Гришаня так себе актер.
Слишком все.
Сядет на диван с кружкой чифира в руках, глотнет, затянется, вздыхает:
-- А сердечко-то прыгает.
Косит под каторжанина и бродягу. А из всех узилищ мира, видел только местный обезьянник, куда его пьяного в дрова забирали девятнадцать лет назад.
Сейчас будет длинное предложение.
Воплощает так, перенял утрированные манеры, взял повадку битого-перебитого арестанта, подпустил киношных образов Шукшина и Георгия Ивановича Буркова, и шарнирно-надорванный тип лагерного завсегдатая готов. Но ***во. Действует только на непуганых малолеток и зачмыренных окрестных алкашей.
Качумчик, который здесь, может, и под забором валяется, а на кичмане в твердом авторитете пребывает, ему даже в торца не выписывает. Брезгует.
Качум между посадками пьет, но не с Гришаней.
А с кем придется.
Лишь бы не зашквариться.
Зато, Ганс Гришане первый друг. Такой же красавец, но помоложе. Башка бритая, когда разговаривает сопли летят, на мизинце грязный ноготь три сантиметра, организм в мутных партачках.
Десять ходок – все по году.
Его за один только отращенный ноготь, при случае, офоршмачить можно.
Ходят люди по краю, и ничего.
Вообще, у них кишка тонка. Ни на рывок, ни на запланированное преступление не способны. Только по синьке. Только на самое гнусное. То, что называется с особым цинизмом. Пенсионерку изнасиловать. Инвалида какого-нибудь отмудохать ботинками сорок третьего размера по голове. У старой матери пенсию отнять. Классика. Взять пива с водовкой и представлять.
Правая рука во фронтальной распальцовке. Левая, с оттопыриным мизинцем, держит стакан. Сидят, типа трут. Вот только лагерями и пересылками хвалиться не могут. Нет лагерей. Нет пересылок. А как порывает сказать небрежно-отягощенно, что-нибудь про крытую, да затянуть «Владимирский централ».
Черти.
Чиф-чиф-чифирок.
Окажи внимание блатному миру.
Так и жили годами: коптили атмосферу, обходили стороной Качума, обирали пьяных, не брезговали прошвырнуться по помойкам.
Напускали вид.
Шарнирности прибавлялось, блатная истерика, при случае, начиналась с полпинка и как бы сама собой.
Рамс крепчал.
Потом оба пропали. Никого это не удивило. Чего еще ждать от двух клоунов.
Сейчас опять будет длинное предложение.
Но если Ганс, придурок, просто уехал в родную деревню, накочевряжившись в городе и поняв, что ему здесь не светит, то Гришаня, ни много ни мало, рванул в северную столицу Санкт-Петербург, где поступил на курсы сиделок (каламбур случаен).
А спустя некоторое время отбыл на работу в соединенные штаты Америки.
Видать, на берегах Миссисипи пенсионеров окучивать.
Карма, что ли.
Некая современная поэтесса, мощи совершенно нечеловеческой, по сходному поводу заметила. Цитирую по памяти: «Умру, будешь знать, как меня не ****ь».