наверное, лишь твои мать и отец страдали бы, покинь ты этот мир преждевременно и внезапно» - подобные мысли не в первый раз посещали его. Его собственный ребёнок ещё мал и ничего не понимает. Уйди он из жизни, малыш даже не узнал бы об этом, а впоследствии никогда бы и не вспомнил о нём. Эта пропасть между ним и окружающими ошеломила его. Жаркой июньской ночью под звуки города, проникавшие в комнату через открытые окна, и музыки далёкого прошлого, сжав до боли челюсти, он едва сдерживал себя от того, чтобы не заплакать как мальчишка. Хотелось выть, дабы хоть как-то заглушить боль. «Помнит ли обо мне она? Вспоминает ли меня?» – терзал он себя, уткнувшись в подушку. Изнывая от фрустрации, он ощущал лишь присутствие безответных вопросов.

ВЕЧЕР
Жаркий вечер конца августа источал зной, вызывая жажду выпить чего-нибудь прохладного и освежающего и желание поскорее добраться до дому, закрыв за собой входную дверь, сразу же включить кондиционер, по пути сбрасывая с себя тот небольшой багаж одежды, который люди носят на себе в период летнего пекла, ворваться в ванную, принять холодный душ, обтираясь полотенцем при выходе из ванной, устремиться в комнату, включить любимую музыку, задернуть шторы, чтобы хотя бы на время «выключить» шум и краски мира за окном, улечься на диване и погрузиться в сладкую истому грёз, представив себя художником, рисующим силой воображения собственную реальность в контексте звукового пространства, создаваемого музыкой.
Несмотря на всю рискованность предприятия, они всё же решились вечером выйти прогуляться. Ей хотелось пройтись по знакомым улицам и улочкам старого города, в котором она не была уже очень давно. Ночь над городом воцарилась после девяти. Именно в это время, - под покровом тьмы, - они решились на небольшую экскурсию в Прошлое. Некие фразеологически не фиксируемые ощущения, странным образом вечно живущие в каких-то закоулках памяти, всплывали на поверхность.
Невзирая на «покровы тьмы», современный город никогда не создает полноценных условий для двух людей, желающих, казалось бы, малого – просто уединиться в тишине, предавшись воспоминаниям и разговорам.
- Это все равно, что кричать в пустоту в надежде, что тебе откликнуться.
Он улыбнулся. Вдали раздавался грохот музыки из раскрытых дверей автомобиля, кто-то громко разговаривал в хмельном угаре, послышался вульгарный женский смех.
- «Плебсократия» - символ нового тысячелетия.
- Ну, не будь таким…
- Каким «таким»? Занудным?
- Прекрати. Я не это хотела сказать.
Он игриво притянул её к себе и поцеловал в щёку. Она улыбнулась. Его рука коснулась её талии:
- Тут ступени, будь осторожнее, - удерживая её за талию, прошептал он у самого уха.
Предупреждение прозвучало как раз вовремя, так как, в эти самые мгновения она не смотрела под ноги, с любопытством оглядываясь на недавно построенные здания и какие-то непонятные учреждения, выросшие за последние несколько лет, она пыталась найти хоть какие-то точки соприкосновения между тем городом, который она когда-то хорошо знала и в котором прошли её детство и школьные годы и тем странным местом, в которое он превратился сейчас усилиями нечистых на руку корыстолюбивых дельцов всех мастей, рангов и должностей.
- Что будет, если постучать в дверь, которой нет?
- Ты меня спрашиваешь?
- Да, нет, разговариваю сам с собой.
- Это мне напомнило одну загадку… ты должен её знать… как звучит хлопок одной ладонью? Помнишь?
- Милая, ты увлеклась коанами? Хочешь достичь просветления на ниве Дзэн?
Его ироничный, но предельно вежливый тон вкупе с улыбкой вновь, как и в день их знакомства очаровали её.
- Всё может быть, мой умница… ой, или моя умница…
- «Мой умник», думаю, будет правильнее.
Она засмеялась.
- А есть что-то, чего ты не знаешь?
- Прекрати, маленький льстец… или, может… маленькая льстица…
Она обожала наблюдать за ним. Ей нравилось всё – видеть, как он улыбается, вникать в его размышления, слышать его дыхание.
- Скорее львица. И отнюдь не маленькая. К тому же с острыми «когтями», которые она может использовать против других…
- «Львиц» ты хотела сказать?
- Что-то вроде этого.
- Впрочем, других львиц не существует, ибо…, - он намеренно затягивал паузы между словами, - в этом царстве есть лишь одна единственная королева – ты!
- Ну, вот, а теперь ты льстишь мне.
Они улыбнулись друг другу.
Сидя на высоте вдали от шумного города, и растворяясь в звуке собственных голосов и шелеста листвы, они беспрестанно о чём-то шутили подобно влюблённым школьникам, только-только открывающим для себя таинства любви и притяжения, рассказывая друг другу о днях минувших и радуясь редким мгновениям, когда они могли быть вместе.
Было очень жарко. Временам он казался ей излишне настороженным, так как опасался, что их могут увидеть. Однако, так порою хотелось отрешиться от всех этих мыслей, от навязчивых страхов, от необходимости соблюдать всевозможные меры предосторожности и просто наслаждаться обществом друг друга.
Она прижалась к нему и он почувствовал, как мягкие губы нежно коснулись его щеки.
- Ты хочешь меня возбудить? - прошептал он.
- Нет, я пытаюсь постучаться в закрытую дверь, которая стоит посреди открытого поля.
- О, а это уже сцена из Антониони.
- Верно.
- Неужели я ассоциируюсь в твоём воображении всего-навсего с закрытой дверью? - шутливым тоном произнёс он.
- Нет, ты для меня - открытая книга, которую я не устаю перечитывать снова и снова, открывая для себя каждый раз что-то новое.
- Выходит, я твоя настольная книга?
- И не только настольная, но ещё и напольная… и постельная… и прикроватная… и…, - медленно растягивая слова, зашептала она, прильнув к нему.
- Но ты же прекрасно понимаешь, что читать лёжа чревато ухудшением зрения.
- А кто сказал, что я читаю лёжа? Лёжа я…, - мечтательно начала она, однако, он не дал ей договорить, коснувшись её тёплых и податливых губ.

СОН
Холодное ночное небо, окутанное безмолвием, падает на плечи. Изнемогая под грузом горнего бремени, сгибая ноги в коленях, человек начинает клониться к земле. Руки сводит судорогой от тщетных попыток остановить падение. Затем раздается треск черепной коробки и хруст шейных позвонков, ломающихся под тяжестью небосвода. Рвутся ткани, лопаются сосуды и кровь начинает потоками стремиться из носа и ушей. В конечном итоге на колени с треском падает груда костей, еле затянутых в сухожилия и мышцы и обернутая рваной кожей. Жировые накопления, расплываясь по земле и, смешиваясь с всё более сгущающейся кровью, образуют какие-то непонятной формы лужицы.

МОМЕНТЫ
Временами он злился на себя из-за того, что не мог относиться к жизни так же легко, как безмятежно спокойные индивиды, в некоторой степени самовлюблённые и в этом своём самопочитании самоуверенные. Подобно им он не мог не обращать ни на что и ни на кого внимания, не мучаясь требованиями совести и не будучи склонными к душевным терзаниям. «Угораздило же меня родиться чёртовым полуметафизиком – полумеланхоликом» – раздраженно восклицал он в такие моменты.

РЕЦИДИВ
Я постоянно слышу голоса. Вижу чьи-то лица, обезображенные ожиданием. Какие-то образы, изувеченные Временем, предстают предо мною, протягивая ко мне свои руки. Они окружают меня, замыкая круг. Затем краски начинают размываться и картина размазывается. Образы исчезают, уносимые чёрными всадниками в сумрак Неведомого. Однако проходят какие-то мгновения, и все начинается заново.

 
ЦИТАДЕЛЬ
«Время - движущийся образ неподвижной вечности».
(Жан Жак Руссо)

В пустоте смысл обретает контуры. Временами желание найти, наконец, свой причал и тихую гавань забвения становится почти невыносимым. Пусть сомнения покинут мир, пусть боль оставит род человеческий. Снизойди на меня осенним дождём, коснись меня снежинкой, сумеречной тишиной войди в меня, первозданным светом раскрой моё сердце, позволь мне прикоснуться к пониманию. Взыскуя неизвестное, я потерял самого себя. Сквозь одинокие ночи грёзами я рисую тишину на потолке, пытаясь вновь и вновь избавиться от призраков, осаждающих меня несметным воинством своим. Я подобен цитадели, окружённой порождениями моих желаний, стремлений, страхов и непонимания.