Танки на крышах. Ч. 1, гл. 18

Влад Васильченко
                Г л а в а   18

         Иногда мне кажется, что мной обязательно должен кто-то руководить. Я  неплохой исполнитель, но самостоятельно способен подчас на совершенно идиотские решения и поступки.
         Однажды в феврале я с подачи Шухрата купил у одного из его замбийских приятелей холодильник. Этот парень несколько лет назад был врачом, коллегой Шухрата, но после какого-то кошмарного проступка, который он совершил на дежурстве, будучи абсолютно пьяным, у него отняли диплом и выгнали на улицу. Он стал подрабатывать в мастерской по ремонту всякого старого барахла, включая холодильники.
         Шухрат, зная о моем желании иметь холодильник, познакомил нас. Он, правда, советовал мне добавить денег и купить маленький, но новый, из магазина. Я купил у его приятеля большой, но реставрированный. Потому что дешевле. «Скупой платит дважды», - сказал один мудрец много веков назад. Казалось бы, зачем проверять то, что проверено самой жизнью и давно превратилось в аксиому? Ну как же, я же и сам – «мудрец»!
         Мое приобретение ревело, как скотина на сносях, не давая спать по ночам, а когда отключался агрегат, тряслось так, что внутри него со звоном падали бутылки. Весь этот кошмар продолжался недели три, после чего он, наконец, замолчал. То есть, совсем замолчал, сдох. Месяца полтора я звал тех, кто продал мне это чудо бытовой техники. Приехали, наконец, покопались чуток, реанимировали вторично и уверили, что это была только «клиническая смерть». Холодильник работал. Не работало только реле, поэтому теперь он гудел сутками безостановочно. Хорошо, хоть не трясся. Но пскольку это все-таки был не вечный двигатель, вскоре он сдох снова, и на сей раз смерть была окончательной. Три месяца я пытался вызвать тех деляг, но несмотря на обещания, никто из них в «реаниматоры» больше не рвался. К концу моего пребывания в той квартире я уже просто просил забрать у меня этот технический труп, убеждая тех «мастеров», что я вскоре перееду и буду вынужден оставить его на произвол судьбы или выкинуть с балкона. Но ехать ко мне по-прежнему не спешили. Отчаявшись, я вначале самостоятельно, потом через Шухрата, а затем уже и через полицию, попробовал получить назад свои деньги. Шухрат на конфликт не пошел, намекнув мне, что если бы я в свое время послушал его совета, проблемы не возникло бы. А вот полицию эти дельцы слегка поначалу испугались. Через неделю они приехали и забрали, наконец, эту свежевыкрашенную блестящую рухлядь, поклявшись расплатиться со мной через десять дней. Теперь у меня не было ни холодильника, ни денег, и стало непонятно, за что я платил. Еще через месяц я с трудом получил половину своей суммы, после чего они перестали отвечать на телефонные звонки. Застать их на рабочем месте тоже не удавалось из-за добросовестных дозорных. Даже полиция, к полному моему удивлению, оказалась бессильной. Но в дальнейшем у меня возникли большие и небезосновательные подозрения, что это  «бессилие» было оплачено частью моих денег.
         Подобного рода «решения» мне приходилось принимать и раньше, хоть и не очень часто. Вот и на этот раз я совершил очередной ляпсус. Какого рожна я залез в эту халупу, которая жильем могла называться или только символически, или только в насмешку? Кода я приходил на нее посмотреть, там еще жили люди и квартира показалась мне более или менее приличной. Во всяком случае, она смотрелась лучше, чем все, что я видел до этого за все время своих поисков. Но когда я приехал в совершенно пустое помещение, я был ошеломлен его убожеским видом.
         Потолок – однослойный шифер, уложенный на стропила, торчавшие непосредственно в комнату. Днем находиться внутри было невозможно от того, что он раскалялся. А во время дождя стоял невообразимый грохот. На одной из стропил была подвешена жалкая люминисцентная лампа, под которой даже читать было невозможно. Вместо ванной - душ, в котором работало только штук десять дырочек. Я пробовал прочистить остальные, но сломал несколько иголок, потому что это были уже десятилетиями спрессованные соли, превратившиеся в камни. Мыться пришлось, обливая себя водой из ведра. Зеркала не было даже в виде маленького осколка, поэтому бриться удавалось только благодаря тому, что я знаю свою физиономию наизусть, как таблицу умножения. Кухонного стола не было. Его заменяла та часть мойки, где обычно сушат посуду после мытья. Никаких решеток на дверях не было. Простая деревянная дверь со множеством щелей между досками закрывалась на обыкновенный дверной замок «производства ЧТЗ». По стенам бегали тараканы, по полу и стропилам – крысы*, по двору – давно немытые дети. Кроме меня во дворе проживало еще семь замбийских семей, включая самого хозяина. Все соседи смотрели на меня, как на сумасшедшего, и в этом они были правы. Нормальный человек в таких условиях жить не может.
-------------------------------------------------
         * - Одна из них разбудила меня в первую же ночь, пощекотав мою щеку своими усами и дыша мне в ухо. Другую, на третий день своей жизни в этой «квартире», я выловил из ведра, в котором замачивал свои рубашки для стирки. Она утонула там, то ли упав с потолка, то ли из желания попить ароматной водички. Пришлось отправить ее в унитаз.

         Единственной отрадой была Орин, которую я, сгорая от стыда, время от времени вынужден был приводить в эту пещеру. Наши взаимоотношения к тому времени превратились в своеобразную спокойную влюбленность, были ровными и теплыми. Орин иногда отлучалась на какие-то свои гастроли и ее не было по неделе, но возвращаясь, она всегда привозила что-нибудь вкусное из местных экзотических продуктов. Столь не типичное для африканки поведение вселяло в меня почти твердую уверенность в ней. Она тоже переживала со мной
происшедшую неприятность, и хотя  не очень заметно, но сочувствовала моей униженности.
         Но надо сказать, что по сравнению с соседями я жил, как король. Их жилища по размерам и убранству больше напоминали собачьи будки.   
         А когда я в ближайшую субботу побывал у Павла, я понял, что у меня не так уж все и плохо. Им в спешке тоже пришлось согласиться на временный и дешевый вариант. По случаю они сняли это «жилье» у землячки Элеоноры, с которой они познакомились в церкви. Условия, в которых они оказались, были еще страшней, чем у моих соседей.
   - Через неделю я уезжаю, - сообщил мне Павел, откупоривая бутылки с тоником и с тоской глядя на окружавший его семью ужас.
   - Куда? - поинтересовался я, открывая бутылку джина и разливая по стаканам.
   - В Танзанию. В Дар-ес-салаам, - ответил он, булькая тоником в стаканы с джином. - Там можно спокойно заниматься бизнесом. Там лучше банковские правила. И цены на все гораздо ниже. А на досуге и в океане поплавать можно. Здесь у меня снова дело вязнет. Скоро опять буду лапу сосать. Пока поеду один, обустраиваться, искать квартиру. Как только найду, заберу своих.
   - Завидую, - с тоской сказал я, поднимая свой стакан. - Ты птица вольная. А мой контракт на три года. Мне еще почти два года жрать это дерьмо.
         В этот момент вошла Элеонора и, увидев наши телодвижения, молча достала третий стакан. Поставив его рядом с бутылкой, она села на стопку книг у стены и выразительно воззрилась на мужа.
   - Пьяница, - констатировал Павел, наполняя подставленную посуду.
   - Пошел на х... – парировала Элеонора на русском языке почти без акцента, очаровательно при этом улыбнувшись.
         Я громко расхохотался и долго не мог остановиться. Павел как всегда хмыкнул и мотнул головой. Но оживился.
         Тысячу раз был прав Илья Николаевич: чувство юмора помогает выжить в любых условиях. Даже дом на этом фоне показался нам не таким уж безнадежным.
   - Ты появляться-то будешь время от времени? - спросил я, успокоившись.
   - Конечно. Часть моего бизнеса здесь, поэтому приезжать я буду. Где тебя найти, знаю.
   - Ну давай, - поднял я снова свой стакан. - За твою удачу. Пусть вам наконец повезет.
         Мы булькнули и загрызли сухариками с запахом сыра.
   - Еще один тост, - вспомнил я одно из своих любимых высказываний подобного рода. - За здоровье наших врагов!
   - Чего это ты? - удивленно взглянул на меня Павел.
   - Если бы у нас не было врагов, мы бы перестали ценить своих друзей.
   - Оригинально.
         Мы повторили все движения и звуки, включая хруст сухариков. Павел вдруг внезапно всхлипнул. На его глаза навернулись слезы. Наполнив снова свой стакан, он поднял его и сдавленно произнес:
   - Давай за тебя. То, что ты для нас сделал, не сделал бы никто. Я не знаю, что вообще было бы с нами. Спасибо тебе за все.
         Я невольно прослезился тоже. Какими же сентиментальными мы становимся с возрастом! Я поднял свой стакан.
   - Скромные герои в таких случаях говорят: «На моем месте так поступил бы каждый».
   - Где вы тут? - послышался из-за двери голос Эркина.
         Они приехали с Сашей. В руках у них были пакеты с продуктами и бутылками. В доме сразу стало слишком тесно и шумно.
   - Праздник у меня, пацаны! - проорал Эркин. - Баба моя сваливает. В Лондон, к своему родственнику. Навсегда!
   - Снова врет, - усомнился я. - Только опять бабки с тебя снимет.
   - На сей раз не врет. Я сам для нее билет купил. И шмотки она собирает. Там ей работу нашли. Все! Конец! Я свободен! Сегодня напьюсь, а как только исчезнет, полный дом баб соберу. Один раз попразднуем от души. Наливай!
         Налили, естественно. И не только ему. Я сказал один из своих любимых тостов, который когда-то, во времена Лигачева, услышал от своего друга Генки:
   - Не дадим записать зеленого змия в “Красную книгу”!
         Когда пить уже было нечего, а тем более - закусывать, и было совершенно ясно, что «зеленый змий» будет жить и здравствовать в веках, Эркин спросил:
   - Что ты там за сарай себе откопал? Я думал, что у тебя нормальная квартира, а Саша говорит, что больше похожа на шалаш.
   - Да нет, все в порядке. Красивый двор с цветами. Секьюрити на воротах.
   - Так ты что, теперь во дворе живешь? Ну-ка поехали к тебе, посмотрим.
   - Вообще-то в такие дома гостей не приглашают. Но куда деваться, другого у меня нет. Поехали.
         Саша, проехав по дороге сквозь магазин, доставил нас в лучшем виде. Эркин деловито прошелся по всем помещениям моей новой квартиры, а потом сказал:
   - Крепко твой профессор тебя опустил. Ты вот что, как только моя баба слиняет, собирай свои причиндалы и перебирайся ко мне. Места у меня хватит, ты знаешь. Потом спокойно подыщешь себе что-нибудь приличное.
   - Не могу. Эта конура оплачена на три месяца вперед. Когда к концу подходить будет, обгавкаем. Давай, по последней! 

         Через неделю в крупнейшем лусакском супермаркете с бередящим воображение названием «Мандахил», который с моим переездом оказался ближе всех к моему дому и куда я теперь регулярно ходил за продуктами, я случайно встретил Шухрата. Новости он тоже уже знал.
   - Поехали к тебе. Я хочу посмотреть, как ты устроился на новом месте.
         Мы прошлись по магазину, накупили закусок. Шухрат, как я за все наше замбийское житье не раз убеждался, всегда возил с собой свой любимый «Смирнофф», который по дешевке покупал на оптовом рынке. Поэтому и тогда, кстати, при нашей первой встрече, он оказался «подготовленным», и я совершенно напрасно в чем-то его подозревал. 
         В замбийской водке я разочаровался уже давно. Пожалуй, с того самого моего юбилейного дня рождения Я предпочитал джин с тоником. Не умеют в Африке делать водку. Да и возраст мой уже не водочный. Джин с тоником пьется легко и вкусно, и по утрам не пахнет. И головка не «бо-бо». Кроме того, тоник содержит квинин, а это прекрасная профилактика малярии*.
---------------------------------------------------------
         * - Я не болел малярией только потому, что сам лечил комаров. Насосавшись моей крови, в которой циркулирует квинин, они сами становились здоровыми и переставали быть опасными для других людей.

         Когда мы зашли в то, что теперь называлось моим домом, Шухрат застыл на пороге, оглядывая представшую перед его глазами картину.
         Сам он, со всей своей большой семьей, жил в добротном многокомнатном доме со всеми удобствами и двумя совмещенными санузлами, с большим, прочно огороженным двором, прекрасным садом и прислугой. У них было две машины на семью и все, что нужно для комфортной жизни. А по двору бегало пять собак, которые тоже не дохли с голоду.
   - Ты понял, почему профессор тебя выселил оттуда? - спросил он меня, когда первый шок остался позади и мы сели за стол*.
         * - Маленький низкий журнальный столик, приобретенный мной на второй день после переезда с помощью Саши.

   - Да, - кивнул я головой. - Но я на них «поклал». Большой жирный крест.
   - Не быкуй. Шеф прищемил тебя за то, что ты пустил квартирантов. Ты пострадал из-за них. И что тебе удалось заработать?
   - Ничего, кроме безденежья, неприятностей и собачьих условий. Но по-другому я не мог. Когда маленькие дети...
   - Оставь ты эти глупости! Если бы ты этого не сделал, Павел спокойно нашел бы другой выход из положения. Не волнуйся, у него здесь много связей. Без крыши над головой он бы не остался. Он выбрал самый легкий вариант*.
         * - То же самое, кстати, утверждала Сашина мама – безусловно мудрый, знающий  жизнь и замбийскую конъюнктуру человек. Еще одна высказанная ей версия: шеф наказал меня за то, что я ослушался и не стал никого звать в помощники на ту операцию.

         Вспомнив, в каких условиях ютится сейчас Павел со своей семьей, я очень сильно засомневался в обилии его «связей», но обсуждать это с Шухратом не захотел. Мы располагали разной информацией.
   - Он обратился ко мне, а я отказывать не умею. Кто-то только молится, но кто-то же должен совершать и поступки.
   - Ну и дурак. Ты думаешь, он скажет тебе «спасибо»? Ни за что! Вот и сиди теперь... - он обвел рукой все, что нас окружало.
   - Придется  сидеть.  А «спасибо» он мне сказал, только оно мне не нужно. Для
меня важней, что я сделал добро для детей, для семьи, а потому могу сохранить к себе уважение.
   - Я же говорю – дурак. Без штанов, но с самоуважением. «Горбатого могила исправит».
   - Что поделаешь, видимо, такова моя судьба. Натуру не изменишь.

         В понедельник я приехал домой после работы в обычное время. Положив свой кейс на стол, я по привычке направился к своей магнитоле.   
         Из-за своего одиночества еще в той квартире, в первые свои дни, я возненавидел полную тишину. Поэтому после того, как я приобрел магнитолу, я всегда, когда оставался один, включал тихую  музыку.
         Но сейчас на ее месте было пусто. Несколько секунд я стоял неподвижно, пытаясь вспомнить, куда я мог ее подевать. В голову ничего не приходило. И тут осознание облило меня внезапным потоком ледяной воды – меня обокрали!
         Я быстро просмотрел все свои вещи и понял, что моя догадка верна. Воры поработали на совесть. Кроме магнитолы, украли фотокамеру – «мыльницу», деньги, которые я получил всего неделю назад и кое-что из не новых, но нужных мне вещей. Кто!? А никто. Просто украли и все. Двор охраняется, чужой не войдет. Признаков взлома нет. Ключ в единственном экземпляре всегда при мне. Значит, кто-то из соседей, а может быть, и сам хозяин. Возможно, у него есть дубликат ключа. И совсем не исключено, что вообще во всех домах этого двора замки одинаковые. А хороший взломщик может открыть любой замок даже женской заколкой для волос. Что делать? Ходить по домам и делать досмотр? Кто мне позволит? Да и сам я никогда не оскорблял людей напрасными подозрениями. Что бы я там ни думал, но «не пойман – не вор». Так нагло меня обокрали второй раз в жизни.
         В годы, предшествовавшие пресловутой перестройке, был пятилетний период, когда я получал приличную по тем временам зарплату. Я стал переводить больше половины ее на книжку. Примерно через два года я собрал столько, что решил еще через пару месяцев купить хоть и подержанную, но приличную машину. Но тут подоспели перемены, и началась неудержимая и бешеная в своей стремительности инфляция. Я ждал каких-то банковских реформ, но они так и не произошли. В результате мои деньги превратились в жалкие копейки, которых не хватило даже на блок сигарет. Я подарил их стране, обобравшей меня с легкостью весеннего ветерка. Это было первой кражей.
         А когда перестройка завершилась развалом страны, я как-то шел с работы домой по одной из многолюдных центральных улиц, тоскливо размышляя о  свалившихся на наши головы переменах. Внезапно меня остановил микрофон, который кто-то сунул мне под нос. Я поднял взгляд и увидел направленную на меня телекамеру.
   - Добрый день, - сказала симпатичная ведущая неведомой программы. - Могу я задать вам один вопрос?
   - Задавайте, но не обещаю, что смогу на него ответить.
   - Сможете. Это несложно. Скажите, пожалуйста, как вы боретесь со стрессами?
         Я было решил, что идет какая-то прямая передача и хотел отшутиться примерно в таком духе: «А очень просто. Стакан водки и хороший закусон». Но посмотрев в ее искренние глаза, ответил серьезно:
   - Никак. Я к ним постоянно готов, и просто жду, с какой стороны стукнет следующий. Сегодня – очередной виток инфляции, который сделает меня нищим, завтра меня уволят с работы за незнание государственного языка, послезавтра у меня под окнами будут митинговать исламские экстремисты, через два дня умрет от инфаркта кто-то из близких мне людей. И так бесконечно. Какой смысл бороться со стрессами, если они налетают неожиданно, один за другим, со всех сторон, и все это от меня никак не зависит? В доперестроечные времена своих сюрпризов тоже хватало, но все-таки была какая-то относительная стабильность. А сейчас главный стресс – сама перестройка с ее уникальным финалом.
         Мое интервью в эфир не пустили, из чего я заключил, что в Узбекистане все осталось по-старому: сначала хаотичные массовые съемки, а потом кропотливый монтаж с участием цензора.
         Но я тогда не врал. К тому времени я уже пришел к твердому убеждению, что лучшим средством от любого стресса является постоянная к нему готовность.
         Она выручила меня и в тот раз. Я принял случившееся, как свершившийся факт. Мой внутренний «компьютер», опираясь на жизненный опыт, моментально пропустил через извилины свежую информацию, выдал заключение о необратимости и посоветовал быстрей успокоиться и забыть. Но легко сказать: «забыть». Карманных денег, как я их ни растягивал, надолго не хватило. А когда вынужденно занимаешь, а потом со скрипом выплачиваешь долг, то пока ты это делаешь, все равно будешь помнить обо всем, кляня на чем свет стоит всех воров мира.