***

А вот если бы у меня случилась амнезия?!
Если бы память умерла?!
Вот просто так. Без лишних слов и заморочек отказалась бы жить?!

Я бы ничего не помнила, но верила бы, что это Бог мое сердце наказывает! Бог душу мою терзает страхом!

- Меня пугает будущее!
- А меня пугает прошлое. Столько всего пережить и остаться ни с чем. Ты не знаешь будущего и не можешь знать, правильно нога ступила на мрамор или нет. Когда знаешь, это уже настоящее.

Осуждаете  или поддерживаете людей. С пеной у рта доказываете их правоту или нет.
Вы НИ-КОГ-ДА не были в такой ситуации, потому ваши крики, доказательства и убеждения бесплодны. Никто не знает, как бы он поступил в той или иной ситуации. Вот, что страшно!

Но я-то знаю,что эта незаконная потеря памяти отняла бы у меня ЕГО.
Все отняла бы.
Как это, не в состоянии солеными губами вытолкнуть на свет Божий его имя?!
Как это, не знать слово "виолончель", ведь он сотни раз выдергивал, вырывал, вытаскивал, выталкивал, да миллионы таких ВЫ!! ...  робкие и безнравственные звуки из деревянного лакированного артефакта. Они, эти визги и придыхания, впоследствии превращались в огненный столп чувств и передавали нестойкие летучие ощущения. Инструмент, одухотворенный к этому времени, готов был взорваться от каждого прикосновения смычка. И когда ты это слушаешь, нельзя увидеть смысл, не совпадающий с вложенным изначально замыслом. Вообще-то он никогда не вкладывал замысел в свою игру. Он просто творил. Творил прямо у меня на глазах и был великолепен. Он будто трагедийный актер держащий в руках свою покорную марионетку...
И как представить, что ЭТО станет просто словом "ви-о-лон-чель". И ни одной струнки где-то внутри затрагивать больше не будет?!
А впрочем... я ни разу не слышала, как он играет. Он играл. Во сне. И в мечтах.

Как это, не говорить каждый вечер:"Доброй ночи, Незабвенный".
Как это, проснувшись, но еще не открывая глаз, не шептать в пустоту комнаты:"Доброе утро,Отрешенный".

Как это, слушать его имя, тысячи таких имен, и не слышать его?!
И наступившее внезапно беспамятство лишит меня таких незаменимых друзей, как Ночь, Дождь, Ветер, Звезда...

Ночь... Она же придет, как в сотни прошлых раз, ко мне, чтобы укрыть меня своей неторопливой тенью, чтобы стереть слезы и выпустить в свое никогда не спящее небо десятки белых журавликов, сотканных из наших с ней воспоминаний. Она же придет, чтобы снова улыбнуться мне и напеть шумным счетом цикад, и хрустом разбивающихся о жизнь глупых снежинок, и настороженным мерцанием дедушки фонаря, который так хочет спать, но никак не может сомкнуть свои воспаленные веки о том, что оно будет, что оно обязательно будет, это совсем не понятное ей "светло". Она рассказывала, что люди всегда говорят это слово. У них все светлое: грусть светлая, день светлый, любовь светлая, завтра светлое, будущее светлое, даже цвет волос и тот светлый. Она как обычно постучится в окно, а я не вспомню ее. Ночь... Для меня она перестанет значить так много. Ведь больше нет наших с ней воспоминаний, а значит, и нас нет. Есть я и Ночь. Она обидится, и больше не будет приходить. Все лето не будет. Люди назовут это белыми ночами, но они не правы. Они будут белые, но это уже не будут ночи. Ведь она не узнает, что у меня амнезия.

И мой ласковый Дождь больше не сможет впитывать мои янтарно-теплые слезы. Ведь забирать холодные и мокрые слезы боли, обиды, жалости, скорби он не захочет! Ему будет больно. Но и Дождь не узнает, что я не умею плакать так, как плакала раньше по любви. Я не помню.

Даже добродушный и понимающий Ветер, всегда приносящий мне запах выпечки, цветов, зимы, костра и много других приятностей, осушавший мои соленые океаны, плачущий и срывавшийся вместе со мной, всегда веселивший меня своим воем, лаем, стуком, отвернется от меня. Станет колючим, злым и порывистым. Но мне все равно, это уже не Ветер,а всего лишь ветер.

И безумные Звезды, неустойчивые, активные и жаждущие жить, которых я всегда жду на ночном небе, чтобы подгадать момент и лихорадочно попросить Всевышние Силы, чтобы Этот Человек был счастлив, тогда, когда я вижу, как умирает моя подруга. Эта жестокость приучает к жизни. Но я-то знаю, что она счастлива в момент падения.  Они станут холодны и циничны после наступления темноты в моей памяти. Они не поверят мне.

Как это, не любить его?!
Это страшно! И не дай Бог, испытать такое!

Если мою память будут убивать, будут насильно вести ее к плахе, привязывать к электрическому стулу, я не сдамся! Я ни за что не разрешу исчезнуть той жизни, которую я называю Жизнь.
Она, моя исстрадавшаяся память, должна быть якорем в моем плавании. Она просто должна быть.
Но все-таки, в случае ее гибели, прошу все завещанное сжечь и, перемешав с обугленными пылинками сгоревшей бумаги, развеять на его улице. Чтобы Он ВСПОМ-НИЛ и вернулся к той,что потеряла память. Чтобы отдать ей /на память/ свой томик абсолютных истин.
Ведь она так любила читать.